Отдел "Порносек"

Тот день начался с шокирующей новости. На двухминутке ненависти сотрудникам Министерства правды сообщили, что Евразия изменила альянсу с Океанией, переметнулась на сторону проклятых остазийцев и ударила по океанийским войскам на всей линии соприкосновения в Египте, Судане, Афганистане и Индии.

Неслыханное предательство! Чудовищный удар в спину! Разве благородная Океания когда-нибудь поступала подобным образом? Очевидно, что коварные евразийцы долго вынашивали свою измену, что давно втайне сговорились с остазийскими варварами и только ждали удобного момента... Что, в сущности, Евразия всегда воевала с Океанией... Как бы то ни было, теперь Океания осталась в одиночестве против альянса двух других держав, и это грозило полной катастрофой.

Джереми Пайк, молодой текстоматчик из Отдела литературных машин, всё ещё под впечатлением от скверных новостей, подходил по коридору к своему офису. Тут его настигло новое потрясение. Двое пролов в спецовках выносили из офиса его, Джереми, текстомат — его славную "Победу-1982". Как? Неужели норовистую машину всё-таки направили на переобучение? Как же теперь он, Джереми, будет синтезировать рассказы для литературного приложения к "Таймс"? Неужели ему придётся кочевряжиться на каком-нибудь глючном и тормозном гигапараметрическом хламе? Джереми в полном смятении вошёл в маленький офис, который делил со старшим коллегой Салливаном.

— Ну, не поминай лихом, — сказал Салливан с кривой улыбкой. — Переводят тебя от нас. Вместе с твоей машиной переводят.

— Как переводят? Куда? — спросил Джереми, ощутив некоторое облегчение. Пусть и в другом отделе, но всё-таки он останется при своей машине, к которой успел привыкнуть и даже полюбить.

Улыбка Салливана стала ещё кривее.

— В Грязевую палату. — Он кивнул на опустевший стол Джереми, где сиротливо лежал лист с приказом.

И это был третий за утро шок. Грязевой палатой в Министерстве правды прозвали его самую презренную часть — отдел порнографической и сексуальной продукции, сокращённо "Порносек". Там фабриковали непристойные фотографии и рассказы, а затем продавали из-под полы в запечатанных конвертах пролам, верившим, будто покупают что-то нелегальное. Членам Партии запрещалось даже смотреть на такую продукцию. По доходившим до Джереми слухам, текстоматчицами в том отделе работали только девственницы из Антисексуальной лиги. Считалось, что они в наименьшей степени подвержены половым соблазнам, и не испытывают от своей работы ничего кроме отвращения.

В профессиональных кругах также поговаривали, что порнотексты крайне просты для генерации — всего шесть базовых метасюжетов, одни шаблонные фразы, — и вовсе не требуют современных дорогостоящих лингвотронов. Простенькие двухъядерные "калейдоскопы" семидесятых годов вполне справляются. Но тогда какой смысл переводить в "Порносек" такую мощную машину как "Победа-1982"? А главное, зачем переводить туда его, Джереми Пайка? Он синтезирует тексты высокой сложности, он слишком квалифицирован для такой примитивной работы. Правда, он тоже девственник. Но это в данном случае вряд ли говорит в его пользу.

Уж не разыграл ли его Салливан? Но нет, приказ с подписью и печатью министра правды — члена Высшего Совета Партии, верного соратника Большого Брата, дорогого и уважаемого товарища Эдвардс-Причарда — выглядел слишком внушительно для розыгрыша. Теряясь в догадках, Джереми попрощался с Салливаном, собрал пожитки и пошёл с приказом по указанному адресу — в кабинет товарища Брэдфорда, начальника "Порносека".

Брэдфорд — худощавый, серьёзный, интеллигентного вида пожилой мужчина в чёрном комбинезоне Внутренней Партии — принял Джереми так любезно и обходительно, что тот даже слегка испугался.

— На вас, товарищ Пайк, поступили превосходные рекомендации, — сказал Брэдфорд, усаживая Джереми в удобное кресло. — Вы отлично справляетесь с очень сложным, практически уникальным текстоматом, а именно это нам и нужно. Вы, конечно, удивляетесь. Зачем такая машина как "Победа-1982", и такой первоклассный специалист как вы, такому отделу как мы? Сейчас я всё объясню. Но сначала вам придётся подписать вот это. — Он вручил Джереми лист подписки о неразглашении седьмого уровня допуска.

Джереми торопливо расписался, и Брэдфорд продолжал, интимно понизив голос:

— Запущена секретная программа снабжения порнолитературой членов Партии. В том числе, — он понизил голос совсем до шёпота, — и Внутренней Партии. Конечно, в провокационном порядке. Для выявления морально неустойчивых лиц и последующей товарищеской проработки. Сами понимаете, обычная наша продукция для пролов тут не годится. Это люди образованные, начитанные, с определённым уровнем литературного вкуса...

Брэдфорд выжидательно замолчал. Джереми медленно кивнул. Теперь до него дошло.

— Моя задача, — сказал он, — генерировать для них высококачественные порнотексты. Правильно я понял, товарищ Брэдфорд?

Начальник отдела кивнул, удовлетворённый его догадливостью.

— Отлично, Джереми. Поняли с полуслова. Уверен, мы сработаемся. А теперь идёмте. Покажу отдел и ваше место работы.

Рабочий офис "Порносека" был длинный, как коридор, многолюдный, душный и шумный. По обе стены сидели за мониторами сотрудницы — в самом деле молодые девушки, каждая с повязанным на поясе красным шарфом Лиги. Помещение заполняло нестройное хоровое щёлканье клавиш и тумблеров, жужжание дисководов, дребезг внутренних телефонов, звонки сигналов пневмопочты, скрип стульев — но в этом шуме почти не слышалось человеческих голосов: девушки работали молча, сосредоточенно. Они только поворачивали головы, чтобы кивком поприветствовать начальника, и тут же возвращались к делу. Трудовая дисциплина была здесь, как видно, на высоте.

Джереми шёл за Брэдфордом и украдкой, со жгучим любопытством, поглядывал на мониторы. Вначале стояли пиктоматы — генераторы изображений. Это были всего лишь килопиксельные чёрно-белые картинки, но даже на них Джереми разглядел больше, чем ему хотелось бы. После первого же пиктомата он покраснел и поспешил отвести взгляд. Затем пошли ряды стареньких "калейдоскопов". Брэдфорд попросил одну сотрудницу уступить место, сел за текстомат и показал Джереми на экран, пока пустой:

— Вот посмотрите, это наш базовый уровень, стандартный порнолит для пролов. Показываю просто, чтобы вы знали, от чего отталкиваться.

У "калейдоскопа" не было алфавитной клавиатуры. Только тумблеры и верньеры с загадочными для Джереми подписями типа BJ, MILF или 69, номерной диск с цифрами от 1 до 6, да ползунок с дюймовой шкалой. Брэдфорд пощёлкал переключателями, сдвинул ползунок и повернул диск на номер 4. По чёрному экрану медленно, рывками через паузы, поползли зелёные буквы:

>> ВСЕМ ПЕРСОНАЖАМ РАССКАЗА БОЛЬШЕ 18 ЛЕТ. НИ ОДИН ПЕРСОНАЖ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЧЛЕНОМ ПАРТИИ.

>> Я хочу рассказать реальную историю. Меня зовут Кларисса, мне 19 лет, я стройная блондинка с длинными ногами, большой грудью и длинными ногами. Я живу с матерью и отчимом дядей Джеком. С тех пор как я выросла, я не раз замечала, что дядя Джек бросает на меня похотливые взгляды, но не придавала этому значения. Однажды днём мама ушла на работу в заводскую столовую, а я осталась дома с дядей Джо. Мама поручила мне постирать белье. Я натаскала с колонки несколько вёдер воды, нагрела на керогазе и залила в лохань. День был жаркий. От этой работы я так упарилась, что решила раздеться догола. Но я не заметила, что забыла запереться на крючок! Я только успела замочить бельё и достать стиральную доску, и тут услышала, как дверь открыва

— Ну и так далее, — сказал товарищ Брэдфорд и нажал на красную кнопку "останов". — Четвёртый метасюжет — инцест, но поскольку я выставил жесть на двоечку, — он указал на верньер с подписью "hardcore" и градуировкой шкалы от 1 до 5, — мужской персонаж у нас не отец, а отчим. И обратите внимание на ошибки...

— Да, я заметил, — поспешил вставить Джереми. — Повтор про длинные ноги и путаница с именем отчима — Джек или Джо.

— Да, обычное явление. Поэтому всегда нужна ручная редактура. Конечно, не мне вам объяснять такие вещи. Идёмте дальше, провожу вас до рабочего места.

Брэдфорд встал и двинулся дальше. Джереми последовал за ним не без досады. Он ни за что и никому в этом не признался бы, но история Клариссы и дяди Джека-Джо захватила его фантазию. Ему хотелось читать продолжение! В голову закралась соблазнительная, даже предательская мыслишка — задержаться немного после ухода сотрудниц и запустить один из "калейдоскопов" чисто для себя...

Джереми с яростью подавил в себе эту мерзкую и опасную идею. Тем более что они с Брэдфордом уже дошли до конца длинного помещения и остановились перед последним в ряду, пустующим рабочим местом. На столе стояла такая знакомая, такая родная "Победа-1982".

— Сегодня задание будет испытательным, — сказал Брэдфорд. Его тон изменился, стал суше — он говорил с Пайком уже не как с гостем, а как с подчинённым. — Ваш текст увижу только я. Техзадание здесь. — Он вручил Джереми запечатанный конверт с грифом седьмого уровня допуска. — Сгенерируйте текст, распечатайте и отошлите мне по пневмопочте. В вашем распоряжении весь рабочий день, так что не торопитесь. В этом деле, товарищ Пайк, главное — не скорость, а качество.

Брэдфорд ушёл, а Джереми некоторое время сидел, не в силах пошевелиться. В голове у него царил хаос. Он одновременно боялся и жаждал увидеть то, что будет сгенерировано для него "Победой". И он всё ещё не мог изгнать из памяти Клариссу и дядю Джека-Джо. Все эти сосредоточенно работающие калейдоскопистки... у всех по мониторам сейчас бегут строки... пусть не той же самой истории, но очень похожих... и не только завязка сюжета, но и продолжение со всеми подробностями...

Нет-нет! Срочно выкинуть из головы эту пакость! Джереми решительно надорвал конверт и извлёк листок с техзаданием.

Он перечитал его несколько раз. Половину написанного было невозможно понять. Нет, слова были все знакомые, но в данном контексте употреблялись явно не в своём словарном значении. Что такое, например, "двуручная пила"? Или "сливки с шоколадом"?

Спросить у Брэдфорда? Нет, этим Джереми сразу показал бы себя недотёпой. Ввести в текстомат как есть? Но вдруг "Победа" тоже не поймёт истинного смысла этого жаргона?

Джереми нерешительно огляделся. Выход был один — спросить у соседок, больше не у кого. Заговорить с девушками, да ещё и о таких вещах, было смертельно страшно, но... Была не была! В конце концов, это рабочая необходимость. Такая уж у него, Джереми, теперь работа. Пусть и грязная — зато важная и перспективная.

Да, Джереми понимал, что с этими текстами-провокациями его втянули в опасную игру. Но понимал и другое: если всё пройдёт хорошо — карьера его обеспечена. Это не рутинная работа. Это секретная операция, благодаря которой он, Джереми, будет замечен и оценен серьёзными людьми. Такой жизненный шанс упускать нельзя. Джереми собрал волю в кулак и кашлянул, чтобы привлечь внимание соседки.

Довольно хорошенькая калейдоскопистка с обесцвеченными завитыми локонами сразу повернула к нему голову и ободряюще-вежливо улыбнулась. Видимо, она давно краем глаза наблюдала за новичком. Джереми, приободренный её вниманием, заговорил:

— Простите, товарищ...

— Можно просто Эмили, — любезно перебила калейдоскопистка.

— Эмили, очень приятно. Я Джереми. Знаете, я здесь первый день. Ещё не очень-то разобрался в вашей... э-э... специфике... Короче, я получил задание... — Он показал Эмили листок, но она испуганно отвернулась и замахала рукой:

— Нет-нет, я не должна это видеть! У меня только четвёртый допуск!

— Простите, простите! Я только хотел спросить... Здесь какие-то непонятные фразы... — Джереми набрал воздуха и выпалил: — Что такое "двуручная пила", "сливки с шоколадом" и "обратная вытяжка"? Вы можете объяснить?

— А, это? Конечно! — с облегчением сказала Эмили.

И объяснила.

* * *

Звонок пневмопочты прозвенел. Типография прислала отпечатанный текст. Джереми достал и раскупорил капсулу. Его руки всё ещё дрожали.

Четыре часа, пока текстомат генерировал рассказ, а Джереми направлял его запросами в диалоговом режиме, а потом редактировал вручную, подарили ему такую гамму эмоций, какую он не испытывал с тех пор как... Сложно даже вспомнить... С тех пор, как в летнем лагере "шпионов" лазил с другими мальчишками подглядывать в девчачью душевую? Нет-нет, теперь всё было гораздо хуже. Раньше Джереми даже помыслить не мог о вещах, которые так непринуждённо насочинял ему текстомат. Даже не поверил бы, что такие вещи может измыслить чьё-то воображение. Что такое может кому-то нравиться... кого-то возбуждать...

И самый-то ужас — что такое может возбуждать его самого!

Трясущимися руками Джереми развернул отпечатанный экземпляр, липкий от низкокачественной типографской краски. Прочёл:

КРОВАВАЯ ОРГИЯ В АФРИКАНСКОМ АДУ

— Смотрите, капитан! С того катера подают сигналы! — воскликнула Вайолет, приложив руку козырьком и вглядываясь в дрожащее марево воздуха над бескрайней гладью Голубого Нила, величаво несущего мутные воды сквозь девственные джунгли из раскидистых деревьев грум-грум и буйно цветущих псевдокатерпиллярий.

Действительно, какой-то катер шёл навстречу пакетботу, везшему юную Вайолет Блант на долгожданную встречу с её женихом, лейтенантом океанийской артиллерии Осборном Дорсеттом, в отдалённый гарнизон, затерянный в неизведанных дебрях Южного Судана. С того катера махали сигнальными флажками, и сердце Вайолет кольнуло недобрым предчувствием. Да, здесь мирная территория. На одном берегу — оккупационная зона Океании, на другом — союзной Евразии. Здесь и в помине не может быть остазийских врагов. Но всё же...

Капитан-индус приставил к глазам бинокль.

— Всё в порядке, мэм-сахиб, это евразийцы. Нам сигналят остановиться. Обычная проверка. Здесь участок совместного патрулирования, они в своём праве... Стоп машина! — скомандовал он в переговорную трубу.

Вайолет кивнула, но тревога не отпустила её. Тревога вообще не отпускала её с самого прибытия в эту чуждую, пугающую Африку. Она знала, что не успокоится, пока не прибудет в тот гарнизон с непроизносимым названием и не упадёт в крепкие, надёжные объятия жениха. Молодые люди познакомились по переписке, они никогда не видели друг друга, но Вайолет не сомневалась, что объятия Осборна окажутся крепкими и надёжными — и ещё, конечно, жаркими и страстными.

Вайолет, в свои девятнадцать лет ещё не знавшая мужчины, с трепетом сладкого волнения предвкушала то смутное, малопонятное, что произойдёт между ней и Осборном, когда после свадьбы они окажутся наедине, уже как супруги, в полном законном праве осуществить свой долг друг перед другом и перед Партией. Во всём её юном цветущем теле разливался томительный жар, когда она воображала себя и Осборна сполна принадлежащими друг другу, уже безо всяких преград в виде расстояния, правил, приличий, условностей и одежд...

Но сейчас Вайолет выбросила из головы эти сладостно-греховные мысли. Мотор пакетбота затих. Катер под красным флагом Евразии приближался и тоже глушил машину. На палубе стояли и ждали евразийские военные — дюжий офицер в белой тропической форме, в фуражке с красной звездой, со звероподобным полуазиатским лицом, и полуголые темнокожие солдаты и матросы.

Вайолет с трепетом ощутила на себе их жадные, животно-похотливые взгляды. Они так откровенно раздевали и лапали глазами её стройное женственное тело в лёгком комбинезоне, откровенно облегающем соблазнительные округлости, что девушка остро почувствовала свою беззащитность, свою полную доступность для этих необузданных самцов. Это было страшно. Но это и рождало в потаённых глубинах её тела смутные, тёмные, невыговариваемые ощущения... ощущения сродни тем, что она испытывала, когда, ворочаясь в постели бессонными жаркими ночами, воображала, как это произойдёт у неё с Осборном, гнала от себя эти постыдные фантазии, но не могла прогнать...

— Гюн айдын, на здрове, камераден! — приветственно прокричал капитан. — Биз Океанистани почта баркас. Ди фройляйн, — он указал на Вайолет, — Океанистани карамультук пешмерга аскери ханум. Панове камераден, фрай пасс эрлаубт, лютфен! — Повернулся к Вайолет и попросил: — Мэм-сахиб, приготовьте ваши документы, пожалуйста.

"Не нужно им никаких документов", — с отчётливым ужасом поняла девушка. На зловеще ухмыляющихся физиономиях евразийцев она прочла, что сейчас произойдёт нечто страшное... и предчувствие не обмануло.

— Океанистани дрэк ла кошер, абанамат, — хрипло прорычал громила-офицер и потянул лапу к кобуре на поясе. — Фрай пасс ясактыр! — И, обернувшись к своим головорезам, рявкнул: — Гойда погром!

В следующий миг — Вайолет помутившимся взглядом даже не уловила движения пистолета — вспыхнул выстрел, капитан схватился за грудь и пошатнулся, а два судна столкнулись, соприкоснулись бортами, и евразийцы всей толпой с бешеным рёвом...

Джереми судорожно оттолкнул лист.

Хватит. Хватит с него. Читать дальше — опять читать всё это — было свыше его сил. Он свернул рукопись в трубку, вложил в капсулу и вставил карточку с кодом кабинета товарища Брэдфорда. Отправив капсулу по трубе, откинулся на стуле и закрыл глаза. Нужно было просто отдохнуть. Просто дать мозгу уложить в себе всё происходящее.

* * *

Через час Брэдфорд вызвал Джереми по телефону. Пайк шёл к нему подавленным, не ожидая ничего хорошего. Но начальник приятно обманул ожидания.

— Не буду вас томить, Джереми, скажу сразу — я в целом доволен, — заявил Брэдфорд. — Считайте, что испытание вы прошли. Техзадание выполнено, качество текста превосходное. Но...

Брэдфорд отчеркнул ногтем строку в самом начале первой страницы.

— Во-первых, вы допустили политическую ошибку. Евразийцы никогда не были нашими союзниками, они всегда с нами воевали. Но это в данном случае грех небольшой. Текст не для публикации. Никто кроме вас и меня его не увидит. Сейчас важнее чисто литературные ошибки. Вот, например...

Брэдфорд перебрал несколько листов и показал Джереми абзац, обведённый красным карандашом.

— Эпизод с "двуручной пилой" совершенно нереалистичен. То, что здесь описано, невозможно чисто анатомически. Да, конечно, текстоматы часто допускают такие ошибки, но вы должны были исправить это вручную. Вы не исправили. — Брэдфорд испытующе глянул поверх очков. — Я вынужден сделать вывод, Джереми, что ваши познания по части женской анатомии крайне поверхностные, чтобы не сказать нулевые.

Джереми сжался в кресле, мечтая провалиться сквозь землю от позора. А Брэдфорд безжалостно продолжал:

— У вас нет практического полового опыта, не так ли?

— Н-нет, — выдавил из себя Джереми.

Брэдфорд снисходительно улыбнулся.

— Расслабьтесь, Джереми, это дело поправимое. У большинства моих сотрудниц его тоже нет. Но определённую ознакомительную практику они проходят. Для вас сейчас тоже организуем. — Брэдфорд поднял телефонную трубку, набрал номер: — Товарищ Кеннон! У вас есть сейчас не занятые девушки? Пришлите мне одну.

Пока Джереми терялся в волнующих догадках, что это будет за ознакомительная практика, Брэдфорд положил трубку и продолжал:

— К сожалению, Джереми, это не всё. Я заметил ещё несколько ошибок, которые вы пропустили. Вот, например... — Он порылся в бумагах и достал лист, сверху донизу исчирканный красным карандашом. — В двух предложениях подряд три раза повторяется "могучий десятидюймовый". Горбатого матроса-карлика зовут то Мехмет, то Ахмет. Солнце садится, через три абзаца садится снова, а в следующем абзаце опять "ослепительно отражается в величественном зеркале реки". Ну и в конце концов, откуда взялись на катере валторна, кондитерский шприц и чучело дикобраза? — Брэдфорд отложил лист и снова с особой пристальностью глянул на Джереми. — В других местах вы были гораздо внимательнее. Почему столько огрехов именно здесь?

Джереми ёрзал в кресле, как в пыточном устройстве, не в силах сказать ни слова. Брэдфорд сжалился:

— Я догадываюсь, Джереми. Вы пришли в сильное половое возбуждение и потеряли из-за этого концентрацию внимания и ясность мысли. Что ж, это мужская особенность. У наших сотрудниц обычно не бывает таких проблем. Это тоже поправимо. Когда у нас появляются сотрудники-мужчины, обычно им просто выдают бром. Но вы... — Брэдфорд интригующе помедлил. — Но вы, Джереми, на особом счету. Ваша работа настолько важна, что я счёл возможным предоставить вам одну привилегию...

В дверь постучали.

— Вызывали, товарищ Брэдфорд? — В кабинет заглянула та самая завитая калейдоскопистка, что так непринуждённо разъяснила Джереми здешний жаргон.

— Да, Эмили, заходите. У меня к вам деликатное партийное поручение. Нашему новому коллеге Джереми нужна товарищеская помощь. У него нет реального опыта в сфере нашей тематики, и я поручаю вам провести ознакомительное практическое занятие. В интересах качества нашей продукции, разумеется...

— О, — с непонятной интонацией произнесла Эмили, смерила взглядом багрового от смущения Джереми и поправила обесцвеченный локон. — Конечно, товарищ Брэдфорд. В интересах качества... конечно, я готова. Прямо сейчас?

— Вот ключ от кабинета для специнструктажа, — Брэдфорд протянул Джереми ключ на бирке. — Напоминаю вам, Джереми, — сказал он строго, — что Эмили как член Антисексуальной лиги принесла обет целибата и технически должна сохранять девственность. Поэтому в ходе практического занятия вы обязаны держать себя в руках, и в переносном смысле и в прямом, если вы понимаете, о чём я...

— Да-да, я понимаю, — сдавленно пискнул Джереми.

— Ключ будет ваш личный, Джереми, всегда носите его при себе. В будущем, если вы почувствуете слишком сильное возбуждение, затуманивающее ваш разум, обратитесь к любой свободной сотруднице. Я проинструктирую их. Попросите, чтобы помогла вам снять напряжение. Отказов быть не должно, это вопрос сознательности. Все девушки будут чётко понимать, что оказывают вам товарищескую помощь в интересах коллектива. А сейчас, — Брэдфорд привстал из-за стола и с протокольной улыбкой протянул руку, — поздравляю с первым днём на новой работе, товарищ Пайк, поздравляю с почти безупречным выполнением тестового задания, и добро пожаловать в "Порносек"! Вы оба свободны. Эмили, покажите коллеге дорогу в кабинет для специнструктажа.

* * *

Кабинет был тесный, с кушеткой и развешанными по стенам анатомическими схемами. К нему примыкала ещё более тесная душевая с дверью из треснутого матового стекла.

— Ну вот и всё, — сказала Эмили, застёгивая кнопки комбинезона. Её глаза весело блестели, как это было ни странно после столь грязного и непристойного действия. — Рада была помочь. Я только хочу сказать, Джереми, — её голос стал строже, — что всё это чисто по работе. Никаких отношений, понимаешь? Все мои чувства раз и навсегда отданы Партии и Большому Брату, и всё такое. Никаких свиданий вне работы, ни-ни, а то будут неприятности. — Эмили встала и принялась обвязывать красный шарф вокруг талии. — Но ты можешь вызывать меня сюда, как сказал товарищ Брэдфорд. Я ведь не всё тебе показала, — загадочным тоном добавила она. — Есть кое-какие штуки, от которых и девушка может получить удовольствие... Но вызывай не только меня! Других девушек тоже вызывай. Иначе будет похоже на отношения, а это, сам понимаешь, ни-ни. Ну ладно, пока! — Она бодро чмокнула Джереми в щёку и выбежала.

Так закончился его первый день на новом рабочем месте.

* * *

Прошло больше месяца. Джереми обожал свою новую работу.

Рассказы генерировались на отлично. Товарищ Брэдфорд не уставал его хвалить. Для снятия напряжения Джереми сводил в кабинет для специнструктажа всех мало-мальски симпатичных сотрудниц. Большинство подчинялись ему неохотно и равнодушно, из одного служебного долга. Поэтому в конце концов он выбрал трёх, которым эти спецзанятия и самим доставляли удовольствие: Эмили, рыженькую Синтию и мексиканку Хелену — и стал вызывать только их. Через месяц безупречной работы товарищ Брэдфорд выписал ему усиленный продуктовый паёк и пообещал через полгода улучшение жилищных условий: отдельную комнату в общежитии вместо койки в спальне на десятерых. Словом, Джереми вытащил счастливый билет, как сказал бы какой-нибудь прол (потому что только пролам разрешалось играть в лотерею).

Единственным, что омрачало жизнь, были новости. Даже из приглаженных официальных сводок было очевидно, что Евразия и Остазия бьют Океанию по всем фронтам. Участились и обстрелы Лондона ракетами из-за Пролива: воздушную тревогу объявляли теперь каждый день. В курилках и очередях шептались, что пахнет явной изменой, что какие-то вражеские агенты и гольдштейнисты прокрались на самый верх Минмира, что Минлюбви слишком либеральничает, что Океанию спасут только массовые, по-настоящему массовые расстрелы... Всё это, конечно, внушало тревогу. Но интересная работа позволяла отвлечься и забыть обо всём, что творилось за стенами.

И вот пришёл день, когда всё снова изменилось.

В тот понедельник Брэдфорд вызвал Джереми к себе в кабинет утром, оторвав от генерации историко-эротического рассказа о порочных нравах загнивающей дореволюционной аристократии. Брэдфорд сидел на диване и жестом пригласил Джереми присесть рядом, сигнализируя, что разговор будет неофициальным.

— Вы, Джереми, наверное, давно гадаете, почему у вас такие привилегии в нашем отделе, — начал он. — Вы, может быть, подозреваете, что я выделил вас неспроста. Что дело не только в вашей отличной работе. Что всё это — авансы, за которые я попрошу от вас каких-то ответных услуг. Да, Джереми, попрошу.

Джереми напрягся. Такой разговор не предвещал ничего хорошего.

— О каких услугах вы говорите, товарищ Брэдфорд?

Начальник отдела понизил голос:

— Должен вам сказать, что наша операция проходит просто великолепно. Сложилась целая неформальная сеть партийцев-любителей порно, которые тайно передают ваши тексты из рук в руки. И сейчас пришло время этой сетью воспользоваться. Когда я принимал вас в отдел, Джереми, я не рассказал вам всего. Цель всей этой затеи выходит за пределы провокации. По этой сети порнолюбителей, и через ваши тексты, будут распространяться определённые сообщения. Кодовые сигналы. Ваша задача, Джереми — на этапе ручного редактирования вставлять в рассказы определённые слова.

Джереми окаменел. Он понял, что это означает, и его парализовал такой смертельный страх, какого он ещё никогда в жизни не испытывал.

— Это... — еле выговорил он непослушными губами. — Какой-то... заговор?...

— Нет-нет, Джереми, как раз наоборот. Это антизаговор, тайная операция против заговорщиков. — Брэдфорд зашептал в самое ухо: — Враги ангсоца свили себе гнездо на самом верху Партии. Они хотят предательски воспользоваться нашими военными неудачами, ударить в спину, совершить переворот. Они повсюду — у нас в Минправды, в Минмира, в Минлюбви, в самом Высшем Совете... Нам, честным партийцам, верным соратникам Большого Брата, приходится конспирироваться, действовать с крайней осторожностью. Передавать сигналы даже вот такими экзотическими способами... Надеюсь, вы с нами, Джереми? — Пайк молчал, не в силах вымолвить ни слова, и Брэдфорд продолжал: — Понимаю вашу нерешительность, отлично понимаю. Риск действительно смертельный. Но и награда превзойдёт все ваши ожидания. Если у нас всё получится — конечно, я буду рекомендовать вас во Внутреннюю Партию. Вы понимаете, какие перспективы это открывает?

— Зачем вам нужен я? — Джереми наконец сумел выдавить из себя хоть что-то осмысленное.

— Очень правильный вопрос, Джереми. Потому что кодовые фразы нужно вставлять гладко. Они должны стоять на своих местах, не выглядеть чужеродными в тексте. Для этого нужен талант литератора, стилиста, редактора. Он есть у вас, но не у меня.

Джереми медленно кивнул, и Брэдфорд радостно принял этот знак понимания за знак согласия.

— Отлично, Джереми! Превосходно! Я ни секунды не сомневался, что вы будете с нами. Ещё раз: это ручная работа. Ни в коем случае не предлагайте машине сгенерировать текст с кодовыми словами. Ваш запрос сохранится в логах, кто-нибудь его прочитает и поймёт, что это слово имеет особую важность. Вы генерируете текст без кодовых слов, а уж потом вставляете их на этапе ручной редактуры. Всё поняли?

— Да, — сказал Джереми, чувствуя, что теперь уже поздно сдавать назад.

Брэдфорд вынул из кармана пилюлю и вручил Джереми.

— Спрячьте и всегда носите при себе. Это цианистый калий. Если за вами придут из Минлюбви... Поверьте, мгновенная смерть будет лучшим выбором в этой ситуации. Что вы сейчас генерируете?

— "Вечеринка у Черчилля".

— Отлично. Вот фразы, которые вы должны вставить, абсолютно дословно: "заказ предварительно одобрен", "овечье глистогонное", и "первые десять знаков кубического корня из шестидесяти пяти". Числительные — не цифрами, а словами. Идите и работайте, Джереми. — Брэдфорд с чувством пожал ему руку. — Партия верит в вас!

Задание оказалось проще, чем Джереми поначалу решил. Стиль речи Черчилля пришлось сделать несколько цветистым, но это только пошло рассказу на пользу.

Пригубив виски, Черчилль выпучил глаза, швырнул бокал на пол и плюнул в лицо остолбеневшему официанту.

— Господи Иисусе, что это?! Моча издыхающей шелудивой дворняги или овечье глистогонное? Низкородный смерд, да как ты посмел подать это пролетарское пойло мне — мне! — сыну герцога, лорду, премьер-министру Британской империи?!

— Но, милорд... заказ предварительно одобрен... — пробормотал несчастный юноша. — Когда составляли меню для вечеринки, вы сами...

Черчилль не стал дослушивать оправданий официанта, а мощным боксёрским ударом в скулу сбил его с ног. Гости весело зааплодировали этому мастерскому удару, отработанному на рингах Хэрроу и Королевской военной школы.

— Идиот! Неужели это было так сложно? Это ведь не интеграл вычислить, не первые десять знаков кубического корня из шестидесяти пяти! Подать дешёвый виски на вечеринке высшей британской аристократии и крупной монополистической буржуазии!

— Да полно вам кипятиться, Уинстон, этот болван того не стоит, — успокоительно похлопал его по плечу Георг VI. — Если хотите, я просто прикажу отрубить ему голову.

— Нет-нет, meine Herren, давайте накажем его по-другому! — вступил в разговор Рудольф Гесс, весело и плотоядно разглядывавший несчастного официанта, который стонал, держался за окровавленное лицо и пытался встать на ноги. — Эрнестик Рём рассказывал мне, какие штуки он и его парни из СА вытворяли с арестованными социалистами... Обещаю вам первоклассное развлечение!

Рассказ удался. Брэдфорд его одобрил. Но с того дня райская жизнь для Джереми кончилась. Он больше не знал покоя. Липкий страх владел всем его существом. Он чувствовал себя преступником, ему хотелось убежать и спрятаться каждый раз при виде полисмена или чёрного арестантского фургона Минлюбви. Он плохо спал ночами и даже перестал вызывать девушек в кабинет для специнструктажа, к немалой досаде Эмили, Хелены и Синтии.

Тем более что и новости становились всё тревожнее. Евразийцы и остазийцы уверенно выдавливали океанийские войска из Индии и с африканского конинента. Воздушную тревогу объявляли два-три раза в день. Активизировался и внутренний враг, судя по тому, как участились аресты. Стали исчезать знакомые Джереми: исчезли двое соседей по общежитию, исчез бывший сослуживец Салливан, исчезла даже одна калейдоскопистка из "Порносека". Эта последняя, правда, была некрасивая, и Джереми ни разу не вызывал её на специнструктаж, но остальные-то запросто могли назвать его имя на допросах! Он почти физически чувствовал, как смерть ходит кругами, как вокруг него с каждым днём всё теснее сжимается убийственное кольцо.

Когда Пайк осторожно делился своими страхами с Брэдфордом, тот лишь посмеивался:

— Выше голову, Джереми! Всё идёт по плану! Не могу делиться подробностями, но уверяю вас, скоро произойдут события, которые всё перевернут, и перевернут в нашу с вами, Джереми, пользу.

Но и Брэдфорд выглядел всё беспокойнее и тревожнее, и даже в разгар рабочего дня от него частенько попахивало джином "Победа". Иногда Джереми думал: не донести ли самому? Не выложить ли в Минлюбви всю правду об этой шифрованной переписке? Но он понимал, что донести ничуть не менее рискованно, чем не доносить. Ведь заговор (антизаговор?), очевидно, не мог бы так долго существовать без тайной поддержки в Минлюбви. Что если донос попадёт к одному из посвящённых? Словом, время было для Джереми непростое. Лишь работа, как всегда, позволяла отвлечься и забыться. Да ещё немного успокаивало наличие под рукой пилюли цианистого калия.

* * *

Странности начались с самого утра. Сначала завыли сирены воздушной тревоги. По телескрину передали, что в город проникли диверсанты, против них проводится боевая операция, и гражданским лицам запрещено выходить на улицы. В самом деле, из Восточного Лондона и Саутворка доносилась стрельба. Через час передали, что предыдущее сообщение было уткой, запущенной в эфир вредителями. Никаких диверсантов нет и не было, на улицы можно выходить. Потом велели оставаться дома и ждать важного правительственного объявления. Потом сказали, что предыдущее извещение было очередной вредительской уткой, что никакого объявления не будет, что в телецентре разоблачили сеть евразийских агентов, но эфир уже под контролем, и скоро ситуация нормализуется. Потом стали показывать балет "Саутгемптонская коммуна".

Джереми так и не понял, что происходит, и после отбоя воздушной тревоги пошёл на работу. По улицам чаще обычного разъезжали военные машины, на углах дежурило больше обычного патрулей, при входе в Минправды у Джереми не только проверили документы, но и обыскали и справились с каким-то списком, прежде чем впустить. Словом, происходило нечто ненормальное. Джереми зашёл было к Брэдфорду, но того не было на месте. Не было и его заместителя Кеннона, который обычно всегда дежурил в рабочем офисе. Исчезли? Оба? Рядовые сотрудницы знали не больше самого Джереми.

В сильнейшей тревоге он сел за свой текстомат. Кодовые фразы для сегодняшнего текста он получил от Брэдфорда ещё вчера вечером. Вставить их? Или постараться забыть, с учётом того, что Брэдфорд сейчас, возможно, даёт показания в Минлюбви? После мучительных колебаний Джереми решил, что лучше всего будет строго следовать инструкциям. Он включил текстомат и запустил синтез.

— Знаешь, нам надо последить за родителями, — сказал четвероклассник Уилл Стоун своей сестре-близняшке Мэрион. — Они очень странно себя ведут. Вечером, когда думают, что мы спим, запираются у себя в спальне, и оттуда слышны какие-то непонятные звуки. Что если они делают там динамит, или яд, или печатают листовки? Что если участвуют в заговоре, как консул Римской Республики в 32 году до нашей эры Гней Домиций Агенобарб?

— Не может быть! — испугалась Мэрион. — Папа и мама не могут быть вражескими агентами! Они хорошие!

— Про всех вражеских агентов тоже сначала думали, что они хорошие, — сурово разъяснил Уилл. — Всех могут завербовать враги, даже маму и папу. Я взял в нашей секции "шпионов" устройства для слежки. Сегодня вечером мы с тобой, Мэрион, выясним всё.

И Уилл гордо выложил перед сестрой стетоскоп, бинокуляр со световодом и засушенную бабочку.

— Зачем же нам бабочка Papilio machaon? — удивилась Мэрион.

— Просто для красоты, — объяснил Уилл. — Ну так что, ты со мной?

— Конечно! — воскликнула Мэрион, захваченная этим приключением.

Вечером дети в обычное время легли в постель, мама прочитала им главу из "Алисы в Зазеркалье" и поцеловала на ночь. Брат и сестра притворились спящими, но старательно прислушивались, что происходит за дверью детской. Они услышали, как сначала мама, потом папа принимают душ, а потом закрываются на защёлку в своей спальне.

— Пора! — прошептал Уилл.

Они бесшумно вскочили с постелей, достали из тайника бинокуляр и стетоскоп. (Бабочку-махаона они заранее пристроили на самое подходящее для этого место, между страницами 426 и 427 третьей слева книги на второй снизу полке шкафа под литерами Р-41). На цыпочках они вышли из детской и пристроились к двери родительской спальни.

Из-под двери пробивался тусклый свет. Должно быть, родители включили ночник. Это облегчало задачу. Уилл осторожно просунул конец световода в замочную скважину, Мэрион приложила к двери микрофон стетоскопа. Задыхаясь от любопытства и гордости в осознании себя помощниками Партии, охотниками на вражеских агентов, дети прижались к друг другу, вставили в уши по наушнику стетоскопа, прильнули глазами к линзам бинокуляра...

Резко продребезжал телефон.

— Джереми, ко мне, немедленно! — выкрикнул Брэдфорд.

Всё-таки не исчез! У Джереми гора с плеч свалилась. Он рысью прибежал в кабинет начальника и обнаружил того в необычайном возбуждении. Как только Пайк закрыл за собой дверь, Брэдфорд подскочил к нему и выпалил громким шёпотом:

— Началось! Джереми, началось! Сегодня, сегодня всё решится! — Он перешёл с шёпота на нормальный тон: — Я должен срочно уйти, Джереми. Оставляю вас исполняющим мои обязанности. Никуда не уходите, на звонки отвечайте как и.о. начальника отдела, а если... — Брэдфорд снова зашептал: — А если будут ломать дверь — надеюсь, пилюля при вас?

— Конечно, товарищ Брэдфорд, но... — Больше всего Джереми был сейчас потрясён своим неожиданным назначением в обход брэдфордовского заместителя. — А как же товарищ Кеннон?

— Кеннону нельзя доверять, его приставили ко мне враги, — отмахнулся Брэдфорд. — Я его изолировал. Работайте, Джереми! Обещаю вам, через несколько часов выяснится всё. — И Брэдфорд стремительно удалился.

Несколько часов прошли в томительном безделье и удушающем страхе. Подписывать за Брэдфорда бумаги Джереми не рискнул, на все звонки отвечал, что Брэдфорда на месте нет, и когда будет — неизвестно. Несколько раз по коридору мимо двери кабинета громыхали армейские сапоги, пару раз гасло электричество, издали раздавались одиночные выстрелы, автоматные очереди и чьи-то отчаянные вопли. Раз мимо окна кабинета пролетел падающий человек, визжа и барахтаясь в воздухе. Потом всё затихло. По министерству прозвенел сигнал сбора на внеочередную двухминутку ненависти, и там-то в самом деле, как обещал Брэдфорд, выяснилось всё.

Оказалось, что группа честных партийцев раскрыла и пресекла чудовищный заговор предателей, тайных гольдштейнистов, агентов Евразии и Остазии, пустивший корни на самом верху Партии и государства. Предателями оказались и министр мира, сознательно подставлявший армию под удары, и министр любви, развязавший кровавые репрессии против честных членов Партии и ни в чём не повинных людей. Более того — и это вообще не укладывалось в сознание — заговорщики подменили самого Большого Брата переодетым агентом. Настоящий же Большой Брат ускользнул от врагов, изменил внешность и всё это время скрывался под личиной министра правды, товарища Эдвардс-Причарда. Теперь, когда заговорщики изобличены, арестованы и ждут справедливого суда и возмездия, ББ раскрыл свою истинную личность и вернул своё законное место во главе Партии.

Теперь — обещал новый Большой Брат или, вернее, истинный Большой Брат — всё изменится. Партия вернётся к принципам и нормам истинного ангсоца. Незаконные репрессии будут прекращены, несправедливо обвиненные граждане освобождены, реабилитированы и восстановлены в Партии. Прямо сейчас он подписал соответствующий приказ. Кроме того, истинный Большой Брат обратился к Евразии и Остазии с предложением перемирия и переговоров о всеобщем мире. Наконец, он пообещал увеличить продуктовые нормы на 10% за счёт гигантских наворованных средств, конфискованных у заговорщиков.

Все пропели гимн, буквально рыдая от счастья, любя и обожая Большого Брата как никогда прежде. Когда Джереми, не помня себя, вернулся в кабинет, он обнаружил там Брэдфорда, бесконечно гордого и довольного. Он крепко обнял Джереми и разлил по бокалам джин "Победа".

— За победу, Джереми! За нашу полную победу! — Брэдфорд даже вытер слезу от нахлынувших чувств. — Мне уже обеспечена должность замминистра по худлиту, ну а вы — вы возглавите наш отдел. Сначала как исполняющий обязанности, а после того как вступите во Внутреннюю Партию — уже как полноправный начальник. Начинайте знакомиться с делами, Джереми! — Брэдфорд налил ещё по бокалу. — За наше прекрасное будущее!

* * *

Прошло несколько недель — исторических недель, изменивших мир и Океанию. Но у Джереми не было времени следить за новостями, ему надо было осваиваться в должности начальника отдела, что было вдвойне непросто в такие суматошные времена. Когда буря событий поутихла, Брэдфорд вызвал Джереми в свой новый, огромный и роскошный кабинет заместителя министра правды по вопросам художественной литературы. Сам он тоже заметно изменился — стал как-то монументальнее, суровее лицом и даже как будто полнее и выше ростом.

— Хочу обсудить варианты вашего будущего, Джереми, — начал Брэдфорд. — В рамках экономических реформ по возврату к истинному ангсоцу ожидаются серьёзные перемены в нашей сфере. Например, скажу пока по секрету, порнография будет легализована и передана частным издательствам. Не может же государство в открытую торговать такой дрянью! Поэтому "Порносек" упразднят, или, лучше сказать, преобразуют в частное издательство. Номинальным владельцем поставим какого-нибудь прола, а вы, Джереми, будете при нём партийным куратором. То есть фактическим хозяином. Это закроет вам большую карьеру в Партии, но принесёт хорошие деньги, а деньги будут много значить в наступающей экономической реальности, если не всё. — Он интимно понизил голос: — Придётся, конечно, делиться кое с кем... — Понизил до шёпота: — А конкретно, со мной... Но поверьте, Джереми, и на вашу долю достанется больше долларов, чем вы держали в руках за всю свою жизнь...

Дав Джереми с минуту, чтобы переварить услышанное, Брэдфорд продолжал:

— Есть второй вариант, и я рекомендовал бы вам именно его, Джереми. Вы, как мне кажется, по натуре человек творческий, скорее литератор, чем бизнесмен. Мы организуем группу тестоматчиков для очень сложной, очень срочной, очень важной пропагандистской работы. Нам нужен роман. Большой, серьёзный, фундаментальный роман, разоблачающий ужасы режима лже-Большого Брата в недоброй памяти 1984 году. Такая, знаете, история обычного человека, честного, хотя и немного запутавшегося партийца, попавшего в жернова карательной машины. Назвать его как-нибудь вроде "Один день товарища Смита", или просто "1984". Что скажете, Джереми? Мне кажется, вы идеальный кандидат на роль руководителя этой группы...

— Можно я подумаю, товарищ Брэдфорд? — пролепетал Джереми.

Голова у него кружилась от перспектив.