|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Я открыл последний сейф — в нём были металлические коробки, плоские. Я достал парочку и выложил их на стол, стоящий в центре зала, открыл.
— Это монеты качества пруф — намного более качественного изготовления, чем обычные ходовые монеты. Они делаются немного другой штамповкой, и более искусно.
На аверсе монеты был изображён не царь, а Георгий Победоносец — на реверсе — двуглавый орёл — герб как на современных мне монетах — со скипетром и державой, и в коронах.
— Какая большая монета, — сказал царь, разглядывая картинку, — и как искусно сделана то...
— Тридцать четыре, и пятьдесят восемь сотых грамма. Ровно десять червонцев одной монетой. Это самая большая и дорогая монета из всех.
— Но официально не утверждена — хотя золото есть золото.
— Верно, золото есть золото — и она своим качеством чеканки сама по себе имеет некоторую ценность. Поэтому монеты не сваливают как обычные, а хранят в таком вот ящике. Пока что мне не доводилось ею расплачиваться — но может быть придётся при крупных торговых сделках. Таких монет всего несколько тысяч сделано.
— Я вижу, богатств у тебя несметно — раз сам предлагаешь деньги — то сколько?
— Давайте так — чтобы не нарушать финансовый баланс в государстве и экономику вообще — я могу дать вам ссуду. Без процентов, взаймы — когда стране особенно понадобятся деньги — во время войны или ещё по какой надобности — можете приходить и брать, сколько нужно будет — а отдавать потом, бессрочно. Допустим, в пределах ста лет. Идёт?
— Идёт, — согласился царь, — деньги нам очень сильно нужны.
— Только не злоупотребляйте — на кредиты легко подсесть, но трудно потом расплатиться — поэтому мой вам дружеский совет — бери тогда, когда это действительно необходимо для отечества. И вот ещё что — деньги на строительство школ, академий, библиотек, содержание учителей — готов пожертвовать безвозмездно. Скажем, создадим отдельную казну на это дело — фонд просвещения — и на него я готов пожертвовать, скажем... пять миллионов рублей сразу, и по пятьсот тысяч рублей в месяц. Безвозмездно.
— Щедро, — кивнул царь.
— Только нужно следить за бухгалтерией и я знаю как у нас принято воровать — когда не ощущают люди ответственности каждый рад запустить руку в казну — я попрошу в ответ принять самые суровые меры против воровства, коррупции, злоупотреблений. Причём именно на законности строится государство — на общем законе, под который должны приспособиться все — иначе это подрывает основы государственной власти. Поэтому плевать кто — хоть твой лучший друг — казнокрадов не прощать.
— Лучший друг, говоришь? А если заворуется?
— Тогда грош цена такой дружбе, которая ради денег. Друзья у своих не воруют — какой смысл в даже очень верном, полезном, человеке, если он верен и полезен только потому, что хочет воровать? Такая верность недорого стоит, и всегда найдётся кто-то побогаче, кто предложит больше. Поэтому я за суровые меры — за железную твёрдую законность. Не щадящую никого — ни друзей ни врагов. Поверьте, знаю, о чём говорю — Империя не просто так развалилась, в своё время. Прощали, закрывали глаза, считали что "по чину берут" — а потом это всё просто парализовало как старого маразматика и оно издохло изнутри. Сгнило. Коррупция сгубила Россию. Казнокрады.
— Я им всем укорот дам, не беспокойся.
— Ну тут тоже не в строгости наказания дело, — остановил я его репрессивные поползновения, — не в строгости — а в неотвратимости. Когда одного вешают — а другому прощают — третий всегда будет думать, что ему повезёт и его простят. Особенно когда правосудие вершится не по строгому правилу — а по чьему-то желанию. С всеобщими и неотвратимыми правилами можно смириться — а вот когда закон не такой уж всеобщий — его не уважают. Именно поэтому я и говорю — всех нужно держать в ежовых руковицах.
— И тебя?
— И меня. Чтобы не забывался. Хотя денег я воровать не буду — у самого их слишком много, такие суммы просто некуда тратить. В стране слишком мало производится, чтобы что-то закупать.
— Займёмся ка мы строительством флота, — заметил государь, — сейчас это главное.
— Понадобятся инструменты и материалы?
— Понадобятся, и много. Я в этом деле лично участвую — если хочешь — покажи, что можешь.
— Предлагаете мне тоже принять участие? — выгнул я бровь, — можно, можно.
— В Москве окромя реки ничего и нет — поэтому и строить нечего — на юг надо ехать.
— О, кстати, об этом, — я хлопнул себя по лбу, — я же вам показывал паровой двигатель?
— Ещё нет.
— Давайте поговорим про железные дороги. И не железные тоже. О том, как они строятся и как функционируют вообще...
* * *
*
Я подарил царю с килограмм червонцев разных видов, и мы пошли наверх — а я решил показать всё, что знаю про строительство железных дорог. Как они появились, когда, где. Мы поднялись в лекционный зал, я прихватил с собой массивную книгу, не для чужих глаз которая отпечатана, и продемонстрировал огромную по меркам комнаты модель железной дороги.
Это была игрушечная железная дорога, размером три на пять метров, с поворотами, стрелками, и кольцевым путём. Сделана она была из металла, и работала на электричестве — паровой двигатель тоже был в виде модельки — но стоял на столе отдельно, как украшение.
Его величество очень заинтересовался — и я рассказал ему вкратце о том, как это повлияло на развитие экономики вообще.
— Строительство такой дороги вещь чрезвычайно дорогая, но полезная, — заметил я, — даже если нет паровозов.
— А какой толк в ней без паровозов?
— Всё дело в сопротивлении — в том, сколько энергии тратится на движение. При контакте стального колеса и стального рельса — оба с низкой упругостью, они не мнут друг друга и на движение расходуется мало энергии — на этом основана вся рельсовая техника — начиная с древнего рима.
— Но без паровоза смысл?
— Например первые легкорельсовые городские транспорты — трамваи — были на конной тяге. Лошадь никогда не сдвинула бы с места такую конструкцию такой массы, если бы она не была на рельсах. Или вообще движение на дрезинах — устройстве, которое работает на обычной мышечной тяге человека — ручку вверх-вниз качаешь и едешь — причём быстрее, чем может ехать лошадь. Хотя самое главное — груз. Рельсовый транспорт не проминает путь — поэтому чем больше груз — тем больше толку в нём — на нём можно перемещать огромные объёмы грузов. Ну и конечно, можно создать паровозы, способные водить поезда — правда, если делать их простыми — то их мощность будет очень невелика, производительность тоже, но это тысячекрат лучше, чем можно перевезти на лошадях.
— Так, уяснил. Сколько это будет стоить?
— Нисколько, дело не в цене, а в том, что можно было бы создать дорогу между крупными городами — дорогу на юг, и рельсовую дорогу — для прохождения поездов на конной тяге. Или дрезин. Можно использовать не мощную большую взрослую колею, а малую — как у узкоколейного транспорта — семьсот пятьдесят или даже пятьсот миллиметров.
— Можно, конечно можно, — подумав, ответил царь, — металл ты пожертвуешь?
— Да это ничего не стоит для меня — я не только металл пожертвую — я пущу путепрокладочный комбайн, который и создаст дорогу — это будет очень быстро. Очень. Самое главное — что для паровозов придётся искать топливо — то есть добывать каменный уголь в больших количествах... хотя... если использовать конную тягу — то проблем вообще быть не должно. Ну и если использовать примитивные паровозы, которые можно топить дровами, ими можно перебиться первое время.
— Добро. Если ты сделаешь это — то разрешение от меня считай получено.
— Это большая работа — нам понадобится создавать целую новую индустрию. Тогда я приступаю к делу?
— Приступай.
* * *
* *
Путепрокладочный комбайн — техника инопланетная и невероятно сложная. Его работа — это прокладывать путь в любой местности — в данном случае ему была дана непростая задача — проложить дорогу глубокого заложения, очень прочную, очень хорошо сопротивляющуюся ливням и потопам, не рассчитанную на постоянную уборку снега, и рельсовый путь рядом с ней. Дорога, кстати, щебёнка — которую можно считать относительно примитивной — а рядом с ней — железнодорожный путь.
Горыныч принял задание и приступил к строительству пути от Москвы до южных владений, полученных в результате азовских походов — этот громадный тракт — строился сравнительно быстро — по двадцать километров в день — и его строительство стало важнейшей вехой в истории вообще всего транспорта в стране. Я в это время совсем позабыл, что отправил комбайн, и вспомнил только когда Горыныч доложил о том, что дорога достроена.
Дорога начиналась в нескольких стах метрах от границ Москвы — и строительство её потребовало гигантских ресурсов — но главное — это прокладка железнодорожного полотна. Я приехал на открытие дороги, и пригласил сюда государя, а он приехал с множеством своих подчинённых — как обычно — с целым табуном свиты. И выглядели они как кампания пьяных подростков — то есть все на лёгком кураже и веселье. Я же со своей кислой рожей немало им подпортил настроение — дело в том, что прибыл я на пару часов раньше, к железнодорожному тупику, где была большая платформа, депо, грубо говоря — и здесь создал с помощью крафтпистоля и разместил паровоз. Это был удивительный лёгкий паровоз — маленький, кажущийся игрушечным локомотив, бока у него были зелёные, труба — бронзовая, и вообще, бронза, медь, заклёпки, создавали ощущение что это игрушка, а не паровоз. В натуральную величину, так сказать — у него была будка машиниста — а я пока разбирался в его конструкции — это был самый примитивный паровой двигатель, какой только возможен — простые жаровые трубы, использование дистиллированной фильтрованной воды, и самое интересное — это была конструкция, с которой мог справиться даже такой любитель инженерного дела, как я. За ним сразу был тендер — вагон с топливом — правда, топливом служил не уголь, а специально созданные для этого прессованные горючие материалы, похожие на небольшие кирпичики, и они в большом количестве, насыпью, располагались в тендере. Я закинул в топку топливо, плеснул жидкостью для розжига, кинул спичку и подкидывал топливные брикеты каждые пару минут, пока температура в топке не вышла на рабочую, топливные брикеты горели долго, за счёт синтетических добавок.
Первые паровозы имели свойство взрываться — от несовершенства конструкции и неспособности создать металл, выдерживающий большие давления — но в данном случае были предохранительные клапаны, которые стравливали излишки давления — а так же манометр, и прочная конструкция паровой машины из высококачественных сталей, рассчитанных на большие давления. Во имя безопасности, так сказать.
Этот агрегат раскочегарился до рабочей температуры — издавал шипящие и свистящие звуки, брикеты горели в топке с лёгким потрескиванием и гулом, пар свистел в многочисленных патрубках машины.
Его величество прибыл вовремя — машина уже вышла на полные рабочие обороты. Позади к ней были прицеплены четыре вагона с шириной колеи семьсот пятьдесят миллиметров. Это были вагоны как в электричках — с лавками, кнами, в общем — пассажирские, и последний — грузовой. Его величество слез с коня, остальные кто с ним приехали начали креститься и громко недовольствоваться.
Я выглянул из будки машиниста, помахав рукой — и царь быстро взбежал на платформу и подошёл ко мне, оглядывая всю машину.
— Ох и удивил ты меня, не ожидал я такой скорости. Месяца ведь не прошло.
— И вам здрасьте. Каюсь, не предупредил о скорости работы. Зато смотрите какую я себе игрушку завёл! — похлопал я по борту паровоза, — превосходная машина.
— Показывай. Я хочу посмотреть, как она будет ехать.
— Без проблем.
Я вылез из кабины и позвонил в висящий здесь колокольчик:
— Господа! Кто хочет ехать с нами — заходите в вагоны, поезд отправляется через две минуты.
— Мои так не полезут, надо загнать, — вылез царь, и вскоре загнал пинками-матюками, взашей, своих придворных, по вагонам. Я проверил, закрыты ли двери, вернулся в кабину машиниста и снял поезд с тормоза. Царь зашёл сюда же.
Дав пар в цилиндры, повернул слегка кран, регулирующий подачу пара, и реверс — работу паровой машины. Она зашипела, исторгла целое облако лишнего пара и машина неспеша начала разгоняться. Медленно так, но верно. Подкинул ещё дровишек в топку и дал все пары — зашипела, чухала, засвистела машина, и поехала быстрее. Мы набрали скорость в двадцать пять километров в час. Это немного — это скорость велосипедиста, допустим — но это больше, чем выдавала средняя лошадка с каретой. Мы ехали. Я выглядывал в окно, разглядывая путь — никого на путях слава богу не было, машина ехала стабильно и уверенно.
— Я не большой мастер паровых технологий — но всё же, без этой штуки нам тут просто зарез, — сказал я, разглядывая, как пролетает мимо первый километровый столбик, — хорошо идём.
— Да, быстро едем, — выглянул из окна мой помощник машиниста.
— Но рассчитывал я эту дорогу не на локомотивы — а на конный привод — потому что локомотивы — слишком сложно, ещё нужно и иностранцев от них отгонять. Да, это медленно, но это эффективнее, чем ехать по обычной дороге, — кивнул я на щебёнку рядом.
Царь выглянул. Посмотрел вперёд — дорога тянулась далеко.
— И далеко её проложили?
— До Азовского моря.
— Вот это размах! Как не буду спрашивать — я отучился удивляться чудесам. Что это за дорога?
— Это необычная дорога. Обычно есть два типа — глубокого и поверхностного заложения. Глубокое заложение практиковали ещё с древнего рима — под полотном укладываются слои песка и гравия. Дороги поверхностные называют макадам — это укладка на грунт щебня разного размера — нижний — двадцать дюймов, укладывается камнями не больше трёх дюймов, средний — камнями в два дюйма, верхний — присыпается камнями в три четверти дюйма. Такая дорога относительно дёшева и отлично отводит влагу — которая стекает с дороги в канаву, и дорогу не размывает.
— Трудоёмко, кстати, — заметил государь, — это же сколько камней нужно наколоть.
— Много. Для этого есть камнедробильные машины — хотя этим и вручную могут заниматься.
— А дорогу не растащат?
— Да кому нужны камни? Ладно бы хоть дерево. Каменюк что ли мало?
— И то верно, смысла нет воровать. У нас об этом в первую голову думать нужно. Подобную дорогу нужно научиться строить самим, без сложных машин.
— Тогда я предлагаю вам рассмотреть мысли самого Мак-Адама — создателя такого типа дорог. Он утверждал, что в развивающейся стране необходимо иметь отдельный государственный орган, ответственный за строительство, ремонт и надзор за дорогами, и этому нужно уделять особое внимание — дороги самое важное для развития местности. По грунтовой далеко не уедешь, а чем больше ездит грузов, карет, телег, лошадей — тем больше дорога портится — уплотняется, перестаёт пропускать влагу и превращается в грязевую лужу при первом же дождике.
— Мысль правильная, — кивнул царь, — можешь описать отдельно на бумаге как строится такое полотно дороги — найду людей, которые захотят взять на себя такой труд.
— Конечно, я могу такое сделать. Но строить все дороги к каждому селу "маленькие залупки" я не могу — тем более что комбайн — гигантская машина, весь народ перепугает.
— Крестьян подниму на это дело — справимся.
— А как проходит внедрение сельхозтехники? — спросил я, подкидывая в топку новые брикеты топлива, — вы вроде бы присылали целые обозы для вывоза инвентаря.
— Присылал, инвентарь раздали крестьянам близ Москвы. Учить их хлеборобному делу не пришлось — они были очень довольны. На благодатную почву сии зёрна упали и быстро всходы дали.
— Кстати, конечная точка нашего маршрута будет скоро — там мы перецепим паровоз в хвост состава и поедем обратно, — я посмотрел на часы, — прибудем через минут пять.
— Красивые часы.
— Спасибо. Кстати, я же совсем забыл — я хотел подарить часы, но совсем запамятовал. Они у меня при себе, — я достал крафтпистоль и распаковал из его инвентаря в воздухе коробку, подхватил упавшую коробку и протянул её венценосной особе, — между прочим это очень хорошая вещь.
— Верю, — он взял коробку и открыл, — часы. Наручные.
— Это очень сложный часовой механизм — хронометр. Он отличается от часов — он показывает время очень точно — точнее, чем обычные часы. Конкретно этот — сделан ударопрочным, водонепроницаемым, и с чудовищно прочным корпусом. Механизм сделан с молекулярной точностью и работает на высокой скорости, в отличие от обычных часов.
Но царь меня не особо слушал, он надевал часы на руку.
— Хороши.
— Хронометр создан для морской навигации изначально — для вычисления точных координат по звёздам и светилам — нужно знать точное время измерения углов. Создание более точных механизмов было делом очень хлопотным — но способствовало точности навигации. Этот хронометр сделан компактным — и имеет погрешность не выше одной десятой доли секунды в сутки.
— Не беспокойся, я ни одному часовщику его не дам разбирать.
— Я об этом не беспокоюсь — никто из ныне живущих часовщиков не сможет его повторить. Это механизм такой сложный, что его можно создать только в эпоху, когда механические часы уже ушли в прошлое. Если сломаются — присылайте их на базу и оставьте там — ИИ-управляющий их починит. А для людей попроще у меня есть вот это, — я достал ещё пару коробок, — кстати, история наручных часов очень интересна. Они появились лет двести назад — но их применяли как женское украшение, не более. Тогда время было иное и иначе было представление о его важности. Позже получили распространение карманные часы — но в военной обстановке пользоваться ими было нереально — поэтому у военных получили распространение — уже веке в девятнадцатом-двадцатом — наручные часы. Они то и стали основными. Непременный аксессуар мужчины и лучший из подарков.
Царь распечатал коробки, которые я высвободил, положил одну на полку, открыл вторую — внутри было пять наручных часов.
— Это часы намного проще вашего хронометра — у них погрешность может быть раз в десять больше. И сделаны они из обычных металлов. Но правда богато украшены — золото, платина, серебро, бриллианты, рубины и сапфиры. И ударопрочное стекло. Я понимаю ваше положение — у вас много людей, которых можно назвать сподвижниками, союзниками, подчинёнными, и так далее — и им в свою очередь нужно тоже дать хорошие часы. Поэтому я изготовил десять экземпляров — которые могут быть особенно полезны в навигации и вообще в административном деле. Кстати, вам доставили учебники по астронавигации — это очень хорошие книги. В европе такого не найдётся, уверен — там такие методы описаны, которые ещё не открыты. Очень полезная вещь.
— Не спорю — читал. Очень содержательно — я даже проводил опыты, вычислял координаты по солнцу и луне — всё сходилось. С точным хронометром должно быть ещё лучше.
— Конечно.
— Хорошо всё-таки в европе науки развиты.
— Не спорю — это их золотой век. У каждых он бывает.
— А у нас?
— Будет, когда-нибудь. Мы над этим работаем. Русские тоже не пальцем деланы — многое наши люди изобрели, многое открыли, многое создали. Есть, точнее, будут, и свои изобретатели, и великие учёные, и великие композиторы... это, правда, будет, если дать людям возможность и поддержку — а что способны на многое — это факт. Непреложный. Не хуже любых иностранцев.
— Сейчас мысль моя о флоте горит — флот построить на чёрном море и на балтике.
— А, да, точно. На этот счёт у меня есть своя идея. Я конечно не великий инженер — но парусное судно спроектировать смогу, и построить тоже. Кстати, мы поедем в Азов?
— Конечно поедем.
— Я как раз хотел кое-что сделать в кораблестроении — пара инноваций. Показать их тоже хочется. Но это сейчас доедем обратно до Москвы, и можем отправляться.
— Ты медленного путешествия не приемлешь?
— Совершенно. Я на своём транспорте.
— Ну тогда и я с тобой.
* * *
* * *
Приехали мы в подмосковный городок, постояли двадцать минут, подышали свежим воздухом, перестегнули локомотив и отправились назад.
Раз уж я обещал царю поехать в Азов быстро — то надо исполнить обещанное — он сразу по прибытию отправился в свой царский дворец, вместе с придворными, изрядно вымотанными путешествием, а я, убрав паровоз, отправился в типографию — готовиться к дальней поездке.
Вот только ехать предполагалось на автомобиле. Но путешествие должно быть сложным — потому что расстояния у нас огромные — и для этих целей мне нужен был полноценный рейсовый автобус — ехать на нём на юг — дело сложное. Я не хотел одновременно шокировать людей и не хотел плестись со скоростью кареты.
Выход из ситуации был найден — но он более сложный, чем казалось изначально — это был поезд. Поезд я создал, вернувшись в депо, но перед этим захватил в типографии деньги, много денег, очень много денег, а так же провизию, цистерны с водой, ресурсы для строительства, в общем — всё, что только мог захватить.
И составил поезд на пути — с помощью крафтпистоля, соединив вагоны и присоединив к ним аккумуляторный электровоз и сделал его на базе обычных электродвигателей и мощных аккумуляторных ячеек — которые нужно было отдельно ещё зарядить от микрореактора. Подзарядкой от атомного генератора занимался ещё часа два — пока все аккумуляторные блоки не показали зелёный свет.
Электровоз напоминал советские тепловозики — он был выкрашен в зелёный цвет, красив, мил, с яркой фарой по центру. Состав стоял на путях по прежнему, люди иногда заходили посмотреть — но не лезли особенно, интересовались новинкой. Приезжали массово.
Спасло от них меня то, что погода испортилась к хренам — пошёл мелкий дождь. Я спрятал атомный генератор в кабину электровоза и отсоединил, включил питание, проверил вагоны, накинув плащ-дождевик.
Царь объявился вскоре — он приехал со своей свитой, царь ездил на лошади, свита предпочитала в основном кареты. Поэтому он промок и был зол, а его приближённые — не особо. Он прошёл по перрону ко мне, постучал в дверь, зашёл внутрь кабины машиниста.
— Ух и польёт тут как из ведра.
— То то меня с утра потом пробирало — парило, — кивнул я, — это электровоз. Более современная версия паровоза — ездит на электричестве. Не пыхтит, не пердит, дров не требует — поэтому мы доедем без лишних проблем. И с максимальной дорожной скоростью.
— Радует. Поехали?
— Все зашли? Нам следует наверное перейти в пассажирские вагоны — ехать далеко, придётся делать остановки и ночевать в пути. Будет неудобно. Но зато у этого типа вагонов есть нужник и есть кухня, где можно набрать кипятка. Комфорт не обещаю.
— Да брось, в карете так трясёт, что на поезде само собой комфортнее.
Я дал свисток, посмотрев в зеркала заднего вида — перрон был пуст, все кто ехал с царём — уже зашли внутрь вагонов и располагались.
— Хорошо что тут можно перейти из электровоза в вагоны прямо на ходу, — я открыл дверь в машинное отделение, по центру его был узкий проход, можно было протиснуться, — это немного страшновато — но ничего.
— Нет уж, я хочу посмотреть как ты машинерией работать будешь.
— Пожалуйста.
Я отдал реверс от себя и дал напряжение поворотом рукояти, включил освещение, включил систему принудительного охлаждения аккумуляторного отсека. Электровоз загудел и медленно тронулся — но более плавно, чем это делает паровоз — медленно разогнался — до двадцати, тридцати, сорока... пятидесяти пяти километров в час... Путь был проложен максимально прямой — поэтому по нему можно было разгоняться очень хорошо — если только никто не встретится на путях и не придётся экстренно тормозить. А это могло произойти — для этого на путях стояли таблички с картинками, и были переезды. Мы разогнались до пятидесяти, сбавив скорость — и хорошо шли.
— Вот это скорость, — цыкнул зубом царь.
— Ровно пятьдесят километров в час.
— Я одного не уясню — ты упоминаешь километры — это сколько в верстах?
— В верстах... верста это одна тысяча шестьдесят шесть метров, а километр — ровно тысяча.
— То есть примерно чутка поменьше. Это чья система счисления?
— Общемировая. В одно время англия насадила всему миру свою систему — с фунтами, унциями, линиями, футами, ярдами, дюймами и так далее. Но эта система — очень похожа на нашу старомодную с аршинами, вершками и прочими корешками — она примитивна и единицы друг к другу не привязаны. Метрическая система была создана для исправления этого всего — она очень удобна в нашем квадратном мире с тремя измерениями — один километр — тысяча метров, метр сто сантиметров, сантиметр — десять миллиметров. Вот и всё. Все единицы легко складываются, делятся, умножаются, и все кратны десяти — что очень удобно в математике и геометрии. К ней привязаны другие единицы — например объём в литрах — литр — это дециметр воды — то есть десять кубических сантиметров. И мера веса — килограмм это вес одного литра чистой дистиллированной воды. Значит кубометр воды весит ровно одну тонну — или тысячу килограмм.
— Вот как... удобно.
— Имперская система — где все единицы не кратны одному делителю — очень неудобна для инженерного дела, для вычислений, для... да для чего угодно неудобна. Зато если все единицы кратны количеству цифр в нашей системе счисления — десятичной, то их можно легко складывать, умножать, делить, без использования дробей. Я кстати ввёл систему метрическую — в канцелярском магазине можно купить линейки и другие мерки — весы, например, мерные стаканы — для исчисления объёма в метрической системе. Они очень точны.
— Понятно... а здорово придумано. Пожалуй, я с тобой согласен тут больше, чем в чём бы то ни было с кем бы то ни было — мы перенимали английскую систему, потому как нужна была унификация — а никто в мире в наших вершках считать не будет — но если у нас будет более удобная система — то это они примут нашу, а не мы их. Здорово придумано. Надо будет как-нибудь закрепить это юридически, в документах.
— Единственная область, где это не приживётся — это морская навигация — там по прежнему пользуются узлы и мили — потому что они привязаны в географическим координатам и облегчают навигацию — а в километрах — будет очень неровно.
Я посмотрел на дождь — крупные капли дождя стирались с лобового стекла дворниками. Электровоз летел со скоростью сорок пять километров в час — в автоматическом режиме, прощупывая пространство перед собой при помощи радара, камер, тепловизоров и многого другого.
— Дальше он будет вести автоматически. Мы можем покинуть кабину.
— Хорошо, как скажешь. Долго ли нам ехать?
— Долго, дня два, не меньше.
— Ну это очень быстро.
— И всё же дня два.
* * *
*
В вагоне уже расположилась вся золотая орда приближённых — я был не очень к месту — на меня посматривали волком — но я не мешал им, пошёл налил кофе, угостил, предложил книжки почитать в дороге — путь неблизкий.
Заодно познакомился с окружением царя — это были интересные люди, которые меня прощупывали — я прощупывался. Деньги мне не нравились, корысти не имел, власть тоже не уважал и не боялся, и тем более — не желал, у меня её и так выше крыши с моими то технологиями. А на прочие вопросы отвечал уклончиво, или наоборот, разговорились немало. Например один из ближайших сподвижников и друзей царя — он затеял со мной философский спор на тему Спинозы. Этот талмуд я читал ещё в бытность юнцом, а потом перечитывал, и мог за старину Бенедикта сказать — мы провели очень любопытные дискуссии на эту тему.
Ну и когда речь зашла про корабельное дело и флотоводство — я нашёл на полке большую книгу по этому делу и открыл на столике. Столики тут по обе стороны были как в плацкарте — двухъярусные полки, нижняя превращалась в столик — и так по обе стороны вагона — поперечных полок не было. Расположив талмуд на столе, я его открыл и пояснил свои мысли кораблестроительные.
Собственно, я предложил построить корабль с немного изменённой технологией деревообработки — с пропиткой древесины от гниения, с укладкой послойно древесины, с другими обводами — по моим расчётам — такие обводы можно было сделать. Я нарисовал на листе бумаги в ежедневнике — который носил с собой, карандашом, примерные обводы корпуса и проекцию в разрезе.
Впрочем, быстро разговор перешёл за строительство фортификационных сооружений — тут мои знания были куда обширнее, так как я этим, в отличие от кораблей — занимался. Поговорили про артиллерию, форты, планы, формы, материалы строительства, про бастионную систему укреплений.
Довольно содержательно получилось — а главное — очень злободневно...
* * *
*
Скорость. Вот чего этой эпохе в парусниках не хватало — парусные корабли делали более скоростными позднее — когда необходимо было конкурировать с пароходами — но пожалуй лучший из типов кораблей — это клиппер. Самый сбалансированный на торговые нужды — быстроту, мореходность, оборот средств. Это не громадные сухогрузы, в эпоху паруса скорость очень важна — ветер может и перемениться — нужно уметь выжать столько, сколько сможешь.
Яхта, которую я построил для себя — чисто для себя — была стальной. Прочный стальной корпус, бермудский косой парус — очень простой, не требующий большой команды, длинна — сорок восемь метров. Это немало — но ширина всего семь метров. Это очень узкий корабль.
Команду царь нашёл легко и взялся сам управлять её размещением — я же просто наблюдал за тем, как он пинками и матюками всех подгоняет и заставляет работать — нашёл боцмана, нашёл капитана, нашёл грамотных матросов — которые умеют управлять парусом и быстро разобрались в нехитрой машинерии — в лебёдках, коих тут было немало.
И мы вышли в море с утра — ветер был особенно сильным, дул со стороны суши, и корабль, шхуна, быстро набрала скорость. Я при этом успел облазить её всю — тут было очень уютно — внутри были роскошные каюты для меня и кого угодно — уютно было сверху — всё сделано по высшему разряду. Скорость яхта развила очень немаленькую — ветер был очень хороший, и капитан и команда, смелели всё больше, выжимая из неё узел за узлом — вскоре она достигла максимума, который мог быть — это больше двадцати узлов. Неудивительно — ведь у неё были особые паруса — высота мачты из сверхлёгкого материала — как у большого линейного корабля, лёгкие и прочные полимерные паруса — не то же самое что массивный такелаж, тяжёлые паруса и тяжёлая, низкая деревянная мачта.
Мы разогнались очень хорошо — корабль превосходно нёсся над редкими волнами, море тут было неглубокое — да и сама яхта... не для океанского плавания — река-море. Но быстрая и хорошая. Мы неслись по морю довольно быстро.
Я даже не думал о том, что это моя яхта или насколько она хороша — за те годы, что я провёл там — отвык от таких мыслей. К тому же в моём распоряжении были такие технологии, которые и в двадцать первом веке присниться не могли.
Государь вскоре подошёл ко мне — я же сидел на просторном диване на корме судна и закинув ногу за ногу — наблюдал за тем, как ветер раздувает паруса, и как волны разбиваясь о нос корабля, оставляют белые пенные барашки по обе стороны от него. Это было впечатляющее зрелище.
Надёже государь пришёл, сел рядом, тоже расслабиться захотел. Солнце пекло, но ветер охлаждал — и погода была максимально комфортная.
— Идём восемнадцать с половиной узлов.
— Максимальная скорость этой яхты двадцать два узла, — кивнул я, — но видимо это должен быть ветер покрепче.
— Очень быстра — я не слыхал, чтобы разгонялись быстрее четырнадцати, даже на быстроходных, — он зевнул, — жаль только в дереве такого не сделать.
— Деревянные тоже можно сделать очень неплохой конструкции — быстрые, маневренные, но стране правда нужны не шхуны, а линейные корабли.
— Это точно — а им высокая скорость ни к чему, — погладил он обивку дивана, — линейному кораблю главное пушек и прочности побольше.
— Золотые слова. Пушек и прочности. Эх... а меня это не интересует — есть корабелы, есть деньги — инструменты могу поставлять — а строить линкоры — увольте. Не моё это. Эту яхту я построил только для собственного удовольствия. Чтобы совершать небольшие морские путешествия по азовскому морю.
— А как корабли в твоём времени ходят? — спросил царь, возврвщаясь к не самой популярной теме.
— Парус как таковой уже ушёл в историю. Сначала его заменили паровые машины, а потом двигатели внутреннего сгорания — в которых используются нефтепродукты. Такие корабли достигают исполинских размеров и их двигатели тоже — и могут перевозить огромные объёмы грузов. Такая яхта как эта поместится на палубе большого контейнеровоза поперёк.
— Небывальщина, — вздохнул царь, — эх, но таких нет и не будет на нашем веку. Может и к лучшему — люблю я паруса.
— Их многие любят. Кстати, тут речь зашла про верфь — есть у меня мнение, что османы могут попытаться отнять азов обратно. И у них это может получиться.
— Вот как... нельзя этого допустить. Это важная часть нашей политики.
— Понимаю. Поэтому я готов вмешаться — близ крепости нужно построить верфь, я готов дать все материалы, все инструменты — вплоть до одежды и обуви рабочих, не говоря уже про используемые станки и оборудование для работы с лесом. Осман нужно сдержать — так будет меньше проблем потом, при освобождении от них остальных земель. И у меня будет место, где можно будет работать над кораблями — чтобы построить флот. Сам я его строить не буду — я лишь могу дать оборудование для верфей. В том числе массивное — такое как краны, сухие доки, и многое другое.
— Этого нельзя построить быстро.
— Я смогу, мои возможности тысячекрат больше. Это же — досадная мелочь. Азовскую крепость тоже нужно укрепить и поставить на неё новые орудия. Это будет очень полезный опыт.
— Вернёмся на берег — и там покажешь, что хочешь сделать.
— Крепость. Мощную, могучую, громадную, поражающую воображение, крепость, которая может выдержать долгую осаду и вести огонь из множества пушек по наступающим.... И вообще, я хочу пострелять из старинных дульнозарядных пушек.
* * *
Выглядели они конечно примитивно — дульнозарядная бронзовая пушка полевого калибра — стреляла чугунными ядрами диаметром сантиметров в десять. Я наблюдал со стороны — его величество хорошо умел обращаться с пушками — я сделал дюжину орудий разных калибров, бочку пороха, ядра, и всё это близ крепости. Царь и его охрана из солдат — обступили орудие, после начали управлять. Засыпали порох, заложили пыж, затолкали это всё внутрь длинной палкой — забыл, как она называется, для дульнозарядных нужна, толи банник, толи шомпол... и закатили ядро, которое тютелька в тютельку влезло в ствол — и с грохотом прокатилось по нему. Потом снова положили пыж — пыжи были изготовлены из картона, в виде картонных кругляшей — его затолкали сделав дюжину ударов по пыжу, чтобы плотно объединить это всё в сборку внутри ствола, и царь собственноручно поднял ствол в рабочее положение, прицелился, вставил фитиль, и показал как это делается.
Фитиль кстати — нарезал я, ножницами по металлу, из огнепроводного шнура. Через секунду после поднесения огня, пушка как грохнула! Выбросив клубы былого дыма, в деревянный щит, что был в почти ста метрах далее, полетело ядро — довольно медленно, кстати — привычные мне снаряды имеют скорость раза в три выше — а тут — конечно, метнули его крепко — но это скорость как у пули маломощного пистолета.
Бронзовые очертания пушки скрылись в клубе порохового дыма, который быстро развеялся на ветру — ядро попало в деревянный, точнее, фанерный щит и пробив его навылет, ушло в землю. Лепота.
— Можно теперь я попробую? — попросил я.
— А стрелять доводилось?
— Доводилось. Ваше величество, мы тут разговоры тайные ведём, может быть солдат попросить подождать нас?
— Почему бы и нет. Эй, молодцы, свободны.
Солдаты и офицер в синей одежде, с красной сорочкой и шляпой-треуголкой козырнули и пошли прочь.
Его величество спросил:
— Ну и что ты обсудить хотел?
— Хотел стрельнуть из орудий моего времени, — вздохнув, ответил я, — они сильно отличаются от нынешних, вот и попросил солдат уйти.
— А, понятно. Что ж, это я только за — покажи.
— Секунду. Так... из чего бы выстрелить... — я задумался, — конструкций я знаю много... пусть будет МТ-12, она же "Рапира", — я создал нужную пушку на земле. Это была огромная, по сравнению с маленькими полковыми бронзовыми, сложная пушка — с бронещитком, очень длинным и тонким стволом, резко контрастирующим с толстенными и короткими стволами этого времени. Задняя, казённая часть, имела сложный затвор, цилиндр противооткатного устройства, множество различных рукоятей, приборов, лафет скреплялся соедино стальной штангой, прицельные приспособления — большая такая коробка, в общем — пушка имела множество устройств. Особенно из которых выделялся клиновой затвор. Я создал ещё десяток снарядов для неё — чисто фугасных и стальных болванок. Снаряды в латунных гильзах блестели на солнце так же, как и новенькая бронзовая дульнозарядная пушка.
Его величество сказать что заинтересовался — ничего не сказать. Я же вполне деловито начал приводить пушку в боевое положение — нужно было расставить станины в разные стороны, закрепить орудие, и так далее. Электронного обвеса и приборов для вычисления на ней не было — пушка была почти полностью голой — только старый, советских времён, оптический прицел. Разведя станины, я открыл затвор рукоятью и загнал в него снаряд — затвор автоматически лязгнул, закрываясь.
— Теперь наведёмся. По этому щитку стрелять негоже — это практически в упор. Куда бы выстрелить...
Я взял бинокль, через который наблюдал за щитком-мишенью, и оглядел окрестности. Вдалеке было безлюдно и сверху открывался восхитительный обзор.
— Вон там деревце стоит — видишь, — протянул я бинокль, — три дерева, на пригорке.
— Дай ка...
Его величество взял бинокль и рассмотрел ту сторону.
— Далеко.
— Нормально. Километра три с половиной. Сейчас точнее замеряем.
У орудия был только оптический дальномер — он несомненно уступал более современным — но не требовал электричества и был старой, советской школы. По оптическому дальномеру дистанция три двести. Бронебойные снаряды рапиры на такой дальности теряют убойную силу — но вот цельнометаллическая болванка или фугасный снаряд — вполне сойдут. Стрельба в этом случае ведётся с большим углом — больше двадцати градусов возвышения. Я выставил на механическом прицеле дальность, взял нужное возвышение на такое расстояние, и рукоятями прицелил пушку в нужное место — аккурат в дерево. Увеличение у оптического прицела было относительно неплохое — почти как у бинокля. Однако, в точности поражения уверен конечно не был — приборы старые, пушка новая, и рассеивание даёт о себе знать.
— Отойдите чуть вот сюда, вправо, вдруг станина брыкнёт, — сказал я и потянулся к рукояти спуска.
Громыхнула рапира очень громко — хорошо, что мы были в наушниках — иначе оглохли бы нахер — её слегка подбросило, но не откинуло назад. Шпана иногда бывает пушку не закрепляет, или во фронтовых условиях — и после выстрела её нехило так подкидывает. Снаряд пролетел аккуратно, по дугообразной траектории, и влетел точно в... землю рядом с деревом.
— Промазал, — хихикнул царь.
— Ничего, сейчас ещё попробуем.
Я поднял новый снаряд, загнал его в пушку и снова взял прицел, снова выстрелил, снова промазал — на этот раз с перелётом, третий выстрел — попадание совсем рядом с корнями дерева, четвёртый — почти попал, снаряд пролетел через крону дерева и снёс видимо пару веточек, но улетел в землю за ним.
— В ствол попасть не получается.
— На такой дистанции вы такую мишень попасть — это тоже знаешь ли немало, — заметил государь, — можно я попробую?
Я уступил ему место наводчика, показал прицел, показал как использовать рукояти наведения, а сам пошёл, загнал ещё один снаряд. Затвор лязгнул, я отбежал вбок. Пушка шибко лягается, если не успеть свалить — то можно получить себе откатом орудия по морде — так у нас один дебил в армии и сделал — толи переволновался, толи мозгов нет совсем. Ну после получения по каске откатившимся орудием он точно получил сотрясение чего-то-там...
Царь попробовал, слегка довернул ручку и выстрелил. Наблюдал я в бинокль — он почти попал. Точнее попал.
— Есть попадание. В ствол. Не повалил, правда, но цель уничтожена.
— Вот, — довольный государь, ухмыльнулся, — хороша пушка. Полковая?
— Нет, это противотанковая, что-то вроде осадной. У неё бронебойные снаряды в основном. Полковая... давай кстати из полковой постреляем — она меньше, но я за калибром не гонюсь.
Я создал полковую старинную трёхдюймовку — калибра 76 миллиметров — это пушка времён русско-японской. Она уже гораздо более походила на орудия этого времени.
— Вот, пушка образца тысяча девятисотого года — первая русская трёхдюймовка. Очень полюбившаяся всем.
— Кто создал?
— Ну имени то я не знаю — Путиловский завод, — пожал я плечами, — в дальнейшем ещё много модернизаций было — пока она не стала походить на ту, что вы видели — только меньше. Но это основа, так сказать — база. Это переходное состояние от артиллерии старинной, к более современной мне. Она по крайней мере казнозарядная, это главное.
Пушка стояла на больших колёсах, которые возвышались над ней, имела по обе стороны от неё сидения с подставкой под ноги — там сидел расчёт.
— А эта пружина тут зачем?
— Это противооткатное устройство. Пушка установлена не жёстко — вот на этой тележке, при выстреле ствол пушки по нему откатывается назад, это растягивает импульс отдачи на большое время — и пушка не так лягается, как могла бы.
— Затвор хитрый, — царь открыл его, рассматривая, — но конечно намного проще, чем у той большой дуры.
— Да, там затвор клиновой, полностью автоматический — этот полностью ручной, и поршневой. И у пушки нет наведения как у той, по горизонтали она наводится поворотом всей конструкции, а по вертикали — вот этой рукоятью.
Рукоять представляла собой стальную штангу с резьбой, и ручкой сверху — механизм как у тисков. Крутишь ручку — казённик пушки опускается или поднимается.
— Попробую ка я стрельнуть, — я взял один из созданных снарядов, загнал его в казённик, — никогда не видел даже как такие старые орудия стреляют. Должно быть так же как и остальные. Так, надо закрыть затвор.
Царь это ловко проделал — закрыл, и повернул рукоять, фиксируя его наглухо.
Прицеливание осуществлялось, увы, примитивно — с помощью мушки и целика. Ни о каком выставлении углов и оптических приборах и речи не шло, всё делалось на глаз и при помощи шкалы с делениями, показывающими возвышение орудия в градусах — как кусок школьной линейки-угломера. Навести по горизонтали пришлось, подняв станину лафета — тяжёлая зараза, и переставив на другое место. Лафет представлял собой одну цельностальную станину, внутри которой и была пружина. Неудивительно, что пушка не имела горизонтальной наводки.
Царь своим зорким оком прицелил пушку по горизонтали и мы оба отошли, я с верёвкой, за которую нужно было дёрнуть для спуска. И...
Бумкнула она конечно не так громко, как рапира — вообще, абсолютно другое. Это ведь трёхдюймовка — но снаряд с довольно высокой скоростью — не меньше пятисот метров в секунду — преодолел расстояние до цели и пробил фанерную мишень навылет без проблем.
— Мощно, — сказал царь, разглядывая в мой бинокль, — вроде и ничего сложного — кроме металлообработки, токарки, расточки, фрезеровки, сверления, а какой эффект...
— Это нормально так жахнуло. Теперь давайте зарядим шрапнель. Есть замечательные снаряды с диафрагменной шрапнелью, разработанные русским артиллеристом Шкларевичем, — я создал оные снаряды, в количестве пяти штук, — попробуем жахнуть с установкой на картечь.
— Интересно, показывай, как это работает?
— Шрапнель работает просто. Внутри снаряда находятся пули — стальные шарики, и вышибной заряд. После выстрела происходит возгорание трубки, которая передаёт огонь с определённой скоростью к заряду, заряд вышибает поражающие элементы и они разлетаются. Шрапнель поражает пехоту, и очень эффективно. Диафрагменная шрапнель Шкларевича — имеет над вышибным снарядом нечто вроде пыжа-диафрагмы, он вышибает шрапнель в определённом направлении — прямо. И она поражает цели не во все стороны, а в более узкой полосе. Давайте покажу.
Я зарядил снаряд. В эру осколочно-фугасных нужды в шрапнели не было, но всё же — любой артиллерист знал, что это такое и как это устроено. Поставил самую короткую дистанцию — и выстрелили. Снаряд ухнул почти сразу после вылета — метров пятьдесят пролетел, второй взрыв был так быстро, что смешался с орудийным — только облачко дыма оставил — в шрапнельном снаряде использовался дымный порох. Рой стальных шариков пробил фанеру и оставил на ней большую дыру по центру и несколько мелких вокруг. Хоть фанера толстая — но её почти разорвало.
— Надо бы нам такие снаряды поставить на вооружение.
— Можно, конечно, но с фиксированной дистанцией подрыва. Шрапнель хороша тем, что имеет большую точность и дальность, чем картечь. Ладно, я хотел заняться другим — здесь нужна будет крепость, большая и мощная — очень большая и очень мощная. Понадобится где-то с неделю времени.
— Пушек, пушек бы поболе — а уж там как-нибудь оборонимся.
— Пушками одними не сдержать оборону. Я конечно могу их сделать, много, даже очень много. Но нужны артиллеристы, нужны способные солдаты, нужно организовать это всё. И я хотел попробовать мощные крепостные орудия на механических лафетах.
* * *
Орудия я создал прямо в крепости — благо что тут место для размещения оных было идеальным. Орудия по своей так сказать моральной зрелости соответствовали началу века девятнадцатого — я создал с помощью запасённого ранее чугуна, стали и бронзы, двести пушек.
Это были пушки двух типов — малые и большие. Малые — в духе века восемнадцатого — это простые, чёрные, чугунные пушки из прочного сталистого чугуна. Они отличались только наличием бронзовой сбоку плашки, показывающей угол вертикального наведения — стояли на двух мощных цапфах на колёсном лафете — лафет подрессоренный, с громоздкими подшипниками скольжения, толстой стальной осью и одной станиной.
Эти пушки стояли в ряд, и были калибра сто миллиметров — для ядерной артиллерии — стреляющей ядрами из чугуна — небольшой калибр. Для крепостной артиллерии тем более, по крайней мере — дальность выстрела из такой пушки едва ли достигнет полутора километров, о точности говорить вообще не приходится. Это фузея на колёсном лафете, попасть можно только в упор — вся надежда на массовость залпа.
Но с этим проблем не было — сейчас в войне доминировала линейная тактика и артиллерия — так как дульнозарядные ружья имели крайне низкую скорострельность — вопрос был за количеством пушек. Их должно быть много, а производство пушек сейчас представляло определённую проблему.
Поскольку проблема была поставлена — я пообещал государю сделать таких пушек побольше — вопрос решился легко — это элементарные отливки из сталистого чугуна или бронзы. Сделать их не было сложно — к вечеру я показал царю такую пушку, которая должна быть хорошей полковой. Подрессоренные колёса с ободом из толстой резины, стальной лафет — сделанный из швеллеров, уголков и двутавров, покрашенный в чёрный цвет.
Сама пушка была вроде бы среднего размера — и не представляла из себя какую-то сложность — вот что её действительно отличило — так это конструкция бронещитка. Стальной щиток, находящийся над осью, на цапфах, толщиной в пять миллиметров — такой лист легко мог удержать картечь пушек врага и большие мягкие пули из свинца. Щиток был довольно массивный, и мог обеспечить кое-какую, не очень хорошую, но всё же, защиту для орудийной прислуги. Он правда не мог помочь, если нужно было зарядить пушку с дула — но во время прицеливания и ожидания врага — можно было выдержать первый вражеский удар, и нанести свой ответный.
Полевая артиллерия в это время, когда на поле боя главенствовала линейная тактика и построения, шагистика, была аналогом техники — и от её количества зависел успех армии.
Понять царя можно было — он потерпел поражение под Нарвой, пытался помириться с карлом двенадцатым — но тот остался глух к немногочисленным мирным инициативам — это очень сильно уязвило государя Российского и обе стороны готовились к войне.
Сейчас государь пришёл ко мне изучить что я тут наделал, я же, разглядывая стройную батарею пушек, читал инструкции, переведённые с ненашенского языка, а так же комментарии Горыныча относительно работы артиллерии в это время — большая такая книжица, озаглавленная "Артиллерия, ч.1".
Солнышко пекло, поэтому читать книжку я предпочёл лёжа в шезлонге, загорая и потягивая коктейль на молоке. Государь же бегал и разбирался с устройством тутошних укреплений и гарнизона — моё предупреждение о том, что Азов может и будет потерян из-за осман, он воспринял серьёзно.
Только когда солнце перестало люто печь и нормально так грело — ближе к шести вечера — он наведался ко мне. Я себе поставил бытовку — домик в форме похожем на контейнер, там было всё для жизни — комфорт, хоть и в очень малом объёме, рядом расположил зону отдыха, тут же стояли батареи пушек.
— Красивы пушки сделал, — вместо приветствия сказал государь, — можно отпить?
— Конечно, конечно, — я отложил томик про артиллерию.
И вовсе эта штука не банник — она звалась пробойником — которым затрамбовывали снаряд в пушку. А банник — это пушечный шомпол, только не для качественной чистки — а для быстрого пробанивания орудия после выстрела — потому что гари остаётся много.
— Не то слово, — потянулся я, — изучал вот артиллерийское дело. В свете предстоящих войн, вам это понадобится — а я должен знать, что предлагаю. Итак, обращаю ваше внимание на стоящие тут пушки.
— Полковые пушки, хороши.
— Калибр пушки — сто миллиметров, или десять сантиметров. Это немного, — я пошёл к стоящим впритык друг к другу пушкам — их было около четырёхсот штук — дрон-сборщик продолжал их делать, я его отозвал, — пушка изготовлена из стали, и лафет стальной... Они легче дерева в соотношении прочности-массы. Намного легче, — я подошёл ближе, и взяв за лафет, оттянул одну пушку на себя. Царь с интересом слушал.
— Стальной бронещит — немного защищает орудийный расчёт в момент прицеливания и выстрела. В нём проделаны окошки, чтобы можно было в момент прицеливания не выглядывать из-за защиты. Это Можно выгодно использовать, если приходится подпустить врага ближе. Едем дальше — станина у пушки одна, наведение осуществляется поворотом всего орудия, противооткатных устройств нет — откатывание пушки предусмотрено конструкцией. Хорошо, да?
— Да, неплохо.
— Теперь перейдём к совсем хорошему — так как заряжание пушки в полевых условиях процесс долгий, сложный, то я использовал один из самых необычных типов затвора. Который на моей памяти в артиллерии вообще никогда не применялся. Или применялся, но я об этом ничего не знаю — это переломный ствол. Ствол и казённик пушки — две разных части механизма — вот эта рукоять — мощный стопор, который его фиксирует. Дёрнем её на себя, — я так и сделал, и ствол просто качнувшись, нацелился в землю — а казённик остался на месте.
— Такая схема очень популярна для охотничьих ружей, но не для артиллерии. Поэтому я поэкспериментировал. Смотри, задняя часть — это казённик, при освобождении со стопора ствол двигается вперёд и теряет зацепление. При постановке на стопор — входит в паз и наглухо прижимается к казённой части. Прочность крепления велика — механизм сделан из довольно толстой стали.
— А заряжать его тогда как?
— Заряжание патронное — патроны простейшие, вот такие, — я взял рядом с лафета один из них. Это был примитивный патрон.
— Он сделан из латуни — это патрон кольцевого воспламенения. В нём используется принцип более современный — в основе азид свинца — очень ядовитое взрывчатое соединение, которое при ударе по нему взрывается как порох. Он находится в маленьком, с полгорошины, капсюле, в донной части каждой гильзы — вот тут видишь, есть площадка — при ударе по ней — снаряд выстрелит.
— Понятно. Воспламенитель химический. Интересное решение.
— В пушке использован возможно самый примитивный из всех механизмов выстрела — вот этот вот боёк. Смотри, пружина, боёк — вроде гвоздя, тянем за верёвку — он оттягивается назад, сходит со стопора и ударяет с силой по капсюлю. Никакой автоматики — дёрнул за верёвку — пушка стрельнула.
— Это всё равно очень передовое решение.
— Да, кстати, снаряды хоть и герметично запаяны изнутри, так, чтобы порох не отсырел — стопроцентной гарантии водонепроницаемости я не даю. Может и размокнуть. Так, зайдём с другого конца — снаряды унифицированы. Я изучил ваш опыт касательно поражения под Нарвой — и историки тут сходятся во мнении, что общая подготовка к бою была плоха — дело не в том, что у врага было лучше — дело в том, что у нас было хуже, чем должно было быть — порядка не было. С калибрами артиллерии тоже разобрались. Если вы заметили, вся артиллерия будущего разделена всего на несколько калибров. Три дюйма, сто миллиметров, сто двадцать, шесть дюймов, и редкие орудия — восемь дюймов. Три дюйма — полковые орудия, сто миллиметров — это тяжёлые полевые, шесть дюймов — это уже артиллерия крупного калибра.
— Понял, опыт хороший. А в фунтах не меряют?
— Нет, это слишком по английски — мерить диаметр ствола в массе снаряда...
Я по быстрому сделал штангенциркуль и представил его:
— Штангенциркуль. Во.
Померил ствол со стороны казённика — получилось ровно сто миллиметров.
— Нарезной.
— Раз уж делать казнозарядную пушку — то почему бы и не нарезную? — пожал я плечами, — разница в этом случае уже невелика — а польза огромная. Нарезная, и очень даже неплохо стреляет. Правда, картечные снаряды она не использует здесь используются продолговатые снаряды, дальнобойные. Эта пушка имеет главную особенность — дальность боя — прочный изнутри лейнер и прочный ствол из стали — обеспечивают пушке большую механическую прочность на разрыв — навеска пороха почти вдвое больше, чем у аналогичной чугунной пушки. Да, это много — и ствол длиннее — и всё это ради дальности боя — пушка может стрельнуть... давай сейчас померяем, покажу.
Я оттащил пушку, открыл затвор, вставил снаряд — простую болванку, нацелил пушку в сторону склона, и утопив грунтозацепы — отошёл в сторону, дёрнул за спуск. Она громыхнула, исторгнув снаряд. Он пролетел по крутой траектории и упал далеко... примерно в паре километров, если не больше.
— Отклонение от линии прицеливания незначительное. Всё-таки нарезное орудие — наши гладкостволки так не могут. Оно очень странной конструкции, но это я сделал специально.
— Зачем? — спросил царь, — что толку, если таких не бывает?
— Потому что заряжание суть процесс простой — вопрос только в массовом изготовлении. Сделать такую пушку сложнее, чем клиновой или поршневой затвор — нужна большая точность и обработка больших деталей с точностью до десятых долей миллиметра, иначе одна неточность в результате стрельбы — и ствол может не закрыться полностью или заклинить. Это технически неправильное решение, вредное, плохое. А сделал я это для того, чтобы его если и скопировали — то не могли успешно применять.
— Понятно. Что ж, в этом смысл есть. Сколько здесь пушек?
— Триста штук. Самое главное — это что пушки легко возить — сталь прочнее чугуна или бронзы — поэтому ствол орудия намного тоньше, лафет тоже легче, чем его деревянные аналоги — при своём калибре она весит в полтора раза меньше чем ныне используемая полковая пушка. А в бою может бить примерно в три-четыре раза дальше — учитывая ту же точность.
Царь что-то посчитал на пальцах.
— Слушай, раз хочешь ты артиллерией заняться — то сделай другую пушку. Меньше, и более простую — такую, чтобы на ближней дистанции картечью можно было палить.
— Можно. Нечто вроде фальконета — калибра три дюйма, гладкоствольная, с лёгким и очень мобильным лафетом, и которую можно легко везти с собой по полю боя?
— Именно.
— Легко. Это не требует никаких новшеств — в Москве нас будут ждать несколько сот таких пушек. Но это больше фузея. Хотя... вам ружья хорошие не нужны?
— Нужны, — оживился царь.
— Секунду.
Я создал на шезлонге рядом Бурую Бесс — легендарный мушкет времён наполеоновских войн, и даже более ранних. Классика всех войн — по популярности с Бурой Бесс мог сравниться только Калашников. Это винтовка всего мира — распространившаяся вместе с английской гегемонией.
Она была проста как три рубля — кремнёвый замок, и довольно сложный процесс заряжания патронами, патрон не вставлялся в ствол — он представлял из себя набор для выстрела — бумажная гильза с порохом — разрывалась зубами и порох высыпался в ствол, потом пуля, потом бумага заталкивалась в ствол в качестве пыжа. Пыж нужен был, чтобы внутри ствола это всё объединилось в заряд — потому что иначе порох рассыплется, и вместо того чтобы создать давление — он просто выгорит, скорость горения будет ничтожной, он выплюнет пулю и всё.
Бурая Бесс была великолепна. В качестве древесины я запас в своём инвентаре инопланетное дерево — это древесина с очень выразительной структурой. При сборке я использовал ещё материалы пропитки и лаки — из комплекта ЛКП, взятых с собой на всякий случай — пропитанная и лакированная древесина могла прожить намного дольше обычной, такое дерево и через триста лет не растрескается.
Но этого было мало — я мысленно себе представил добавление украшений — чтобы ружьё выглядело ещё привлекательнее — и местным аборигенам понравилось. Все металлические детали хромированы, на прикладе металлизированный узор, в общем — выглядела винтовка очень, очень нарядно и парадно.
Но это было конечно напускное, я поднял её.
— По популярности в мировой истории оружия с Браун Бесс может посперничать только автомат Калашникова. Это оружие всех войн своей эпохи — английский мушкет, очень массово изготавливаемый почти сто с лишним лет. Изобретать тут велосипед — смысла не имеет — браун бесс — лучший вариант для вооружения армии.
— Выглядит хорошо, — царь взял из моих рук ружьё.
— Патроны к ней, — я поднял патронташ с заряженными в него патронами, — процесс выстрела мне знаком только теоретически. Но ничего нового — разрываем зубами бумагу на патроне, насыпаем порох на полку, потом высыпаем порох в ствол и заталкиваем его пулей вниз — бумага выполняет роль пыжа. После чего затрамбовываем это всё шомполом и взводим курок — винтовка готова к выстрелу.
— Попробовать что ли...
— Попробуйте. Только на меня не направляйте — вон там есть наша старая мишень — можно по ней стрельнуть.
Царь на моё удивление гораздо лучше, чем я представлял себе, справился с заряжанием — он действовал ловко, и зарядил опытной рукой мушкет, прицелился, выстрелил... Громко, и дыма не так чтобы очень много...
— Пойду приведу людей — а ты сделай ещё сто таких же — проведём занятия.
— Хорошо, без проблем...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
