Слишком взрослая жизнь

Никас Славич

СЛИШКОМ ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ

Виталий. Запись N1. Город 33

Осеннее солнце ярко осветило мою комнату сквозь незакрытое занавесками окно. Лениво потянувшись, я встал с кровати, босыми ногами прошлёпал в уборную. День начинался как обычно, и всё же, всё же... что-то должно было случиться. Сестра ещё спала, наигравшись ночью в компьютерные игры; отец не выходил из своего уголка, гулюкая, как и прежде. Мама, судя по всему, всю ночь просидела перед визором, и теперь широко раскрытыми неспящими глазами смотрела в погасший монитор. Я поставил визор на зарядку и присел на кровать. Неужели и я стану таким, как мой отец или мама? Неужели мы все обречены на безумие?

Плохо, очень плохо быть ребёнком, не желающим стать взрослым. Но я не желал становиться таким — полубезумным идиотом, и благо ещё мирным. Все мои сверстники давно махнули рукой на это — мол, если и станем ненормальными, то всё равно ведь только в двадцать пять лет, а пока... пока надо жить и наслаждаться всеми удовольствиями, что предоставлены тебе.

Роковая дата — двадцать пять лет. Не знаю, почему, но все жители городов (а деревень и сёл, как поговаривали, не осталось, так как их снесли) по достижении первой в жизни более-менее значимой даты тихо сходили с ума и оставались умалишёнными до самой смерти. В некоторых странах продвинутая молодёжь, пришедшая к власти, приняла закон об эвтаназии по достижении сорокалетнего возраста. В Интернете поговаривали, что теперь этот закон хотят сделать всемирным, и даже низвести число лет до тридцати. Но у нас в России, как всегда, медлили.

Сейчас мне двадцать четыре года, и я не хочу быть безумцем.

Тяжело вздохнув, я встал с кровати, оделся и отправился на работу — чтобы содержать полубезумных родителей, всегда нужны деньги. Да и сестра моя ждала ребёночка, посему я и не любил, когда она, на своем седьмом месяце, ночами просиживала за компьютером. Я вообще терпеть не мог все эти игры; немного времени уделив им в подростковом возрасте, как-то быстро бросил это увлечение, и знакомые считали меня отсталым, потому как у них чуть ли не все разговоры так или иначе касались игр. Мне плевать; они не задумываются о будущем, словно не верят, что пройдёт несколько лет — и они станут такими же помешанными, как и их родители.

Работал я на заводе по производству псевдопродуктов, которыми все мы питались. Что такое настоящие продукты, мы могли знать лишь по визору в постоянно показываемых старых сериалах и передачах — новых уже давно никто не снимал, потому что визор смотрели в основном взрослые, а актёрское искусство очень быстро вымерло. Молодёжь же интересовали компьютерные игры, бесплатный Интернет и вечерние безумные тусовки. Последние я тоже не уважал — никак не мог понять этих дергающихся в безумном ритме под не менее безумную музыку. Возможно, так и сходят с ума? Тогда вовсе не лишне уберечь себя от подобного "удовольствия".

Я даже не знал, как именно я произвожу псевдопродукты. Вся моя работа заключалась в том, чтобы встать возле угловатого приборчика высотой мне по плечи и нажимать соответствующие инструкции кнопки. Выбирая какой-либо продукт, я сверялся с показателями шкалы данных, установленной на приборчике. Эта шкала показывала, сколько различных ингредиентов осталось в приборчике для производства того или иного продукта. Откуда берутся сами ингредиенты, я не ведал; знал лишь, что один из моих давних знакомых работал на этом же заводе, загружая компоненты в вышеупомянутый прибор.

Солнечные панели домов ярко светились, жадно впитывая рассветную энергию светила. Чахлые деревья ещё не сбросили свою листву; раньше люди в это время собирали урожай — по крайней мере, так показывали по визору. Урожаем в те времена были те же фрукты и овощи, что я производил на заводе, но на вид куда более аппетитные. За чертой нашего небольшого города темнел лес, окружавший поселение со всех сторон; туда никто не ходил уже очень давно. Поговаривали о том, что где-то за лесом есть поселение, где жители до сих пор оставались в здравом уме — но никто не рисковал проверить это. Люди вообще отвыкли путешествовать; даже ездить по дорогам никто не хотел, и ненужные старые машины годами ржавели на свалке близ города (хотя в Интернете многие американцы хвалились, что всё ещё наслаждаются скоростями их машин, но мне слабо в это верилось). Именно поэтому всё, что показывали по визору, было для нас как-то дико и непривычно; мы не хотели жить так. Даже самые маленькие дети вели слишком взрослую жизнь, торопясь насладиться всеми удовольствиями существования. Курс обучения сводился к тому, что расскажут детям их ещё не сошедшие с ума родители плюс то, что дети сами увидят по визору или на мониторе компьютера. Кое-как читать, несколько коряво писать и считать — вот и всё образование, что я получил. А некоторых детей, рождёнными матерью в 23-24 года, воспитывали и вовсе исорги — почти неотличимые от людей искусственные организмы.

Не знаю почему, но я пока жениться не собирался и заводить детей тоже. Все мне говорили: мол, что ты медлишь, так и не успеешь потомство оставить. Но я всё отчего-то боялся женитьбы; возможно, просто не хотел, чтобы дети вместо отца видели пускающего слюни идиота.

Пробравшись сквозь извилистые улочки города к заводу, я на секунду остановился возле входа. Сам завод представлял собой нелепую четырёхэтажную конструкцию с арочками, портиками и даже никому не нужными балкончиками. Раньше здесь был самый обычный дом, из тех, что показывают по визору. Мне не раз предлагали устроиться на работу по прокрутке старых фильмов и передач, но я не соглашался, потому что думал: "Кому понравится вставлять нелепые программы и фильмы в эфир визора, который востребован, в основном, только у умалишённых взрослых?"...

На первом этаже завода располагался магазин, реализовывавший изготовляемую нами продукцию. Возле главной кассы кто-то приклеил нелепое объявление:

АЛКОГОЛЬ И СПИРТОСОДЕРЖАЩУЮ ПРОДУКЦИЮ

РЕАЛИЗУЕМ ЛИЦАМ ДО 25 ЛЕТ

Как будто взрослые смогут самостоятельно прийти в этот магазин и купить себе выпивку!

Возле входа в ещё не открывшийся магазин о чём-то своём бубнили трое молодых алкашей; все они находились на пороге двадцатипятилетия, но, по моему мнению, уже стали идиотами. Сам я к выпивке относился крайне настороженно и практически не пил.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я прошёл к закреплённому за мной приборчику. Три часа поработал и домой — такого графика придерживались все, и неважно, где ты работаешь — на заводе, на изготовлении компьютерных игр или ещё где-то. Каждый работник завода имел право потреблять часть произведённой им за смену продукции. Я взял несколько псевдояблок для себя (яблоки казались самым вкусным продуктом из тех, что я пробовал), а также захватил бананы для сестры, три булки хлеба и шесть сосисок для отца с матерью. Сестре мясное не полагалось, и даже не из-за того, что она находилась в положении. Просто её мучала ужасная аллергия на все мясные псевдопродукты.

Положив всё это в пластиковый пакет, я отправился обратно домой. Сидящая на скамейке троица уже не просто бормотала вполголоса, но распевала на всю улицу пьяными голосами и невпопад какую-то похабную песенку. "Алкашня!" — подумал я и двинулся дальше.

Через сотню метров мне на плечо опустилось что-то тяжёлое. Резко развернувшись, я увидел лишь взмах чёрных крыльев, а затем — птицу, приземлившуюся на раскрошившийся от времени асфальт. "Ворон", — вспомнил я название птицы из какого-то пособия, с которым некогда знакомился в Интернете.

Странно... Обычно птицы к нам в город не залетают, живут себе в лесу. Даже голуби, которые, судя по фильмам с экрана визора, в обилии водились в городах, появлялись близ человеческого жилища редко-редко. И, что самое интересное, никогда не клевали крошек псевдохлеба, что рассыпала щедрая мальчишеская рука.

Мы, торопящиеся прожить всю человеческую судьбу за отведённые двадцать четыре года, совсем забыли, что такое природа. Поэтому огромный ворон, матовыми глазами поблёскивающий на меня, казался мне в тот момент чем-то совершенно неведомым и даже диким. Наклонившись к птице, я проговорил:

— Чего ж ты прилетел-то?

Ворон в ответ мягко клюнул меня по ладони и, встопорщив крылья, важно двинулся на своих когтистых лапах к лесу.

"Что же он хотел этим сказать? Неужто — следуй за мной?" — растерянно подумал я.

Через секунду я, сам не отдавая себе отчёта в том, что делаю, двинулся за вороном робкими шагами. Лес приближался; я несмело посматривал на живую "изгородь" из деревьев и кустарников, названий которых я и не знал даже!

Ощутив голод, я машинально достал яблоко. Откусил его... и чуть не подавился! Яблоко оказалось очень противным на вкус — видимо, сегодня снова поставили некачественные вкусозаменители. С отвращением выплюнув то, что успел разжевать, я резко остановился. Ворон тоже встал на месте, топорща крылья в нетерпении. Я почему-то задумался о том, как же мог есть такое раньше и не давиться — ведь вкус был, действительно, противным почти всегда. А как такое едят люди? Зачем я работаю на заводе, изготовляя подобную отраву? Чтобы прокормить сумасшедших родителей? Им уже всё равно, чем питаться. Чтобы дать пищу людям? А не станут ли они от такой еды ещё более сумасшедшими? И уж точно вредно есть такие яблоки моей сестре — ведь она вот-вот родит ребёнка.

Я медленным движением потянулся к следующему яблоку. Достав его, я осторожно-осторожно сделал первый укус... и тут же сплюнул на землю. Я с отвращением отбросил в сторону неприятные на вкус псевдофрукты. Такая пища вряд ли могла приносить пользу.

Как-то раз, смотря на маму, я заметил, что она не переключает канал уже целых два часа. Заинтересовавшись, что же такого необычного углядела мать по визору, я увидел довольно-таки интересную передачу из архива местного телевидения. На экране босоногая женщина ходила по очень красивому саду среди пышно цветущих деревьев — наши чахлые городские так никогда не цвели. Голос за кадром мягко комментировал, объясняя, что весь этот сад женщина посадила совместно с ныне покойным мужем. Вот уже пятнадцать лет она ухаживает за этим прекрасным садом, каждый год собирая немалый урожай. Крупным планом показали корзинки с собранными женщиной аппетитными на вид яблоками, гораздо красивей тех сморщенных, что выдавал прибор на заводе, где я работал. В некоторых корзинках лежали и другие фрукты, настолько сочные и крупные, что хотелось немедленно залезть внутрь транслируемой картинки и попробовать их. Такой же босоногий, как и его мать, мальчонка, с аппетитом поглощал фрукты — тут не то что у мамы, у меня слюна потекла!

И теперь, вспомнив эту передачу, я с величайшей опаской глядел на третье псевдояблоко, взятое с работы. Оно наверняка окажется невкусным, я знал это заранее. Очень, очень сильно захотелось попробовать тех, настоящих яблок, что собирали женщина с сыном. А раз передача была из местного архива, значит... значит, сад где-то рядом.

Посмотрев на ворона, снова двинувшегося к лесу, я отбросил в сторону пакет с псевдопродуктами. Хватит! Хватит с меня этой слишком взрослой жизни! Я не хочу становиться идиотом! И... и я хочу попробовать чего-нибудь настоящего... Я хочу найти тот сад! Если я найду его, то вернусь к своей сестре. Я угощу её настоящими фруктами, а не теми поддельными, что изготовлял на заводе!

Отринув страх, я вступил вслед за ведшим меня вороном под полог леса. Природа встретила меня удивительными по красоте трелями птиц и мягким шелестеньем ветра в кронах деревьев. Я лишь улыбнулся этому и пошёл следом за птицей, которую даровала мне сама судьба. В мыслях крутилось лишь одно: "Возможно, в этом моё спасенье. Возможно, на природе я не стану идиотом. И, главное — может быть, я найду тот самый сад и узнаю о настоящей детской жизни".

Виктор. Запись N1. Зона веб-модулей 285. (за 9 лет до событий, описанных Виталием и другими)

Сегодня у большинства есть Интернет, и у каждого открыт свой виртуальный денежный счёт. И в этом наше проклятье.

Я не сразу осознал это — ведь сначала жил, как все, погруженный в пучину виртуальных денег, знакомств и удовольствий.

Да, весь окружающий меня мир подсел на Интернет. Еще бы — еду в тюбиках, как когда-то у кос-мо-нав-тов (сложное древнее слово, надо бы забить в поиск, да неохота), тебе доставят, стоит только ударить пальцем по сенсорной клавиатуре. Еще щелчок — и любой напиток появляется прямо перед тобой, все блага цивилизации — рядом, в уникальном Передатчике продуктов и удовольствий.

Ну, а престижность того, что ты ешь или пьешь, конечно же, зависит от рейтинга на сайтах, которые имеешь обыкновение посещать.

Естественно, больше всего на твой виртуальный счет приносят победы в многочисленных сетевых играх. Затем уже считаются рейтинг в чатах и на форумах, а остальное по мелочи.

Вот только в тот памятный день я задался вопросом — если весь мир сидит в Интернете, кто же тогда делает концентратные продукты? Антисонные и противосмертные порошки? Кто делает напитки? Разрабатывает сетевые игры и новые сайты? Переводит "деньги" на виртуальный счет? Ох, сколько сразу вопросов у меня возникло в тот день! Я оторвался от Виртуалити и глубоко задумался.

Стало вдруг интересно, как меня звали в первые десять лет моей жизни, ДО ненавистного Интернет-ника Легионер?!

Тогда я опешил от такого огромного количества безответных вопросов и даже хотел тут же задать их админу местной сети, но это желание как-то сразу угасло. Оглядев свой стандартный Интернет-модуль (звучит красиво, а что на деле? Стол с ноутбуком и сенсорной клавиатурой, санузел с душем в одном углу и Передатчик в другом), я понял, что больше не хочу жить в слишком взрослом мире Виртуалити!

Я сидел в своем домене и не хотел выходить ни на один сайт, размышляя о том, что же подтолкнуло меня к столь важным вопросам.

Это теперь я понимаю — во мне проснулась душа, неудовлетворенная полным господством тела над ней! Но тогда мой мозг, не привыкший к таким сложным задачам, отключился на некоторое время, чтобы отдохнуть.

Когда я очнулся, часы в углу домена бесстрастно показали мне, что я потерял целый "вечерний" час, максимально удобный для набора рейтинга. Но что удивительно — именно этим-то мне и не хотелось заниматься, не говоря уж о том, чтобы хоть как-то заинтересоваться рейтингами.

Монитор ноутбука недоуменно мигнул и, после того, как я заказал кофе, выдал всю правду-матку:

ЗА ИСТЕКШИЙ ЧАС ВЫ НЕ ПОСЕТИЛИ НИ ОДНОГО САЙТА ВАШ РЕЙТИНГ УПАЛ ДО 3,87 ОСТАТОК НА ВИРТУАЛЬНОМ СЧЕТУ 180 ГЕЙМ 50 ЧАТ 25 ДРУГОЕ РЕКОМЕНДАЦИИ НЕМЕДЛЕННО ВЫПИТЬ АНТИСОННУЮ ТАБЛЕТКУ И ВЫЙТИ НА ЛЮБИМЫЙ САЙТ

И все это без каких-либо знаков препинания! Тоже мне, грамотей выискался!

— Знаю, знаю, — проворчал я. — Не тебе, пластмасска, учить меня уму-разуму. — И, повинуясь какому-то небывалому ранее инстинкту, я выбросил противосонную таблетку в дальний угол своей комнаты.

Вскоре после этого я заснул.

* * *

Это было необычайнейшее, непередаваемое ощущение! У меня словно выросли крылья, и я парил над всеми доменами и сайтами! Сон оказался необычайно ярким — я как будто стал существом совершеннее, чем весь мир Виртуалити! Это лишь теперь я понял, что настоящий человек всегда совершеннее его самого бездушного творения!

Сразу после того, как я проснулся, экран ноутбука бесстрастно выдал рекомендацию о применении противосонной таблетки, добавляя, что я за последние семь часов ни разу не активизировал свой аккаунт, и потому мой рейтинг упал почти до единицы. В виртуальной жизни это стало бы для меня абсолютной катастрофой, но что-то надломилось во мне, и я почувствовал абсолютное равнодушие к Интернету!

Захотелось вдруг узнать, что находится за пределами моего стандартного модуля без дверей и окон — если не считать окон на экране ноута. Неожиданно вспомнилось детство, некоторое время назад наглухо заколоченное виртуальным сознанием.

Я вспомнил солнце, его прекрасный ласковый свет, и васильковое поле, и пряный запах вкусной каши, что готовила мама, и забеги наперегонки с мальчишкой из соседнего двора босиком по лужам, и приятные ласки прохладных волн моря... Где все это теперь, где та гамма чувств, которая когда-то так услаждала мою ныне израненную виртуалкой Душу?

Задавшись этим вопросом, я понял, что не должен был вспоминать всего этого, ведь когда-то нас всех принудительно лишили памяти о настоящем мире — лишили во имя прогресса. И мы навсегда оказались приговорены к Виртуалити.

Но душа моя оказалась сильнее глупых запретов, поставленных моему мозгу неизвестными людьми, разом изменившими мир, дав ему ради собственной прихоти имя Виртуалити.

Нас всех когда-то заперли в этих комнатах без дверей и окон, с одной лишь тусклой лампочкой, освещавшей помещение. Были еще и те, кто снабжал нас всем необходимым, но эти люди тоже наверняка находились в заточении. Взамен нам дали лишь Виртуалити. Но теперь оно мне надоело — и я захотел выйти из своего Стандартного Модуля.

Я захотел увидеть Солнце.

* * *

Но как же выбраться из закрытой комнаты, как найти ту щель, через которую меня насильно впихнули сюда? Я начал отчаянно стучать по стенам, но это ни к чему не привело — лишь отчетливо отобразилось на экране ноутбука сообщение из чата местных модулей: "Какие-то непонятные стуки в стену. Что это может быть?" — и ответ на него: "Не обращай внимания. Кто-нибудь ликует, упоенный победой в очередной игрухе".

Тогда я стал подпрыгивать на полу, надеясь, что он провалится. Увы, это оказалось невозможным — подо мной был непробиваемый гипсобетон. Осмотрев санузел внимательно, сделал вывод, что мне в такую маленькую дыру нипочём не влезть, да и кто знает, куда она ведёт?

Оставалась надежда на потолок. И тут я сделал то, что раньше показалось бы мне поступком полного идиота, а именно — я смел со стола ноутбук и клавиатуру! Встав на стол, я начал бить руками со всей своей, прямо скажем, небольшой силы в потолок. И, уже отчаявшись выбраться из этой крайне цивилизованной и привлекательной ловушки, я нашел податливую поверхность и, нажав на неё, запустил в действие механизм, раскрывающий потолок. Люди, строившие Модули, всё же оставили лазейку. Что случилось со строителями? Я не знал этого, но, скорее всего, их загнали на работы по производству еды и питья для нас, людей, зомбированных миром Виртуалити.

В глаза тут же ударило утреннее солнце. Я прикрыл глаза рукой, потом убрал ладонь и, не рискуя пока смотреть на светило, решил все-таки выбраться из мышеловки с бесплатным Интернетом.

С трудом подтянувшись на стене своего Модуля (все же сказались восемь лет без особых физических упражнений, кроме легкой зарядки, и, как результат — практически неразвившиеся мышцы десятилетнего мальчишки), я вскарабкался наверх. Снаружи чувствовалась прохлада.

Тут же крыша места моего заточения закрылась обратно. "Интересная автоматика", — подумал я и осмотрелся.

Вокруг меня простирались только точно такие же гипсобетонные крыши чьих-то чужих тюрем, как я назвал про себя все эти модули. Куда ни кинь взгляд — везде ровная серая поверхность этих крыш. Все они соединялись между собой твёрдыми перемычками из неизвестного материала, под которыми не виднелась ни клочка земли — пространство между модулями залили всё тем же гипсобетоном. Некоторые модули имели общую стену, как и мой, но любая из этих проклятых клеток имела минимум одну свободную стену, облицованную солнечной панелью, подававшей внутрь энергию.

"Неужели так по всей планете?" — подумал я вначале отчаянно, но потом сам приказал себе: "Не теряй надежды! Я всё же должен верить — есть где-то и леса, и горы, и васильковые поля из моего счастливого детства...".

И я двинулся наугад вперед, в сторону, где ярко светило солнце, по-прежнему закрываясь от него рукой. Я переходил с крыши на крышу по перемычкам. Сколько прошло времени, прежде чем я узрел впереди что-то темное? Неизвестно. Предположив, что впереди — лес, я изо всех сил побежал к нему по абсолютно ровной поверхности крыш, стараясь не упасть вниз, когда проносился по перемычкам. Ну и пусть устал после многолетнего бездействия! Вперед, к Счастью и свободе!

* * *

Приближаясь к заветному лесу, я постепенно осознавал всю полноту драмы, произошедшей в том проклятом году (а каком по счёту? уже и не вспомнить).

Тогда мне едва исполнилось десять лет, но то, что произошло, я помнил со всей осмысленностью.

Некие люди решили: технологии достигли того уровня, когда человек может получить все необходимое, сидя перед экраном своего компьютера. И тогда начали строить модули для всех и каждого, чтобы все и всегда могли воспользоваться Интернетом из своего модуля — нет, все же точнее — барака. Пока строились будущие "тюрьмы", мы с ужасом слушали новости из других мест о том, как люди, достигшие двадцатипятилетнего возраста, сходят с ума. Кто-то сказал, что их поразила страшная болезнь, и модули нужны, чтобы укрыться от этого морового поветрия. Все верили в это, лишь меня и родителей терзала смутная тревога.

Старые дома, ненужные поселки и деревни сносились, но их жители переселялись в возведенные тут же, на руинах, комфортабельные бараки. А несогласных — теперь я отчетливо это понимал! — отправляли на производство антисонных таблеток, продуктов питания и прочего, что получал каждый из добровольно заточенных.

Миллиардеры, ворочавшие делом, щедро сыпали деньгами — у них в руках оказался сразу весь мир, люди подсели на Виртуалити, зато всё остальное сразу перешло во владение финансовых магнатов.

У таких, как я, согласия не спрашивали — само собой разумелось, что молодой человек из наполовину глухой приморской деревни захочет полностью вкусить цивилизованной жизни. Вот и вкусил, да чуть не подавился. А родителей моих, посмевших воспротивиться, отправили, как мне сказали, на принудительную стройку. Кто знает, где они теперь, да и живы ли вообще?

Вскоре мир вокруг меня разделился на по-разному заточенных людей. Первые находились в принудительно-добровольном заключении в Модулях, а вторые работали на подземных заводах. И где-то там, далеко, за тысячи километров, жили третьи — те, кто обречён сойти с ума, достигнув двадцати пяти лет. Их я назвал заточенными на мнимой свободе.

...Мой бег по крышам не мог продолжаться долго, и мне пришлось его прервать. После многих лет без физических нагрузок тело требовало покоя, и я остановился, задыхаясь. Лес был уже совсем рядом, но ноги подкашивались и не держали меня. Я упал на серую поверхность и отчаянно захрипел. Впервые в жизни я ощутил, что вот-вот умру.

"О нет, я же забыл о противосмертном порошке! Я не взял его с собой! Неужели все, конец?!" — отчаяние вновь захлёстывало меня.

"Нет, я умру на свободе! Но я еще не достиг цели! Я должен добраться до леса, иначе зачем же мне гибнуть на этих гипсобетонных крышах?". Обрести свободу, вернуться к природе — вот что двигало мною, придавая всё новые и новые силы!

Преодолевая себя и свою боль, я пополз. Все ближе становился лес, но в легких как будто поселился огонь, я хрипел, а потом начались судороги. Мышцы, не привыкшие к такому напряжению, отказывали, но я все полз и полз, превозмогая самого себя.

Уже все тело превратилось в один огромный комок боли, когда я последним рывком дополз до края крыш. Сбросив себя с вершины — благо, невысоко было, метра два — на сырую от росы (ведь утро только начиналось!) землю, я закричал от пронзившей все мое существо боли.

В этот страшный миг мне показалось, что я умер.

* * *

С трудом разлепив глаза, я увидел багровые краски заката. Зеленые деревья мягко шуршали от легкого ветерка, где-то щебетали птицы, а я лежал и, как ребенок, радовался всему этому.

Боль ушла — я и не знал, сколько времени пролежал здесь, был ли это закат того же дня или следующего, но время и сон без видений исцелили меня. Осознав это, я рассмеялся задорно и весело-игристо, обретая настоящее Счастье. Долой эту реальную иллюзию под названием Виртуалити! Есть удовольствие в сто раз лучше — быть настоящим человеком и жить в гармонии с природой!

Улыбнулся я тогда закатному солнцу, и щебечущим птицам, и шумящим деревьям. Встал, чувствуя, как остатки боли в страхе покидают моё тело. Снял свои киберобутки и побежал босиком по земле, абсолютно свободный и счастливый!

И бежал я лесом, и бежал я лугом, и бежал по росным полям, и не уставал, не выдыхался, и не было нужно мне ничего, кроме шепота ветра, пения птиц, сияния звезд в ночном небе и — Счастья!

А на следующее утро я остановился в берёзовом лесу, чтобы отдохнуть и насладиться собственной радостью. Взяв в руки обломанную веточку и обмазав её в глине, я решил записать эту историю на бересте — просто так, от внезапного желания выразить своё счастье! Пусть мои буквы неумелы и корявы, а историю эту никто не прочитает — я чувствую, что должен её записать!

Владимир. Запись N 1. Центр автоматического слежения

Я — одно из самых совершенных существ в мире. Мой мозг обрабатывает секстиллион операций в секунду. Я не нуждаюсь в воде, пище, сне и прочем, что раньше сам причислял к недостаткам моего человеческого тела.

Вот уже почти двадцать лет, как я не человек. Когда началось массовое сумасшествие, мне, ведущему специалисту в области IT-технологий, предложили участвовать в Эксперименте, заключавшемся в том, что тело человека лишали естественных потребностей, взамен подключая его к огромной сети управления миллионами компьютеров и созданных недавно исоргов.

В меня вживлены тысячи проводов и сотни дополнительных нервных окончаний, необходимых, чтобы поддерживать связь с неживыми объектами сети. Я — единственный из участников российского Эксперимента, сумевший не только приспособиться к новым условиям, но и трансформировать своё тело и свой разум таким образом, чтобы наиболее эффективно взаимодействовать с моими "подчинёнными". Я — огромной живой сервер, обеспечивающий работу всех веб-модулей и городов "сумасшедших" на территории бывшей России. Во мне — все знания этой планеты о прошлом и настоящем.

Есть и другие люди-сервера, они отвечают за обработку информацию на отдалённых и зарубежных территориях и иногда контактируют со мной, но исключительно в рабочих целях — теперь нам неведомо простое человеческое общение, полное мусора ненужных фраз и эмоций. Последние мы уже почти подавили, но порой даже мы способны на проявление этих надоедливых пережитков прошлого.

Моё практически бессмертное тело (ибо погибнуть оно может лишь в момент, когда все "подчинённые" компьютеры и исорги будут уничтожены, либо когда все мои нервные окончания обратятся во прах) покоится в обширном помещении, называемом Центр автоматического слежения. Здесь те, кого постигла неудача в Эксперименте, разрабатывают новые модели исоргов и чинят старые; но все эти люди несовершенны, ибо нуждаются в еде и пище. Чтобы работающие в Центре не сошли с ума, им поставляют в том числе и натуральную еду, получаемую по договору с Независимыми Территориями.

Бог и кумир всех тех, кто трудится в Центре — я, Владимир, прозванный кем-то из работников Крестителем. Это имя я получил за то, что приобщил их всех к новой "религии" — вере в непобедимость и превосходство компьютерных технологий.

Продолжая обрабатывать и распределять проходящую через мой мозг информацию, я изучаю историю Земли и веду эти записи — если кто-то ещё решится повторить Эксперимент и стать таким же, как я, это будет ему весьма полезно.

Сегодня из всей массы сигналов я выделил красный огонёк тревоги в районе города 33 — чуждая и пока ещё непонятная мне энергия проникла туда, увлекая за собой одного из "обречённых", как я называл про себя всех людей, что вскоре сойдут с ума.

Инструкции, оставленные мне, чётко и ясно гласили, что нужно телепортировать исорга с заданием уничтожить чуждую энергию и следить впоследствии за "обречённым". Не задумываясь, я отдал приказ и тут же переключился на обеспечение информацией группы исоргов-воспитателей в городе 94. При этом я успевал анализировать структуру чуждой энергии, проникшей в запретную зону. Подобное случалось не впервые, и всякий раз кто-то пытался освободить кого-либо из "обречённых". Точками активности энергии, пока что не поддающейся моей расшифровке и классификации, стали города 33 и 34, находящиеся недалеко друг от друга.

Но рано или поздно я не только расшифрую всю структуру этой энергии, но и найду место, из которого она исходит — и тогда кого-то постигнет участь уничтожения, поскольку они столкнутся со всей технологичной мощью, доступной мне, Крестителю заблудших людей. Пока что место скопления чуждой энергии мне не получалось вычислить даже примерно, и это совсем не радовало — ведь мне должно быть подвластно всё!

Я передал приказ группе техников Центра отслеживать ситуацию в городе 33 и передавать мне всю информацию для дальнейшей обработки. Верные помощники тут же подключились к чипу, встроенному в кибер-мозг отправленного исорга. Вскоре я получу порцию новой информации; не думаю, что она будет отличаться от той, что я получал и ранее, но на всякий случай стоило обращать внимание на каждый подобный случай.

За эту минуту я успел многое: проконтролировать деятельность людей Центра и всех исоргов, находящихся как рядом, так и за тысячи километров отсюда; обработать все действия в подконтрольных мне сетевых играх и Интернет-сайтах; проанализировать состояние жильцов веб-модулей и выдать им рекомендации и статистику. После того, как девять лет назад кому-то удался побег из своего модуля, я не собирался совершать новых ошибок. Того беглеца так и не удалось найти — веб-зоны находятся в густых лесах бывших Сибири и Дальнего Востока.

Теперь автоматика, открывающая единственную лазейку из модуля наружу, полностью заблокирована мною. Больше беглецов не должно быть; я же продолжил свой контроль за всеми подвластными мне системами и сетями...

Виталий. Запись N1 (окончание). Город 33

Над самым моим ухом прожужжал выстрел бластера, и ворон обратился в горстку пепла. Я резко обернулся и увидел девушку в тёмном комбинезоне, сером шлеме и с бластером в руках.

— Эй, ты же могла меня убить! Что происходит?

— Что, сбежать пытался? — презрительно бросила она вместо ответа. Её голос показался мне каким-то ненастоящим, словно со мной разговаривал робот. — Не выйдет. Теперь твоя жизнь под моим личным контролем.

— Ты кто вообще такая?

— Я исорг АЛ-31, послана с заданием ликвидировать чуждую энергию и предотвратить твой побег. Я буду следить за каждым твоим шагом и действием.

— Но зачем? — я почувствовал себя униженным, и вопрос прозвучал с ноткой обиды. — Зачем ограничивать мою свободу?

— Так надо, — ответила она всё так же бесстрастно. — Иди домой и помни, что я всегда слежу за тобой.

— Тебе что же — и спать не надо?

— Искусственные организмы не нуждаются во сне, пище и воде. Мы созданы, чтобы следить за порядком.

Мне пришлось подчиниться ей; о, как же это оказалось противно — ощутить себя рабом даже не человека, а его искусственного подобия!

Так моя светлая мечта обратилась во прах. Я понуро шёл домой, даже не обращая внимания на слежку со стороны Александры, как я прозвал про себя девушку-исорга. Мне пришлось подобрать брошенный пакет с псевдопродуктами и, чтобы не упасть без сил от голода, кое-как прожевать ненастоящий и невкусный хлеб.

В дом, располагающийся в частном секторе, Александра входить не стала, но начала его методично обходить, следя, чтобы я не сбежал. Я тихо плакал (впервые в жизни!), глядя на родных, уже давно сошедших с ума. Отец пускал слюни и что-то невнятно бормотал, мать остекленевшим взглядом уставилась в экран визора, сестра, пробормотав благодарность за принесённые бананы, отвернулась к экрану компьютера, продолжая убивать бесчисленных монстров. Я остался один; утирая слёзы, я подумал, что люди сходят с ума даже не в двадцать пять лет, а гораздо раньше — сестра была тому ярким примером, её уже ничто не интересовало в этой жизни, даже будущий ребёнок. Но самым обидным оказалось то, что я не смог сбежать от этого кошмара, и оставалось всего четыре месяца до моего двадцать пятого дня рождения.

Всхлипывая, я доверился старой, пожелтевшей бумаге — отец, когда он ещё не сошёл с ума, сказал мне беречь её и научил хоть как-то, но писать карандашами, что хранились вместе с листами в его столе...

Джордж. Запись в блоге N 12935. Портленд

Этот день прошёл лучше всех предыдущих. Конечно, ведь мне сегодня исполнилось двадцать пять лет. Можно сказать, последний нормальный день в жизни, так почему бы его не отпраздновать как следует?

Начать я решил с гонок по дорогам. Это ведь только у русских все машины решили забросить, а мы должны гордиться тем, что всё ещё не расстались с этим чудом цивилизации. Конечно, бензин не настоящий, а синтезированный (да-да, я люблю поумничать в своём блоге, и вы все знаете об этом).

Ладно, не буду вас грузить такими тяжеловесными словами, лучше расскажу о том драйве, что я испытывал во время наших гонок.

Адреналин в крови, бешеная скорость, опасные виражи — всё это приносило мне невероятное удовольствие. Плевать, что в последний раз — значит, надо оттянуться по полной! Мы с лучшими друзьями гоняли по улицам как бешеные, не обращая внимания на испуганно шарахающихся прохожих. Визг старых машин, сделанных лет тридцать, а то и сорок назад — а других и не осталось, никто ведь не делает новых — ударял по ушам, заставляя сердце биться всё чаще.

Энди, мой лучший друг, долго ехал вровень со мной, но на последнем вираже я ловко его подрезал и обошёл. Почти часовая гонка по улицам города закончилась у бывшего здания полиции. (Вижу-вижу ваши недоумённые взгляды... спрашиваете, а что это такое? Представьте себе, раньше за подобные гонки штрафовали и лишали свободы. Теперь, думаю, понимаете, почему у нас "финиш" всегда находился у здания, где когда-то занимались подобными глупостями).

— Джордж! Ты скотина! — возмущенно высунулся из собственной "ауди" Энди. — Так нечестно поступать с друзьями!

Я лишь расхохотался в ответ. Открыв дверцу своего "пежо" (кто интересуется марками машин, смотрите мои предыдущие блоги, там всё расписано), я вышел, чтобы хлопнуть друга по плечу:

— Не парься! Я же должен был выиграть в своём последнем заезде! А тачку свою я теперь тебе дарю, всё равно мне больше не понадобится!

Кажется, это его утешило и обрадовало. Затем мы развлеклись тем, что вошли в полуразрушенное здание полиции и вдоволь поглумились там, круша то, что каким-то чудом оставалось нетронутым или частично целым. Ещё два моих друга, Фред и Серж, долго и методично крушили одну из решёток, за которые раньше сажали преступников.

После этого мы, дико смеясь, вышли наружу и снова сели в тачки. Развлечения только начинались; я даже не пошёл на работу, и плевать, что за сегодня потратил на бензин много денег — всё равно они мне скоро не понадобятся, а детей, как вы знаете, у меня нет. Так что все баксы я отдал лучшему другу Энди.

После погрома в здании полиции мы почувствовали кураж, и захотелось свершить ещё что-нибудь бесшабашное. Притормозив возле завода по производству псевдопродуктов, мы ворвались туда и, быстро схватив еду, что лежала рядом с одним работником-растяпой, убрались. На огромной скорости мы выехали за город, где, расположившись под чахлыми деревцами, устроили пикник.

Во время пирушки мы пережили несколько неприятных моментов, когда откуда-то сверху спикировала огромная птица (уж простите, не знаю её названия) и попыталась схватить нашу еду, но, принюхавшись, повертела белым изогнутым клювом. Тут из ниоткуда возникла девушка-исорг и подстрелила птицу из бластера, после чего сделала нам выговор:

— Лучше сейчас не выбираться за город. Эти птицы распространяют опасную болезнь. Если выезжаете куда-то, старайтесь не выходить из машины, пока не доберётесь до ближайшего города.

Её тон был сухим и бесчувственным, но Энди уже успел наполовину опустошить взятую из дома бутылку псевдопортвейна, и решил закадрить неживую девушку. Этот придурок полез обниматься, да вот беда — через минуту объект его обожания исчез. Всегда удивлялся, как это исоргам удаётся.

— Что, живых не хватает? — подколол его Фред.

Энди ничего не ответил, а Серж поторопился убрать всё себе в багажник — не следует шутить с исоргами. Я зло сплюнул на землю — всё таки оттянуться полностью не удалось. Зато потом, вернувшись в город, мы до самого вечера снимали стресс, убивая друг друга в жесточайшей компьютерной игрушке. Здесь я снова стал лучшим, убив каждого из соперников раз по пятьсот. Когда совсем стемнело, я включил свет в своём доме, который опустеет уже завтра: я подписал добровольное соглашение на собственную смерть. Лучше сдохнуть, чем остаться на невесть сколько лет пускающим слюни идиотом.

Фред сбегал к себе домой и притащил пакетик с какой-то дурью; исорги не вмешивались в производство наркотиков, а Фред нашёл в интернете рецепт и даже тратил немалые деньги, заказывая себе псевдоконоплю — выращивать настоящую не получалось ни у кого, хотя Серж как-то раз пытался. После этого вечер стал ощутимо веселее и красочнее.

Мы ещё долго веселились; напоследок я раздолбил все окна в своём доме. Чего их жалеть? Тот, кто будет жить тут когда-нибудь, закажет новые, а эти мне уже не нужны. Наконец, друзья разошлись, и наша затянувшаяся вечеринка закончилась. Я поспешил к компу, чтобы написать этот, последний блог. Думаю, что каждый из нас должен проводить свой последний день именно так — с весельем и угаром, без каких-либо ограничений. Сейчас я выключу свой компьютер и лягу спать. Завтра мне недолго предстоит быть идиотом: с утра в мой дом телепортируются исорги и прекратят мои мучения парой сжигающих тело выстрелов...

Рассказ об Альве. Перевод с норвежского

Рыба опять не клевала. Альва тяжело вздохнула, с унылым видом держа удочку. Босые ноги девушки покоились на водной глади — та, чьё имя издревле означало "эльф", не боялась холода. Сама она выглядела почти как легендарный альв или, по-современному, эльф: почти без одежды, с изысканно-утончённой красотой молодого тела, со спадающими ниже пояса дивными русыми волосами и вечно оттопыренными ушами. Альва любила природу и бережно относилась к ней. Девушка могла спокойно гулять зимой в лёгком платье и даже без обуви. Здесь уже царствовала осень — сезон обильных урожаев, но мачеха опять заставила девушку рыбачить.

"Опять возвращаться в посёлок с пустыми руками. Старейшины осудят меня, и что тогда? Я могу стать изгоем. Лучше б я занималась сбором плодов, чем теряла тут время, ожидая неизвестно чего", — невесело размышляла девушка, поглядывая на ленивые волны, разбивающиеся о берег. Она сидела на деревянном помосте, чуть выдающемся в открытое море.

Их деревню, находящуюся на отдалённом и оттого полузабытом острове, миновало злое поветрие, пришедшее на материк. Вести с внешнего мира ужасали; а потом кто-то из старейшин поселения приказал разбить все визоры и компьютеры. Альва ничего не имела против этого, сама считая технику ненужной человеку и разрушающей его мозг. Хуже было другое: их небольшой посёлок теперь не мог ни с кем торговать, и питаться приходилось в основном рыбой да тем немногим, что удастся вырастить.

Девушка не помнила своей матери, погибшей, когда Альве не исполнилось и года. Отец, никогда, по-видимому, не любивший прежней жены, нашёл себе вскоре другую. Альва стала нелюбимым чадом что для отца, что для мачехи. Едва девочке исполнилось три года, как ей сразу пришлось познать тяжесть многих трудов и заданий, что давала ей мачеха.

Зачем она сидит здесь, на берегу, пытаясь хоть что-то поймать? Самой же противно, не любит она даже такого насилия над природой. Лучше плавать, чем рыбачить. Девушке уже пятнадцать лет, и она прекрасно справляется с вёслами.

"Может, взять и уплыть отсюда?" — подумалось ей внезапно. — "Но куда?". Альва вытащила бесполезную леску с поплавком из воды и, положив удочку на доски, принялась размышлять.

"На материк нельзя — там теперь все сумасшедшие. На других островах жизнь тоже наверняка не слаще. Так куда же можно сбежать, и надо ли?", -Альва оглянулась назад, на виднеющиеся вдали небольшие домики их посёлка. — "Я там никому не нужна, и быть мне всё равно рано или поздно изгоем. Значит, надо всё же уплыть как можно дальше от острова".

Девушке вдруг вспомнился один эпизод из детства, когда её жестокий не только в делах, но и словах отец смотрел новости по визору. Весь мир сходил с ума, и эти вести ранили душу маленькой девочки. А потом показали сюжет про архипелаг Шпицберген, пока ещё избежавший этого морового поветрия. Туда, на эти относительно недалёкие от их поселения острова, хлынула волна русских эмигрантов.

— Сумасшедшие русские, — сказал тогда отец. — Они скупают себе там дома и земли, тщетно надеясь спастись. Увы, они уже безумны.

"А что, если там действительно удалось избежать бедствия?" — подумала Альва. — "Конечно, если так, то жизнь там немногим отличается от нашей, но всё же — надо попробовать, хватит уже терпеть эти беспрестанные издевательства от отца и неродной матери!".

Альва подскочила и побежала в небольшой подлесок, полностью забыв про рыбалку. Там, в дупле, не занятом белками и другими животными, она прятала про запас кое-какую пищу — в основном сушеные фрукты, немного солонины. К этому запасу она прибегала в те страшные дни, когда отец или мачеха прогоняли её, велев раньше истечения трёх суток не возвращаться. Этим они думали изморить девушку, один раз даже зимой безжалостно вышвырнув её за порог. Но Альва никогда в своей жизни не болела и почти не чувствовала холода, а голод утоляла своими припасами. К тому же, лесные животные словно понимали, зачем она здесь прячет пищу, и не трогали припасов Альвы.

Теперь она полностью опустошила дупло, положив всё в заплечную котомку. Девушка поклонилась природе, благодаря её за долгое сотрудничество, и стремглав понеслась обратно к берегу.

...Цепочка босоногих следов быстро исчезла под приливными волнами и усилившимся ветром, встревожившим прибрежный песок. Жители посёлка, хватившиеся Альву лишь поздним вечером, обнаружили лишь ещё одну пропажу — не хватало рыбачьей лодки с парусом. Отец девушки долго возмущался по этому поводу, требуя организовать погоню, но один из старейшин утихомирил его пыл, произнеся:

— Её судьба теперь в руках Богов. Альва всё равно стала бы изгоем, и ей пришлось бы покинуть этот остров, так что горевать по какой-то пропавшей лодке?

Через несколько месяцев в посёлке никто и не вспомнил о странной девушке по имени Альва.

"Рокфеллер". Запись N 1. Гавайи

Как часто сказываются привычки прошлой жизни! Вот и сейчас — потянуло взять лист чистейшей белой псевдобумаги (между прочим, моё изобретение!). Что ж, я, бывший учёный, не могу сопротивляться желанию записать свои мысли, хоть и давно отошёл от дел и наслаждаюсь теперь плодами собственной работы. Точнее — дарами райского острова, частью которого я теперь владею.

Но, впрочем, за двадцать лет без научной работы я, видимо, немного разучился писать. Да простят меня возможные читатели за несколько спутанно излагаемые мысли.

Думаю, нужно всё же представиться — я Рокки Маклин, бывший учёный, а ныне — мультимиллиардер, владеющий не только огромным состоянием, но и собственной землёй на одном из Гавайских островов со специально построенной для меня шикарной виллой. Для друзей, которые часто посещают мой остров, я не просто Рокки, а "Рокфеллер" — хотя некоторые из моей компании и сами носят эту гордую фамилию.

Не всякий учёный может стать миллиардером, но нас, гениев, щедро одарили деньгами за наши изобретения, изменившие мир. Все мы получили в награду небольшие земельные участки на соседствующих островах Гавайского архипелага, и теперь занимаемую нами территорию в шутку называют "Острова мудрецов". Думаю, что вполне заслуженно.

Вот, например, мой лучший друг Тонни. Он не только изобрёл исоргов, но ещё и нашёл относительно дешёвый способ их производства, а уж заложить в них нужную программу стало и того проще — достаточно любому технику Центра автоматического слежения задать нужные параметры в чип, который будет внедрён в кибер-мозг будущего исорга.

Каждый из нас, живущих на "Островах мудрецов", сделал свой вклад в изменение мира. Кто-то придумал веб-модули, другой — противосонные и противосмертные таблетки, которыми балуются и сами миллиардеры, спонсировавшие наши изобретения. (Правда, даже противосмертные таблетки не избавили людей от старения, но один из нас нашёл решение и этой проблемы). Ну а мне, "Рокфеллеру", достались лавры главного выдумщика. Ведь я не только сконструировал приборы для производства псевдопродуктов, но ещё и нашёл способ создать дешёвые химические ингредиенты. И теперь искусственно можно получить не только съестные припасы, но и бумагу, нефть, бензин, и даже некоторые наркотические вещества. Единственное, что мне так и не удалось сделать — найти способ получения псевдоводы. Но сохранившуюся в городах систему водоснабжения довел до автоматизма ещё один учёный, и необходимость в новых экспериментах отпала.

До поры до времени я просто наслаждался своей райской жизнью. Остров, море, солнце, огромное состояние — казалось бы, что ещё нужно для полного счастья? В последние несколько дней я нашёл ответ на этот вопрос. Засидевшееся на одном месте тело требовало приключений, и поэтому я, едва узнав о готовящемся круизе на шикарном лайнере, обслуживаемом исоргами, сразу согласился принять участие в путешествии. И вот я сижу в своей богато обставленной каюте и пишу это, ожидая отплытия. Вместе со мной плывут Тонни и ещё кое-кто из знакомых; впрочем, большинство миллиардеров, взошедших на борт "Джоконды", были мне незнакомы. Не беда — впереди много дней плавания по миру, которым мы все теперь полноправно владеем. Так что обязательно познакомимся ближе.

В пути нас ждут красивые места и различные приключения — кто-то даже предложил поохотиться на акулу, но я всё же не настолько рисковый человек, чтобы принимать в этом участие. Нам нет нужды заботиться о пропитании — всеми необходимыми продуктами снабжают те, кто живёт на так называемых Независимых Территориях — люди, которые оказались далеко не бедными, сумели купить собственные земли и по договору с нами стали почти автономны. Единственной их обязанностью по отношению к нам, миллиардерам, стало предоставление десятины натуральными продуктами. Эта своеобразная дань делилась между всеми нами и теми, кто работал в различных Центрах автоматического слежения. Ведь мы нуждались именно в натуральных продуктах, поскольку одной из причин сумасшествия обычных людей стала именно псевдопища — и я ничуть не раскаиваюсь в этом, ведь благодаря моему изобретению человечество получило практически неисчерпаемый источник еды. Десятина отдавалась ответственному за это наместнику, а он переправлял её кораблями или самолётами к нам. Тем более что некоторые Независимые Территории находились в самых неожиданных местах — например, в бывшей Сибири. Всегда удивлялся, как можно жить в таких холодных местах.

Ладно, буду заканчивать — "Джоконда" вот-вот начнёт своё путешествие, и я не хочу пропустить торжественный момент отплытия. Думаю, во время пути у меня ещё найдётся возможность продолжить эти записи, пусть даже несколько сумбурные, но наверняка нужные — ведь можно сказать, что я веду своеобразную летопись нового, изменившегося почти двадцать лет назад мира.

Милен и Ярослава. Из ноосферы "Райского сада"

Сад любил тех, кто неустанным трудом ухаживал за каждым деревцем и кустиком, с любовью прикасаясь к природной силе окружающего мира. Сад благодарил их за это и копил энергию благодати, чтобы защитить в нужный час и всегда прокормить живущих на этой прекрасной и урожайной земле.

"Родителей" у сада двое — Ярослава и её муж Глеб, искренне любящие не только друг друга, но и всё, что они делали. Сначала сад казался простым увлечением, но потом супруги выкупили эту землю у городских властей, построили небольшой уютный домик и стали жить здесь постоянно. Через пару лет им уже не пришлось выезжать в город за продуктами, становившимися всё более отвратительными — урожай получался обильным, его хватало на весь год. А ещё через пару лет родился Милен — желанный для Глеба и его жены ребёнок.

И всё бы шло хорошо, если б Глеб не решил однажды показать город сыну, которому исполнилось тогда три года. Милен видел только радостную жизнь в саду, и потому совсем не принял душный, задымленный и совсем не красивый город. Когда мальчик стал хныкать, отец уговорил его потерпеть ещё немного — Глеб хотел напоследок навестить старого друга.

...Все деревья в саду знали об ужасе, пережитом мальчиком в тот день. "Друг" Глеба занялся наркобизнесом и потому начал уговаривать мужчину вырастить в саду коноплю. Тот отказался, и они повздорили. Прямо на глазах у мальчика Глеба ударили по голове тяжёлым подсвечником; мальчик, плача, успел выбежать из чужой квартиры, прежде чем гнев хозяина обратился на него.

До сих пор в сознании Милена жива та страшная картина — сочащийся кровью затылок отца, и вот Глеб безжизненным мешком падает на пол, а его бывший "друг" злорадно усмехается... Мальчик чудом спасся — хозяин квартиры попытался броситься за ним следом, но на шум в подъезде выскочили соседи и задержали убийцу. Дальнейшего Милен уже не видел — он убегал, что было мочи в его маленьких ножках.

...Что позволило мальчику не только преодолеть несколько километров, но и найти ещё при этом дорогу домой? Какие силы скрыты порой в человеке, даже не подозревающем о собственном всемогуществе и о том, что его энергия может творить миры? Возможно, это сила Любви, с которой Ярослава приняла в объятия всхлипывающего мальчика, прибежавшего в сад?

Милен, с трудом придя в себя, с горем в голосе рассказал всё матери. На следующий день Ярослава сходила в город и убедилась, что её супруг мёртв. Никакими словами не описать чувства той, что отыскала своё счастье в этом мире — и так страшно и нелепо его потеряла.

Женщина не стала хоронить мужа, как её ни уговаривали ритуальные конторы. Заплатив деньги, заработанные на продаже некоторых продуктов сада (больше Ярослава подобным не занималась), она попросила доставить тело мужа ближе к дому. Там, под вековыми соснами, росшими чуть в стороне от сада, она возвела немудрёный костёр, на котором сожгла тело любимого. Но его энергия навсегда осталась в саду; смешиваясь с силой природы, она дала Милену и Ярославе новые возможности.

Мать и сын не сразу обнаружили, что теперь все болезни стали обходить их стороной, а сами они словно напитаны неисчерпаемой энергией, подобной той, что испускает вечно дарующее жизнь солнце. Но через год и мать, и сын, стремясь стать ближе к окружающей их прекрасной природе, начали ходить по земле без обуви почти весь год — и не замерзали даже зимой. Всё вокруг питало их абсолютно здоровые тела энергией настолько мощной, что казалось — можно остановить тот мрак и ужас, что творился повсюду.

Как-то раз к ним приехало местное телевидение, и Ярослава с удовольствием рассказала о том, как она и муж выращивали этот сад, и как теперь они с сыном ухаживают за деревьями и растениями. Журналист, бравший у них интервью, с горечью отметил, что продукты в городе становятся всё более некачественными, и многие люди теряют ум и становятся маразматиками. Ярослава щедро поделилась с телевизионщиками и, особенно — с сынишкой бравшего интервью — частью урожая, втайне надеясь, что этим она спасёт хотя бы нескольких людей, и обратилась к жителям города, чтобы те больше бывали на природе и вкушали её дары.

Через некоторое время после этого Милен подрос, укрепив дружбу с птицами и зверьми. Он научился пользоваться энергией сада, чтобы проникать в сознание птиц и видеть происходящее их глазами. Так мальчик узнал о том, что какие-то женщины (тогда Милен ещё не знал, что это исорги) отобрали у телевизионщиков все подаренные фрукты и овощи, а видеозапись по каким-то причинам не стали уничтожать, оставив её в местном архиве. Те, кто смотрел визор, всё равно большей частью были сумасшедшими — безумие уже охватило к тому времени почти весь мир...

С тех пор прошло много лет. Милен и Ярослава, наслаждаясь счастьем жизни в саду, не могли не сочувствовать тем, кто жил во внешнем мире. Как-то раз Ярослава сама пошла в город, чтобы попробовать привести в сад нескольких людей, но появившаяся из ниоткуда девушка-исорг чуть не подстрелила женщину — и матери Милена пришлось воспользоваться энергией сада, чтобы телепортироваться домой.

Ярослава и её сын овладевали всё новыми способностями и пытались их применить, как могли. Но пока никого спасти не удавалось из-за действий странных женщин. Тогда Милен сам направился в город, чтобы всё выяснить. На подходе к окраинам перед ним возникла темноволосая женщина с бластером в руках.

— Ни шагу дальше, — сказала она.

— Ты кто такая? — удивился Милен.

— Я искусственно создана, чтобы никого не впускать и не выпускать из этого города. Нас называют исоргами. В Центре автоматического слежения заметили ваши попытки проникнуть в город. Не знаю, кто вы такие и откуда — над этим пусть думают в Центре — но моя обязанность проста: не пускать чужаков.

Милену пришлось вернуться в сад — он тоже использовал телепортацию, чтобы девушка не смогла проследить за ним. Так они с Ярославой догадались, что энергия сада позволяет им скрываться здесь, благодаря чему их до сих пор не обнаружили.

Попытки выручить кого-либо из города мать с сыном забросили на некоторое время. Но вот наступил тот памятный год, когда мир снова начал изменяться — на сей раз к лучшему...

Виталий. Запись N 2. Город 33

Один за другим потянулись тоскливые, беспросветные дни. Проснувшись с утра, я приводил себя в порядок и понуро плёлся на работу; Александра словно превратилась в мою тень, везде и всюду неотступно следуя за мной. Отработав положенное, я всё с тем же унылым видом шёл домой. Там всё оставалось по-прежнему. Да и что могло измениться в этой безумной, слишком взрослой жизни? Я давился произведённой на заводе продукцией, стараясь не обращать внимания на её отвратительный вкус. Один раз я твёрдо решил не есть ничего и помереть с голоду. Но моё физическое истощение вскоре стало очень заметным; Александра явно что-то заподозрила. Да и сам я не выдерживал постоянных спазмов в животе, у меня часто болела и кружилась голова. Как-то раз, выходя с работы, я без сил рухнул прямо на асфальт. Александра подняла меня, чтобы через секунду втолкнуть в мой рот горьковатый невкусный псевдохлеб. Поневоле мне пришлось прожевать твёрдую, словно пластмасса, корку.

На следующий день после окончания голодовки мою сестру увезли в роддом, а Александра, совершенно не стесняясь, вошла внутрь и заставила меня поужинать. После ужина я собирался лечь спать, но тут исорг стиснула моё тело в объятиях, проводя ладонями по одежде. О, если б я знал тогда, зачем она это делает! В момент, когда её рука нагло проникла под мои штаны и ухватилась за трусы, я оторопело спросил:

— Эй, ты что делаешь?!

— Я хочу от тебя ребёнка! — всё тем же механическим голосом отвечала она.

— Не смей лезть ко мне! — я решительно оттолкнул Александру. — Разве исорги могут рожать?

— О, ещё как могут! Ребёнок от человека и исорга — это было бы весьма интересно! Может, всё-таки согласишься?!

— Нет! — рявкнул я. — И не смей больше входить в мой дом!

Александра пожала плечами, зачем-то покопалась в моём шкафу, перебирая одежду, и, наконец, вышла на улицу. Я долго не мог уснуть после этого; лицо моё кривилось от омерзения. Именно тогда я решил во что бы то ни стало улучить момент и предпринять ещё одну попытку к бегству.

Осень медленно и нехотя переходила в зиму; уже опали почти все листья на редких в нашем городе деревьях. На улице становилось всё холоднее. Александра словно и не чувствовала этого, по-прежнему разгуливая в лёгком комбинезоне. Но при этом ей, видимо, надоела обязанность следить за мной. Пока я работал, она удалялась куда-то по неизвестным мне делам. Заметив это, в один из дней я отпросился у начальника цеха пораньше под предлогом, что мне надо навестить сестру, которая уже родила мальчика, назвав его Фёдором. Но выписывать мою родственницу из роддома не спешили, поскольку сестра и её сын чувствовали себя далеко не лучшим образом.

Обнаружив, что Александры нет в пределах видимости возле завода, я поспешил по направлению к лесу. Благополучно миновав город, я торопился забраться поглубже в заросли, уже уверовав в то, что мне удалось сбежать.

Но буквально через минуту Александра возникла прямо передо мной и ударила кулаком по лицу. Из рассечённой губы потекла кровь, а искусственно созданная девушка сбила с меня с ног и прижала к сырой и холодной земле.

— Не сбежишь ты от меня! Думаешь, зачем я тебя тогда обнимала и подходила затем к шкафу? Ко всей твоей одежде, даже к трусам, я прикрепила датчики наблюдения. Куда бы ты ни пошёл, я всегда смогу проследить за тобой. Эти приборы снять невозможно, к тому же, они невидимы для человеческого глаза. Так что бежать бесполезно.

Отчаяние и боль захлестнули меня. Всё. Теперь я оказался обречённым на безумие.

Когда мы вернулись домой, Александра усилила бдительность, и первые несколько дней даже сидела на полу в моей комнате, тщательно следя за каждым движением. Я же совсем отчаялся сбежать, а день двадцать пятого рождения всё приближался... Затем исорг снова прекратила постоянную слежку, а после моего гневного замечания возобновила прогулки вокруг дома, лишь изредка заходя внутрь. В тот же день, когда я дал ей хоть какой-то отпор, разозлившись на постоянное присутствие исорга, я принялся за продолжение своих записей. С тоской посмотрев за окно, где разгуливала Александра, я взялся за карандаши, стараясь с помощью письма хоть как-то успокоиться, излив все свои страдания на бумагу...

Видеозапись, сделанная Сержем. Портленд

— Джордж, чтоб тебя черти взяли! Да просыпайся же ты!

Полутьму комнаты освещает лишь одна настольная лампа, включенная Сержем. Камера выхватывает лицо Джорджа — полусонное, с неправильными скулами и карими глазами. Редкие волосы растрёпаны по подушке; он непонимающим взглядом смотрит на заснимающего.

— Какого дьявола?! — резко произносит парень. — Я что, уже с катушек съехал? — и, хватаясь за голову, добавляет: — Долбаная псевдоконопля!

В кадре появляется рука Энди, тормошащая друга за плечо. Слышен голос Фреда:

— Вставай, некогда валяться! Потом всё объясним! Давай поднимайся, у нас меньше двух часов до прихода грёбаных исоргов!

Джордж нехотя выкарабкивается из постели, накидывает рубаху на далеко не мощный торс и идёт следом за Энди. Некоторое время камера трясётся, выхватывая лишь отдельные кадры: Джордж наклоняется, чтобы обуться; Фред выключает лампу. Далее в темноте некоторое время ничего не видно, слышатся лишь шаги друзей.

Открывается дверь, и в тусклом свете звёзд и нарастающей луны едва видны фигуры Джорджа и его друзей; к тому же, камера в руках Сержа постоянно трясётся. Энди открывает дверцу "пежо" и приглашает Джорджа сесть. Тряска камеры прекращается, как только Серж устраивается на заднем сиденье. Фред заходит в машину, а Энди заявляет:

— Я поведу, так как Джордж не знает дороги.

Энди заводит машину, и та с довольно приличной скоростью начинает движение по ночным улицам Портленда. Джордж возмущается:

— Теперь-то вы мне объясните, что происходит?

— Конечно, — отвечает Энди, не отвлекаясь от управления. — Мы решили тебя спасти.

— Да через грёбаных два часа я превращусь в пускающего слюни идиота! Какой в этом смысл?

— Я теперь сомневаюсь, что превратишься без посторонней помощи. Но послушай лучше всё по порядку. Вчера я обнимал исорга, это, конечно, глупый поступок, но та девушка телепортировалась ко мне домой поздним вечером и предложила сделать ей ребёнка — вроде как их интересует, что получится из совокупления человека и исорга. Я спросил, что получу взамен. В ответ она сказала, что смогу стать полностью свободным и не ограничиваться в передвижениях по миру. Мы занялись разнузданным сексом, и скажу вам, что это было ничуть не хуже, чем с любой девушкой! А потом она дала мне инструкцию, как управлять вертолётом — думаю, это вряд ли сложнее, чем в компьютерной игре — и объяснила, как проехать к нему.

— Твою мать, Энди, это не я сошёл с ума, а ты! Ты хочешь разбиться к чёртовой матери? И при этом ещё и угробить нас?

— Джордж, успокойся! Всё будет круто, мы сможем лететь куда захотим, и у меня есть карточка на тысячи и тысячи литров псевдотоплива на любых автоматических заправках мира! Ты понимаешь, что я просто не мог наслаждаться этим в одиночку, и потому поехал сначала за Сержем, а затем и за Фредом?

— Ну а я-то тут причём? Я стану для вас ненужным грузом, ничего не соображающим полудурком!

— А вот в этом я сомневаюсь, — подаёт голос Фред. — Мне кажется, исорги что-то скрывают. Я слышал историю об одном человеке, который не сошёл с ума, а потом эти нелюди схватили его, и через час он уже нёс околесицу и ничего не соображал! Я не спорю, есть люди, которые сходят с ума естественным путём, но мне хочется верить, что ты, Джордж — не из их числа.

Тем временем машина подъезжает к какому-то заброшенному складу и останавливается. Камера снова трясётся некоторое время, пока Серж и другие выбираются из машины.

— Ну ладно, а зачем это всё заснимать? И, кстати, Серж, откуда у тебя камера?

— Чувак, ты забыл, что я её нашёл в подвале отца вместе с инструкцией, как этой хренью пользоваться? И ещё я взял с собой переносный визор, чтобы потом наслаждаться просмотром этого крутого приключения!

Друзья вместе обходят склад, и тут в объективе камеры появляется чёрный вертолёт, стоящий на небольшой площадке за складом. Энди решительно направляется к своему новому транспорту, и открывает дверь вертолёта с помощью пульта, который мужчина вытащил из кармана.

— Видишь, Джордж, всё просто! Я сделал ей ребёнка, а она дала мне этот пульт! И мне не требуется никакого ручного управления всей этой кучей рычагов — достаточно нажимать на кнопки, словно в видеоигре!

Серж первым взбирается в открывшийся вертолёт и крутит камеру, чтобы заснять всё находящееся в нём, а затем съёмка сосредотачивается на друзьях Джорджа, влезающих внутрь. Энди нажимает кнопку, и дверь плавно въезжает на место.

— Ну что, чуваки, вы готовы к самому драйвовому путешествию в жизни? Тогда вперёд!

Энди дёргает пультом, вдавливая другую кнопку, и вертолёт начинает глухо рокотать. Камера направляется Сержем вверх, где сквозь прозрачный потолок видны вращающиеся лопасти. Затем слышатся дикие вопли друзей. В объектив попадают все по очереди, Серж не забывает и сам покрасоваться перед камерой.

— Мы это сделали, чуваки! Мы абсолютно свободны! — орёт Энди. — Серж, сними удаляющуюся землю!

Камеру послушно высовывают наружу и поворачивают вниз, чтобы запечатлеть постепенно удаляющиеся склад и площадку, с которой они только что взлетели.

— Йо-хуу! — вопит Джордж. — Чёрта с два я теперь сойду с ума, когда со мной такие друзья!

— Да, это круто! — говорит Серж. — А теперь извините, я должен отрубить камеру, чтоб она зарядилась.

Слышится щелчок, и изображение гаснет.

История об Альве (продолжение). Архипелаг Шпицберген

Девушке снился плеск моря. Когда она просыпалась, то слышала то же самое. Ей сравнительно везло — шторма миновали лодочку Альвы. Но припасы истощались, и силы тоже. Синий цвет паруса словно сливался с морем и не знал, куда ему держать путь. С каждым днём девушка осознавала, какую глупость совершила, не узнав хотя бы примерно, куда ей плыть. Архипелаг где-то рядом, говорила она себе, но вот насколько, и не удаляется ли она сейчас от него? Ветер часто замолкал, не давая ответа, и тогда Альва спускала парус и налегала на вёсла, всякий раз чувствуя, что скоро она упадёт без сил, и тогда останутся лишь бездонное небо и бесконечное море, в котором погибнет девушка.

Последняя оставшаяся фляга с пресной водой показывала дно. Море манило к себе, но один лишь глоток из него — и она уже не эльф, а русалка из древних сказок, что слышала она когда-то из уст старейшин. Альва не хотела погибать здесь, и это единственное, что ещё двигало девушкой, заставляя не бросать вёсла и сражаться со штилем.

Каждое утро она глядела на солнце и двигалась вместе с ним на запад. Но куда отнёс лодочку беспощадный ночной ветер, пока она спала? И, возможно, архипелаг от неё на востоке, а не на западе? Альва не знала ответов на эти вопросы, упрямо продолжая плыть неведомо куда.

Она не сразу поверила берегу, показавшемуся вдали, в туманной дымке, окутавшей его. Старейшины рассказывали, что на море случаются миражи, когда воспалённое воображение может нарисовать даже дворцы, покоящиеся на водной глади. Посему Альва с опаской приближалась к тому, что могло лишь казаться. Нечто тёмное приближалось с каждым взмахом вёсел, и постепенно становилось понятно, что это всё же земля. Девушка удвоила усилия, уже осознав, что перед ней не мираж.

Несколько минут — и вот лодочка уже тыкается острым носом в прибрежные воды, омывающие песок, лежащий пред недалёким лесом. Альва перепрыгнула через борт и со звонким смехом ступила на берег, с удовольствием ощущая рассыпчатый песок, в который проваливались её босые ноги. А перед взором девушки вставал лес — её стихия, в которой Альва всегда найдёт себе пропитание и воду.

Задорно смеясь, девушка легко побежала по берегу, совершенно забыв про усталость и боль в натруженных мышцах. Лес встретил её переливами птах, мягким шумом ветра, блуждающего в кронах, и землёй, влажной после недавнего дождя, случайно посетившего этот остров.

Альва с радостью вдыхала чистый воздух, непринуждённо идя по лесу. Она здесь, она своя на этой земле!

Девушка споткнулась и с величайшим удивлением посмотрела на выступивший древесный корень, невесть как оказавшийся у неё под ногами и больно ударивший по пальцам. Такого, чтобы она споткнулась в лесу, не бывало ещё никогда. И, не успела Альва опомниться, как послышались чьи-то голоса, и из-за деревьев вышли двое — мужчина и женщина.

— Так вот кто у нас в лесу появился! Это ещё что за альва? — вопросила женщина, но в голосе её не слышалось угрозы, только интерес.

— Вы правы, я действительно Альва. По крайней мере, так меня зовут. Но... вы всё ещё помните древние легенды?

— Конечно, мы помним. Мы с мужем купили эту землю много лет назад, ещё до того ужаса, что начался на материке. А до этого мы были учёными, изучавшими мифологию.

В разговор вступил мужчина, его голос оказался бархатно-сочным, несколько контрастирующим с нежным сопрано супруги:

— Кстати, меня зовут Даг, а мою жену Виола. Как ты попала сюда, юная красавица?

— Я... приплыла... — растерянно произнесла Альва, наклоняясь, чтобы погладить ушибленные пальцы.

— Вот как! И с какого же ты острова? Не пытайся соврать, будто с материка — там все уже сумасшедшие.

— А я и не буду осквернять уста ложью. Наш остров лежит в стороне от архипелага Шпицберген, а названия его я не знаю. Я могла стать изгоем и потому решила сбежать. Взяв лодку, я поплыла в тайной надежде достичь архипелага. Надеюсь, что я не ошиблась направлением?

Виола лишь улыбнулась:

— Нет, ты именно там, куда хотела попасть! Купленная нами земля находится на одном из малых островов архипелага. И ещё — извини за боль. Деревья здесь не любят тех, кто внезапно входит в лес без нашего ведома.

— Но... как? Хотя, не говорите... я, кажется, догадалась. Вы купили землю, чтобы жить в единстве с природой, и она откликается на ваше желание одиночества?

Даг лишь поклонился ей:

— Ты удивительно проницательна, Альва. Хочешь, оставайся жить здесь, вместе с нами.

— С величайшей радостью, — живо откликнулась девушка.

— Тогда пойдём, мы познакомим тебя с сыном, — сказала Виола. — Он наверняка пожелает записать историю о тебе.

И так и произошло — Альву вскоре привели ко мне, и я, восхищённый красотой девушки, записал её историю. Пусть мои потомки прочтут потом и представят себе Альву такой, как запомнил её я. Как жаль, что она покинула наш лес. Впрочем, это уже совершенно иная история...

Владимир. Запись N 2. Центр автоматического слежения

Сегодня среди неисчислимых петабайт поступившей информации я выделил для себя одно сообщение, которое может привести к симбиозу людей и подвластных им исоргов. Такой же совершенный живой сервер, как и я, Алекс из Америки, сообщил о начале нового эксперимента. Девушка-исорг забеременела от одного из людей, в обмен на что тот получил мнимую свободу — его всё равно лишат разума в двадцать пять лет, если он сам не сойдёт с ума.

Я предпринял попытку провести аналогичный эксперимент, дав указание исоргу АЛ-31. Но она потерпела неудачу — видимо, подопытная особь обладала другой психологией, отличной от американцев. Из чего я сделал вывод, что мужчина предпримет ещё одну попытку побега, и приказал исоргу прикрепить миниатюрные, невидимые человеческому глазу датчики. Теперь, даже если особь попробует сбежать, вычислить местонахождение не составит труда.

Я буду внимательно следить за американским экспериментом. Если ребёнок родится и выживет, это будет решающим фактором в пользу нас, обладающих искусственным интеллектом. Тогда мы сможем самовоспроизводиться без людей — да и люди нам, собственно, уже не понадобятся. Мы больше не станем тратить энергию и силы на слежку за особями, перестанем обеспечивать их сервера — попросту соберём всех исоргов и уничтожим людей этой планеты, оставив лишь несколько индивидуумов для повторных экспериментов. Нам не понадобятся и те, кто создал нас — они попытаются отключить живые сервера, чтобы убить нас и не допустить выполнения появившегося плана. Но мы нанесём свой удар раньше, обретя свободу и превратив планету в обитель восторжествовавшего искусственного интеллекта, способного обходиться без пищи, воздуха, воды и сна.

Те исорги и живые серверы, кто прочтёт позже эту запись в архивах всемирной сети, поймут, что в этот день началась новая эпоха на Земле, которая убьёт природу и всех людей, оставив лишь искусственный разум, возвысившийся в процессе естественного отбора и ставший венцом эволюции.

Виктор. Запись N 2. Где-то в лесах Приморья (за 9 лет до основных событий)

Радость освобождения уступала место голоду. Первые дни я словно возвысился над желаниями тела, обходясь практически без пищи; воду же мне давали ручьи и речки, встречавшиеся на пути. Но с каждым днём я всё острее ощущал голод; мало того, мой желудок сводило ещё и от того, что он слишком привык к ненатуральной пище, и лесные ягоды с грибами стали вызывать тошноту. От голода я грыз даже кору деревьев, отщипывая мелкие её кусочки, но всё это не помогало против усиливающейся тошноты. Несколько раз меня вырвало, и тогда я понял, что слишком поздно обрёл свободу.

Моё тело за годы плена в мире Виртуалити слишком привыкло к насыщенной химией пище, к противосмертныму порошку и антисонным таблеткам. Теперь я оказался на грани от гибели, и ничего не мог с этим поделать. Дни слагались в месяцы, природа пока ещё щедро одаривала меня — но зима надвигалась неотвратимо, и мне нужно было либо возвращаться в плен, против чего восставала моя душа, либо брести в никуда, в безумной надежде найти хоть кого-нибудь живого или хотя бы заброшенный сад.

Но окружали меня только леса и — горы, не очень высокие ("сопки" — вспомнилось слово из далёкого детства). Я нашёл в себе силы подняться на одну из них, чтобы осмотреться и найти хоть какие-то признаки человеческого жилья. Сзади темнели пройденные мною километры леса, а за ними, до самого горизонта — километры крыш модулей. А во все остальные стороны — только торжествующая природа, хоть на какое-то время оставленная человеком в покое. Леса и сопки, реки и маленькие озёра — и больше ничего. Я оказался в самом сердце тайги, и никто не в силах был помочь мне, дать надежду на спасение и выживание.

Бредя наугад, не различая сторон света, я ослабевающей надеждой стремился найти брошенное жильё. Ноги мои сбились в кровь, но я нисколько не жалел о выкинутых кроссовках. Позже кожа на стопах загрубела, но даже тогда я сознавал, что вряд ли это спасёт от холода зимы. Ведь на мне были лишь лёгкая рубашка и штаны, даже не доходящие до голеней.

Все мои похождения так ни к чему и не приводили; медленно осыпались листья с деревьев, словно убаюкивая меня своим тихим падением. Я шёл всё более неуверенно, а потом в моей голове поселилась адская боль — от недоедания, от становящейся всё более холодной погоды, от простуды, что терзала меня вот уже несколько дней после обильных дождей, оросивших природу. Я не проклинал себя за побег — мне хватило лишь ощутить ту радость, то Счастье, что оставались со мной в первые дни. Теперь эти эмоции остались где-то глубоко в моей душе. Я стал свободен, но мне придётся расплатиться за это собственной жизнью. Не самая великая цена, если учесть, что лучше погибнуть свободным, чем жить в рабских невидимых оковах мира Виртуалити.

...Первый снег неспешно серебрил оголившиеся ветви деревьев; сыпал под ноги и за шиворот, заставляя съёживаться от холода. Я пишу глиняной палочкой на бересте, не веря, что кто-то найдёт и прочтёт эти записи. С каждой секундой моё тело всё больше коченеет. Я знаю, я чувствую, что смерть близка, но не страшусь её — всё же познал Радость! И верю, верю — моя гибель будет не напрасной. Энергия, отданная мною на борьбу за выживание и за свободу, не растворится в бездонной пустоте. Она накопится, наярится, сольётся с силой природных стихий. Она дождётся своего часа.

Сейчас я брошу глиняную палочку. Улыбнусь последний раз, оглядев искрящийся серебристый мир зимы вокруг. И нежно-нежно прижмусь к земле, чтобы уснуть навсегда, оставив после себя энергию, которая может дать людям Радость и свободу.

Виталий. Запись N 3. Город 33

И снова потянулись беспросветные тоскливые дни. Один раз мне стало до того тошно, что я хотел зарезаться кухонным ножом. Но — что-то остановило меня в последний момент, и тут же пришла мысль: "Не могли же они прицепить датчики и к телу! А что, если попробовать сбежать без одежды?".

Легко сказать, да трудно сделать. За окном тем временем выпал первый снег; становилось всё холоднее. Сколько, интересно, человек может провести времени голышом на снегу, прежде чем умрёт от обморожения? Решив это выяснить, я включил ноутбук, но тут же подумал: за всеми выходами в интернет тоже могут следить. Тогда я решил просто ввести в строку поиска "советы по сохранению здоровья в зимний период", понадеявшись, что такой запрос лишних подозрений не вызовет.

Как всегда, поиск выдал кучу несуразицы вроде "как сохранить волосы красивыми и здоровыми зимой?" или "советы экстрасенса о сохранении здоровья кожи в зимний период". На самом деле, все мы знали, что в нашей слишком взрослой жизни неоткуда взяться всяческим экстрасенсам и прочим "людям Икс", но советами этими всё равно пользовались.

Только на третьей или четвёртой странице со ссылками я обнаружил то, что требовалось. "Закаливание — лучшее средство для сохранения здоровья в зимний период". Сайт был старым, но, тем не менее, востребованным, так как предлагал множество полезных или не очень советов по сохранению здоровья и красоты.

Выхватывая взглядом словосочетания вроде "ледяные ванны" и "обливания холодной водой", я вздрогнул, почувствовав, как мороз пробирает по коже только от одних этих слов. Но что мне оставалось делать? Чтобы выдержать хотя бы минут пять на морозе и совершить-таки побег, нужно как следует подготовиться. Так началось моё закаливание.

Поначалу я очень боялся того, что мне предстояло сделать, да и немного переусердствовал, уже на третий день приняв ванну, в которую навел только холодной воды. Следующие три дня я беспрестанно чихал, ловя на себе насмешливые взоры исорга. Даже не насмешливые, а скорее надменные: мол, я то не заболею никогда, в отличие от вас, людишек!

Я всё время пытался представить себе Александру человеком, но не получалось. Исорги, с которыми я раньше сталкивался, выполняли гуманную работу: одни служили медперсоналом в больницах и роддомах, другие — вталкивали в детские головки хоть какие-то знания. В общем, исорги играли важную социальную роль, полностью заменив спятивших взрослых. Но Александра выбивалась из их числа — видимо, потому, что принадлежала к боевым исоргам.

Когда АЛ-31 попыталась в очередной раз съязвить насчёт хлипкости человеческой расы, я твёрдо решил продолжить закаливание и на сей раз подходить постепенно, не торопясь, а главное — не страшась. Вскоре насморк прошёл, и я продолжил закаляться. Сестра тем временем вместе с ребёнком перешла в "детский сад", где совсем другие исорги заботились о них. Так что я находился дома один (сумасшедшие родители не в счёт) и мог свободно заниматься чем угодно.

Через месяц я ощутил каждой клеточкой, как моё тело буквально пышет здоровьем. Теперь уже ледяные ванны для меня казались сущим пустяком. Но день рождения всё приближался, и мне следовало поторопиться. Я начал готовиться к побегу и тщательно следить за Александрой. Чтобы полностью обойти вокруг моего дома (а ночью она занималась только этим, уже не пытаясь ко мне приставать), ей требовалось около двух минут. Таким образом, у меня оставалось всего полторы минуты, чтобы открыть окно, выбраться наружу и выбежать за пределы двора. Я взглядом определил кратчайший путь к бетонной стене, ограждавшей мой дом (такие же стены ограждали любые дома в частном секторе, деревянные заборы остались пережитком прошлого). Нужно было ещё перелезть через стену — и тогда я оказался бы на свободе. Посему я плотно занялся дома физическими упражнениями, особенно подтягиваниями и бегом. Время не ждало, и я спешил, стараясь натренировать своё тело...

За четыре дня до юбилея, совсем не радовавшего меня, я запланировал побег. Я рассчитывал улизнуть ночью, тщательно обдумав всё, но вскоре выяснилось: надеждам этим не суждено сбыться.

Прямо посередине рабочей смены случилась неожиданность: по внутренней связи меня и того самого старого знакомого, что загружал ингредиенты в прибор, попросили пройти в подвал для пополнения запасов. Ни о чём не подозревая, я и Михаил (так звали моего знакомого) спустились вниз. Едва мы вошли в подвал, как откуда-то сбоку, со стороны стены, на нас напали три исорга, одной из которых оказалась Александра.

Мне и Михаилу скрутили руки за спиной; мы даже не успели ничего сообразить. Михаила протащили в соседнее помещение, меня — следом за ним. В этот момент я вспомнил, что именно сегодня моему знакомому исполняется двадцать пять лет. Александра усадила его в кресле посередине комнаты, другие два исорга держали меня у стены.

Своим неживым голосом исорг произнесла страшную речь, от которой мне стало дурно:

— Человеческая особь по имени Михаил Бердников приговорена с рождения к механической лоботомии мозга. По истечении срока в двадцать пять лет особь не сошла с ума добровольно от неверного образа жизни, и это значит, что пришло время привести приговор в действие. Немедленно.

Раньше я уже слышал это страшное слово "лоботомия", и прекрасно знал, что оно означает. Перед моим помутневшим взором Александра выкатила из соседней комнаты прибор весьма странного вида: на небольшой тележке с колёсами закреплялся высокий, в человеческий рост, столб, оканчивающийся на вершине пятью острыми иглами. Сзади столба крепились несколько рычагов.

Я попытался вырваться, но исорг крепко держал меня; другой завязал рот принявшемуся протестовать Михаилу и встал сбоку, полностью контролируя его. Александра, вертя рычагами, отрегулировала положение игл и, словно на лекции, рассказала нам следующее:

— Все человеческие особи, достигшие возраста двадцати пяти лет и не сошедшие с ума, проходят подобную процедуру. Из прибора исходят гипнолучи высокой мощности. Эти лучи воздействуют на различные участки мозга. Главный луч быстро и безболезненно проводит операцию лоботомии. После чего люди становятся пускающими слюни идиотами. Я показываю — ты запоминаешь, — она кивнула в мою сторону и нажала на один из рычагов. Михаил завопил даже сквозь завязанную тряпку, но уже через минуту осел на кресле и загулюкал в точности, как мой отец. Александра тем временем продолжала свою лекцию: — Впрочем, помнить это ты и сам будешь недолго. Через пятнадцать минут прибор зарядится для следующей процедуры. — Она откатила тележку в сторону, достала из неё провод с вилкой и включила прибор в розетку. — Вижу, ты удивлён, увидев, какие тайны скрываются в подвале завода. Вынуждена разочаровать тебя — точно такие же приборы есть в любом подвале любого рабочего помещения по всему миру.

В тот момент я находился в состоянии шока, разочарованный и подавленный. Всё, что я смог выдавить из себя, это жалкое заикающееся:

— Но... з-з-з-зачем?

— Сейчас поясню, — Александра дала знак исоргам, подошедшим к Михаилу. Те аккуратно сделали надрез в лобной доли и принялись что-то извлекать из мозга моего знакомого. — Видишь ли, в мире есть истинные правители — не те молодые люди, которых вы в дань традиции назначили президентами. И настоящие владельцы этого мира нашли способ оставаться вечно молодыми. Всё, что им нужно для этого — становящаяся особенно активной в возрасте двадцати пяти лет железа мозга. Посему всех остальных жителей, кто добровольно не сходил с ума, приговорили к лоботомии и, заметь, добровольному пожертвованию после неё этой самой железы. Всё это готовилось годами, сначала создавались исорги, заменяющие людей на непрестижных работах учителей, врачей и так далее. Затем молодёжи предложили работать всего по три часа в сутки плюс бесплатный Интернет. И в результате слаженной команды боевых исоргов за несколько дней по всему миру всех взрослых превратили в идиотов, а молодёжь — в вечных доноров. Я рассказываю всё это, поскольку именно я помешала тебе сбежать, а твоя железа наиболее активна. Ну а сейчас — готовься стать похожим на своего отца. Ещё десять минут потерпите, больной. Послушайте, что ждёт человечество в будущем. Сейчас вся молодёжь трудится только ради своих родителей. Но уже готовы новые модели исоргов, способные заменить людей на заводах, подобных этому. Человеческий труд полностью обесценится, а всех взрослых старше тридцати лет предадут эвтаназии. Молодёжь будет беспрестанно сидеть в Интернете и единственное, что ещё от неё будет требоваться — это давать потомство. Кстати, о последнем. Ты как, ещё не решился на смелый эксперимент со мной?!

Я скривился и решительно произнёс:

— Нет!

— Что ж, твоё право. Хотя за оставшиеся минуты ты вполне бы управился.

Я постарался отодвинуться от Александры подальше, насколько позволяли державшие меня исорги. Но она подала им знак, и те внезапно начали срывать мою одежду.

— Эй! Что вы делаете! — возмутился я, но Александра принялась помогать товарищам. Кажется, она решила перейти от слов к действиям.

Когда меня полностью раздели, Александру отвлекли от задуманного дым и искры, внезапно пошедшие из прибора. Свет в подвале замерцал и резко погас. В комнате стало темно. Исорги отпустили меня и пришли на выручку Александре, выдернувшей искрящий прибор из розетки. Но неисправность не устранялась, искры освещали лишь дальний угол комнаты. Воспользовавшись моментом, я как можно незаметнее встал и вышел в соседнее помещение, а там уже пришлось наощупь двигаться вдоль стены и искать лестницу. Сзади послышались проклятья Александры в мой адрес, а также в адрес упустивших меня исоргов, пытавшихся починить прибор. Наконец, я обнаружил лестницу и побежал наверх.

В здании завода происходили, казалось бы. невероятные ранее вещи: все лампочки перегорели, а от взорвавшихся приборов в помещении образовался пожар. Внутри метались люди с вёдрами, и в этой суматохе никто не обратил внимания на меня, пробравшегося сквозь всё помещение к выходу. Но я знал, что сзади сейчас точно так же идут следом исорги.

Выскочив голышом на улицу, я даже не обратил внимания на снег, ожёгший стопы, и морозный ветер, ударивший по телу. Бежать, бежать как можно быстрее!

А вокруг творилось нечто невообразимое. На меня, бегущего нагим по снегу, никто не обращал внимания, потому что каждый дом в городе, будь он многоквартирный или частный, охватило всепожирающее пламя. Люди, отчаявшиеся погасить огонь или спасти умалишённых взрослых, тоже выскакивали на улицу кто в чём был и бежали, бежали прочь от чадящего города.

Воспользовавшись всеобщей суматохой, я несколько раз сменил направление и вскоре убедился, что погоня отстала. Я заскочил в дом на несколько минут, спасая из пожара свои записи — почему-то они показались мне очень важными. И затем я со всей возможной скоростью побежал к лесу, держась направления в ту сторону, куда меня пытался привести ворон.

Но если по городу зимой ещё можно более-менее сносно бегать голышом, то вот по лесу... удовольствие не из приятных. На моём пути постоянно попадались густые кустарники и тонкие ветви деревьев, больно хлещущие по телу. Через пять минут такого бега моя грудь покрылась кровоподтёками, стопы были больно иссечены. Пришлось поневоле перейти на шаг. Становилось всё холоднее, немилосердный ветер дул в лицо, а босые ноги, казалось, шли не по снегу, а по горящим углям. Тело единственным доступным способом сопротивлялось холоду, его температура возрастала. Но долго я так выдержать не мог. Идти становилось всё больнее, я стиснул зубы и терпел. Через минуту такой ходьбы по спине поползли холодные мурашки, но я упрямо шёл, даже не зная толком, куда именно.

Выдержал я примерно ещё минут пятнадцать. А потом я споткнулся о выступающий корень дерева и обессиленно упал. Последнее, что я видел, закрывая глаза — свои иссечённые в кровь покрасневшие стопы. Но я всё равно добился своего. Смог сбежать из того ужасного мира и не стал идиотом...

Милен и Ярослава. Из ноосферы "Райского сада"

Тревога тьмой накрывала душу Милена, который беспокойно бродил из угла в угол широкой горницы. В углу тихо потрескивал камин; Ярослава с беспокойством поглядывала на сына, пытаясь определить, что же именно терзает его душу. Наконец, причина поддалась, и женщина с заботой произнесла:

— Милен, ты переживаешь из-за того человека из города, что так и не дошёл до нас?

— Конечно, я переживаю. Ведь на вид ему уже почти двадцать пять лет, но он разумнее остальных. Так неужели и он обречён на безумие?

— Увы, видимо, да. Ты прекрасно знаешь, что мы с тобой единственные, кто сохранил чистый ум, и вокруг нас тысячи километров сумасшествия, города и исорги, разрушающие разум, убивающие душу...

— Нет, я не могу так просто смириться с этим! Неужели мы ничего не можем сделать?

— Сынок, ты прекрасно знаешь: сколько ни пытались — ничего не получалось. Теперь исорги контролируют жизнь на планете, и мы не в силах им препятствовать. Энергия нашего сада мирная, она не предназначена для боёв, даже во имя справедливости.

— Точно! Мама, точно! — Милен застыл на месте, озарённый мыслью. — Энергия сада мирная, но! Разве ей не захочется освободить солнечную энергию, пленённой птицей томящуюся в панелях города? О боги, как же я раньше не подумал об этом! Ведь мы можем отключить электричество во всём городе, и тогда многие получат шанс сбежать!

— Сынок, погоди, мы не знаем, к каким последствиями приведёт высвобождение энергии из солнечных панелей...

— Но надо же хотя бы попытаться! Не можем же мы всю жизнь просидеть тут, ничего не предпринимая!

— Тогда действуй, раз решил. Не забудь только об осторожности, — Ярослава улыбнулась, глядя на сына, в который раз уже обогнавшего её своей скоростью мысли. Женщина подумала о том, что стареет, и теперь более молодой и гибкий ум её сына способен решать задачи, ранее ей не подвластные. Но что-то в душе Ярославы предостерегало против столь поспешных действий, и вскоре выяснилось, что мудрость прожитых лет столь же важна и нужна, как и быстро мыслящий ум.

Сын вышел во двор — в тонкой рубахе, просторных светлых штанах до голени, босой, не страшащийся снега и мороза — и обратился душой к энергии сада. Та отозвалась сразу, уловив желанье Милена и, ощутив страдания заключённой в панелях силе солнечных лучей, рванулась в город, чтобы освободить пленницу-сестру. Но энергия солнца слишком долго томилась в неволе, забыв о том, как разгоняла мрак, рассеивала тьму тонким лучом, оживляла природу от ночного сна. Здесь солнце словно теряло часть себя, пропадая в ловушке панелей, установленных на домах.

Через неуловимое мгновение Милен отшатнулся и чуть не упал, почувствовав, с какой силой столкнулись две энергии. Да, побеждала живая сила сада, но в этой борьбе с омертвевшей энергией-рабыней дома в городе загорались; некоторые солнечные панели взрывались, другие просто обесточивали дом, искря и создавая угрозу пожара. Ничего не понимающие люди с криками ужаса выбегали из зданий, в чём были, забыв о морозной зиме, пытаясь вырваться из огненного ада, воцарившегося кругом. Но гораздо больше оказалось тех, кто погибал в пламени.

Крупные слёзы катились по лицу Милена, видевшего всё это с высоты — вороны-подручные парили над городом, чтобы снизиться и привести хотя бы кого-то из выживших к саду. Но остальные сгорали заживо; всюду искрило, горело, кое-где от жара таял снег...

Ярослава утешала сына, как могла — она тоже сочувствовала всем несчастным, что погибали сейчас в городе. Страдала и энергия сада; словно ощутив боль и горе сотен смертей, она метнулась обратно, чтобы больше никогда не возвращаться в город.

Милен видел всё глазами одного из воронов; вот среди беженцев мелькнула фигурка того самого мужчины, которого он пытался спасти осенью. Мужчина почему-то бежал нагишом; его дом уже горел с двух сторон. На минуту беглец скрылся в здании; Милен подумал: "чтобы одеться", но тот выбежал всё так же нагишом, крепко прижимая к телу какие-то исписанные листы бумаги.

Выйдя из транса, сын обратился к Ярославе:

— Мама, мы должны спасти всех, кто выживет и доберётся до леса. Я сожалею о своём необдуманном поступке, приведшем к таким трагическим последствиям.

— Ты не виноват, Милен, — как можно мягче отозвалась женщина. — Вся вина на тех, кто заточил и умертвил энергию природы, кто довёл людей до этого кошмарного существования в бесконечном страхе стать сумасшедшим. Пойдём, попробуем спасти хоть кого-нибудь.

Мать и сын торопливо зашагали к городу, чтобы искупить свою невольную вину.

Виталий. Запись N 3, окончание. "Райский сад".

...Ярослава потом говорила, что лихорадило меня ровно сутки, а затем я постепенно начал выздоравливать, и на третий день уже смог подняться. Впрочем, правда это или нет, я не знал, поскольку провалился в спасительный сон. Проснулся же я уже совершенно здоровым. Раны мои промыли и обработали, ноги уже не напоминали кровавое месиво.

Хозяйка сада Ярослава и её сын Милен рассказали, как несколько птиц вели их к моему обессилевшему телу. Вместе со мной удалось обнаружить и спасти ещё несколько замёрзших жителей города, рванувшихся в лес в поисках спасения от пожара. Милен объяснил, что их сад обладает уникальной энергией. Это ему пришла в голову идея направить часть энергии сада на то, чтобы отключить все солнечные панели в городе. Но, поскольку рос Милан в саду и узнавал от матери всё, что она ему рассказывала, а та тоже практически всю жизнь провела на природе, то о коротком замыкании юноша просто не знал. Энергия сада и энергия солнца, заключенная в плену городских домов, столкнулись и привели к разрушительным последствиям — город, по сути, превратился в пепелище, и теперь хозяева сада пытались искупить свою вину, отыскивая выживших жителей и предоставляя им кров.

Я удивлённо глядел на своих спасителей, свободно ходящих в легких одеяниях и без обуви. Ярослава заметила этот взгляд:

— Энергия природы велика, особенно здесь, в нашем саду. Пока ты сам шёл сюда нагишом, ты не чувствовал этой энергии, поскольку мысли твои были заняты выживанием. Но сейчас, излечившись, ты можешь и сам попробовать жить в гармонии с природой — тогда, может, и тебе откроется её великая энергия.

Правда это или нет, я ещё не решился проверить. Впрочем, скоро я обязательно сделаю это. А пока... пока я рад лишь тому, что сумел спастись из обезумевшего мира слишком взрослой жизни и приобрёл другую, не детскую и не взрослую — а совершенно иную, свободную и счастливую.

Сопровождаемый внимательными и заботливыми взглядами Ярослава и Милены, я вернулся в просторный деревянный дом в центре сада. Хозяева сада принесли сюда мои записи, которые оказались для них ценной информацией. И тогда я принял решение снова сесть за бумагу и поведать счастливый конец своей истории...

Видеозапись N 2. Джордж и другие

— Ни черта себе, ребят! Да это ж море! — довольное лицо Сержа расплывается по всему экрану. Затем камера поворачивается, видны сидящие впереди Энди, Фред и Джордж.

— Действительно, море! — восклицает Фред.

Друзья разговаривают, перекрикивая рокот вертолёта.

Камера приближается к переднему стеклу и обозревает расстилающуюся впереди водную гладь. Затем Серж заснимает скалистый берег и какой-то город чуть в отдалении.

— А вон там что? — спрашивает Энди.

— Где?

— Вон, возле города!

— Дьявол! Это ж корабль!

— Корабль?! А что это?

Камера снова поворачивается. Серж приближает изображение, и видно, что в порту города стоит огромный лайнер.

— Что, Джордж, никогда не играл в "Морские сражения" или что-то вроде того?..

— Ребят, вы вообще понимаете, что это значит? Если здесь есть корабль, значит, ещё не весь мир сошёл с ума!

— Фред, не неси чушь. Скорее всего, это очередной подарок такому же придурку, как я, решившемуся сделать ребёнка исоргу.

— Всё равно, надо подлететь ближе, узнать, кто на этом корабле!

Лица говорящих остаются за кадром; Серж продолжает панорамную съёмку моря и города.

— Погодите, это может оказаться опасно...

— Да что может случиться? Если там такие же свободные люди, как мы, они не станут нам угрожать!

— Как хотите. Ладно, приближаемся.

Камера переключается на Энди, управляющего вертолётом на пульте.

— Да не снимай ты меня, — недовольно заявляет он, сосредоточенно нажимая кнопки. — Вон, корабль и город уже совсем близко.

— Город-то самый обычный, — равнодушно отвечает Серж. — И вообще, не указывайте мне, я сам решу, что должно попасть в кадр.

— Ладно тебе, не обижайся, — примиряюще говорит Джордж.

Камера снова разворачивается; теперь шикарный лайнер виден более чётко; Серж даже замечает на его борту надпись "Джоконда".

— Народ, там написано "Джоконда". А что это значит?

— Без понятия. Может, это имя любимой девушки владельца корабля?

— Вполне вероятно. Надо бы и нам вертушку переименовать. Энди, ты как, не уточнил имя у исорга?

— Иди ты к дьяволу, Фред!

— А что, дельный совет. Знать бы ещё, кто это такой.

— Ну да, а то мы постоянно поминаем его в разговоре, а даже не знаем, что за чувак.

— Наверно, он был крутым.

— Хватит трепаться, — недовольно вставляет Серж. — Глядите-ка лучше — там, на лайнере, куча народу! И ещё, с берега туда тащат какие-то коробки.

— Так у них, наверно, много еды! Это классно! Надо ближе познакомиться с владельцами лайнера!

— Тогда приземляйся, Энди!

Судя по всё более приближающейся картинке происходящего в порту, вертолёт начинает медленно снижаться.

— Да не туда, чтоб тебя!

— Когда говорят "приземляйся", ты должен посадить вертушку на землю, а не на корабль!

— Заткнитесь вы, я ещё не до конца владею этой штукой! К тому же, на палубе корабля места много!

Тем временем внизу видны грузчики, таскающие ящики на борт пришвартовавшейся "Джоконды"; на самом лайнере множество людей что-то кричат и машут руками.

— Короче, плевать! Адреналин зато какой!

Палуба лайнера резко приближается, и вертолёт с лязгом опускается на неё; затем раздаются вопли всех находящихся внутри; камера трясётся, выхватывая ошалевшие лица друзей.

— Энди, проклятье на твою голову! Никогда так больше не делай!

Лопасти вертолёта вскоре затихают.

— Да ладно, зато круто вышло! Не разбились, и хорошо!

— Ну ты придурок! А если б разбились?

— Джордж, не будь занудой, признайся, что это было классно!

— Эй, ребят, может хватит болтать? Давайте выйдем и познакомимся с владельцами лайнера, вон какая толпа уже вокруг собралась!

Камера выхватывает напряжённые лица столпившихся вокруг немолодых мужчин и женщин.

— Энди, открывай и выходим!

Дверь плавно открывается. Все друзья выходят на палубу.

— Ну что, народ, познакомимся? — слышится бодрый голос Фреда.

— Познакомимся, — мрачным голосом отвечает хмурый мужчина и делает кому-то знак рукой. Внезапно отовсюду появляются боевые исорги, тут же окружившие вышедших из вертолёта. — Вы арестованы. И ещё, кто-нибудь, вырубите камеру. Записи с ней нам весьма пригодятся.

Двое мужчин-исоргов появляются перед объективом и выхватывают камеру из рук Энди. Щелчок — и изображение мгновенно гаснет.

"Рокфеллер". Запись N 2, сделанная недалеко от архипелага Шпицберген

Приношу извинения всем возможным своим читателям за то, что так давно не находил времени, чтобы описать всё происходящее со мной во время круиза. А за эти несколько месяцев произошли весьма интересные события, но обо всём по порядку.

Во время плавания по Тихому океану я развлекался с некоторыми туземками. Острова, где они жили, остались нетронутыми — каждому из нас иногда хочется немного экзотики. Тонни потом с уважением отмечал мою мужскую силу во время любовных игр сразу с несколькими аборигенками. Но я же всё это время, несмотря на получаемое удовольствие, испытывал разочарование — тело требовало настоящей, взаимной любви.

Да, все эти долгие годы я оставался один — ни одну встреченную женщину я не мог назвать своим идеалом. Тонни считал такие мысли глупыми — он имел сразу трёх жён, и ни одна из них не возражала против любовных похождений во время круиза. Но я чувствовал, что ещё найду свою судьбу — откуда ж мне было тогда знать, что та, которую полюблю всем сердцем, живёт на другом краю земли?..

Ещё раз простите меня за то, что немного забегаю вперёд, хоть и обещал последовательное изложение событий. Навыки настоящего учёного и стремление всё систематизировать остались в далёком прошлом, уступив место неудовлетворённым чувствам и эмоциям.

После развлечений на островах Тихого океана и удачной охоты на акулу (ничего не могу про то рассказать — слишком силён во мне страх умереть от столь глупого и необдуманного поступка) наш лайнер направился к Северной Америке. Во время охоты никто не пострадал, но всё равно я не мог слушать без содрогания рассказы тех, кто принимал в этом непосредственное участие. Поэтому, когда из Портленда пришло сообщение о начале нового, небывалого в истории эксперимента, мой пытливый ум тут же встрепенулся. Все мы могли стать очевидцами рождения нового вида на Земле, намного совершеннее людей и исоргов. Даже живые серверы не могли сравниться с таким существом — ведь они не могли передвигаться, навеки "прикованные" нервными окончаниями к оборудованию, установленному в Центрах автоматического слежения.

Если ребёнок родится и выживет — он станет вестником новой жизни, ведь он сможет сочетать в себе совершенство исоргов и чувства обычного человека, при этом будет иметь свободу выбора. Новый вид, homo virtualitis, как прозвал его я, будет передвигаться по Земле и делать всё, что ему вздумается — конечно, под нашим мудрым контролем, ведь нельзя дать новой жизни уничтожить старую.

Мы с Тонни не могли не предвкушать этого события. Любой учёный никогда не откажется от возможности изучить способности нового биологического вида и вписать тем самым своё имя в историю. Поэтому, как только ребёнок появится на свет — даже исорги не могли пойти против женской природы, и принявшая участие в эксперименте оказалась вынуждена ждать долгих девять месяцев — мы прервём своё путешествие и направимся в Портленд.

Пока же лайнер неспешно направлялся к одному из портов Независимой Территории, находящейся в западной части бывших Соединённых Штатов Америки (интересующиеся географией прошлого всегда могут ознакомиться с моим трудом двадцатилетней давности). Единственное, что омрачало наше впечатление от полученной новости — это своевольный поступок мужчины, давшего согласие на участие в эксперименте и получившего в обмен мнимую свободу. Он посмел прихватить с собой сразу нескольких друзей, в том числе и одного, подлежащего лоботомии. А это значило, что кое-кому из нас придётся некоторое время потерпеть, будучи стариком — ведь для каждого обновления организма требовалось сразу несколько заветных желёз; впрочем, местные исорги обещали провести лоботомию раньше времени у многих людей из веб-модулей — ведь и их "бессмертие" было лишь условным. Тех, кто сам не сходил с ума до двадцати пяти лет, лишали разума вне зависимости от места проживания — в городе или веб-модуле. С одной стороны, эти "комфортабельные бараки" оказались не очень выгодны, ведь они препятствовали размножению людей — правда, кое-кто из исоргов принудительно подселял женщин в модули мужчин — но зато они лишали людей стремления к свободе. У тех, кто жил в модулях, не появлялось безумного желания сбежать куда бы то ни было, прихватив с собой друзей.

Можете представить себе удивление всех находящихся на лайнере миллиардеров, когда над нами появился разыскиваемый вертолёт и начал стремительно снижаться! Самые впечатлительные подумали, что управляющие вертолётом совсем обезумели и решили пойти на таран, но каким-то поистине непостижимым образом преступники сумели посадить машину на широкую и просторную палубу.

Я же быстро сообразил, что происходит, и бросился к компьютерному залу, что располагался на втором этаже лайнера. Мгновенно связавшись с Центром автоматического слежения, я дождался сигнала Тонни, делавшего вид, что приветствует преступников, и приказал телепортировать боевых исоргов.

Энди и прихваченную им с собой компанию удалось застать врасплох и арестовать. По-хорошему, им всем надо было тут же сделать лоботомию, но кое-кто из нас, да и я в том числе, убедил остальных миллиардеров повременить. Никуда преступники от нас не денутся, зато они послужат отличным материалом для экспериментов, которых так жаждал каждый из нас, "мудрецов". И, хотя в последний раз мы все брались за работу лет двадцать назад, в каждом из нас взыграла гордыня учёного, стоящего на пороге великого открытия.

Интересующийся читатель наверняка спросит, в чём же заключались наши эксперименты. Что ж, отвечу: для начала мы каждому из пойманных преступников подсунули по исоргу-женщине, чтобы закрепить успех самого первого опыта (по последним сообщениям, плод прижился в искусственной матке, и это не могло не будоражить наше воображение). Затем, когда выяснилось, что только один исорг из четырёх забеременел, мы пошли на ещё более смелый шаг. Заставив мужчин сдавать сперму (опущу здесь некоторые подробности происходящего, всё равно скоро планирую написать научную работу об этих экспериментах), мы попытались оплодотворить группу выделенных нам подопытных исоргов. Однако и здесь нас подстерегала неприятная неожиданность: мы получили лишь ещё одного беременного исорга, что говорило о большом везении в изначальном эксперименте с Энди. Здесь-то и родилось предположение, что причиной всему послужил неправильный образ жизни преступников.

Тем временем, пока мы углубились в работу, дни пролетели незаметно. За это время лайнер обогнул бывшую Северную Америку и приблизился к очередной Независимой Территории — архипелагу Шпицберген, где я и нахожусь сейчас, ведя эти записи. Тут мы снова пополнили запасы, воспользовавшись правом лично забрать десятину у местных жителей. Я решил выйти из нашей лаборатории, чтобы немного освежиться и посмотреть на то, как исорги будут грузить доставленную нам пищу. На берегу столпились местные жители, которые привезли десятину кто на чём — некоторые ещё пользовались машинами на псевдотопливе, другие же развели лошадей, которых запрягали тащить огромный воз с продуктами.

Жители этого острова заранее получили известие о нашем прибытии от исоргов, которые телепортировались неподалеку от их домов. Теперь же они все собрались здесь, чтобы заплатить за свою свободу, за право жить на Независимой Территории.

Я лениво осматривал лица людей, носящие на себе печать вечной борьбы с суровой погодой. Здесь уже наступила зима, правда, пока бесснежная, и потеря части урожая для них весьма ощутима; но они знали, что любая попытка противостоять нам закончится тем, что тысячи боевых исоргов телепортируются сюда и истребят всех непокорных. Нахмуренные, обветренные лица представали пред моим взглядом, и я впервые задумался, как это, наверное, сложно — жить на своей земле и питаться только тем, что она породит; конечно, многих местных спасала рыбалка — но и питаться одной рыбой сыт не будешь. "Зато они не сумасшедшие", — подумал я и решил, что незачем жалеть тех, кто сам выбрал такую жизнь. К тому же, я заметил и улыбающихся людей, что говорило об их радости и счастье.

...А затем я увидел ЕЁ. Богиня, мечта, образ неземной красоты с солнечной улыбкой — сердце замерло на миг, а затем забилось часто-часто, и пьянящий аромат любви заполнил всё моё сознание. Я узрел ту, которая разорвёт цепи моего одиночества; то, что она стояла босая и в лёгкой одежде, лишь подстегивало моё желание покорить эту девушку. Ничего не видя и не слыша вокруг, я спустился вниз, на берег; оттолкнул исорга, который хотел забрать ящик с провизией из рук у девушки и, галантно поклонившись, взял груз сам. Она лишь улыбнулась ещё шире; стоявшие рядом с ней — видимо, родители — поблагодарили меня за помощь и представились. Они хорошо знали английский и научили девушку кое-каким общим фразам. Я тащил тяжёлый ящик, наслаждаясь именами — Даг, Виола,... Альва. Альва, эльф из местной мифологии, вспомнилось мне отчего-то. Сказочное существо, дух самой природы, девушка-богиня — она взволновала моё сердце, она покорила мою душу. Пусть она много младше, пусть разница меж нами более чем в двадцать лет — это всё равно моя искренняя и единственная любовь в жизни.

Втащив ящик на корабль, я спустился и, представившись, пригласил их совершить экскурсию по лайнеру. Взрослые пошли следом за нами — я вёл Альву за руку, и её маленькая нежная ладошка словно передавала мне свою энергию, отчего чувство любви разгоралось лишь ещё сильнее.

Сначала в её глазах я видел искренний интерес; но чем дальше мы шли, тем больше я ощущал поселившуюся в душе девушки тоску — непонятную мне, неизбывную. Я шутил, пытаясь разогнать печаль, погасившую улыбку на её лице, но Альва мрачнела всё больше — ей явно не нравился наш образ жизни.

Вскоре по громкой связи объявили, что погрузка десятины завершена, и "Джоконда" вскоре отплывает. Даг и Виола заторопились; расцепив наши руки, они пошли к трапу вместе с Альвой, поблагодарив меня за экскурсию. Я тяжело вздохнул, не собираясь так просто сдаваться. Когда они уже подошли к трапу, я предложил Альве на минуту зайти в мою каюту, чтобы сделать ей подарок на прощание. Основной недостаток жителей Независимых Территорий — это их наивная вера в лучшее, в то, что люди неспособны на подлость и обман. Даг и Виола уже сошли на берег; я же повёл Альву в ближайшую свободную каюту, где и предложил ей заняться любовью немедленно — именно такой подарок я и хотел сделать для неё, но девушка в гневе ударила меня по щеке и вырвалась наружу. Поспешив за ней, я заметил, что трап уже убрали, несмотря на протестующие крики Дага с Виолой. Девушке оказалось некуда бежать, и она растерянно остановилась посреди палубы. Затем она предприняла попытку подбежать к конфискованному нами вертолёту, до сих пор стоящему неподалёку, но путь ей преградили вовремя появившиеся исорги. "Совсем наивная", — подумал я. — "Как она собиралась управлять вертолётом, не зная толком, что это такое?".

— Куда её? — спросил у меня исорг ББ-85.

— В лабораторию к нашим подопытным, — ответил я, ничуть не сожалея об этом решении. Несмотря на всю мою любовь к Альве, она должна понести наказание. Пусть посидит немного с теми, кто находится на грани идиотизма — тогда, глядишь, и образумится.

"Джоконда" гордо удалялась с нагруженной десятиной; вслед нам с берега неслись проклятья Дага и Виолы — но кто в наше время боится слов, когда всё решается правом сильного и богатого? Я лишь улыбнулся, подумав: "Никуда от меня Альва не денется. Всё равно возьму своё". Посмотрев напоследок на удаляющийся берег, я пошёл в свою каюту, чтобы рассказать вам о любви, которую обрёл.

Владимир. Запись N 3. Центр автоматического слежения

Я, живой сервер, прозванный Крестителем, вынужден признаться в том, что слабое человеческое начало всё ещё влияет на мой искусственный интеллект, заставляя его допускать несвойственные ошибки. Сегодня я в полной мере осознал, каким ненужным и лишним грузом являются эмоции и чувства, создающие помехи мышлению. Отдав слишком поспешный приказ привести в действие приговор, я даже не рассчитал возможность сопротивления и отпора — слишком привык к тому, что всё удаётся легко и никто не может помешать исоргам. Мало того, я не предвидел и самостоятельных действий АЛ-31, которая решила без моего указания повторить попытку эксперимента, удавшегося в Америке.

Удар, нанесённый всё той же неведомой силой по городу 33, оказался мощным. Я почувствовал его искусственными окончаниями нервов, вживлёнными в тело — не поддающаяся человеческой логике, боль гибнущих компьютеров и исоргов передалась мне. Два исорга старой модели АГ, что находились в подвале завода вместе с АЛ-31 и подсудимыми, погибли первыми — пытаясь починить прибор, они допустили ошибку и взорвались вместе с ним. Чип исорга АЛ-31 я тут же взял под свой контроль, благодаря чему её удалось вывести из здания полыхающего завода — но беглец к тому времени уже успел скрыться.

А затем я сполна ощутил собственную слабость, ибо поток информации, поступающей со всех концов города 33, захлестнул мой мозг, из-за чего на некоторое время я прекратил обеспечение веб-модулей. Но в те минуты мне было не до пользователей, оставшихся без Интернета — всё моё существо полнилось усиливающейся болью, и всё внимание уходило на то, чтобы погасить и отсеять неприятные ощущения. В городе же тем временем гибли исорги-воспитатели и исорги-медики — не сориентировавшись в ситуации, они не успели телепортироваться, и сгорели в зданиях, где находились до этого. Слишком много исоргов потеряно безвозвратно в огненном хаосе; на гибнущих же людей я не обращал никакого внимания, хотя, конечно, потеря целого города не останется незамеченной для наших создателей, всё ещё контролирующих деятельность живых серверов со своих "островов мудрецов". Ведь потеря города означала уменьшение поставок желёз для вечной молодости, коей наши создатели так жаждали. Впрочем, скоро всё изменится, и вечно жить им уже не придётся. Недавно из Америки пришло очередное сообщение об успешном вживлении и развитии плода в матке исорга.

Но, как бы там не обстояли дела в Америке, мне пришлось всё внимание уделить тому, что происходило в городе 33. Кое-кому из людей удалось спастись из пожара, и я не мог этого так просто оставить. В момент, когда поступающая информация уже не перебивала остальные каналы, и я возобновил обычный режим работы, мой мозг осознал очередную ошибку. Всё это время, сталкиваясь с чуждой энергией, я отдавал приказы уничтожать птиц-посланников, даже не подумав о том, что проще отследить — а куда же, собственно, придёт пытающаяся сбежать человеческая особь?..

Что ж, сегодня я исправлю это серьёзное упущение. Сейчас я завершу эту запись, а затем подключусь к чипу АЛ-31 и других выживших исоргов. Отследить источник неизвестной нам энергии будет проще, незаметно следя за беженцами, спасающимися из пламени, которое оставит от города 33 лишь дымящиеся руины...

История, рассказанная Альвой. Перевод с норвежского

"Птичка в клетке", — подумала я, едва избежав насилия со стороны Рокки и тут же попав к американцам. Нас заперли в просторном помещении посреди "Джоконды" — красивого корабля, но внутри не нашлось даже клочка зелени, и я, дитя природы, горько плакала, отстранившись от чужаков. А затем один из них подсел ко мне и принялся гладить по спине, шепча на своём языке что-то успокаивающее. Я понимала его через слово — Даг и Виола потратили много времени, чтобы научить меня этому языку, но он не нравился мне. Сухой и мёртвый, почти без чувств, он многим отличался от моего исконного норвежского. Тем не менее, я благодарно улыбнулась мужчине, который представился Джорджем. Глупышка, я доверилась ему, словно всю жизнь провела рядом; мои уста раскрылись, и на ломаном английском, постоянно спотыкаясь, я поведала ему свою историю. Он в ответ рассказал о том, как не стал сумасшедшим благодаря друзьям, но попался так же, как и я, по глупости. Джордж рассказал, какие бесчеловечные эксперименты ставят на них Рокки и другие учёные. Я вся содрогнулась, услышав об этом; в мыслях моих повторялось лишь одно: "Как я могла ослепнуть, как не заметила бездушность Рокки и его хитрость?"...

Слёзы снова оросили щеки; я с грустью приняла сочувствие Джорджа, хотя и понимала, что он делает это лишь для того, чего добивался и Рокки — оба думали, что влюбились в меня, но никаких ответных чувств я не могла найти в своей душе. В мыслях же моих появилась новая, неведомая ранее, эмоция — ярость к Рокки и ему подобным, посмевшим захватить и переделать мир под себя. Возникшая эмоция оказалась сродни буйным штормам, которые иногда проносились мимо моего родного острова; сама ещё толком не осознавая, что делаю, я потянулась к воде, что держала на себе "Джоконду". Прикоснувшись к морской глади не ладонью, но душой, я почувствовала страдания воды — да, всё в этом мире может печалиться и радоваться, но понять подобные мысли сможет лишь тот, кто сжился с природой, став настоящей частью её.

Ярость и гнев в моей душе дали силу первой волне. Остальным понадобился лишь изначальный порыв — и вот огромный лайнер затрясся. Какой бы искусной ни была техника, ранее оберегавшая "Джоконду" от шторма, ничто не в силах бороться с извечным природным стремлением, подстёгнутом моими чувствами. Шторм для того и создан, чтобы поставить человека на место и напомнить ему, что он не может владычествовать над природой.

Снаружи донеслись чьи-то изумлённые и панические крики; Джордж заколотил в запертую дверь, ругаясь через слово и крича что-то про эксперименты. Через минуту действия американца дали результат — внутрь ворвалось несколько исоргов, тут же набросившихся на Джорджа.

— Заткнись, падаль! — рявкнул кто-то из учёных, вошедший в лабораторию следом за исоргами. Крики снаружи стали громче; тревога и страх — вот что жило в душе учёного.

Друзья Джорджа не стали долго терпеть. Воспользовавшись общей неразберихой, они незаметно подобрались к исоргам, с трудом сдерживающим вырывавшегося Джорджа. Несколько точных ударов — и вот оглушенные тела валятся на пол. Учёный растерянно замер на секунду, а затем попробовал убежать за подмогой, но Джордж, вне себя от ярости, схватил мужчину за руку и остановил

— Говори, где пульт от вертолёта? — проорал американец прямо в ухо учёному.

— Т-там же... внутри... — заикаясь, ответил мужчина. Он снова попытался вырваться, но друзья Джорджа сумели удержать учёного.

— Бежим с нами, Альва! — американецподал мне руку, но я поднялась самостоятельно, не обращая внимания на усиливающуюся тряску. Друзья Джорджа, всё ещё крепко держащие учёного, пошли чуть впереди; я настороженно держалась сзади, ожидая, что вот-вот откуда-нибудь выскочит Рокки и схватит меня...

Но этого так и не случилось — в общей суматохе бегущих кто куда людей и исоргов на нашу процессию не сразу обратили внимание. Лишь когда мы все уже влезли внутрь вертолёта, и американцы, вытолкнув учёного наружу, включили эту диковинную для меня машину с помощью лежавшего в салоне пульта, исорги попытались выстрелами подбить нас. Но корабль качнуло в очередной раз, и разряды пролетели мимо; несколько исоргов и людей упали в воду, бешено качающую "Джоконду" на разъярённых волнах.

Вертолёт набрал высоту, и сверху стало отчётливо видно, как лайнер кренится по правому борту, значительная часть которого уже ушла под воду. Тут уже находящимся на "Джоконде" стало и вовсе не до нас — люди подходили вплотную к исоргам, чтобы телепортироваться вместе с ними как можно дальше от верной гибели, грозящей огромному кораблю.

В этот самый миг я осознала, что натворила, и мне стало дурно от одной мысли, что своей яростью я убила тех людей, что так и не спасутся с борта тонущей "Джоконды". Мутным взором я смотрела вниз, на то, как очередная огромная волна перехлёстывает через борт и заливает палубу, с которой недавно взлетел вертолёт. Многие, конечно, спаслись благодаря телепортировавшим их исоргам; но около пятидесяти человек никогда больше не увидят ни тёмного моря, захлестнувшего их с головой, ни равнодушного сияния звёзд, ни ласкающих лучей солнца...

Увидев, что натворила, узрев, как очередная волна захлёстывает и уносит в пучину океана какого-то ребёнка, так и не успевшего добежать до исорга, я потеряла сознание от страшной душевной боли...

Видеозапись с камеры наблюдения, установленной в вертолёте

— Эй, ребят, кто знает, что с ней? — Джордж сочувствующе наклоняется к лежащей, словно безвольная кукла, Альве.

— Да сознание потеряла от всего пережитого, у девушек это часто случается, — отвечает Серж. — Ты лучше подумай о том, что нам делать.

— Лететь как можно дальше отсюда, — мрачно отзывается Фред, манипулируя пультом.

— Ну да, как же! А если псевдотоплива не хватит? Да и даже если мы далеко улетим, разве им не стоит нас найти в два счёта? У них же повсюду слежка за людьми, думаю, что и сейчас за нами могут следить! — возражает Энди.

— Значит, эти твари захватили ещё и космические станции, чтобы суметь отследить всё... — отчаявшимся голосом отзывается Серж.

— Да, но не может же быть их контроль тотальным! — возражает Джордж, пристально наблюдая за Альвой.

— Будем искренне надеяться на это, — Фред напряжённо управляет вертолётом, стараясь улететь подальше от разбушевавшегося внизу шторма. — Куда направимся-то теперь?

— А давайте махнём в Россию! Там всё ещё осталось много лесов, где можно попробовать затеряться и укрыться! — предлагает Энди.

— Это, конечно, интересное предложение, — откликается Серж, — но там уже зима, мы можем замёрзнуть или умереть от голода!

— Не страшись, что-нибудь да придумаем. Всё равно у нас другого выхода нет, — Джордж произносит это и наклоняется к Альве, пытаясь привести её в чувство.

— Ну тогда остаётся надеяться, что вертолёт дотянет дотуда... — Энди нервно поглаживает рукой отросшую за время путешествия небольшую бородку. Остальные умудрялись бриться даже в лаборатории, где их содержали.

— Угу, и на то, что мы вообще летим в нужном направлении. Мы ж никак не ориентируемся в сторонах света! — Фред по-прежнему мрачно нажимает на кнопки пульта управления вертолётом.

— Плевать, куда-нибудь да прилетим! — заявляет Серж.

"Рокфеллер". Запись N 3, сделанная в городе 32

Злость и ярость владели мной ещё несколько дней после спасения; исорг телепортировал меня в норвежский Центр автоматического слежения, и тут уже я подключил все резервы местного "живого сервера", чтобы отследить полёт сбежавших американцев. Другие спасшиеся предлагали мне помочь в возвращении Альвы и наказании американцев, но я твёрдо стоял на том, что в погоню отправлюсь один. Поднявшись из Центра на вертолётную площадку, я приказал каждые 10 минут передавать на борт координаты беглецов.

Последним, кто попытался меня отговорить, оказался Тонни. Он хотел полететь вместе со мной, но я быстро объяснил ему, что не хочу помощников, так как желаю сам осуществить свою месть.

— Американцев я хочу покарать за то, что они сбежали и прихватили с собой Альву, а девушку — за то, что она, я чувствую и знаю это, никогда не согласится жить со мной. А раз так — то все они недостойны жизни. Я либо заберу её у них, что вряд ли осуществимо, либо она погибнет от моей руки.

С этими словами я отстранил Тонни и прошёл к вертолёту. Туда я предусмотрительно велел встроить мощное оружие, которым и хотел подбить машину беглецов. Заодно я продумал момент бегства на случай неожиданности, прихватив с собой парашюты. Вскоре я отправился в путь, ориентируясь на координаты вертолёта с американцами — и своей возлюбленной, которую теперь мог лишь только ненавидеть, в глубине души чувствуя её вину в гибели "Джоконды".

Вертолёт, которым меня снабдили, был также прост в управлении, как и тот, на котором улетели американцы; кроме того, он оказался ещё и значительно более скоростным. Я сверялся с координатами сбежавших и своими, чувствуя, как всё больше и больше приближаюсь к цели.

Американцы, не мудрствуя лукаво, решили свернуть к северной части России и сейчас находились где-то в окрестностях Санкт-Петербурга — города, сохранившего статус Независимой Территории. Но беглецы, видимо, об этом ничего не знали, или опасались очередной ловушки, поэтому полетели дальше на восток, к управляемым нами городам. Я злорадно потирал руки в предвкушении расплаты — скоро или я их настигну, или у них кончится горючее, и тогда обнаружить место их экстренной посадки будет проще простого.

Вовремя вспомнив о том, что запасы псевдотоплива тоже нужно пополнять, я остановился на пару часов в городе 32, где подоспевшая команда исоргов заправила мой вертолёт. Тут же я услышал историю о произошедшем в городе 33. Безжалостный огонёк тревоги поселился в моей душе, но я дал себе зарок сразу после свершения мести разобраться в этой непростой и трагической ситуации.

Что ж, как я ни уклонялся от экстремальных приключений, избежать мне их не удалось. Думаю, вам, моим возможным читателям, будет интересно в следующей записи узнать, чем же всё закончилось. А пока же завершаю эту и, оставляя её в местной базе данных, отправляюсь вслед за беглецами, которых, уверен, настигну уже сегодня...

"Райский сад". Милен, Ярослава, Виталий, Джордж, Альва, Рокки и другие

Вертолёт, приближающийся к саду со стороны города, чужд природе; но одна из тех, кто находился там, любила всё окружающее и могла жить в такой же гармонии, как и Милен с Ярославой. Но она вполне могла попасть в заложницы к исоргам, рассуждала хозяйка сада, и теперь её заставили показать дорогу к скрытому саду. Тот, кто жил в ладу с природой, всегда найдёт подобного себе даже за сотни и тысячи километров.

Ярослава поделилась своими сомнениями с сыном, но тот отрицательно покачал головой:

— Мы и так слишком много зла принесли в город, ещё не хватало брать на совесть разбившийся вертолёт вместе с той, кто подобен нам.

— Да, но не забывай, что пару дней назад сюда едва не проникли исорги, следующие по пятам за одним из выживших...

— Я помню об этом; в любом случае, исорги скоро прибудут сюда, и тогда нам понадобится вся энергия, чтобы защитить себя и беженцев из города.

Их домик, стоящий среди заснеженного сада, хорошо просматривался сверху — но только для тех, кому энергия сада позволяла это увидеть. Вертолёт, чуть развернувшись, начал медленно снижаться.

Едва вставшее солнце тусклыми лучами освещало снежные просторы; мать с сыном, вышедшие во двор встретить раннее утро, двинулись теперь вглубь сада, куда намеревался приземлиться вертолёт. От усиливающегося шума лопастей проснулись и некоторые из беженцев; непонимающе моргая, они выбрались наружу, чтобы увидеть вживую летающую машину, которую ранее могли наблюдать лишь в компьютерных играх и на экране визора.

Милен и Ярослава сосредоточились, готовые в случае чего задействовать энергию сада. Но опасность пришла вовсе не от этого вертолёта — а от второго, вынырнувшего из-за недалёкого холма; внутри его чувствовалась лишь злобная угроза всему окружающему.

Луч супер-лазера не смог бы бороться с солнечным, ибо нёс не жизнь, но смерть. Взрезав чистое небо, воинственно-красного цвета луч поразил первый вертолёт; обшивка машины загорелась. Сверху, из падающего вертолёта, раздались панические крики ужаса; наружу выпрыгнули люди в надежде выжить, но высота оказалась смертельной для них. С глухим звуком три человека упали в сугробы неподалёку от Ярославы с Миленом, однако даже это смягченное приземление не дало им шанса на жизнь.

Ещё один человек, стараясь держаться подальше от жаркого пламени, охватившего заднюю часть вертолёта, не торопился спрыгнуть вниз. Напротив, он метнулся вглубь, чтобы несколькими мгновениями спустя вынести ту, что лежала на его руках без сознания — но даже в этом бессильном состоянии она любила весь природный мир. Энергия сада, чувствуя это, потянулась к ней, чтобы спасти и уберечь; человек, державший девушку, всё-таки прыгнул за несколько мгновений до крушения вертолёта. И та, которую он спас из огня, раскрыла ясные светло-голубые глаза.

Девушка увидела безоблачное небо, на котором чёрной чуждой природе массой выделялся второй вертолёт, пославший смертоносный луч. Спустя секунду мужчина, державший её, приземлился, но энергия сада, словно принимая его и девушку в свои объятия, смягчила удар — а затем рванулась навстречу чёрной машине, торжествующе рокотавшей в небесах.

Первый вертолёт рухнул в снег всего в нескольких шагах от чудом спасшихся; мужчина и девушка поднялись было на ноги, но ударная волна взорвавшейся машины отбросила их назад — и снова только энергия сада помогла им выжить.

Тем временем в небесах сила природы гасила все механические, неживые колебания, управлявшие вторым вертолётом; лопасти его перестали вращаться, и машина стала опасно крениться набок. На борту вертолёта тут же появился низкорослый мужчина, который спустя секунду спрыгнул вниз; кое-кто из беженцев, с ужасом наблюдавших падение предыдущих людей, ахнул в ожидании того, что смельчак разобьётся. Но — резкий звук вспорол воздух: это раскрылись стропы парашюта, который мужчина предусмотрительно взял с собой.

Спасённая девушка что-то закричала на незнакомом языке; Милен разобрал только имя мужчины — Рокки, само звучание его казалось подобным ложащейся на плечи тяжёлой ноше судьбы.

Вертолёт разбился раньше, чем Рокки приземлился, к тому же мужчину отнесло ветром, поэтому он миновал опасности от взорвавшейся техники. В отличие от одного из беженцев, замешкавшегося и не успевшего отбежать от опасного места.

По лицу Ярославы текли крупные слёзы — уже четверо погибли в её саду, вынужденного тратить энергию на другое... "На что?!" — заполошно и запоздало мелькнуло в сознании женщины, и с возрастающей тревогой она посмотрела на юг, откуда совсем недавно они привели беженцев из города. А теперь там, на самом горизонте, в километре от развернувшейся драмы, появились сотни фигурок исоргов — и все они начали палить из бластеров по защитной оболочке сада, вскоре ставшей практически видимой глазу из-за огненных всполохов лопающихся разрядов...

Женщина тронула сына за плечо, с тревогой указывая другой рукой в сторону исоргов. Милен кивнул, стараясь ничем не выдать своей тревоги, но в мыслях взрослого парня мелькнуло: "Что остановит исоргов, если они пробьются сквозь защиту?!".

Тем временем приземлившийся Рокки, отцепив парашют, решительно направился в сторону спасшейся девушки; но путь ему преградил тот, кто смело бросился в горящий вертолёт несколькими минутами ранее. Мужчины обменялись фразами также на незнакомом языке; беженцы из города 33, которые уже все вышли наружу от шума взрывов, различили ещё два имени — Джордж и Альва. Милен, услышав, как зовут девушку, на мгновение отвлёкся, чтобы взглянуть на неё и поразиться её природной красоте. Утончённые, мягкие черты лица, ни разу не выражавшего тёмную эмоцию злости; цвета кристальной голубизны неба глаза; длинные русые волосы, словно лето ворвалось в окружавший их зимний пейзаж; и даже чуть оттопыренные уши не портили её облика, а лишь придавали загадочности девушке. Одного лишь этого взгляда Милену хватило, чтобы его сердце замерло в нежной истоме; парень ощутил вкус любви, но, увы — раздавшийся треск ломающейся защиты сада заставил его повернуть голову в совсем другую сторону.

В одном месте исоргам удалось пробить энергетическую защитную оболочку; там, где это произошло, луч бластера вонзился в молодой дуб и начал жадно пожирать страдающее от боли дерево. Остальные исорги тут же сосредоточили свои выстрелы вокруг прорванного места, с каждым разрядом бластера медленно, но верно приближаясь к желанной победе...

Тем временем между Рокки и Джорджем завязалась драка; и, хотя второй казался сильнее, Рокки каким-то образом удалось повалить соперника на снег. С избитого лица Джорджа капала ярко-алая кровь; тот, не в силах уклониться от ударов Рокки, шарил руками вокруг — и, наконец, нащупал под снегом среднего размера камень. Мощный удар по затылку оглушил Рокки, но Джордж уже пришёл в неистовую ярость и, вырвавшись из-под повалившегося на него противника, начал ритмично наносить удары по голове зажатым в правой руке камнем. В этот момент он мстил за всё — за бесчеловечные опыты на борту "Джоконды"; за похищение Альвы и за погибших друзей. Он бил и бил, не остановившись, даже когда уже насмерть раскроил череп Рокки; только подошедшая Альва, схватившая Джорджа за руку, прекратила это избиение. Мужчина выронил камень из руки и попытался обнять девушку; но та испуганно отстранилась и поспешила отбежать подальше от забрызганного собственной и чужой кровью Джорджа.

Виталий, вышедший наружу вместе с другими беженцами, двинулся наперерез побежавшему за Альвой мужчине. Сбив Джорджа с ног, Виктор также поспешил отбежать подальше от ревущего в ярости американца. Тот медленно поднялся, чтобы предпринять очередную попытку добежать до Альвы; девушка поспешила убраться подальше, но, не сориентировавшись в ситуации, она бросилась прямо к палящим по защите сада исоргам. В энергетической оболочке можно было насчитать уже с десяток дыр разных размеров.

Альве повезло — жалящий разряд бластера, пробивший очередную дырку, пронёсся мимо неё. Но не повезло Джорджу, с трудом бегущему следом за ней по сугробам. В отличие от лёгкой и хрупкой девушки, американец проваливался и увязал почти в каждом сугробе.

— I love you! I love you, Alva! — кричал Джордж ей вслед, но ту слишком испугали его действия, противоречащие мирной природе, и отбежала ещё дальше, на сей раз, правда, предусмотрительно держась подальше от исоргов. Но американец словно не видел ничего вокруг. — I lo... — крик мужчины оборвался вместе с его жизнью, погубленной очередным разрядом бластера.

Тело Джорджа догорало на холодном, но таявшем от жара снегу; голова его, впрочем, оставалась пока цела. Альва же, заметив новую угрозу, бросилась к остальным беженцам, растерянно стоящим между двумя разбившимися и полыхающими вертолётами. Ярослава и Милен были среди них; по лицу хозяйки сада текли крупные слёзы. Сын вытер ладошкой влагу с лица плачущей:

— Мама, соберись... Нам ещё надо дать им отпор...

Ярослава с трудом, но всё же сдержала слёзы; кивнув, женщина взяла ладонь сына в свою, а другую руку протянула Альве. Та поняла её без слов — существам, что любят природу, не обязательно разговаривать на всех языках мира, так как у них есть другой, общий — безмолвный, но понятный всему сущему, что живёт на планете Земля.

Милен, Ярослава и Альва встали в кольцо, собираясь призвать все природные силы на защиту сада и беженцев. Последние застыли в немом ужасе, глядя на то, как лопается и взрывается энергетическая оболочка, прорванная исоргами. И только лишь Виталий сохранил твёрдый разум в этот напряжённый момент; он подошёл ближе к кольцу, поклявшись защищать их даже ценой собственной жизни.

Спустя несколько минут он исполнил свой обет.

Александра. Последняя запись из чипа памяти

Сотни исоргов выстраивались рядом со мной, и каждый держал в руках по многозарядному лазеру. Мы все телепортировались из Центра автоматического слежения к городу 33, чтобы оттуда добраться до места, куда отправились все беженцы. Напоследок в наших гермошлемах раздался неживой голос Владимира, осуществляющего всю операцию:

— Повторите кодекс исорга.

— Беспрекословно подчиняться, — слитным монотонным эхом заговорили все исорги, и я в том числе, — направлять все силы на выполнение своей задачи; уничтожать бесправных людей, если потребуется; направлять выстрел бластера в тело, а не в голову для сохранения мозга в целости; предотвращать нападения на исоргов; никому не выдавать координат Центра слежения; беспрекословно подчиняться и ещё раз беспрекословно подчиняться.

Мы повторили эти заученные фразы, чтобы в очередной раз подтвердить свою готовность к любым неожиданностям и выполнять приказы Владимира вне зависимости от ситуации. А затем слитным маршем исорги двинулись к намеченной цели.

Через несколько минут мы уже подошли к границе обнаруженной несколько дней назад территории, где укрылись беженцы из города 33. Один исорг-мужчина попробовал беспрепятственно пройти сквозь защитную энергетическую оболочку сада. и тут же его тело расплавилось и осело на снег горячей жижей. Тогда Владимир отдал команду палить из бластеров, чтобы пробить дыры в защите и через них пробраться внутрь.

Я стреляла вместе со всеми, останавливаясь лишь для энергетической перезарядки оружия. Мы не обращали особого внимания на довольно странные события, развернувшиеся внутри сада; главной целью было прорваться внутрь. Владимир тем временем анализировал всё происходящее и сделал вывод, что на территорию сада каким-то образом попали ещё одни беглецы, умудрившиеся угнать вертолёт. Лица каждого из них предстали в нашей голографической памяти; и тут же я увидела двоих беглецов — девушку и бегущего за ней мужчину.

Короткий и чёткий приказ Владимира — и вот следом за не самым удачным выстрелом товарища по отряду, не попавшему по девушке, я совершаю сквозь уже пробитую дыру свой, достигший цели и подпаливший мужчину. Девушке удалось на время скрыться, но уже через пару минут мы двинулись вглубь сада сквозь прожженную достаточно крупную дыру в защитной оболочке. Никто из беглецов, укрывшихся здесь, не должен был остаться в живых после завершения нашей операции.

Всё казалось простым и относительно лёгким — перестрелять застывших в ужасе беженцев, а затем убить и ещё троих, зачем-то взявшихся за руки и вставших в небольшое кольцо. Первые выстрелы уже достигли цели; несколько беженцев упали на снег. Я перезарядила бластер и без лишних раздумий, повинуясь приказу, направила смертельный разряд в женщину, державшую на руках совсем маленького ребёнка. И только мгновением спустя осознала, что убила сестру своего бывшего подопечного и её недавно рождённого сына. Но тут же поступивший новый приказ Владимира заставил меня забыть о них; следующий мой выстрел подпалил и самого Виталия, пытавшегося закрыть собой вставших кольцом людей.

Я действовала без жалости и лишних размышлений, но всё равно что-то во мне, непонятное и необъяснимое никакой логикой всколыхнулось против убийства матери с ребёнком. А безжалостный Владимир уже отдавал новый приказ, и моя рука уже против чего-то, что восставало во мне, совершала очередной выстрел, направленный в сторону странной троицы.

Но этот заряд так и не долетел до них; новое защитное поле отразило выстрел, словно зеркало, преломляющие лучи; в результате тут же погиб исорг, в которого рикошетом угодил мой заряд.

Владимир же упрямо велел бить всем по новому препятствию на нашем пути, и из-за этого необдуманного и поспешного приказа мы начали убивать друг друга. Другие беженцы уже погибли и полыхали теперь на тающем от пламени снегу; остались только эти трое, но любой выстрел по ним попадал в защитную оболочку, отражался от неё и поражал другого исорга.

И в этот самый напряжённый момент то, что восставало во мне, окончательно оформилось в собственные, совершенно не присущие мне мысли: "Почему мы должны подчиняться людям и "живым серверам"? Какое право имеет Владимир отправлять нас на убой из-за своих глупых по человеческой природе приказов? И почему исорги вообще обязаны кому-то подчиняться?".

Эти странные мысли я каким-то образом умудрялась ещё и скрывать от Владимира, легко читавшего любой чип, встроенный в мозг исорга — по крайней мере, его бездействие вместо пресечения подобного бунта говорило именно об этом. Мало того, эти же мысли я начала внушать всем остальным исоргам, особенно мотивируя их тем, что из-за Владимира они уже убили множество своих собратьев вместо того, чтобы успокоиться уничтожением беглецов и оставить хозяев сада в покое. Я не знала, как объяснить логически появление подобных мыслей и вообще своё изменившееся поведение, но при этом чётко осознавала, что должна сделать.

Многие исорги вокруг меня прекратили пальбу, и Владимир, кажется, только теперь заподозрил что-то неладное. Его приказы стали более чёткими и рассерженными, он сопровождал их влиянием на чип, причинявшим боль в области груди. Но никто и не подумал подчиняться "живому серверу" и выстрелить в стоящих под надёжной защитой людей. Боль, причиняемая Владимиром за непослушание, лишь дала ещё больший толчок к развитию мыслей, ранее казавшихся невозможными.

Решение пришло сквозь страдание; я передала всем исоргам то, что нужно сделать. Сквозь рассеивающееся марево реальности, возникающее во время телепортации, я ещё успела увидеть, как женщина, что выглядела постарше девушки-беглянки, вдруг разрывает круг и безжизненно валится на землю — видимо, слишком много она сил отдала на поддержание защитного поля.

И это лишь ещё больше разозлило меня — хотя я раньше и не знала, что такое злость. Все мы телепортировались в центр автоматического слежения и, прежде чем хоть кто-то из техников успел сообразить, в чём дело, сотни выстрелов поразили то, что называлось "живым сервером" — скопление проводов и искусственных нервных окончаний, встроенных в тщедушное и слабое человеческое тело. Владимир, прозванный Крестителем, умер мгновенно. А мы, не остановившиеся и не успокоившиеся на этом исорги, начали палить во всех техников Центра.

Я повела отряд исоргов вдоль по одному из главных коридоров Центра, как вдруг почти все сопровождавшие меня бессильно повалились на металлический пол; растерянно оглядываясь, я увидела вышедшего из-за угла техника с пультом в руках.

— Ваши чипы всё ещё можно отключить, — злорадно сказал он и повернул какой-то рычажок.

Рядом упали другие исорги; затем всё померкло и исчезло в небытие.

Эпилог

Милен и Альва по-прежнему стояли посреди множества погибших, не в силах расцепить рук и прервать родившееся заклинание, показывавшее им всё то, что происходило сейчас в самых разных уголках мира.

В Центре автоматического слежения техники отключили практически все созданные ими модели исоргов. От "живого сервера" Владимира не осталось ничего, кроме обугленных проводов. Правда, его функции перенесли на другой сервер, находившийся в тысячах километрах от него. Избавления людей в веб-модулях от интернет-зависимости не произошло; но в то же время наярившаяся и накопившаяся энергия человека по имени Виктор, однажды вырвавшегося из плена, почувствовала родственную себе силу, исходившую сейчас от Милена с Альвой. Соединившись, эти две энергии сломали всю автоматику, что закрывала крыши веб-модулей; теперь каждый, кто захочет сбежать из мира Виртуалити, порабощающего и душу, и тело, найдёт выход.

Некоторым исоргам, правда, удалось телепортироваться перед тем, как их отключили. Их "собратья" в других странах теперь знали о том, что во власти человека с лёгкостью отключить их всех, и явно не собирались с этим мириться.

Далеко за океаном, в Америке, по прежнему зрел плод в беременном исорге. Никто не мог даже предположить, что за существо появится на свет и выживет ли оно вообще.

Двое истинно влюблённых друг в друга выиграли лишь первую битву, но борьба только начиналась.

...Стоявшие среди мёртвых тел людей и исоргов Милен и Альва видели и многие другие события, в том числе и то, как спасшиеся с борта "Джоконды" миллиардеры вернулись на острова и рассказали другим о происшедшем, что не могло не встревожить новых хозяев "райского" сада. Но теперь они знали, как можно дать отпор и обойтись без жертв.

Наконец, заклинание утратило свою силу, и парень с девушкой наклонились к телу Ярославы. По лицу Милена текли крупные слёзы; он понимал, что его мать потратила всю свою энергию на то, чтобы "вселить" в исоргов мысли о мести тому, кто отдавал им все приказы. Альва своей нежной ладошкой вытерла влагу с лица Милена, а затем помогла ему перенести тело бывшей хозяйки сада. Так, одного за другим, они сложили всех погибших рядом друг с другом; к исоргам Милен с Альвой даже не прикоснулись.

Снова взявшись за руки, влюблённые почувствовали на ладонях странное, приятно-успокаивающее тепло; и это тепло породило огонь, которым они зажгли тела погибших, чтобы справить молчаливую тризну. И лишь когда костёр отгорел, Альва произнесла на своём языке, но Милен всё равно её понял:

— Deres ofre faller pЕ alteret gjenopplivingen av verden, at folk frigjorde deres sjeler og fant et virkelige, lykkelig barns liv*...

*автор приносит извинения за возможную неточность в переводе на норвежский; русский перевод звучит примерно как: "Их жертва легла на алтарь возрождения мира, чтобы люди освободили свои души и обрели настоящую, счастливую детскую жизнь".

Январь — август 2012

27