Воспоминания участника гражданской войны красного партизана Векшегонова

ВОСПОМИНАНИЯ УЧАСТНИКА ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ, КРАСНОГО ПАРТИЗАНА ВЕКШЕГОНОВА Ивана Васильев.

Я ВЕКШЕГОНОВ, сын рабочего, по профессии отец был лесоруб и углежог (древесного угля), работал по этой профессии около 60-ти лет на графа Строганова. Семья наша была 7 человек при одном трудоспособном работнике. С материальной стороны находились в критическом положении. Я ВЕКШЕГОНОВ родился 1894 г. в селе Починок Первоуральского района Уральской области. С 9-ти до 11-ти лет учился в сельской школе, с 11 до 17-ти лет работал в качестве лесоруба и каталя в шахтах, с 17 до 22 лет работал на горных работах в качестве забойщика в шахтах на рудниках, большей частью тоже на графа Строганова. С 1915 по 1917 г. служил по мобилизации рядовым в старой армии, был на фронтах Германском и Австрийском и был ранен и контужен. В декабре мес. 1916 года по ранению приходил из армии на один месяц в отпуск в село Починок и в последнем мобилизованным солдатам и вообще гражданам этого села рассказал, что Николая Романова скоро свергнут, а также и генералов. Об этом донесли полиции, и последняя в количестве 9-ти человек меня арестовала, связали мне руки, избили шашками до полусмерти, водили при 40R морозе босиком по снегу и под арестом отправили в 80 запасный полк в г. Егорьевск бывшей Рязанской г.

В г. Егорьевске 5-го февраля 1917 г. я уже был в 16-й роте (16-я рота была скомплектована исключительно из раненых солдат). 17 февраля 1917 г. я вступил в ряды ВКП(б). В период свержения царизма 26-го февраля 1917 г. я принимал активное участие в городе Егорьевске, как-то: арест штаб-офицеров и обер-офицеров, жандармерии и т.д. и в уничтожении последних.

В апреле мес. 1917 г. я был выбран членом совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в г. [11] Егорьевске. Активное участие принимал в защите большевика Благондравы, которого временное правительство решило выслать за границу. Мы всем полком солдат отстояли (солдаты все были на страже большевиков) и решение о высылке Благондравы порвали и ряд офицеров уничтожили, а также активное участие принимал в раз"яснении приезда тов. Ленина в апреле мес. 1917 г., за что поручиком Гурьевым чуть был не изрублен шашкой. Гурьев, замахиваясь на меня шашкой, кричал: "Зарублю большевистскую шваль, за проведение большевистской агитации среди солдат я Гурьев вас всех перевешаю, а Ваш Ленин — германский шпион, привезённый в Россию в запломбированном вагоне с золотом".

В момент Июньского наступления русской армии на Юго-Западном фронте 17.VII-1917 г. Я вёл агитацию среди солдат и рабочих в городе Егорьевске против войны, против буржуазной власти временного правительства. Также активное участие принимал в Июльские дни в проведении демонстрации рабочих и солдат.

В июне месяце я участвовал на заседании совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, где разгорелся спор с городским головой купцом Хреновым и его заместителем купцом Денисовым с одной стороны и фракцией коммунистов с другой стороны по вопросу выборов в учредительное собрание.

Купец Хренов и купец Денисов предлагали дать право решающего голоса тем солдатам, которые находятся в г. Егорьевске более шести месяцев. Таким образом по их предложению три часта солдат 80 запасного полка лишались права решающего голоса ввиду того, что состав полка состоял из солдат раненных, прибывших из лазаретов и т.д., а поэтому в полку (в г. Егорьевске) находилось 75% солдат, проживающих менее шести месяцев. Фракция коммунистов предлагала дать право решающего голоса всем солдатам 80 полка, имеющихся на лицо в г. Егорьевске. Купцы Хренов и Денисов на предложение фракции коммунистов не соглашались и, выражаясь [11об] словами, что "собралась кучка тёмных сил и хотит ещё решить по своему", встали и демонстративно покинули заседание. Меня послали за ними для того, чтоб им предложить вернуться обратно, и на моё предложение вернуться на заседание они, купцы, ответили: "Собралась чёрная рать и хочет ещё провести своё" — и больше ни слова, ушли.

После моего сообщения о поведении Хренова и Денисова заседанием совета было вынесено решение их арестовать. Мне было предложено взять взвод солдат и арестовать Денисова, и т. Голубеву тоже со взводом солдат арестовать Хренова. Я взял второй взвод солдат из учебной команды, а Голубев первый взвод из учебной команды, и направились со взводами на квартиры купцов.

Придя я со взводом на квартиру Денисова (последний жил на втором этаже), он, Денисов, сидел, обедал. Я Денисову сказал, что он по решению совета рабоч., солдат. и крестьянских депутатов арестован и предложил следовать за мной. Денисов вытащил из кардана "Наган", наставил на меня и сказал, что "Я пока Вашей крови не пролью и по Вашим трупам не пройду, то я не Денисов буду".

В это время я ударил Денисову винтовкой по руке, в которой он держал "Наган", рука у него повисла, и наган выпал. Я предложил солдатам взять Денисова и вести. Последние его взяли, он не пошел. Солдаты его потащили с верхнего этажа в ограду и по ступенькам стащили вниз головой. Денисов все ступеньки лестницы сосчитал своей головой. Когда вытащили Денисова в ограду, обыскали его и нашли у него в кармане ещё револьвер системы "Браунинг". Денисов встал и пошёл с нами.

Когда мы его вели по городу от квартиры и до арестного помещения, нас окружили солдаты 80-го запасного полка и рабочие г. Егорьевска и в категорической форме настаивали выдать им Денисова для расправы с ним. Я этого не разрешал, т.к. по решению совета должны Денисова доставить в арестное помещение. Рабочие и солдаты нас сжали в [12] узкое кольцо, прорвали цепь и камнями, палками и т.д. Денисова убили.

После этого вся эта армия пошла отбирать купца Хренова, там его тоже не отдавали, но Хренова три раза били, сшибали с ног, но он был всё ещё жив, и его доставили в арестное помещение живым и сдали под охрану подпоручика Гурьева, и моментально в камеру Хренова был впущен поп для исповедания Хренова. Рабочие и солдаты окружили арестное помещение и стали в категорической форме требовать у Гурьева посаженного Хренова. В ответ на это Гурьев вывел роту солдат с оружием и скомандовал солдатам стрелять рабочих и солдат, но вооружённые солдаты стрелять отказались, и Гурьеву пришлось Хренова выдать, и как только рабочие и солдаты выведи Хренова и тут же около арестного помещения убили.

В эту же ночь город был об"явлен на военном положении, и наш батальон (в т.ч. и я) был отправлен на ст. Егорьевск для ожидания бронепоезда во главе с полковником Хреновым (это сыном убитого купца), которые должны были приехать из Москвы на усмирение солдат 80-го запасного полка и рабочих, но в результате не приехали, и дело прошло благополучно. В Октябрьской революции в 1917 году в городе Егорьевске я принимал активное участие в свержении временного правительства.

Работа в деревне.

Из 80-го запасного полка в г. Егорьевске в ноябре месяце 1917 года врачебной комиссией был отпущен по болезни на шесть недель. Я уехал в с. Починок Первоуральского района Уралобласти. По прибытии в село Починок — это село имеет население рабочих-лесорубов, горнорабочих и коновозчиков, и я как уже имеющий опыт и практику в работе стал развёртывать работу с беднотой, лесорубами и прибывающими с фронта солдатами, и вскоре нас уже собралось 4 человека членов коммунистической партии большевиков: Я, МАЛЬЦЕВ Иван Михайлович, ТЕПЛОУХОВ А.А. и ВЕКШЕГОНОВ Михаил Васильевич. [12об]

В декабре мес. 1917 г. в селе Починок провели выборы в Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, в том числе были выбраны членами совета из членов партии большевиков Я, Мальцев Иван Михайлович, Теплоухов Александр Андреевич и Векшегонов Михаил Васильевич. Председателем совета был выбран Векшегонов Михаил Васильевич. Совет в своей работе опирался на бедноту, лесорубов, чернорабочих, горнорабочих и солдат. Проводили работу с ними по обложению местного кулачества и торговцев денежной контрибуцией, в связи с чем разгорелась обострённая классовая борьба в селе между коммунистами, солдатами, рабочими и беднотой с одной стороны и кулачеством, торговцами и их защитниками — членами партии соц-революционеров (торговцем и эксплоататором чужого труда) Зверевым Яковом Семёновичем и Ермаковым Фёдором Константиновичем с другой стороны.

На общем собрании граждан дело доходило до рукопашных схваток, например: 15-го декабря 1917 г. на общем собрании граждан стоял вопрос о выборе рабочего контроля в Билимбаевский завод. От нашего участка надо было выбрать одного человека, так как у нас горнорабочих, лесорубов и коновозчиков по вывозке древесного угля и разного рода руд было окало 300 человек. Мне от членов коммунистической партии большевиков было предложено выставить кандидатуру Мальцева Ивана Михайловича, но в момент выбора на собрании часть солдат, особенно молодого возраста, не пришли. Кулачество и торговцы, руководимые социал-революционерами, выдвинули свои кандидатуры, а именно: первого — торговца Векшегонова Фёдора Максимовича. Я выступил против этой кандидатуры, и при голосовании кандидатура этого торговца провалилась. Они выдвинули второго кандидата — торговца ЦИБИНА Илью Сергеевича, которого тоже провалили. И в итоге провалили всего шесть человек, выставленных кулачеством и торговцами, в том числе двух членов партии соц.револ. [13] ЗВЕРЕВА Якова Семёновича и ЕРМАКОВА Фёдора Константиновича, также провалили и нашего кандидата Мальцева Ивана Михайловича.

Когда провалили при голосовании кулацкого кандидата, уже последнего, т. называемый в то время вождь кулачества и торговцев соц.революционер ЕРМАКОВ Фёдор Константинов закричал на меня: "Не бойся, если мы поедем в Билимбаевский завод выборными, Россию не продадим". Я на это ответил: "Что эти шкурники уже продали Россию и им доверять нельзя". Ермаков в это время прибежал ко мне, взял меня за ворот и ударил, я, не растерявшись, ударил Ермакова по лицу, окровенил его и от себя отшиб. Кулачество, торговцы и их прихвостни все набросились на меня с палками, поленьями и т.д., но благодаря солдат и бедноты, а особенно Теплоухова Александра (солдата высокого роста, здорового, сильного), я остался жив. Этим собрание сорвали. Кулачество и торговцы вынесли своё решение, чтоб меня выслали за пределы Уральской области (б. Пермской губернии) за срыв общего собрания, и составили дополнительно обвинительный акт и послали в волисполком.

Через три дня приехал в село Починок для разбора этого дела начальник Красной гвардии тов. Лезгин. Собрал общее собрание и на повестку дня поставил один вопрос — разбор обвинительного акта. Вперёд дали высказаться кулачеству и потерпевшему вождю соц. революционеров Ермакову Ф.К., а после их дали слово солдатам, бедноте и последнее мне как обвиняемому. Собрание снова приняло бурный характер, но в заключительном слове начальник Кр. Гвардии Лезгин заявил кулачеству, торговцам и в частности потерпевшему Ермакову Ф.К., чтоб они своё вынесенное решение и обвинительный акт порвали, и если этого не сделают, Лезгин заявил, что "Ермаков понесёт высшую меру наказания — расстрел". После этого заявление Лезгин подал Ермакову, их решение и обвинительный акт Ермаков взял и положил в карман. Лезгин встал и вторично предложил порвать весь материал в присутствии [13об] всех участников общего собрания и повторил слова о том, что если не порвут этот материал, то Ермакову будет высшая мера наказания — расстрел. После вторичного предложения начальника Кр.гвардии встаёт вождь кулачества и торговцев Ермаков Ф.К., вытащил из кармана весь материал и публично порвал на собрании. Тов. Лезгин предупредил последний раз ещё кулачество и торговцев, чтоб они в дальнешем не позволяли давать воли своим рукам на общих собраниях и. т.д.

После этого члены компартии большевиков, в том числе и я, ещё усиленнее повели борьбу с местным кулачеством и усилили работу среди солдат и бедноты путём проведения собраний. На собрания солдаты и беднота приглашалась через посредство пригласительных записок. Работа проводилась по линии мобилизации масс на сторону большевиков, как в выборах в рабочий контроль, так и выборы в учредительное собрание.

1.І-1918г. на общем собрании в рабочий контроль был выбран член компартии большевиков ТЕПЛОУХОВ А.А.

Результаты в выборах в учредительное собрание показали, что за большевиков было подано 454 из 602 имеющих право в выборах, за социал-революционеров 134 и кадетов 14. Председателем избирательной комиссии Билимбаевским волисполкомом был утверждён в селе Починок торговец Теплоухов Фёдор Карпович, который от наложения контрибуции на него из Починка сбежал в завод Билимбай. Избирательная комиссия состояла из пяти человек, в том числе 2 торговца: ТЕПЛОУХОВ Ф.Карп., Зверев Яков Семёнович (член партии соц.революционеров), один кулак ЗУЕВ Василий Захарович, одна из вождей кулачества и торговцев, член партии соц.революционеров ЕРМАКОВ Фёдор Константинович, и пятый был середняк Дылдин Александр Герасимович.

Этот состав избирательной комиссии на своём совещании в школе при закрытых дверях с приглашением к себе на совещание крупного и авторитетного в то время среди [14] населения торговца ЦИБИНА Илью Сергеевича решили часть номеров, поданных за большевиков, порвать и вместо их вложить второй номер за социал-революционеров.

Это плутовство было раскрыто через посредство середняка Дылдина (члена этой комиссии) и Шилковой Ирины (сторожиха школы, беднячка). Последние сообщили мне, что они шестой номер за большевиков порвали и вложили второй номер за социал-революционеров.

Собрала обцее собрание граждан и поставили данный вопрос на повестку дня. В начале пред.избирательной комиссии не сознался, но когда вызвали на общее собрание торговца Цибина Илью Сергеевича, последний сознался и сказал: "Мне комиссия нажаловалась, что почти все голоса подали за большевиков, тогда я им из-за злобности предложил о том, что, господа, всё в ваших руках, и Вы можете сделать всё".

Цибин, продолжая дальше, говорит, что они при мне вынесли 22 номера, поданных за большевиков, их порвали и вложили вместо них второй номер за соц.революционеров. Это же самое подтвердили на общемсобрании Дылдин А.Г. (член комиссии) и Шилкова Ирина (сторожиха школы). Общее собрание в решении отметило, что довести до сведения волостную избирательную комиссию о недопустимых действиях сельской избирательной комиссии, выражающихся в уничтожении 22 номеров, вложенных за большевиков, и замены их номерам за соц.революционеров. Одновременно просить волисполком, чтоб в дальнейшем не посылал таких пред. комиссии, как Теплоухова Фёдора Карп.

Дальше в январе и феврале 18 г. явились в село почти все солдаты с фронтов, настроенные большевизмом, и ещё усиленнее повели борьбу с кулачеством и торговцами. Последние прекратили свою торговлю и половина уехали из села. Окончательно в селе контрибуциями задушила 11 человек.

Я одновременно работал на Ульяновском руднике в шахте по добыче руды, был выбран председателем рабоч.союза рабочих-металлистов. И через посредство подготовки своих [14об] членов по проведению мероприятий соввласти и партии и таким образом действовали организованным путём в селе Починок среди неорганизованного населения.

В мае мес. я вступил в ряды Красной Гвардии в отряд Мальцева Ив. Мих., который был руководителем красного партизанского отряда. 18-го июля 1918 г. наш отряд, в т.ч. и я, из Свердловска по линии Московского тракта у дер. Старые Решота принял бой с чехословацкой бандой и колчаковскими, и троицкими казаками. Последние приехали по линии железной дороги со станции Кузино (а на последнюю прибыли по Бердяушинской ветке) в количестве 13-ти эшелонов. Впереди нас была конная разведка под командой тов. (фамилии ни помню).

Чехословацкая банда и троицкое казачество нашу конную разведку в деревне Старые Решота разбили, часть из них попали в плен, а часть угнали по лесам кто куда. Наш отряд в 120 сажен от деревни лежал в цепи в сосновом бору. Нас Чехословацкая банда окружила в кольцо, и нам об этом сообщил последний угонявший конный разведчик тов. Карманов Андрей. После его мы увидели, что кругом окружены, приняли бомбомётный огонь, а после него оружейный огонь, но т.к. Колчаковской своры было 13 эшелонов, минимум 10 тыс. челов., а нас было максимум (кроме конной разведки) 30-35 челов., нам пришлось бежать, спасаться кому куда.

Я побежал в сторону гор. Свердловска, и меня у Палкинского отворотка поймали Чехословацкая конница, впереди было два чешских офицера. Стали выпытывать, коммунист или нет, куда отступили Красные, какое количество войск, оружия и. т.д. Я никаких сведений не давал, и меня стали бить нагайками, шомполами, прикладами и даже кулаками. Добиться битьём ничего не могли, чешские офицеры приказали отвести в распоряжение начальника карательного отряда В. Емелина в б. Васильевско-Шайтанский завод.

Когда меня приведи в деревню Старые Решота, а вокруг неё проходит железная дорога, и Московский тракт загорожен стоящими 13 эшелон., [15] и у каждого эшелона по два паровоза впереди и сзади. У эшелонов среди конвоя стоит избитый в крови Мальцев Иван Михайлович. Эшелоны раздвинулись вперёд и обратно, освободили Московский тракт, и меня и Мальцева, 10 человек конницы и 5 челов. пеших повели дальше по направлению в дер. Н. Решота расстоянием 8 вёрст.

В дер. Н. Решота меня и Мальцева сдали в распоряжение деревенской местной дружины и посадили нас в арестном помещении. В последнем просидели несколько часов, а после этого с конвоирами, вооружёнными берданами и одной русской винтовкой, повели до д. Талица, расс. 8 вёрст.

Мы отошли около 4 вёрст, сделали нападение на конвоиров, разоружили их и отобрали секретный пакет, писанный начальнику карательного отряда В. Емелину, убежали в лес и в последнем пробыли до ночи. В пакете было написано: "Направляются в Ваше распоряжение для расправы две большевистских швали, взятые в плен в бою у дер. Стар. Решота. Сделайте им попытку для выяснения их личностей, если не сознаются, пустите их в расход". Прочитавши пакет, изорвали на мелкие клочки и в 10 ч. вечера пошли лесом по направлению к селу Тарасково Невьянского района, где по имеющимся у нас сведениям находились ещё красные войска.

Дошли до Васильевско-Шайтанского пруда, который нельзя было перейти: очень глубокий и большой. Нам пришлось пойти через плотину завода. На плотине стояли часовые, меня и Мальцева захватили как подозрительных лиц и сдали в распоряжение начальника карательного отряда В. Емелина. Емелин, замахиваясь на нас плетью, кричал: "Большевики, сознайтесь, а то сегодня-же ночью расстреляю". Мы отвечали, что мы граждане. с. Тарасково Невьянского района, ходим, ищим утерянных своих лошадей. Емелин добиться от нас ничего не мог, посадил меня и Мальцева вместе в арестном помещение в белый каменный дом у плотины Васильевско-Шайтанского завода. Мы уже сутки не ели хлеба и просидели ещё двое суток тоже без хлеб и пищи. [15об]

Я и Мальцев стали просить Емлина, чтобы последний отпустил нас с конвоиром к знакомому Собакину пообедать. Емлин выделил двух человек конвоиров, меня и Мальцева повели в квартиру Собакина. У Собакина мы пообедали, а после обеда Собакин стал разговаривать с конвоирами, а я вышел в сенки покурить, за мной вышел и Мальцев. Оба ушли в огород и от конвоиров сбежали. Лесами пробрались 17 вёрст до села Починок Первоуральского района, а там уже тоже были белые. Я и Мальцев написали себе документы, и нам вместо старосты подписала его жена Хлынова Дарья Андреевна, погрела печать над дымом зажжённой лампы и поставила на документах.

В с. Починок белой банде стало известно, что мы скрываемся в этом селе, нам об этой сообщили. Я и Мальцев решили из Починка бежать, за нами устроили погоню, но найти нас в лесах не могли, и мы зашли в завод Билимбай для получения документов. В волости сидел писарем Дылдин Семён Иванович, очень хороший приятель по выпивке отцу Мальцева И.М. Дылдин на основании приятельской дружбы и выданных документов Починковским старостой (а за него подписала его жена) выдал мне и Мальцеву удостоверения на срок до одного года проживать на территории белой банды. По этим документам я и Мальцев скрывались на территории б. Екатеринбургского, Верхотурского, Камышловского и Шадринского уездов до ноября мес. 1918 года.

За этот период времени завязали связь с Невьянскими большевиками, персонально с бывшим комиссаром Кузнецовым Фомой (у последнего была искалечена рука белой бандой во время Невьянского восстания, сидевшего в арестном помещении). Я договорился с Кузнецовым о том, чтоб нам организовать Красный партизанский отряд в тылу бандитов и договорились с Кузнецовым нач. отряда назначить Мальцева И.М. Кузнецов меня ознакомил с тем, что он имеет связь с большевиками в г. Свердловске и Берёзовском заводе. Решили устраивать встречу в гор. Свердловске на постоялом дворе у [16] Банникова. Я об этом сообщил Мальцеву И.М, и с последним организовали отряд из 33 человек, достали оружие: 9 русских трёхлинейных винтовок, восемь бомб. Кроме этого я имел револьвер Смитт-вессон, а Мальцев имел наган. После этого уехал в г.Свердловск и встретился снова с Фомой, и договорились, чтобы нашему отряду 21-го ноября 1918 г. уйти за Берёзовский завод в леса и соединиться с другими Красными партизанскими отрядами, в то же время будет там и Кузнецов Фома.

К этому сроку подготовились, но решили ещё с 18 на 19 ноября ночью разоружить отряд в 20 человек Колчаковской банды, пресовавших сено в село Починок под руководством прапорщика Хваткова. Но отдельные товарищи: Томилин Яков, Томилин Иван Гр.. Гаинцев Фёдов Тимофеевич, поймали прапорщика Хваткова, сорвали с него погоны и разоружили его. Прапорщик Хватков скрылся и угнал на ст. Таватуй, а утром уже 18 ноября 18 г. привёз из г. Свердловска карательный отряд в 120 чел. под руководством прапорщика Сенокосова и поручика Лыскова.

Утром на свету 18 ноября захватили наш отряд в расплох и забрали всех участников, собравшихся около одного из помещений в селе Починок для договорённости о наступлении. Я услышал, что пришёл карательный отряд, побежал на квартиру Мальцева. Он был ещё не арестован, и мы с ним убежали в том же селе на окраине в дом Михалёва Константина Лукояновича. За нами бежало 10 человек солдат, но потеряли из виду. Село было всё оцеплено, на всех дорогах стояли посты, и по улицам на каждом квартале стояли посты, и раз"езжали солдаты на лошадях и т.д. Убежать нам не представлялось никакой возможности.

Хозяин дома, у которого Я и Мальцев скрывались, это Михалёв К.Л., запрёг нам лошадь в зимний ход (был глубокий снег). Я и Мальцев поехали по направлению ст. Таватуй, но т.к. часовые стояли на каждом квартале и нас не пропускали, но мы трёх часовых на расстоянии трёх кварталов прогнали, [16об] несмотря на то, что они в нас стреляли. Но уже на выезде из села нас со всех сторон окружили и поймали. Меня и Мальцева вместе привели в штаб белой банды к поручику Лыскову, нач. карательного отряда.

Штаб был в доме кулацкого подхалима, противника власти и коммунистов — Пономарёва Якова Сергеевича. Население села сбежалось в этом доме и, увидав меня и Мальцева, закричали: "Поймали настоящих большевиков, эти главные сатаны мутили всё у нас в селе". Поручик Лысков обращается ко всем гражданам этого села с вопросом: "Мальцев и Векшегонов поддерживают большевизм или нет?" Все собравшиеся граждане хором: "Так точно, они самые главные руководители большевиков, сатаны проклятые". Поручик Лысков все слова граждан записал и направил нас под конвоем в нежилой ветхий холодный дом с заколоченными окнами, принадлежащий гр. Луневу Алексею Потаповичу.

Я и Мальцев зашли в арестное помещение. В нём уже сидели 31 человек, участники нашего отряда. Через 20 минут меня снова вызвали в штаб на допросы и при допросах главным образом добивались, где находится у нас оружие, и с кем имеем связь и т.д. Но я сведений совершенно никаких не дал. Поручик Лысков ударил меня пять раз по лицу и приказал солдатам допытать меня, он и стали бить прикладами, плетями, шомполами и т.д., но добиться ничего не могли. Одновременно со мной били Михалёва Константина Лукьяновича и его жену Михалёву А.В., последней врезали 25 плетей в голую заднюю часть тела, а Михалёву врезали 25 плетей и кроме того били прикладами, шомполами и т.д. У них выпытывали, где наше оружие, и за то, что они нас скрывали. После меня увели на допросы Мальцева И.М., тоже избили и в крови привели обратно в арестное помещение. Так переводили на допросы всех 33-х человек. Одновременно с допросами по доказательству местных кулаков Зуева Василия Захаровича, Цибина Николая Васильевича, Антонова Гр.Ал. и др. в наших квартирах производился обыск, и в результате было обнаружено 9 бомб и 8 винтовок. [17] Выпороли семью Мальцева И.М. и 12-ти летнего мальчика глухонемого.

Продержав нас сутки без хлеба и пищи, не допуская к нам никого совершенно, на другой день меня вывели на допросы во двор этого дома (двор бревенчатый, крытый тёсом, очень плотный, ни одной щели). Во дворе стоял взвод солдат и поручик Лысков. Последний стал снова пытать, где у нас оружие, пулемёты и т.д.

Я не стал давать сведений. Лысков приказал мне встать стенке и приказал взводу меня расстрелять. Я встал лицом к стене, Лысков приказал мне повернуться лицом к взводу. Я повернулся лицом от стены к Лыскову и солдатам. Лысков взводу скомандовал "пли". После оружейного выстрела взводом я ещё больше остервенел. Поручик Лысков кричит, обращаясь ко мне: "Говори, большевистская шваль, где ваше оружие". Я ответил: "Нет оружия". Лысков скомандовал второй раз пли и после второго выстрела взводом спрашивает: "Где Ваше оружие, и с кем имеете связь?" Я опять сказал, что оружия нет, и связи ни с кем не имею. Третий раз скомандовал, и после третьего выстрела взводом я почувствовал, что всё ещё жив и стою на ногах, и все мои части тела шевелятся. Взвод стоял на очень близком расстоянии, что оружейным огнём палило лицо.

После трёх выстрелов Лысков приказал мне: "Иди ко мне, большевистская шваль". Я подошёл к Лыскову, он солдатам приказал меня взять в круг и снова кричит на мен: "Говори, где Ваше оружие и бомбы". Я ответил опять, что нет. Он приказал солдатам "допытаться". Солдаты со всех сторон стали меня бить прикладами, плетями, но добиться ничего не могли. Тогда поручик Лысков показывает мне сосновый бор леса и говорит: "Пойдёшь на опушку леса на расстрел". Я ответил: "Пожалуйста. Я в вашем распоряжении, что хотите, то и делайте". Лысков говорит солдатам: "Но кто из вас, молодцы, первыми пойдёт расстрелять эту большевистскую шваль-свору?" Солдаты на призыв Лыскова ни один не откликнулись, тогда Лысков назначает 15 челов. и приказал меня вести. [17об]

Открыли ворота в улицу, а улица была вся заполнена гражданами села Починок. Отвели меня 50 сажен, и Лысков скомандовал обратно. Завели снова во двор и провели во второй (задний) двор, где снова меня стали пытать, где оружие и планы нашего действия. Я ответил тоже, что оружия нет, а планы составлять не умеем. Меня били до тех пор, пока не вышибли из чувств, и после затолкнули в арестное помещение обратно. Мальцева И.М. и Гаинцева Фёдора Тимофеевича уже в арестном помещении не было, над ними тоже устраивали пытки, ставили к стенке и стреляли по три залпа взводом, а после стрельбы Мальцева толкали в подполье в караульном помещении, Гаинцева уводили в тёмную конюшню, били обоих шомполами, плетями, шашками и прикладами, но допытаться тоже ничего не могли!

Когда я в арестном помещении очувствовался, оказалось, что из 33 человек сидевших лежал на полу один Томилин Иван Григорьевич, весь чёрный, как уголь. Я его спросил: "А где остальные?" Он ответил: "Не знаю". Я посмотрел в дыру подполья, оказалось, что они, услышав выстрела, спрятались и, когда увидели меня в живых, все вылезли и спрашивали меня: "Где Мальцев и Гаинцев?" Я ответил, что не знаю.

Через полчаса заходит в арестное помещение Гаинцев Фёдор Тимофеевич, лицо чёрное, взгляд суровый, и спрашивает: "А где Мальцев И.М.?" Мы ответили, что незнаем. Гаинцев сказал, что наверное Мальцева изрубили в конюшне. Через 20 минут пришёл в арестное помещение и Мальцев. Собрались все в кружок и в полголоса стали рассказывать я, Мальцев и Гаинцев о том, какие пытки нам озверевшая белая банда делала. Кроме нас ещё очень били при взятии в плен из остальных участников нашего отряда это: Лапина Николая Мак., Теплоухова Александра Якимовича, Уварова Ф.И. и др. В общем, одиночки остались случайно неизбитыми.

Выдающимися палачами белой банды были: поручик Лысков, прапорщик Сенокосов (из Троицка) и Хватков, ефлейтор Акулов Алексей и др. фамилии не помню. [18]

Активными подстрекателями и главными воротилами из местного кулачества были: село Починок — Зуев Василий Захарович (кулак), Антонов Григорий Алексеевич (кулак), Цибин Николай Васильевич (кулак), Пономарёв Яков Сергеевич (середняк), Пузикова Мария Васильевна (белобандитка из штаба карательного отряца В. Емлина), Пономарёв Фёдор Дмитриевич (середняк), Уваров Мартемьян Дмитр. (середняк) и др.

20 ноября нас всех 33 челов. увезли на ст. Таватуй и посадили в два товарных вагона, и повезли с закрытыми окнами и дверями. На ст. Свердловск нас высадили и разбили на две группы. Меня, Мальцева, Гаинцева и др. в количестве 11 челов. увели на быв. улицу Большая С"езжая и посадили в белый каменный дом в две маленьких камеры вместимостью по 2-3 челов., а нас посадили в одну 6 человек, а в др. 5 челов. В камерах было душно, темно, нет ни одного маленького окна, на полу на вершок крови, есть и пить не давали двое суток.

Через двое суток поручик Лысков под усиленным конвоем (80 челов.) свёл нас к коменданту г. Свердловска (ул. Карла Либкнехта около Ленинской ул.). Комендант приказал произвести у нас обыск, отобрать деньги и отправил нас в тюрьму N1 (по Московскому тракту, на В. Исетской площади) там нас нач. тюрьмы не принял за неимением мест и направил в тюрьму N2 (за быв. Сенной площадью, около обсерватории). Нач. тюрьмы N2 спросил нас: "Здоровые или больные?" Мы ответили, что здоровые все. Нач. тюрьмы тогда сказал, что у него все сидящие арестованные в тюрьме N2 800 челов., все больные тифом, и мест совершенно нет, и сам позвонил по телефону коменданту города Свердловска, и нас снова привели в распоряжение коменданта. Тогда последний приказал нас отвести на быв. Уктусскую улицу в большой каменный дом (рядом с первой частью милиции около монетного двора). В этом доме под охраной сербов, чехословак и русских мы сидели до 12-го июля 1919 г.

Хлеба давали нам один фунт с четвертью в сутки и гречневую кашу, один раз в [18об] в месяц водили в баню (около хлебного рынка на Уктусской ул.). Когда проводили нас хлебным рынком, торговцы выходили из лавок и стояли рядами около дороги, и плевали арестованным в глаза. Мне один раз один из толстопузых торговцев плюнул в глаз (я шёл крайним) с криком: "Красная банда, толстомордый, напился нашей крови".

Охранявшие нас офицеры: прапорщик Шкурко, поручик Фёдоров, прапорщики Зырянов, Варламов, подпоручик Фёдоров и др. выводили и били арестованных за то, что они не сознавались, что добровольцы или нет красной армии. Меня вывел поручик Фёдоров и прапорщик Варламов из арестного помещения к уборной. Фёдоров затолкал мне ствол в рот (ствол Нагана) и говорит: "Сознавайся, коммунист или нет". Я не мог сказать слова, а Федоров вытащил ствол нагана изо рта и ударил мне стволом нагана в лоб, и я с печатью ствола на лбу ходил больше 15 дней.

Каждую ночь ожидали, что нас всех 11 человек уведут на расстрел, т. к. В. Емлин, Нач. карательного отряда, и его палачи: прапорщик Рычков Андрей Прохорович, подпрапощик Скорынин Иван Петрович и др. (Рычков и Скорынин с нами из одного села) налетали ночью на наше арестное помещение изъять нас и расстрелять, но к нашему счастью охрана была из сербов, и последние эту банду не допустили.

В феврале месяце 1919 года, я заболел сыпным тифом. Жар доходил до 41 гр. и 8 десятых. Лежал в общей камере среди здоровых заключённых (в одной камере сидело 120 человек). Совершенно ничем не лечили, кроме уколов. Болел три месяца, и после, когда стало легче, у меня руки были так исколоты, что я их не поднимал больше одного месяца. Таким образом переболели все мои вместе со мной попавшие в плен товарищи, одиннадцать человек, и один из этого количества — ТОМИЛИН Иван Григорьевич — умер.

Кроме издевательства над арестованными, так ж издевались и над приходящими родственниками на свидание. Выпороли розгами (дали [19] 25 розг по голой задней части тела) отца Мальцева Ивана Михайл., это Мальцева Михаила Васильевича, приходившего на свидание и оскорбившего якобы ефлейтора, караульного начальника.

6-го июня 1919 года меня, Мальцева, Гаинцева и др., т.е. всех 11 человек в большом доме голубого цвета на берегу пруда по ул. Ленина (в данный период дом Уралпрофсовета) судил военно-полевой суд Западной Колчаковской армии.

Я, Мальцев, Гаинцев и Томилин Ив.Гр. обвинялись за участие в Красной Гвардии и армии и за вооружённое восстание против власти Колчака.

Остальные 6 человек — Пузиков Иван Прокопьевич, Красулин Михаил Павлович, Зуев Николай Львович, Томилин Василий Григорьевич, Лунев Алексей Васильевич, Теплоухов Павел Фёдорович, обвинялись за дезертирство из Белой Армии и за участие в вооружённом восстании.

Военно-полевой суд приговорил меня, Мальцева Ив. Мих., Томилина Ивана Григорьевича, Гаинцева Ф.Т. на пожизненное тюремное заключение, а остальных на 20 лет каторжных работ. Мы остались не приговорёнными военно-полевым судом к смертной казни благодаря активной защиты со стороны нанятого нам защитника Веселова Д.М.

12-го июля 1919 года в 2 часа ночи, нас собрали партию политзаключённых со всех тюрем г. Свердловска в количестве 1400 человек около ст. Шарташа, загнали всех в глубокие ямы, солдаты окружили нас в кольцо, простояли 20 минут и погнали дальше по Сибирскому тракту на Тюмень. Гнали рядами по 4 человека. Впереди нас был конвой в количестве одной роты, сзади тоже рота, по бокам солдаты из конвоя были в две цепи. Кроме того, по бокам ехал отряд Троицких казаков и сзади карательный отряд башкир. Гнали 40-50 вёрст в сутки, хлеба давали через два дня в третий по 3 четверти фунта, отдых ночью (во время сильного дождя) был [19об] под открытым небом на площадях около церквей. Сочувствующих крестьян, дававших хлеба заключённым, пороли розгами, били прикладами, плетями и т.д. Остававшихся больных политзаключённых Колчаковские палачи пристреливали на месте, мотивируя тем, что: "Большевистская шваль остаётся к Красным".

Троицкие казаки ежедневно выдергивали из рядов десятками и больше политзаключённых, тех, кто, по их мнению, жирней и красней, и расстреливали на глазах всей партии политзаключённых. Я случайно остался нерастрелянным, потому что сумел убежать в средину партии и перемениться одеждой с Мальцевым Иваном Михайловичем. Дело получилось так: мой товарищ Блинов Роман из Режевского района Уральской области стёр ноги в мозоли и не мог совершенно идти, и остался позади всей партии. Мне не хотелось оставить Блинова под расправу белой банды, я решил его вести, но Колчаковские палачи стали бить Блинова плетями и шомполами за то, что он идёт сзади всех. Я стал говорить конвоирам: "Бить Блинова не надо, он этого не заслуживает, и вдобавок он больной". И я добавил, что если мы станем бить друг друга, что из этого может получиться. Эти последние мои слова услышал старший унтер-офицер палач Зотов (из г. Свердловска), подбежал к конвою и спрашивает, который это сказал. Конвоиры показали на меня, Зотов закричал конвою: "Бей его, давай сюда". Я бежать, Зотов опять закричал: "Стреляй ему в затылок", — но я сумел убежать.

В г. Тюмень нас привели в 10 часов утра. Рабочие в г. Тюмени окружили нас и закричали: "Товарищи политзаключённые, душите белую банду, куда она Вас ведёт?" Нам подали команду обратно и повели из города в лес. Рабочие с чердаков и из окон продолжали кричать: "Бейте белобандитов". За городом нас под усиленным конвоем на чистом поле продержали до 12 часов ночи, а после 12 часов ночи повели снова в г. Тюмень. [20]

Привели на площадь около р. Туры. На площади стояли кольцом белогвардейские солдаты плечём к плечу, за ними на расстояния одного аршина стояли казаки с обнажёнными шапками, держали их вверху тоже плечо к плечу. В улицах стояли крестьянские лошади, запряжённые в летний ход (телега), и краю конца их было не видно. Нам подали на площади команду: "Грудней, грудней", — и мы сгрудились так, что ногами нельзя было достать земли, от сжатия висели в воздухе. Подали вторую команду: "Садись". Садиться совершенно не было возможности, но все стали доставать землю и садится, а некоторые только посклоняли головы.

Продержали нас около часа, и стало уже утро светло. Казаки раз"ехались, крестьяне тоже уехали, и осталась цепь солдат на расстоянии один от другого на один аршин. Просидели мы ещё два часа, и нас увели под гору к реке Туре, где для погрузки нас была приготовлена баржа. При погрузке в баржу сделали нам перекличку, и нас уже осталось из 1400 человек только 1200 челов., остальных белая банда расстреляла во время пути от гор. Свердловска до г. Тюмени. Расстрелянных в списках отметили, что якобы сбежали к красным.

Баржа была на половину перегорожена тёсом, в одну половину погрузили солдат, а в другую политзаключённых, в том числе и меня. В барже были устроены нары в три ряда, одни на расстоянии аршина вверх от полу, а остальные по одному метру вверх. Мне место досталось вверху на третьих нарах, туда очень трудно было залезать. Доехали до г. Тобольска, к нам ещё посадили 200 человек красноармейцев из Тобольской тюрьмы. В барже было открыто одно окно (люк) к верху и больше совершенно воздуха не было, получилась в барже духота. Под нарами образовалась вода, грязь, т.к. баржа была со щелями (худая), завелись насекомые, вши, блохи и т.д. [20об]

Из политзаключенных одновременно заболело около 500 человек. Белогвардейцы предложили нам своих знакомых, друзей больных вытаскать к верху на баржу, мотивируя тем, что им там будет лучше на свежем воздухе и т.д. Мы так и сделали, всех больных вытаскали на баржу. Белобандиты их продержали до ночи и ночью ссадили на штыки, и сбросали всех больных 500 человек в воду в р. Иртыш. После этого каждую ночь десятками белобандиты уводили заключённых и сбрасывали в воду.

Подойдёт пароход к берегу, всех нас выгонят из баржи, выстроят рядами в 2 человека, принесут стол, и два офицера сядут на стулья к столу писать, а человек пять стоят. Каждый из политзаключённых подходит, берёт под козырёк и встаёт во фронт. Офицерская банда спрашивает, за что арестованный (дела по обвинению политзаключённых, в том числе и моё, были увезены при отступлении следственными и др. ихними органами по ж.д. в Сибирь). Каждый рассказывает, за что арестован. Некоторые говорили правду, большая половина врали. Если кто сознается, что арестован за большевизм (сюда относились коммунисты, красногвардейцы, добровольцы красной армии), белобандиты отмечали в списке — первая очередь, агитация в тылу белой банды отмечалась второй очередью, и все остальные проступки — третья очередь.

Меня, Мальцева Ив. Мих., Кощеева Ивана вызывали ночью по фамилии к верху, но мы не вышли и спрятались за мешки с мукой, лежащие в углу, и нас найти не могли. Всех остальных, кто был отмечен первой очередью, белобандиты вызывали и уводили к верху на баржу, били до тех пор, пока они в чувствах, как переставали кричать, кололи их штыками и бросали в воду.

Каждую ночь белобандиты приходили пьяные в баржу, били нагайками тех, кто спит без рубашки, кто стоит в очереди (в очередях в уборную стояли сутками, т.к. водили по одному человеку в одно окно) и вообще кто попадёт под руки. Наберут от 30 до 40-50 человек, [21] уведут к верху, сначала издеваются, бьют, а потом на штыки и бросают в воду. Белобандиты бросили в воду женщину (жену одного командира полка красной армии) с 2-х летним мальчиком. Таким образом на нижних и средних нарах остались только одиночки, но верхние нары почти были целые, т.к. пьяные бандиты залезать к верху не могли, и в барже было ночью темно.

Больных уже спасали под нарами в грязи. Я и Мальцев спасли больного Емельянова из Багарякского района Уральской области под нарами в грязи. Емельянов, пока был без чувства, лежал под нарами 6 дней, стало легче, он нагой, весь в грязи вылез из под нар и ползал около нар. Я и Мальцев его одели и затащили к себе на верхние нары, и Емельянов остался жив.

В барже нас везли 28 суток по рекам: Туре, Тобол, Иртыш, Обь и Томью, привезли в г. Томск. Хлеба давали 0,75 фунта, пекли хлеб из лежалой гнилой муки, и мне один раз что-то в хлебе попало жидкое, зелёное и такое горькое, что я не мог три дня есть хлеба, и всё время рвало. Давали только один обед из сушёной рыбы на 10 человек полбачка (обыкновенного солдатского), после такой ржавчины томила жажда, а воды достать было нельзя, т.к. очереди за водой стояли по 500 человек и больше, а водили по воду по одному человеку.

В результате нас из 1600 человек осталось в живых 166 человек, а остальных всех на штыках сбросали в воду. Около уже г. Томска пришла в барку команда в количестве 30 человек под руководством подпоручика Фёдорова и залпами стали стрелять оставшихся заключённых 166 человек. Дали три залпа, и дежурный офицер по барже известил капитана парохода, последний запретил банде стрелять. Таким образом я остался жив в барже, благодаря того, что переболел тифом до похода (в пути мне стало лучше), несознался правильно, за что арестован (дело моё по обвинению меня увёз прапорщик Жеребцов в Иркутск), место в барже по счастью попало на третьих нарах, а также просидел за мешками в барже, когда меня искали на расстрел и кричали [21об] по фамилии, и последнее — капитан парохода не разрешил больше стрелять команде Фёдорова.

На пристани в гор. Томске нас оставшихся 166 человек высадили и повели на ст. Томск. Когда мы поднимались в гору, то тащили друг друга в виду того, что подниматься не было силы, трупп есть, а идти не могли.

В Томске погрузили нас в товарные вагоны по 40-50 человек, в вагон с закрытыми дверями и окнами, привезли в г. Иркутск. Везли нас до острова Сахалина, но в Иркутске разбили, часть увели в Александровский централ, часть увезли дальше, а меня, Мальцева, Гаинцева и др. посадили в Иркутскую губернскую тюрьму. В результате за период дороги от Свердловска до Иркутска было расстреляно 1434 челов. из 1600 челов.

Кроме тех, которых при остановках парохода приводили к нам, специальная команда парохода из городов, сёл и деревень от 5 до 40 человек почти ежедневно и ночью всех расстреливали. Таким образом ещё было расстреляно около 1.000 человек, а всего 2434 челов.

Главными палачами были офицеры-прапорщики, подпоручики и поручики: два Фёдоровых, Зырянов (Шадринский), Шкурко, Варламов, Ершов (Шадринский, с приметами — лицо корявое). Ст. унтер-офицер Зотов (Свердловск) и др. б/подпрапорщики, фельдфебеля и т.д., больше всё были из Шадринского и Камышловского уездов, фамилии которых не помню.

В Иркутской тюрьме в начале сидели на посту как следственные, но спустя две недели после прибытия в Иркутскую тюрьму нас вызвали на допросы, и оказалось наше дело в Иркутске, и тут же участвовал прапорщик Жеребцов, который вёл дело в г. Свердловске. После допросов нас в тот же день перевели на 15 пост в 102 камеру и выдали на руки удостоверения за что осуждён и срок тюремного заключения. После нас в эту же ночь увели с 6 поста 87 челов. на расстрел, в том числе попал из нашей партии из числа 11 человек Красулин Михаил Павлович.

В Иркутской тюрьме каждую ночь водили десятками политзаключённых вешать. [22] Специально на заднем дворе этой тюрьмы под навесом было повешено 4 веревки, которые никогда не снимались, и стояли около верёвок простые бочки. Приводят арестованных, подставляют бочки под верёвки, ставят арестованного на бочку, палач китаец встаёт вместе с арестованным на бочку и заталкивает голову арестованного в петлю, в это время палач прапорщик Ошитко за ноги сдёргивает с бочки арестованного, а китаец соскакивает с бочки и последнюю отвёртывает в сторону, и повешение готово. В начале делали гробы для повешенных, пилили тёс из бревен, потом привезли ветхого тёса (раскрыли кирпичные сараи), а впоследствии без гробов сваливали в ямы, таким образом тысячи политзаключенных были перевешены и расстреляны в Иркутской тюрьме.

Хлеба давали 1? фунта, утром и вечером кипячёная вода, а в обед суп с гнилой капустой. В камерах сидело 60-65 человек, тогда как до революции в этих же камерах сидело по 12 человек. Нашу камеру часто оставляли на три дня без горячей пищи за то, что после поверки вечером мы не пели молитвы.

В первой половине декабря месяца 1919 года в Иркутске вспыхнуло восстание против власти белой банды, и меня в первую же ночь Красные повстанцы выпустили и отправили на пимокатную фабрику. На последней я максимум через 1-2 часа после освобождения записался в Красный партизанский отряд и одновременно снял себя тюремную одежду, одел валенки, шапку и полушубок, вооружился трёх-линейной русской винтовкой, бомбами и пошли в наступление от губтюрьмы через р. Ушаковку на одно из зданий г. Иркутска, где засело и укрепилось офицерство. После сильного боя офицеров выбили и город Иркутск от белой банды очистили.

Дальше участвовал в бою в Глазково против дикой дивизии Семёнова, эту дивизию разбили и взяли в плен почти целиком со всем оружием, пулемётами и плюс два бронепоезда. После этого белую банду угнали за Байкал.

В январе мес. 1920 г. охранял золото и Колчака с женой [...] в Иркутской тюрьме. [22об]

В первой половине февраля месяца 1920 года участвовал в бою при деревне Усть-Куда и под Усть-Кудой, это в 26-ти верстах от города Иркутска по направлению к Свердловску. Наш 7-й коммунистический полк под командованием тов. Пулко занимал позицию лобовую, т.е. на нас двигалась белая банда Колчака, Капеля и др. около 50 тыс. человек, а в н/отряде было максимум 500 человек, и рядом с нами занимал позицию отряд Карандавшвили — анархисты и др., и всего считаю по грубым подсчётам было кр. партизан не более 3.000 человек.

Пятидесятитысячная белая банда заняла станцию Инокентьевскую и через реку Ангару двинулась на дер. Устькуда, т.е. на наш отряд, для того, что бы нас разбить, взять гор. Иркутск и освободить Колчака из Тюрьмы. Белая банда нас окружила у деревни Устькуда в кольцо, заехали нам в тыл, и всё была конница и офицерство с самым нисшим чином прапорщика.

Мы, отбивавшиеся в количестве 100 человек у дер. Устькуда от белой банды на передней линии, совершенно были отрезаны с нашим отрядом и др. отрядами, и нас в количестве 100 человек окружила белая банда в количестве 3.000 челов. с тылу, с фланга и спереди. Командира батальона ранили, и мы остались под командой командира 4-й роты МАЛЬЦЕВА Ив.Мих. и под его командой эту трёх-тысячную армию белой банды разбили. Сначала мы закидали бомбами заехавших к нам в тыл бандитов, их разогнали и одновременно отбивались от наступающих на нас спереди и флангов. Офицерство белой банды, всё время держали на голец шашки не более, как 15-20 саженях от нас, гнали нас на расстоянии пяти вёрст по глубокому снегу и кричили нам: "Товарищи, сдавайтесь". Мы в ответ на это бросали в них бомбы, а после этого бросались в атаку с криком ура. Мы на протяжении 5 вёрст не менее 10 раз бросались в штыковую атаку и бомбами разбили колчаковские пулемёты, из последних косили нас с флангов. Несмотря на ураганный бой, пробили тыл, фланги и ушли [23] от белой банды, потеряли 10 человек из 100 ч. отрезанных от н/отряда и др. Ещё благодаря того отбились, что эти 100 челов. были старые солдаты, все почти сидели при белых в тюрьмах, и старые красногвардейцы, а также у каждого из нас было по 20 штук ручных бомб и по 250 штук патронов.

Я из этого количества 100 челов. командовал взводом, и из моего взвода белая банда в этом горячем бою в глубоком снегу зарубили трёх человек шашками и меня ранили пулей в голову выше лба и в ногу. Ранение получил от офицеров во время атаки на расстоянии 10 сажен, но раны были лёгкие, из строя не выбыл, а только сделали лишь перевязку.

Отступили мы всего с боем пять вёрст и уже без боя три версты, всего 8 вёрст. Нам дали подкрепление, и мы снова максимум через три часа пошли в наступление на дер. Устькуда, которую белые заняли. Мы окружили деревню в кольцо, с криками ура бросились в атаку и деревню эту взяли обратно, часть офицеров белой банды перекололи штыками, часть взяли в плен, в том числе одного поймали офицера с мешком, в котором были георгиевские кресты полный мешок. Таким образом в этом решительном горячем бою белую банду отбили за Ангару, в Иркутск не пустили, а угнали лесами по правою сторону ст. Иркутск за озеро Байкал.

Когда был горячий бой под дер. Устькуда, в это время в Иркутске расстреляли Колчака, Пепеляева и с ними палача китайца. Регулярную красную армию мы встретили в гор. Иркутске 10 марта 1920 года, и у нас ещё больше подняло дух, так как за каждым прошедшим полком везли по 30 пулемётов и т.д.

Наш 7 коммунистический полк в Красную регулярную армию не влили, а самостоятельной единицей отправили 10-го же марта 1920 г. за Байкал на Верхнеудинск, а потом с боями дошли до города Читы и в первых числах апреля мес. 1920 г. под Читой приняли горячий бой с Японцами, семёновцами, колчаковцами и т.д. Во время боя днём было темно от взрыва бомб и оружейного огня, но т.к. вся эта банда укрепилась в г. Чите, и наш [23об] полк занял уже три улицы г. Читы, но под натиском белой банды отступили. Меня в этом бою ранили тяжело в голову, и я из строя выбыл.

После выхода из лазарета я работал в органах ОГПУ в прифронтовой полосе, по поручению ОГПУ работал и в тылу белой банды. В декабре мес. 1921года из Красной армии выбыл и работал волвоенкомом, председателем волисполкома, ответственным секретарём волкома ВКП(б), председателем крупного фабзавкома деревообделочн. и четыре года членом президиума и зав. культотделом обкома Союза рабочих деревообделочников, и с 1929 года ответственным секретарём райкома ВКП(б). В данное время учусь в комвузе и одновременно работаю председателем Общеуниверситетского профкома, за учёбу был в УКУ премирован шеститомником В.И. ЛЕНИНА.

К сему подписуюсь. И. ВЕКШЕГОНОВ.

10/XI-1932 года

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.188.Л.11-24.