Журавль

Лю-Жэнь повезло. Шел дождь, поэтому людей на улице было мало. А те, что были, занимались своими делами и не обращали внимания на девушку. Она пряталась под капюшоном не только от дождя, но и от чужих глаз. Боялась быть узнанной, хоть и сомневалась, что это возможно в бедном квартале на окраине города. Она догадывалась, что ни госпожа Лемми, ни господин Хирро не одобрили бы ее визита к гадалке. Даже лучшей в своей области. Они вообще редко одобряли какое-либо из предложений или начинаний Лю-Жэнь.

Найти дом гадалки оказалось задачкой не из легких. Учитывая нелюбовь церковников к ведунам, чародеям и магам, Лю-Жэнь не ожидала увидеть яркую вывеску или броский указатель. В поисках знака девушка прошла по улице трижды, внимательно рассматривая дома по обеим сторонам узкой улочки. Спрашивать тоже было опасно. Кроме страха быть узнанной или замеченной, девушкой руководило нежелание случайно выдать гадалку. Да и самой вызвать к себе пристальное внимание монахов не хотелось. Она помнила, что тех, кто пользуется услугами магов, блюстители не любят так же, как и самих колдунов.

Лю-Жэнь сомневалась, что ходит по правильной улице, но решила еще раз проверить, прежде чем попытать счастья на соседней. Пытаясь под дождем разглядеть на мокрой потрескавшейся штукатурке знак, Лю-Жэнь не заметила угольщика с тележкой. Мужчина сильно толкнул не успевшую вовремя отскочить в сторону девушку. Лю-Жэнь пошатнулась, но не упала, успев ухватиться за перила чужого крыльца. И тут она заметила на другой стороне улочки узкий проход между домами. И там был знак.

Обрадованная Лю-Жэнь поспешила туда. Обойдя дом, зашла с черного хода в сумрачный коридор. Рядом со скрипучей дверью с облупившейся краской висело старое мутное зеркало. Девушка остановилась рядом с ним, аккуратным движением, которому ее научила нанятая госпожой Лемми учительница хороших манер, сняла капюшон, одновременно ровно разложив его на плечах и спине. Поправила длинную сережку, своевольно повернувшуюся тыльной стороной вперед. Провела руками по черным волосам, заплетенным в две уложенные короной косы. Коричневый кожаный плащ продрогшая под осенним дождем девушка решила не снимать. Только расстегнула почти полностью, оставив застегнутой верхнюю пуговицу, чтобы сохранить мягкую женственную линию разложенного капюшона. Еще раз взглянув на свое отражение, Лю-Жэнь удовлетворенно кивнула. По ее мнению, получилось вполне изящно. Но своим суждениям она давно перестала доверять.

Чем ближе Лю-Жэнь подходила к комнате, тем явственней становился запах полыни. В том, что гадалка хотела защитить дом от нежелательных визитеров, девушка не видела ничего необычного. В небольшой комнате без окон царил полумрак, разгоняемый светильниками на стенах. В комнате было три человека. Пожилой мужчина с седой бородой, подчеркивающей впалые щеки, сосредоточенно рассматривал свои руки. Полная женщина лет пятидесяти в латаном платье вязала и не подняла головы, когда Лю-Жэнь вошла. У стола в углу недалеко от другой двери сидела молодая женщина. Она, в отличие от других, излучала уверенность. Поэтому Лю-Жэнь сделала закономерный вывод. Молодая женщина в скромном бежевом платье с красными вставками была помощницей гадалки.

Лю-Жэнь впервые была в подобном месте и не знала, как принято обращаться к таким персонам, а потому решила вести себя с помощницей, как с высокородной госпожой. Вежливо поклонилась, но не заговорила, предоставляя старшей и хозяйке положения право начинать разговор. Женщина чуть улыбнулась в ответ, но промолчала. Тогда Лю-Жэнь обеими руками положила на стол перед женщиной выкрашенную в красный цвет деревянную пластинку. На ней изображался знак гадалки, такой же, как и на стене дома. Пластинку дала Лю-Жэнь ее подруга, Конири, посоветовавшая обратиться за советом к госпоже Айгнэ. Конири сказала, что без этой пластинки незнакомого человека даже не пустят к гадалке. Слишком уж боятся все церковников.

И действительно, появление красной деревянной пластинки мгновенно изменило отношение помощницы к Лю-Жэнь. Улыбка молодой женщины стала более радушной, в глазах появился вежливый интерес.

— Вы впервые здесь, госпожа, — слова помощницы прозвучали скорей утвердительно, чем вопросительно.

— Совершенно верно, — сложив руки на уровне талии, что символизировало полное внимание и расположение, ответила Лю-Жэнь. По правилам хорошего тона она должна была назваться, но женщина легко покачала головой, остановив девушку. — Подруга посоветовала прийти сюда и задать важный для меня вопрос.

— Понимаю, — кивнула собеседница, пряча в карман красную дощечку. — Пожалуйста, присаживайтесь. Моя тетя обязательно выслушает Вас.

Старательность, с которой во время разговора избегали любых упоминаний имен, не осталась незамеченной девушкой. Она так же не поверила в то, что помощница действительно является родственницей гадалки. Но уточнять и хоть как-то проявлять интерес к жизни чужих людей Лю-Жэнь не собирала, потому кивнула и безропотно села на один из пустующих стульев, приготовившись ждать. Девушка волновалась и, пытаясь успокоиться и сдержать нервную дрожь, достала из внутреннего кармана плаща небольшую книжку. Но слова давно умершего поэта не отвлекали от переживаний. К счастью, ждать пришлось недолго.

Вскоре вторая дверь распахнулась, выпустила заплаканную девушку. На вид ровесницу Лю-Жэнь. Но, видимо, слезы, которые незнакомка не скрывала, были обычным явлением в доме гадалки и никого не взволновали. А Лю-Жэнь дала себе слово, что в любом случае, каким бы ни оказалось предсказание госпожи Айгнэ, будет держаться достойно. Полная женщина исчезла за второй дверью на четверть часа, не более. Старик общался с гадалкой дольше, чуть меньше часа. И вот пришел черед Лю-Жэнь.

Ее, как и других посетителей до этого, пригласила к гадалке помощница. Она подошла, легко поклонилась Лю-Жэнь и вежливо сказала: 'Госпожа, Вас ждут'. Девушка, стараясь сохранять остатки самообладания, кивнула и, чуть поспешней, чем следовало бы даме ее уровня, последовала за помощницей.

Если бы не дождь, комната была бы очень светлой. Но за окнами было пасмурно, порывы ветра то и дело бросали в стекла капли, сквозь щели в старых рамах в комнату просачивалась сырость. Не спасали даже плотные занавеси, закрывавшие нижнюю половину окон. Однако мягкий свет ламп, стоящих на подставках у большого круглого стола, покрытого темно-зеленой свисающей до пола скатертью, создавал уют. Госпожа Айгнэ, совершенно седая иссушенная временем высокая старуха, широким жестом пригласила посетительницу войти. Лю-Жэнь не сдержалась и оглянулась на помощницу, ища поддержки. Женщина ободряюще улыбнулась и, дав девушке войти, закрыла за ней дверь. Оставшись наедине с госпожой Айгнэ, Лю-Жэнь растерялась и смутилась. Чтобы скрыть замешательство и как-то начать общение, поклонилась гадалке, как поклонилась бы госпоже Лемми. Так, словно гадалка была не просто высокородной госпожой, а главной женщиной рода. Старуха усмехнулась:

— Дитя, разве ты увидела в моем имени двойную букву? — голос гадалки оказался на удивление мелодичным. Лю-Жэнь ожидала услышать другой. Старческий, немного дребезжащий.

— Нет, госпожа Айгнэ, — совладав с волнением, ответила девушка.

— Вот и не обращайся со мной, как с высокородной. Но и от меня не жди несоответствующего твоему происхождению отношения.

Лю-Жэнь, отчетливо понимая, что над ней подтрунивают, покорно кивнула и села в пухлое кресло напротив гадалки.

— А тебя хорошо выучили быть благородной госпожой, девочка из деревеньки близь Акрибы, — задумчиво пробормотала старуха, рассматривая посетительницу. Лю-Жэнь вздрогнула и встретилась взглядом с проницательными глазами гадалки. Да, теперь девушка уверилась в том, что госпожа Айгнэ — лучшая провидица, которую только можно было вообразить. Как она узнала в благородной госпоже, которую уже четыре года с успехом изображала Лю-Жэнь, провинциалку, так и осталось для девушки загадкой. А еще Лю-Жэнь поразили глаза собеседницы. Холодные, умные и... ярко-синие. Даже в сказках глаза людей не имели такого необычного цвета. И Лю-Жэнь поймала себя на том, что не в силах оторвать взгляд от странных глаз гадалки.

Но, казалось, такой интерес госпожу Айгнэ не смущал. Напротив, когда зрительная связь оборвалась, девушка почувствовала, что гадалка ее словно отпустила, позволила отвести глаза. Это пугало Лю-Жэнь. Но, принимая решение обратиться к провидице, девушка знала, на что шла.

— Есть такая традиция, — медленно тасуя большие засаленные карты, сказала Айгнэ, — вначале гадалка говорит о прошлом. Потом о настоящем. И только потом открывает будущее. Так будет и сегодня.

Старуха выложила на столешницу одну карту. Девушка ожидала увидеть там картинку, но карта была исписана какими-то незнакомыми символами.

— Итак, Лю-Жэнь, — продолжила гадалка спокойным ровным голосом. Словно не заметила того, как вздрогнула ее собеседница, — ты родилась двадцать пять зим назад в деревне у города Акриб, что в четырех сотнях ли отсюда...

Госпожа Айгнэ с удивительной точностью рассказывала Лю-Жэнь о ее прошлой и настоящей жизни. Сказала, что мать девушки умерла в родах. Описала, как во время строительства храма погиб отец девочки, как община собрала денег, чтобы помочь сироте похоронить отца. Как церковники отправили тогда десятилетнюю девочку в ближайший женский монастырь в Яурь, в столицу. Как монахини, которые должны были позаботиться о ребенке, отказались принять ее. Ведь Лю-Жэнь была слишком мала, чтобы стать послушницей. Но заботу о девочке взяли на себя библиотекарь и его жена, бывшие в то утро в храме при монастыре и случайно услышавшие разговор настоятельницы и церковника из Акриба. Лю-Жэнь очень отчетливо помнила этот момент. Она, склонив голову и не смея даже посмотреть на людей, решающих ее судьбу, стояла между молодым очень коротко стриженым монахом и пожилой тучной настоятельницей. Они разговаривали о девочке так, словно она была найденной в сточной канаве ободранной кошкой. Возиться с ней было противно, а бросить умирать — жалко. Лю-Жэнь с ужасом представляла, что с ней будет, если настоятельница все же поддастся на уговоры монаха и примет девочку в монастыре. Не меньший страх вызывали и мысли о том, что случиться, если настоятельница откажется, а монах просто оставит Лю-Жэнь в городе. Появление господина Шаня и его жены спасло девочку. И она всегда это понимала, стараясь быть хорошей и почтительной дочерью приютившим ее людям.

Библиотекарь не только дал Лю-Жэнь приют, но и научил девочку читать и считать. К его удивлению и радости, приемыш оказался талантливым и умным ребенком. Госпожа Хана и господин Шань нарадоваться не могли на Лю-Жэнь и часто говорили, что боги ниспослали им прекрасное дитя. Рвение, ум, быстрая обучаемость и тяга к знаниям стали ее пропуском в школу, где обучали чиновников высшего ранга. Там Лю-Жэнь изучала языки двух соседних держав. Она понимала, что из-за происхождения дорога в дипломаты закрыта, но стать переводчиком могла и не благородная госпожа.

Гадалка рассказывала, неторопливо раскладывая на столе карты, а Лю-Жэнь будто снова проживала жизнь. Обучение в школе завершилось, но работать переводчиком девушка так и не начала. Виной тому было знакомство с Аллноком из рода Журавля. Знатный господин, наследник богатого рода, красавец и далеко не дурак был воплощением мечты очень многих девушек об идеальном супруге. Но случилось невероятное, — Аллнок пригласил Лю-Жэнь в кофейню. Удивление безродной провинциалки трудно было описать словами. Даже на минуту представить, что такой завидный жених мог действительно заинтересоваться девушкой, настолько не подходящей ему по положению и происхождению, Лю-Жэнь не могла. А стать жертвой злого розыгрыша ей не хотелось. Поэтому девушка отказала Аллноку. Но он был удивительно настойчив, при каждой встрече приглашая ее на свидания. И вскоре Лю-Жэнь уступила.Аллнок был вежлив и предупредителен, красиво ухаживал, ни разу не позволил себе и намека на разницу в происхождении, делал комплименты. Лю-Жэнь с удивлением понимала, что молодой человек влюблен в нее, иначе истолковать ни его слова, ни взгляды, ни символизм подарков не было возможности. Первоначальное недоверие к Аллноку ушло, сменившись теплым расположением, а после и любовью. Спустя три месяца свиданий Аллнок своеобразно признался ей в своих чувствах.

— Ты наверняка знаешь, что журавль только однажды выбирает себе подругу и никогда не изменяет ей, оставаясь рядом до конца жизни. Я выбираю подругой тебя. Надеюсь, ты не против?

— Я не против, — ответила девушка, не знавшая тогда, что Аллнок сделал ей брачное предложение по традиции своего рода.

Через пару дней Аллнок представил Лю-Жэнь своим родителям, назвав невестой. Госпожа Лемми и господин Хирро, понятное дело, не ожидали от сына такой глупости. Но не посчитали возможным устроить Аллноку скандал в присутствии простолюдинки. Лю-Жэнь даже не представляла, сколько разъяснительных бесед, уговоров, угроз и просьб пришлось выслушать любимому. Но он был непреклонен. И через полгода его родители смирились со сумасбродным выбором сына и дали разрешение на брак.

Месяц до свадьбы госпожа Лемми вместе с учительницей хороших манер каждый день по несколько часов воспитывали Лю-Жэнь. Если уж Аллнок собрался связать себя узами брака с нищей простолюдинкой, то она должна была хотя бы выглядеть, как благородная госпожа, вести себя, подобающе. Это время, когда мать Аллнока под благовидным предлогом постоянно показывала девушке свое неудовольствие, а иногда и ярко выраженную злобу, Лю-Жэнь была склонна называть адом. Не было ни одного момента в ее жизни, который не вызывал бы неприязнь госпожи Лемми.

Голос девушки был слишком низким для благородной госпожи, которая должна была щебетать, как дивная птица. Форма бровей — отсутствие природного излома — подчеркивала простонародное происхождение Лю-Жэнь. Таким же изъяном считались и недостаточно пухлые губы девушки. Даже тонкий и небольшой нос не радовал госпожу Лемми, ведь он был лишен аккуратной аристократической горбинки. Но если недостатки внешности еще можно было как-то скрыть с помощью косметики, то имя, постоянный источник раздражения, поменять было нельзя. О двойной букве не приходилось и мечтать. Имя состояло из двух частей, а ненавистный дефис кричал о том, что обладатель имени не принадлежал даже к роду деревенских торговцев, а относился к низшему слою, вынужденному склеивать имя из кусочков.

Лю-Жэнь стойко терпела придирки и постоянное недовольство госпожи Лемми, стараясь быстро всему научиться и не разочаровывать будущую свекровь. Девушка прекрасно понимала, что никогда не сможет угодить госпоже Лемми, но ради Аллнока старалась изо всех сил.

Если месяц подготовки к свадьбе Лю-Жэнь про себя называла адом, то слова для обозначения двух недель свадебных торжеств девушка не находила ни на одном из известных ей языков. Госпожа Лемми контролировала каждый вздох, каждый шаг, каждое движение головы невесты и нещадно критиковала за так и несовершенные промахи. Аллнок не останавливал мать, утешая Лю-Жэнь тем, что терпеть осталось недолго. Он был прав. После свадьбы стало легче. Но госпожа Хана тоже была права, предсказывая, что спокойной жизни у молодых людей не будет. Молодоженов еженедельно навещали госпожа Лемми и господина Хирро, всячески подчеркивавшие неодобрение выбора сына.

Лю-Жэнь привыкала к новой жизни. К постоянному присутствию в доме двух посторонних людей. Кухарки и служанки. Привыкала к тому, что ей, жене высокородного господина, не только не полагается, но и запрещено работать. Что в ее обязанности входит посещение приемов и торжеств, довольно частых в столице. Другой мир, куда она попала благодаря любви Аллнока, принял ее с легким удивлением. Положение мужа Лю-Жэнь не позволяло никому явно показывать свое пренебрежение или ограничивать общение, но и своей в среде богатых высокородных женщин девушка, разумеется, не стала. Все это ее мало трогало, ведь она была рядом с любимым. И Аллнок был счастлив рядом с ней.

Год спустя госпожа Лемми впервые задала тот вопрос, который стал причиной обращения Лю-Жэнь к гадалке.

— Почему твоя жена до сих пор не зачала? — не изменяя своей привычке не обращаться к невестке напрямую, спросила госпожа Лемми.

— На все воля небес, — холодно ответил Аллнок.

К сожалению, давать такой же ответ на все тот же вопрос Аллноку приходилось раз в неделю последующие три года. Лю-Жэнь постоянно испытывала стыд и жгучее разочарование, потому что не могла подарить любимому человеку долгожданного ребенка. Она ходила в храм и умоляла богов подарить ей сына. Но небеса не слышали ее молитв, а от вопросов госпожа Лемми и господин Хирро перешли к требованиям. Злые слова родителей мужа, настаивавших на том, чтобы сын развелся с бесплодной простолюдинкой, заставили Лю-Жэнь искать гадалку.

Госпожа Айгнэ долго смотрела на посетительницу и молчала. Девушка, робеющая под взглядом необычных ярко-синих глаз, все же решилась нарушить воцарившуюся тишину:

— Госпожа Айгнэ, Вы знаете ответ на мой вопрос? Будет ли у меня ребенок и когда?

Старуха вздохнула, встала, отошла к стоящему в глубине шкафу, достала из одного из многочисленных ящиков какую-то вещь и вернулась к столу. Положив на разложенные карты вишнево-красную коробочку, села на свое место.

— Ты зачнешь дитя от любимого человека, — доставая из коробочки толстую серебряную подвеску с изображением цветка мака, сказала гадалка, — когда треснет этот амулет.Девушка глядела на подвеску из цельного куска серебра, а в душе поднимались злость и обида.

— А Вы жестокая, — с трудом сдерживая слезы, ответила Лю-Жэнь. — Проще было сказать сразу 'никогда'.

Взгляд госпожи Айгнэ стал суровым.

— Если бы ответ был 'никогда', я бы так и сказала, — отчитала девушку старуха и повторила пророчество: — Но ты зачнешь. От любимого. Когда расколется этот амулет.

Выражение ярко-синих глаз и тон гадалки свидетельствовали о том, что госпожа Айгнэ не собиралась ни хитрить, ни лгать, и Лю-Жэнь поверила.

— Но когда это будет? Скоро? — надеясь на более конкретный ответ, спросила девушка.

— Нет, не скоро, — качнула головой старуха.

— Но его родители настаивают на разводе, — беспомощно пробормотала Лю-Жэнь. — Ведь роду нужен наследник...

— Развод будет. До него осталось недолго, — в голосе гадалки послышалось сочувствие. — К концу сего года.

Лю-Жэнь не удивилась этим словам. Она понимала, что вопросами и требованиями родители мужа не ограничатся, знала, что развод с бесплодной женой — логичное развитие событий. И догадывалась, что терпение мужа не бесконечно, что когда-нибудь он уступит родителям. Откажется от любимой и любящей женщины ради продолжения рода Журавля.

— Это все, что я могу тебе сказать о твоем будущем, — спокойно заключила госпожа Айгнэ.

— Но и сказанного больше, чем достаточно, — вздохнула Лю-Жэнь. — Что мне делать с этим?

Она указала на медальон.

— Всегда носи его, не снимай, — сухо ответила гадалка, показывая, что хочет закончить разговор.

— Благодарю Вас, — обеими руками поднимая амулет, поклонилась Лю-Жэнь.

Старуха улыбнулась.

— Почтительность и вежливость откроют тебе многие двери, а полученные знания найдут свое применение. Постарайся к разводу отнестись как к созидательному, а не разрушительному явлению.

— Что же созидательного в том, что сломается моя семья, закончатся отношения с любимым человеком? — не скрывая горечи, спросила Лю-Жэнь.

— Ты больше не будешь зависеть от мнения свекрови и ей подобных. Сможешь жить своей жизнью, снова стать собой. Ты, наверное, уже забыла, каково это, не искать чьего-то одобрения, когда принимаешь решение. Развод, разлука с мужем превратит безликую жену знатного господина в самостоятельную образованную умную женщину. Подумай над этим, дитя, — сказала на прощание гадалка.

Унылые улицы, серые дома, кажущиеся горестными и печальными под проливным дождем, мелькали за окнами рибита. Лю-Жэнь пряталась в тепле повозки и радовалась тому, что удалось отыскать извозчика в захолустье. Правда, чтобы найти его, пришлось идти под дождем больше получаса.Возвращаться домой девушка не хотела. Аллнок был в отъезде, должен был приехать только поздно вечером, а присутствие в доме двух посторонних женщин не радовало в тот день, как никогда прежде. Поэтому Лю-Жэнь велела извозчику ехать к школе. Там была уютная кофейня, в которой когда-то состоялось первое свидание Лю-Жэнь и Аллнока. Девушке показалось очень символичным, что начало отношений и известие об их близящемся и неотвратимом конце будут связаны с этим местом.

Ни жасминовый чай, ни наблюдение за встречающимися в кофейной парочками не отвлекло Лю-Жэнь от нерадостных мыслей. Но она подумала, что поход к гадалке все же был правильным решением. Ведь зная о неизбежном, можно подготовиться, смириться с мыслью и не потерять лицо. Конечно, Лю-Жэнь знала, что гордость не позволила бы расплакаться или как-то показать чувства даже Аллноку, но ведь от этого слова о решении развестись не стали бы менее жестокими и обидными. Лю-Жэнь сидела в кофейной, поглядывала на других посетителей и все повторяла про себя слова гадалки. И находила их разумными. Развод, разлука с любимым мужем не разрушат жизнь, не сломят дух Лю-Жэнь. Вынув из кармана подаренный ей госпожой Айгнэ амулет, долго разглядывала его, держа на ладони. Подвеска, сделанная из толстого металла, не казалась громоздкой. Наверное, из-за выгравированного изящного изображения цветка. Пренебрегать подарком гадалки Лю-Жэнь не собиралась. Поэтому по дороге домой зашла в ювелирную лавку и купила подходящую серебряную цепочку. И только надевая амулет, заметила на обратной стороне подвески символ, означающий пожелание удачи.

Когда Лю-Жэнь пришла домой, обнаружила, что Аллнок уже вернулся. Он жестом отослал служанку, та, поклонившись, исчезла. Проводив взглядом женщину, Лю-Жэнь подумала, что никогда не умела и точно не научится вызывать у прислуги трепет и желание беспрекословно подчиняться. Именно эти чувства одним своим присутствием вызывали Аллнок и его родители. Муж помог Лю-Жэнь снять плащ, отбросив его в сторону, обнял жену, ласково целуя нежную кожу рядом с мочкой уха.

— Я скучал, — прошептал Аллнок.

— Я тоже.

Лю-Жэнь прижималась к мужу, наслаждаясь каждым прикосновением. В объятиях любимого мысль о скором разводе казалась нелепой, кощунственной. Но Лю-Жэнь знала, что гадалка не ошиблась, что дни счастья сочтены. А потому с большей страстностью отвечала на поцелуи мужа, стараясь гнать дурные мысли, спрятать глубоко в сердце горечь. Аллнок.... Лю-Жэнь поклялась себе, что ни при каких обстоятельствах не расскажет о гадалке. И нарушать эту клятву не собиралась. Особенно теперь, когда расставание было уже близко. Любимый не должен был почувствовать и малейшего изменения в отношениях. Она хотела, чтобы Аллнок запомнил ее нежной, любящей.

Последний месяц совместной жизни с Аллноком стал очень тяжелым. Госпожа Лемми и господин Хирро изменили своей привычке наведываться раз в неделю. Теперь они радовали своим присутствием каждый второй день. Даже зная, что ничего нового сказать не могут, все равно надеялись постоянными упреками и подчеркиванием бесплодности Лю-Жэнь спровоцировать скандал.

— Когда ты привел в наш дом нищую простолюдинку, — нисколько не смущаясь присутствия Лю-Жэнь при беседах, из раза в раз повторяла свекровь, — мы возражали. Как видят небеса, не зря. Богам противен этот союз. Иначе они давно ниспослали бы тебе сына. Но безродная бесплодна и не может дать тебе наследника.

— Наш род под угрозой. Из-за тебя! — вторил жене господин Хирро, так же старательно не обращаясь к Лю-Жэнь и не глядя в ее сторону. Словно девушка вовсе не существовала. — Тебя предал разум, когда ты поддался прихоти, поставил превыше всего удовлетворение своего желания. Я благодарен небесам за то, что уберегли наш род от осквернения. Наша кровь не смешалась с кровью безродной твари, не достойной даже смотреть на тебя.

— Ты только вдумайся! У нас слуги выше по происхождению, чем их новая госпожа! — воскликнула свекровь, явно рассчитывая, что служанки ее услышат.

Лю-Жэнь молчала, прилагая неимоверные усилия, чтобы сохранять на лице выражение совершенного спокойствия, не вмешиваться в разговор. Ее статус не позволял открывать рот, если высокородные родители мужа не обращались к невестке с прямым вопросом. Идти против обычаев означало усложнить и без того незавидное положение Аллнока. Правда, Лю-Жэнь все чаще спрашивала себя, почему муж даже не пытается противодействовать родителям. Да, после визита к гадалке девушка знала, что сопротивление бесполезно, что развод все равно будет. Но ведь Аллнок этого не знал. Потому его смиренное молчание Лю-Жэнь удивляло. Пока ответ, пусть только полным угрозы намеком, не проскользнул в словах господина Хирро во время последнего разговора.

— Мы молили богов, чтобы они послали тебе просветление. Чтобы избавили наш род от этого позорного брака, — говорил глава рода, не считая нужным сдерживать раздражение. — Мы даже желали смерти безродной, желали, чтобы она просто исчезла. Но боги не смилостивились над нами. Им нужно было подвергнуть нас испытанию! Но мы уже достаточно страдали. Хватит! — он хлопнул ладонью по подлокотнику. — Я требую, чтобы ты выставил безродную тварь из своего дома. Чтобы подал в суд прошение об удовлетворении твоей просьбы прервать брак с бесплодной. На все это я даю тебе неделю. Не справишься за этот срок, я возьму дело в свои руки. И тогда пеняй на себя.

С этими словами глава рода Журавля встал. Его наследник в тот же момент поднялся со своего места, чтобы склониться в поклоне перед отцом. Аллнок даже на мгновение не опередил Лю-Жэнь в проявлении вежливости. Но это не помешало его матери, степенно последовавшей за мужем к двери, потрепать все еще не поднявшего голову сына по плечу и утешающе сказать:

— Не жалей. Безродная не способна даже быть учтивой самостоятельно, а не следуя твоему примеру.

Этикет не требовал, чтобы сам хозяин дома провожал гостей до двери. Достаточно было поклона гостям, если выход был в поле зрения хозяина. Поэтому Аллнок, словно окаменев, стоял, склонившись, пока служанка не закрыла дверь за его родителями. Лю-Жэнь замерла рядом с мужем, ладони на коленях, ровная спина, чуть склоненная голова. Поза унижения, полного подчинения, осознания и признания чужого превосходства. Неудобный поклон, предписанный ей по происхождению. Но, по правде говоря, в таком неукоснительном соблюдении всех этих формальностей уже не было особенного смысла. Все понимали, что семейная жизнь Аллнока из рода Журавля и Лю-Жэнь, сироты-простолюдинки из деревушки близь Акрибы, закончена. Услышав требования, сроки и угрозы главы рода, Лю-Жэнь с удивлением отметила, что не чувствует даже обиды. Все чувства словно умерли, а сама девушка казалась себе пустотелым тростником.

— Ты понимаешь, что теперь я вынужден подчиниться решению отца, — тихо сказал Аллнок. Он выпрямился, но на жену не смотрел. — Непослушание будет стоить тебе жизни.

— Я понимаю, — прошептала в ответ Лю-Жэнь.

Она знала, что всегда раздражала родителей Аллнока. Знала, что 'раздражение' — очень мягкое, практически не отражающее всей палитры чувств, слово. И Лю-Жэнь была даже благодарна госпоже Лемми и господину Хирро за долготерпение. Хотя прекрасно осознавала, что обусловлено оно было вовсе не желанием позволить сыну жить с любимой женщиной, а надеждой избежать необходимости убийства неугодного человека. Потому что марать руки в крови, ради устранения человека с таким низким происхождением, как у Лю-Жэнь, было равносильно признанию всего рода в бессилии. И такое признание было несмываемым пятном на репутации семьи. В случае безвременной кончины Лю-Жэнь могла быть даже возвеличена и воспета противниками рода Журавля, как отважная девушка, рискнувшая всем ради любви. Понятно, что давать в руки недругам такое сильное оружие господин Хирро не хотел.

— Я надеялся, до этого никогда не дойдет, — прошептал Аллнок. — Ты не знаешь, я ведь не рассказывал. Они даже угрожали отречься от меня. Я готов был пойти и на это ради нас. Но не могу жертвовать тобой, твоей безопасностью.

— Аллнок, я все понимаю. Но их требования и угрозы не стали неожиданностью, — взяв мужа за руку, Лю-Жэнь говорила мягко и спокойно, стараясь утешить любимого. — Я давно подозревала, что этим все закончится. Вопрос был только в том, сколько времени нам дадут.

Он вздохнул, обнял жену.

— У тебя благородство в крови, чтобы ни говорили. Ты — дивной красоты цветок, выросший в запущенном саду. Но, назвав незнакомое растение сорняком, некоторые отказываются видеть его совершенство.

Переезд Лю-Жэнь в дом господина Шаня был подготовлен за неделю. Вначале Аллнок намеревался снять для Лю-Жэнь половину роскошного дома в живописном уголке столицы, но девушка пожелала вернуться к близким людям. Она ценила заботу мужа, старательно готовящего переезд, подбиравшего служанку. Но на самом деле девушке совершенно безразлично было, сколько и какие вещи останутся в доме мужа. Главное, что любимый никогда больше не будет рядом. Конечно, она допускала мысль, что Аллнок будет с радостью часто покидать навязанную родителями супругу ради свиданий с Лю-Жэнь. Она знала, что оправдывала бы эти измены и даже была бы в какой-то степени счастлива. Но она знала и то, что каждое свидание с возлюбленным будет сильно ранить. Что рано или поздно, когда новая жена Аллнока отяжелеет, в игру вступит совесть. Она будет грызть немилосердно, упрекая в том, что Лю-Жэнь своим присутствием приносит несчастье другой женщине, которая смогла сделать для Аллнока то, на что сама Лю-Жэнь была неспособна.

Поэтому Лю-Жэнь соглашалась со всем предложениями, благодарила мужа за заботу, но особенно не присматривалась ни к сбору сундуков, ни к служанке. Знала, что на следующий день после развода соберет деньги, самые необходимые вещи и уедет из столицы. Эту клятву Лю-Жэнь дала себе в тот день, когда посещала гадалку. А свои обещания и клятвы девушка не нарушала.

Закон требовал, чтобы в течение месяца до развода супруги жили раздельно. Встречаться наедине было строжайше запрещено, чтобы исключить близость и возникновение рожденных вне брака детей. К невыразимой радости Лю-Жэнь Аллнок сделал невозможное. Запретил родителям присутствовать при его встречах с любимой. Наблюдателями стали господин Иллов и госпожа Даггин, дядя и тетя Аллнока. Их отношение к Лю-Жэнь не было столь откровенно враждебным, как у главы рода Журавля, но и назвать эту пару благожелательной девушка затруднялась. Но нужно было уметь радоваться и малому, — ее разговорам с любимым хотя бы не мешали.

Первые встречи были целиком и полностью посвящены денежным проблемам. Аллнок приготовил целый список возможностей обеспечить любимую женщину после развода так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Так, чтобы родители не могли помешать и лишить Лю-Жэнь средств к существованию.

— Аллнок, — прервала мужа Лю-Жэнь, когда он выложил на столе несколько листов и собрался объяснять ей суть предложений. — Я выходила за тебя замуж не ради денег, а по любви. Мне все это ненужно, — она широким жестом указала на бумаги, красноречиво тряхнув украшенной кольцами и браслетами рукой.

— Именно поэтому я не позволю тебе бедствовать, — жестко и веско ответил Аллнок.

Она хотела было возразить, что вполне в состоянии зарабатывать на жизнь сама. Но его забота, стремление защитить Лю-Жэнь от тягот и трудностей были искренними и даже трогательными. Поэтому девушка, сдержав непрошеные слезы, поблагодарила мужа. Она не собиралась брать его деньги. Более того, планировала скрыться так, чтобы он не мог ее найти. Но, разумеется, говорить Аллноку об этом Лю-Жэнь не стала.

Ко дню судебного заседания, посвященного разводу, Лю-Жэнь готовилась тщательно. Она очень хотела, чтобы Аллнок запомнил ее красивой, гордой, уверенной в себе. Темно-синее платье с голубыми рукавами и изящным воротом подчеркивало стройность девушки. Забранные наверх волосы украшали аккуратно подобранные к платью заколки. Теплый черный плащ, отороченный по капюшону и рукавам белым мехом, дополнял наряд богатой высокородной госпожи. Но Лю-Жэнь хотела, чтобы муж запомнил не маску, навязанную статусом, а ту девушку, которую полюбил. Впервые за четыре года Лю-Жэнь собиралась появиться в обществе, не дорисовав бровям несуществующий излом, не скрыв уголки недостаточно пухлых губ под несколькими слоями особой пудры. И Лю-Жэнь была полна решимости говорить, наконец, своим голосом, а не изображать птицу, как некоторые женщины, от пронзительного писка которых закладывало уши.

В суд она пришла за четверть часа до начала слушания. Аллнок уже был там. В сопровождении родителей. Едва заметив Лю-Жэнь через распахнутую дверь, госпожа Лемми шепотом, слышным даже в коридоре, по которому шла девушка, сообщила мужу:

— Разумеется, не опоздать она не могла. Безродная, что с нее взять?

— До начала слушания еще четверть часа, мама, — голос Аллнока, даже не посмотревшего в сторону двери, был ровным и спокойным. А жест, которым он указал на большие песочные часы, казался уверенным.

— Мы видим ее сегодня в последний раз. Потерпи, недолго осталось, — голос господина Хирро, обращавшегося к жене, прозвучал неожиданно мягко. Лю-Жэнь вдруг подумалось, что этот высокомерный до наглости, вызывающе правильный высокородный господин мог кого-то любить. Весь опыт ее общения с этим человеком показывал, что отец Аллнока мог только требовать, оскорблять, унижать и приказывать. Мысль, что он может испытывать к кому-то нежные чувства, была девушке в новинку.Лю-Жэнь, оставив сопровождавшую ее служанку в коридоре, вошла в комнату и поклонилась каждому из присутствующих в отдельности. Низкие, показывающие полное подчинение поклоны главе рода и его супруге. И легкий, со сложенными на уровне талии руками поклон мужу. Так требовал обычай. Он, правда, требовал и каких-нибудь ответных жестов от тех людей, которых приветствовала девушка. Но родители мужа не посчитали необходимым даже заметить Лю-Жэнь. Это было настолько обыденным явлением, что уже давно не удивляло. Она с горечью подумала, что родители мужа, пришедшие на слушание, лишили ее права говорить с Аллноком. Отравили последние часы, которые ей суждено было провести с любимым.

— Ты ослепительно красива. Всегда и особенного сегодня, — не сводя восторженного взгляда с Лю-Жэнь, сказал Аллнок в качестве приветствия.

Девушка улыбнулась, кивнула. Услышав за спиной пренебрежительное фырканье госпожи Лемми, вдруг подумала, что терять-то уже нечего.

— Спасибо, — ответила Лю-Жэнь, глядя в глаза мужу. Ей хотелось запомнить его таким. Улыбающимся, приветливым, родным, немного грустным. То, что простолюдинка позволила себе заговорить без разрешения высокородных господ, не вызвало ожидаемой волны возмущения. Девушка подумала, что госпожа Лемми решила последовать совету супруга и потерпеть. Ведь до начала новой эпохи в жизни рода Журавля оставалось совсем недолго.

Судебное заседание длилось чуть меньше часа. Судья, крупный пожилой мужчина, зачитал прошение Аллнока. Убедившись, что молодому человеку нечего добавить, а Лю-Жэнь нечего возразить, судья стал допытываться, нет ли каких денежных и имущественных претензий у сторон. Молодые супруги заверили его в том, что и таких споров нет. Казалось, это обстоятельство удивило судью. Видимо, он ожидал, что Лю-Жэнь попытается стребовать себе после развода огромную сумму. Но девушка беспрекословно согласилась на ежемесячные выплаты, весьма скромный размер которых определили родители Аллнока.

У Лю-Жэнь вообще не было никакого желания ни спорить, ни настаивать на своем. Она удивлялась тому, что принимала какие-то решения, вела разговоры, могла давать указания служанке. Ведь пустота, поселившаяся в душе, когда господин Хирро угрозами вынудил сына выполнить свои требования, с каждым днем разрасталась. Она пожирала чувства, подавляла мысли, заполняя всю жизнь Лю-Жэнь. Девушка была уверена, что избавиться от этой всепоглощающей пустоты и ощущения беспомощности и бесправности будет в столице невозможно. Все в Яурь будет напоминать об Аллноке.

Из-за этой пустоты и горечи осознания необратимости происходящего Лю-Жэнь почти не прислушивалась к словам судьи, не следила за ходом слушания. И удивилась, когда к столу, за которым они с мужем сидели, подошел писарь. Аллнок пробежал глазами документ, поставил подпись. Писарь, присыпав чернила песком, подал бумагу Лю-Жэнь. Ничего нового в документе не было, только то, что уже обсуждалось. Она не имеет права входить в дом без приглашения бывшего мужа. Она может попросить его отдать забытые вещи, но он оставляет за собой право не выполнять ее просьбу. Месячное содержание выделяется только до тех пор, пока Лю-Жэнь не найдет себе другого мужа. Поскольку супружеская верность Лю-Жэнь под сомнение не ставилась, Аллнок будет признаваться отцом любого рожденного в следующие семь месяцев ребенка. Девушка поставила свою подпись. Писарь кивнул, деловито присыпав песком лист, отдал его судье. На документе появился третий росчерк.

С этого момента Аллнок из рода Журавля и Лю-Жэнь больше не являлись супругами, о чем и сообщил судья. Он не стал задерживаться в комнате и, объявив слушание завершенным, вышел.

— Поздравляю тебя, дорогая, — сказал жене господин Хирро, едва за писарем, сопровождавшим судью, закрылась дверь.

— Наконец-то, этот кошмар закончился, — прощебетала госпожа Лемми. — Благодарение небесам!

Аллнок молчал, только неотрывно смотрел на бывшую жену. Разговоры были излишними, все, что могло быть произнесено, уже было сказано. Лю-Жэнь чувствовала, как после слов судьи между нею и мужем словно появляется трещина, отделяющая его мир, ее прошлую жизнь, от самой девушки. Ощущать эту искусственно созданную преграду было больно, настолько, что перехватывало дыхание. Но Лю-Жэнь не могла позволить себе никакого проявления слабости.

На слишком тонких для благородной госпожи губах играла вежливая полуулыбка, в мягкой грациозности движений сквозила уверенность. Лю-Жэнь встала, Аллнок тут же поднялся, хотя высокородный господин не должен был проявлять такое уважение по отношению к простолюдинке. Неудивительно, что он немедленно вызвал негодование матери. Но от слов госпожа Лемми и в этот раз воздержалась. Видимо, решила простить сыну такую оплошность в честь радостного события.

Лю-Жэнь повернулась так, чтобы видеть сразу и Аллнока, и его родителей. Поклонилась. Низкий, показывающий полное подчинение поклон главе рода, такой же для его жены. И точно такой же третий поклон бывшему мужу, теперь чужому ей наследнику древнего рода. Это проявление вежливости, почтения Аллнока обидело. Но Лю-Жэнь знала, что все сделала правильно. Любимый простит ей обиду, не столь она велика, но поймет, почему Лю-Жэнь уехала, не сказав ему и слова.

На моем сайте можно прочитать значительно больше. Ссылка на него дана в контактной информации.

Регистрация простая и бесплатная.

Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять комментарии и оценки )