Медный грошик.

Название: Медный грошик..

Автор: : ankh976

Ориджинал

Рейтинг: NC-17

Дроу, фэнтези, романс, херт-комфорт, ХЭ.

Слеш

Размер: мини

Статус: закончено

Саммари: Даже дроу нужно тепло. А дроу, лишенному магии и бесправному в в их жестком обществе — отчаянно нужна любовь и защита

Тут всякие предыстории ))))

Часть пятая и эпилог.

_______________

Медный грошик.

Лил медленно возвращался домой, прижимая к груди конверт. Маленький белый квадратик дал ему бригадир в конце рабочего дня. Передай своим старшим, сказал он, глядя сквозь подчиненного равнодушными салатовыми глазами. И у Лила свело живот от страха. Ничего хорошего не могло быть в этом конверте. Только одно: увольнение. Он лишится места чернорабочего на рынке, и патрон прикажет кому-нибудь из дшшэ-ррэ, воинов рода, его выпороть — чтоб в следующий раз был старательнее и не давал повода к увольнению. Но ведь он и на этот раз был старательным! Полтора года драил свой участок до блеска, расторопно исполнял все поручения и ни разу не получил ни одного замечания. За что же? Наверно, в страшном конверте было написано — за что, но вряд ли патрон потрудится ему рассказать.

В доме было уже по-вечернему оживленно, и ему не удалось незамеченным проскользнуть по лестнице. Два воина выловили его около площадки с кактусами.

— Эй, что ты там жмешься, поди сюда, — негромко приказал один из них, Инк, он работал патрульным в городском Управлении. Лил поспешил к ним, проклиная себя за то, что не спрятал бумажку за пазуху. Второй дшшэ-ррэ, Рэйки, ловко вырвал конверт и небрежно его вскрыл.

— Это для патрона, тир, — прошептал несчастный, пытаясь справиться с трясущимися губами. Теперь ему попадет еще и за вскрытое письмо.

— Ну-ну, что тут у нас... Ба! Да тебя уволили, ленивый ублюдок!

— Ты, кажется, на рынке работал, — обронил Инк, забирая в свою очередь злосчастные бумаги, уже порядком измятые, и быстро просмотрев их, — Похабное место и платят мало. Едва ли свое содержание окупал. Так что не расстраивайся.

Он едва заметно грустно улыбнулся, и Лил замер: неужели это с ним улыбаются и разговаривают почти ласково? Ему захотелось как-то доказать свою полезность, показать Инку, что он достоин такого внимания. И он достал медную монетку из кармашка на рукаве. Она там хранилась уже два дня — редкие чаевые от клиентки.

— Вот, — сказал он, протягивая свое подношение гордому дшшэ-ррэ, — Мне дали за хорошую работу. Возьми.

Инк удивленно взглянул на подрагивающую ладошку хрупкого ллэ-ил — бесправного дроу, лишенного магии, — а потом взял медяшку, серьёзно сказав:

— Спасибо.

— Понятно, почему тебя выгнали, — хмыкнул Рэйки, — Что ты еще утаивал, мелкий воришка?

С этими словами он больно шлепнул его по щеке и медленно занес руку для следующего удара. Лил зажмурился, прижимая руки к бокам: закрываться было нельзя. По лицу потекли горячие слезы.

— Прекрати, — Инк перехватил запястье родича, — Ты же читал, что они просто застраивают эту часть рынка какой-то херней.

— Ну, надо же, — глумливо протянул тот, — Вот мы и узнали цену нашего доблестного патруля: грош за штуку.

— Иди к себе малыш, я сам передам письмо патрону, — бросил Инк и, злобно ощерившись, закружил вокруг Рэйки. Тот с готовностью скалил клыки в ответ: наверно, давно хотел бросить вызов старшему по статусу.

Лил поспешно бросился вверх по лестнице, слыша за собой грохот падающих кактусов и смачные звуки ударов. Он беспрепятственно проник в свою комнатку и свернулся на кровати, вжимаясь в подушку. Хотелось плакать, и одновременно в душе разливалось странное волнующее тепло при воспоминании о тихой улыбке Инка, его серьезном "спасибо"... И самое главное, это: "прекрати". Его защищали. Может дшшэ-ррэ захочет взять его себе? Он представил, как Инк будет говорить о нем с матронами и патроном, как потом позовет к себе и оденет на шею ремешок со своим знаком. И все будут знать, что он принадлежит патрульному, сильному и уважаемому. И не будут больше бить и ругать... Последние полтора года его и так никто не бил, и по дому не заставляли работать, ведь он приносил деньги. Так, иногда только обругают, если не вовремя подвернешься, или подзатыльник влепят слегонца — для ускорения. Что дома, что на рынке — его почти ценили. Теперь все кончилось... если только Инк не возьмет его...

Лил снова и снова представлял, как ему одевают ремешок, как он прислуживает Инку и другим дшшэ-ррэ вечером, а потом они остаются одни... Дальше была неизвестность — стыдная и страшная.

Он сходил на ужин и ничего почти не смог там съесть из-за мучившего его тревожного волнения. Инка в столовой не было, и сердце его гулко билось — а вдруг дшшэ-ррэ прямо сейчас говорит о нем со старшими рода.

Но время шло, и надежда угасала, сменяясь отчаянием: никто за ним не приходил. Может быть, завтра, подумал он, вытирая глаза. Завтра Инк вспомнит о нем.

Стук в дверь раздался совсем поздно ночью, вырвав его из полубредовых сновидений. За ним пришли! Лил плеснул в лицо ледяной водой, одел новую тунику и поспешил за нарядным посыльным. Для чего же его требуют в такое время. Ведь не собираются отдать куда-нибудь в позорное место? Нет, это Инк, должен быть Инк.

В большой гостиной и правда оказался Инк: он сидел на коленях посреди комнаты, уперев взгляд в пол, и был облачен в ритуальные одежды. Здесь же находились две старшие матроны, патрон и незнакомые дшшэ-ррэ, женщина и мужчина. Но как? Почему? Ведь это значит, что Инка отдают в чужой род. Надежда больно лопнула в груди, образовав после себя пустоту. Сейчас он будет прислуживать на церемонии, а потом никто никогда не улыбнется ему с такой лаской. И не защитит.

Это оказалась вовсе не церемония передачи воина, нет это была брачная церемония. Незнакомая дшшэ-ррэ брала Инка своим мужем. И она была из третьего сословия; а значит патрульному небывало повезло покинуть презренное четвертое сословие.

Будь счастлив, думал Лил, снимая шелковую накидку с плеч новобрачного и скользя взглядом по обнаженному сильному телу. Будущая жена Инка создала плеть тьмы и тело жениха слегка выгнулось от разрывающей боли. Но он не изменил своей коленопреклоненной позы. Она медленно растворила заклятье, ее губы побелели — всем известно, что тьма терзает равно всех прикоснувшихся к ней, невзирая на то, кто призвал ее. Так что новоиспеченные уже супруги разделили страдание. Хотя, чем сильнее дшшэ-ррэ, тем большую боль они способны вытерпеть... это всем известно.

Инк встал, накидывая на себя одежду. Его жена сразу отошла в сторону. Лил случайно заглянул ей в лицо и в ужасе отшатнулся: оно было застывшим от бешенства. Может, и не будет Инк счастлив в новом роду, с тоской подумал он.

Незнакомый дшшэ-ррэ, наверно патрон, холодно улыбнулся:

— Отныне ты принадлежишь дому сЗанАре. Я думаю, нас больше ничего не задерживает.

— Тир Арастен, — поклонился ему Инк и обернулся к своей жене, снова склоняя голову, — тор рШесс. Не найдется ли в вашем доме места для одного ллэ-ил?

Гости переглянулись, и чужой патрон кивнул женщине. Она зло оскалилась:

— В нашем доме, Инк. В нашем. Найдется. Для какого?

Лил почувствовал , как что-то болезненно сжимается у него в груди и животе. А Инк протянул руку и указал прямо на него:

— Этого.

— Пятьсот, — сказал тир Арастен, патрон дома сЗанАре, бросив на мальчика мимолетный взгляд. Тот задрожал — таким он был страшным.

— Шестьсот, — ответила матрона, и тир Арастен больше не торговался.

Лил улыбался, глядя на Инка и чувствуя, как теплое счастье разливается внутри его существа. Он будет принадлежать Инку, будет видеть его улыбку и носить его знак. А Инк не позволит никому обижать его.

Инк взял его за руку.

* * *

— Отвратительно, — рявкнула тор рШесс, когда они вчетвером вышли за ворота. Лил втянул голову в плечи.

— Никогда не участвовала в более унизительной церемонии, чем эта, с позволения сказать, свадьба, — продолжала разоряться новая госпожа. Новый патрон жутко усмехался.

— Простите, тор рШесс, что так унизил вас своим супружеством, — бледнея, сказал Инк, — У меня не было выбора, как вы заметили.

— Это же тебя унизили, Инк, — растерянно сказала она, и стало видно, насколько это молодая дроу — лет двадцать. — Или для тебя нормально, что дшшэ-ррэ, старшего мужа, покупают, как дорогую шлюху? Моего мужа!!! — снова взбесилась она. А потом указала на Лила: — А младшего — как дешевую!

— Младшего, — прошептал мальчик, не веря своим ушам. Разве смел он надеяться на положение иное, чем слуги и наложника?

— Боги, — процедила тор рШесс, как выругалась, и отправилась вместе с патроном к роскошной черной машине.

— Четвертое сословие сохранило обычаи древности, — сказал вдалеке тир Арастен.

Инк задержался, чтобы коротко обнять Лила. Его рука ласково скользнула по спине и слегка задержалась на ягодицах мальчика.

— Спасибо, — прошептал Лил, утыкаясь лицом в сильную грудь.

— Надо же мне было отплатить за твою щедрость, — немножко грустно улыбнулся Инк. И подбросил в ладони медный грошик.

Сказочный замок.

Инк быстро направился к поджидавшей их машине, и Лил побежал за ним, борясь с острым желанием уцепиться за рукав воина. Нет, нельзя, его статус подняли только что до невозможных высот, но ничто не оправдает такую фамильярность на улице. Хотя очень хочется почувствовать его поддержку, ведь все кажется таким страшным: огромный танкообразный лимузин, подъехавший в их район словно прямиком из другой жизни, новые хозяева, ощутимо давящие своей силой.

Хозяева развлекались тем же, чем все остальные дшшэ-ррэ занимались, кажется, каждую минуту своего существования: препирались и готовились передраться. Темные стихии дрожали вокруг, стремясь выплеснуться сквозь их тела.

— Ты же в эту сторону вел! — шипела от боли тор рШесс, шаря в спиралевидном заклятии тьмы, жужжащем на ладони патрона.

— И что, — невозмутимо отвечал тот.

— Моя очередь! Дай ключи.

— Мне кажется, у тебя есть дела поважнее, чем гробить мою машину, — тир Арастен кивнул в сторону замерших Инка с Лилом и с непередаваемым удовольствием повторил: — Мою машину.

Несмотря на ночь, на нем красовались темные очки. Лил не выдержал и невесомо потрогал складку Инковой рубашки. И испуганно отпрянул, когда тот резко развернулся к нему. Но Инк поймал его за руку, притягивая к себе, и мальчик с облегчением ткнулся в плечо старшего: не оттолкнули...

Внутри было очень много места, бархата и кожи, совсем не похоже на разбитый фургончик, в котором их часто отвозили за город, на родовую ферму. Теперь у него был новый род, явно очень богатый, и даже невероятное — своя маленькая семья. Лил счастливо провел ладошкой по мягкой боковой панели и прижался к ноге Инка, полагая, что уж на это имеет точно право. Но, видимо, ошибался: госпожа, сидящая спереди, повернулась в их сторону вместе с креслом и с пугающей лаской в голосе спросила:

— Как тебя зовут, мелочь?

— Лил, — прошептал он, вжимаясь в стенку. Нельзя отводить взгляд, когда к тебе обращаются, и он с усилием поднял голову. И пораженно открыл рот: лицо грозной тор смягчилось странным выражением, она весело и как-будто ласково улыбалась. В ее приподнятой лодони смутно переливался какой-то знак, сплетенный из трех ниточек темных стихий: серебро, золото и черное. Хаос, бездна и тьма.

— Лил, какое милое имя! Но я считаю, что такой прекрасный нэй не должен сидеть на полу.

Никто никогда не обращался к нему так уважительно: нэй. И не называл прекрасным. И не разговаривал так... так...

— Закрой свой прелестный ротик, Лил, и брысь на сиденье, — фыркнула госпожа, не дождавшись реакции.

Он подскочил и забрался наверх, судорожно обхватив коленки и покраснев чуть не до слез: сейчас его примут за невоспитанного недоумка, недостойного проявленного расположения и милости. Но, наверно, не все потеряно еще: она же сказала "прелестный".

— Можешь продолжать тискаться с Инком, — окончательно развеселилась тор рШесс, — Однако, раньше мне казалось, что ллэ-ил четвертого сословия не такие забитые.

Инк оторвался от созерцания городских пейзажей и посмотрел на робко заглядывающего ему в лицо мальчика.

— Род Тирэй, — сказал он и обнял Лила за плечи, — По праву гордится строгостью нравов... во всех сферах жизни. И ллэ-ил рода Тирэй не позволяют себе бездельничать, безнравственно отираясь с чужими дшшэ-ррэ.

— О... внушает уважение, — она крутанулась в кресле и положила подбородок на плечо патрону: — Ты знал об этом, папочка?

— Откуда мне? — лениво процедил тот.

Лил смотрел на них с восторгом: они точно были из другого мира, из фантазийного мира теледрам, где у всех были матери и отцы, и где дшшэ-ррэ называли ллэ-ил младшими братьями.

— А ллэ-ил рода сЗанАре просто погрязли в безделье, — радостно захихикала достопочтенная тор, глядя на Инка. Тот молчал, сжимая губы, Лил чувствовал бешеную пульсацию хаоса в его теле, похожую на нервную дрожь.

— Ты несправедлива, — фыркнул тир Арастен.

— О, нет, я справедлива! Ведь ллэ-ил созданы для любви, веселья и искусств... не так ли, Лил?

— Да... тор Шесс... — Лил завороженно следил, как хищное выражение покидает лицо госпожи каждый раз, когда она обращается к нему, и отвечал, не задумываясь. А потом вдруг осознал, что они говорили о любви и ужасно смутился: — То есть, простите... я не хотел сказать... я не такой... вовсе не думаю только о любви...

Последние слова он произнес совсем шепотом и спрятал лицо ладошками, чувствуя себя ужасно... безнравственным.

Но никто не стал смеяться и ругать его. Наоборот, Инк обнял его двумя руками и посадил себе на колени, а госпожа устроилась рядом и поцеловала в щеку. Губы у нее были ужасно горячие, а глаза светились в полутьме. И горячими были ладони Инка, скользящие по его спине и бокам. Лил сжал колени и заерзал, чувствуя, как в паху наливается теплом и тяжестью.

— Милый, — шепнула она, касаясь губами его уха. Инк осторожно прикусил кончик второго. Все, даже голова, покрылось мурашками.

— Щекотно! — пискнул он, пряча уши.

— Не сопротивляйся своей госпоже, — строго сказал Инк, беря его за руки и укладывая их на колени.

— Не занудствуй, Инк, мне нравится, что малыш такой скромный, — женщина потянулась снова поцеловать Лила — явно в губы.

Тут машина остановилась, и рШесс выскочила наружу, мгновенно забыв о своих похабных намерениях:

— Пойдемте, я покажу вам спальню!

Инк крепко сжимал ладошку Лила, а тот дополнительно вцепился в него и второй рукой и восхищенно вертел головой. Все вокруг казалось таким сказочным: темный сад, в котором фосфоресцировали бледные цветы и огромные грибы, острые башенки дома с призрачными огоньками в окнах.... Ветряк с развевающимися ленточками на лопастях — казалось, они поют какую-то ночную мелодию. Лил остановился, пытаясь разобрать ее, а Инк не торопил его, тихо стоял рядом и тоже прислушивался.

Внутри дом оказался таким же чудесным, просто не верилось, что можно жить среди всех этих драгоценных шелков, картин и оружия. И огромных пустых комнат. Лил заглядывал по дороге в каждую и удивлялся беспечной трате пространства. Хотелось все заставить хотя бы кактусами. Они догнали хозяев.

Тор рШесс нацелилась на низкую винтовую лестницу, но была выловлена патроном.

— На твоем месте я бы сначала слегка покормил своих мужчин, — сказал он, снимая очки. И Лил спрятался за спину Инка, помня, какой страшный у него взгляд. Потом осторожно выглянул и обмер: отец и дочь смотрели прямо на него и одинаково усмехались. И тор рШесс снова была насмешливой и ласковой, а прозрачные глаза тира Арастена больше не были страшными, они словно смеялись. Лил доверчиво улыбнулся в ответ, а потом взглянул вверх, на Инка, а тот глядел на него грустно и серьезно.

Тор рШесс привела их на кухню и неопределенно махнула рукой:

— Еда где-то тут, — потом указала на распахнутые двери: — Накрывать там.

И убежала.

Лил принялся инспектировать все шкафы и полки. Добычу — мясо, фрукты, тонкое серебро и прозрачный фарфор — он складывал на кухонный стол, а Инк уносил все в столовую. Потом он нашел набор для гросга и нерешительно спросил:

— Можно я заварю, Инк?

— Наверно, можно.

— Да, хозяева так добры, им будет приятно, я умею делать очень вкусный... — он перебирал разные смеси, как сокровища.

* * *

Инк сложил на груди руки, прислонясь к проему двери, и смотрел на хрупкого измученного ллэ-ил. Мальчик словно сиял изнутри радостным светом, и это было невыносимо. С ними всегда так, думал он, они преданно и доверчиво раскрываются от малейшего внимания. И летят, как бабочки к солнцу, чтобы обжечься огнем хаоса. Доверяют раз за разом, забывая прошлое и надеясь заново. Раз за разом, пока не сгорят.

— Лил, — позвал он, и тот вздрогнул, отрываясь от священнодействия с гросгом, — Это просто любезность, Лил. Все дшшэ-ррэ свободных сословий теперь будут любезны с тобой. Их любезность ничего не значит, просто маска. Ты должен помнить, что только воины рода сЗанАре имеют власть и несут ответственность защищать и заботиться.

Все, кроме одного, вспомнил он. Тир Арастен. Жрец и аристократ. Что вы делаете, высокородный тир, среди беспечного третьего сословия? Даже семью завели и научились изображать чувства. Теперь вам понадобился я. Зачем? Мысли метались, словно мухи под стеклом, и внезапно разлетелись: малыш подошел к нему и целовал руки, заглядывая своими невозможными синими глазами, кажется, прямо в душу. Все лучше, чем медленно подыхать там, в который раз подумал он, прижимая к себе Лила. Даже если через пару десятков лет он окажется на алтаре Ллос. И мальчика точно никто не тронет... рШесс слишком безупречна, чтобы обидеть ллэ-ил даже словом, а тиру Арастену малыш не нужен.

Защита.

* * *

Лил

Лил все очень красиво расставил в столовой... ну, ему так показалось. Вдруг для богатого дома его старания будут выглядеть безвкусно? Он с сомнением обошел вокруг стола, переставил местами две вазы. И вздохнул: лучше все равно не получилось. И не получится уже. А еще он не знал, сколько выставлять приборов. Кто к ним присоединится? Но он нашел замечательный выход: поставил запасные приборы на серебряный посудный столик. Если кто-нибудь придет, то можно будет быстро обслужить.

Тор рШесс задерживалась, и Лил присел на диван рядом с Инком. Было как-то неловко. Вот если бы ему не запретили сидеть на полу, то можно было бы прижаться щекой к колену старшего, а тот бы погладил его по голове... Инк расслабленно откинулся, даже глаза прикрыл и совсем, совсем не обращал на него внимания. Лил робко поелозил, подобрал под себя ноги, а потом осторожно протянул руку и потрогал Инка за колено. Дшшэ-ррэ приоткрыл один глаз, но ничего не сказал. Ободрившись, мальчик гораздо смелее провел дрожащими пальчиками по его ноге. Инк не шевелился, и он обнаглел окончательно: погладил коленку уже всей ладонью. Потом, не сводя взгляда с мужчины, начал медленно склонятся. Глаза Инка распахнулись, а на лице появилось удивленное выражение. Но ни одного запрещающего слова не было сказано, и Лил беспрепятственно устроил голову на его коленях. И наконец осуществил мечту: потерся об них щечкой.

* * *

Инк

Инк облегченно улыбнулся и принялся перебирать короткие белые прядки, отчего малыш блаженно зажмурился.

— Кушать хочется... Я ничего не ел на ужине, — шепотом признался он.

— Потерпи. Если госпожа через 5 минут не придет, я пойду поищу ее.

— Спасибо, Инк, — Лил снова поймал его руку и принялся по очереди целовать каждый палец.

Инк закусил губу и с подозрением заглянул ему в лицо, повернув к себе за подбородок. Но Лил так счастливо улыбнулся ему в ответ, что стало ясно: малыш просто не понимает, что делает. И строгое "Подожди с этим госпожу" не прозвучало. Просто еще один никому не нужный мальчишка из сотен таких же. Его даже ничему не учили. Лишь сурово берегли невинность — чтобы продать за монет 50. В четвертом сословии вылуплялось слишком много ллэ-ил. И слишком слабые дшшэ-ррэ. И совсем мало женщин.

Он снова закрыл глаза, расслабляясь, и подумал, что если бы его судьба не переменилась так неожиданно, то мог бы выкупить Лила сам, у него была заначка, 179 монет. И потом бы, конечно, оставил себе. Малыш бы тоже был рад, наверняка о большем и не мечтал... А деньги, кстати, потеряны, он не успел забрать их из своей комнаты. Хотя, что такое 179 монет, золотая молодежь спускает по сотне за вечер. Такие, как его жена. Но все равно, унизительно входить в новый род совсем нищим, даже одежды нет, кроме этой свадебной накидки с фальшивой позолотой. Хорошо еще , что и ту не отобрали, не выставили на улицу голым, спасибо, дорогие бывшие родичи. Наверно, рШесс испугались с ее так откровенно демонстрируемым бешенством.

Впрочем, вернемся к родным баранам. Наверняка, имея при себе зависимое существо, жить среди них стало бы еще невыносимее. Терпеть всех этих злобных ублюдков, так и норовивших всадить нож в спину. Они бы отыгрывались на мальчике, это точно. А нормальные дроу с ним не общались. На работе — потому что он кеврон, четвертое сословие. А что может быть общего у них, благородных вторых и достопочтенных третьих, свободных и обеспеченных, с ним, не властным над собой ни в чем, и всегда безденежным? А подобные ему общались только с близким кругом, не замечая никого вокруг. Инк лишился своего круга давно, когда его безжалостно продали в чужой род, род Тирэй, одного, и с тех ни один приличный кеврон не снисходил к нему ни с малейшим чувством, кроме безличной вежливости, как бы он ни старался. Оставалась только компания отщепенцев и моральных уродов, с которыми сойтись было невозможно из элементарной брезгливости. Никакому дроу нельзя жить одному, а ему хотелось выть от одиночества и холода в главном доме первого по численности кевронского рода города.

Наверно, потому так поразил его медный грошик, подаренный мальчиком. Первый подарок за тридцать два года. И малыш Лил, отдающий все, что у него есть за случайно проявленную справедливость. Тридцать лет назад он бы и не заметил, это показалось бы ему забавной выходкой, или глупой попыткой обратить на себя внимание. Но если столько времени в бессмысленной надежде протягивать другим руки, чтоб получать лишь пинки, то разве можно самому поступить подобным образом. Прошедшее сделало его чутким к чужой боли.

Он сжимал в кулаке медяшку, разукрашивая наглую морду этого придурка Рэйки. Не выпускал из рук, когда направлялся в купальню, смыть кровь. Душу грела глупая, неразумная благодарность к мальчишке, хотелось сделать в ответ что-нибудь хорошее и защитить от всех. Как бы его взять себе, но при этом не привлечь внимание доброжелателей к пацану? Ни разу в жизни ему не доводилось хитрить и играть, и теперь он просто не представлял, как подступиться к задаче.

До купален он тогда не дошел, сам патрон Найро выловил его:

— Ты. Явишься в парадную. Немедленно.

— Позволь хотя бы умыться, — сказал Инк и получил в ответ по зубам и, разумеется, ни слова в добавок. Не столько больно, сколько унизительно.

В парадной была вторая матрона и еще три воина — самые сильные из молодых. Инк заслужил пару презрительных взглядов за потрепанный вид и опоздание. Их четверых заперли в маленькой боковой комнате, и из разговора мужчин он понял, что род продает одного воина в третье сословие. Как всегда, его ни о чем не предупредили.

Все были взбудоражены, ведь известно, что свободные сословия, вторые и третьи, принимают в род только через брак. Или берут наемников. Но пойти наемником — это просто работа, для этого не надо продавать. Они несколько раз обсудили этот вопрос, убеждая себя в невероятном: скоро кто-то из присутствующих получит золотой билетик в другую жизнь. Инк не особо волновался по этому поводу: смешно надеяться что какая-либо женщина польстится на него рядом с такими красавчиками, как двое из этих парней. Третий, судя по его грустному виду, оценивал свои шансы также, но все-таки на что-то надеялся. Инк даже не надеялся. Закрыл глаза и проспал в углу все те часы, что их там держали.

Мучительная надежда вспыхнула позже, когда он, обнаженный, вошел в парадную. И увидел рШесс. Бывшая напарница, превратившая когда-то в ад четырнадцать месяцев его жизни, будучи тринадцатилетней малявкой на первом году службы. Но ведь тогда это были всего лишь статусные игры, доказав свое превосходство, зловредная девчонка внезапно обернулась образцом вежливости и безукоризненного следования долгу. После этого они были напарниками еще 4 года, прежде чем рШесс перешла в другой отдел, у них были нормальные отношения... Может, теперь... может, она предпочтет взять в дом не чужака, а того, кого хорошо знает?

"Забери меня отсюда, рШесс" — думал он, сжимая в кулаке монетку, — "Забери, и я буду предан тебе до смерти". Он не поднимал глаз, стыдясь того, что все могут прочесть эту мольбу в них. Потом вспомнил Лила — смешно, ллэ-ил осмелился сделать такой первый шаг, а он ведет себя, как трус. И посмотрел на рШесс. Та была зла, как вырвавшийся пустынный бес. И одновременно довольна, как пустынный бес, внезапно нарвавшийся на жирного барашка. Роль барашка исполнял самый красивый из предлагаемых ей воинов, перед ним она и стояла, зловеще ухмыляясь. Кто бы сомневался, глупо было надеяться.

рШесс почувствовала его взгляд и обернулась. На ее лице мелькнуло странное выражение: вроде как у пустынного бесенка, собравшегося пообедать, а тут сюрприз — баран-то разговаривает!

— Инк, — сказала она и, резко развернувшись, отошла к отцу.

Он не сразу понял, что все кончилось, выбор сделан. Догадался только когда ему велели выйти на середину, а на плечи накинули золотую накидку. Тир Арастен принялся торговаться с матронами, а они с рШесс застыли друг напротив друга. Он — все так же на коленях, она — в положении "вольно", руки за спину. Инк благодарно ей улыбнулся, а она нервно скривила губы в ответ, словно все происходящее доставляло ей страдание.

Да, — подумал он, — что может быть радостного для такой юной и амбициозной дроу в союзе с мужчиной, не ценным буквально ничем — ни силой, ни происхождением, ни внешностью. Просто потому, что ее отцу понадобился еще один воин в семье. Ее собственная сила давила физически, грозя вырваться из под контроля и взорвать все вокруг к бесам. Если б не присутствие высокородного тира Арастена, по ощущениям напоминающего огромный спящий вулкан, никто не осмелился бы приблизиться к ней ближе, чем на 100 метров.

А Инк бы не побоялся приблизится, эти показательные потери контроля казались ему именно показательными. Иначе бы рШесс не заметила ничего, не заметила бы его безмолвное обещание преданности, и не приняла его. И так хотелось верить, что его преданность будет нужна в новой семье. Роду Тирэй она и даром была не нужна. Разве что с доплатой.

Он снова стиснул кулак с монеткой и обратился к патрону Майро — чтобы тот позвал на церемонию Лила. Майро еле заметно дернул рукой, подавляя привычный порыв к зуботычине, и сделал вид, что с ним говорило пустое место.

— Встал. И позвал. Тварь. Кого велел. Мой муж, — в тихом голосе рШесс гремел рык, словно она погружалась в боевой транс. Все обернулись. Майро как подбросило. И при взгляде на его недостойную поспешность, Инк ощутил легкое злорадство: сейчас ты узнаешь, приятель, что такое статусные игры в исполнении дочери высокородного жреца. Жаль, мало узнаешь.

В тот момент он полностью ощутил изменение собственного статуса. Как бы плохо к нему ни будут относится, отныне никто никогда не посмеет его игнорировать. Даже аристократы... хотя как раз эти бы лучше всегда игнорировали. Но зато можно будет забрать с собой Лила. Конечно, войти в достопочтенный род можно только через брак, а рШесс, всегда окруженная холеными красавчиками, не польстится на такого заморыша... Но он попросит их заключить постоянный договор с проживанием, ему не должны отказать в этом.

* * *

рШесс

Мне удалось прокрасться в столовую незаметно: слиться с тьмой и проскользнуть тенями к диванчику, где устроилась эта сладкая парочка. Чтобы взвыть дурным голосом прямо над ними:

— Чтооооо, не ждали?!?

Мальчонка взвился и грохнулся на пол, а Инк перетек в боевую позицию, не вставая. Я с трудом удержалась от зловещего хохота: нет, тьма порождает безумие, и следует сдерживаться от таких психопатических выходок сразу после слияния с ней. Поэтому я сдержанно давила смех в кулак, колотя второй рукой по спинке дивана.

— Мы вас ждали, тор. Чтобы поесть, — произнес Инк своим вечно отмороженным тоном. И я возмутилась: это что, значит, они тут теряли зря время, и душ-секс-поспать откладываются на бес знает когда? Ведь скоро утро, а на день у меня куча планов.

— Ну, вот оно, счастье в моем лице, дождались. Приступайте.

И с чего он вообще взял, что я к ним присоединюсь? У меня даже зубы свело, то ли от желания его покусать, то ли от страстной жажды высказать все свои умные мысли по этому поводу. Я впилась этими самыми зубами в кусок мяса, от греха подальше, и принялась мрачно жевать, снова демонстрируя чудеса сдержанности. Ругаться сейчас точно не стоило, а то потом никакого удовольствия в постели, кроме желания разорвать на кусочки. Ребята сверлили меня непонятными взглядами, даже как-то неловко стало. Я отложила в сторону недогрызенную кость и осведомилась:

— Что еще?

— Мы вас ждали, тор рШесс, для благословения трапезы.

Это очень удачно получилось, что я отложила злополучную кость, а то бы точно подавилась:

— Не богохульствуй, Инк, я тебе не жрица. А была бы ей — не стала бы призывать богов на каждый твой пук.

— Не призывать, — растерялся он, — А просить благословения...

— Вот какая разница между призывом и просьбой, а?

Он молчал.

— Неужто ваши матроны каждый раз взывают к богам за этим?

— Выходит, что так... Только они никогда не отвечают нам... — вид у него был слегка ошеломленный и грустный.

— Ну, это вам невероятно повезло, — радостно заявила я, ущипнула Лила за попку и не удержалась-таки от зловещего хохота.

Лил испуганно ойкнул и шлепнулся на диван. Я устыдилась. Надо сделать им приятное, а то ребята совсем потерянные. И нет, я вовсе не ради первого секса с дшшэ-ррэ такая добрая, а из-за исключительного благородства души.

— Благословляю! — и я торжественно сложила перед собой знак Тхэ, Защита. И напыщенно провозгласила, обращаясь к Лилу: — Защита, всегда, везде, во всем.

Малыш открыл рот. До чего прелестно безмозглое создание.

— Ты должен складывать ладошки чашечкой, Лил, каждый раз когда видишь такой знак, — я вдруг подумала, что обмениваться знаками силы, это традиция средних сословий, наверно, мои мужчины с ней не знакомы. — А если тебе кажется, что кто либо из дшшэ-ррэ нарушает по отношению к тебе долг Защиты или Закона, то тоже сложи так ладошки, и они обязательно опомнятся.

— Защита, — теперь я обращалась к Инку, — Я всегда буду на твоей стороне и прикрою спину. Ты должен тоже ответить мне знаком силы или нанесешь оскорбление.

Он неловко повторил мои слова и знак Тхэ, сотворенный только из одной серебряной нити хаоса. Задрожав, она лопнула.

— Знаки силы нельзя творить ложью.

— Но я не лгал! — он прижал ладонь к сердцу.

— Ты хотел сказать другое.

Инк о чем-то думал, кусая губы, а я, спрятавшись от него локтем (типа, в затылке приспичило почесать), корчила рожи Лилу. Тот очаровательно краснел.

Наконец, мой старший муж сотворил ровно светящийсй знак, хоть и из одной нити, и произнес:

— Я буду предан тебе до смерти.

Знак, посияв, правильно испарился.

Огонь и лед.

* * *

рШесс

Я всегда проводила больше времени с отцом, а брат — с матерью. Этим двум психопатам-ученым было что обсудить. Для меня же простое присутствие отца было подобно подспудно длящемуся откровению. Но мне никогда не пришло бы в голову ждать его, чтобы поесть вместе. Нет, в трапезе самое главное — это найти ллэ-ил, который бы тебе эту трапезу красиво и вкусно обеспечил. Можно и без ллэ-ил, конечно, но тогда это будет не трапеза, а закусон... тоже не плохо. А компания приятных твоему духу дшшэ-ррэ подтягивается как-бы сама.

Мои же мужчины оказались такими забавными. Они сидели голодные, ждали меня, и от этого парадоксально теплело на душе. Лил накрыл в диванном уголке у террасы, предназначенном, вообще-то, исключительно для медитативного распития гросга. Мы устроились на подушках, а он бегал вокруг, что-то расставляя и разливая гросг.

Я некоторое время благосклонно созерцала ночной сад, зависнув с кружкой в руке, и размышляла о кевронах. Они всегда ходили большими компаниями. Даже патрулировали тройками, а не парами. Ну, разумеется, кроме, Инка, который был так суров, что работал только в паре с высшими сословиями. Или один. Наверно, в этом что-то есть... тепло равных все время рядом с тобой, отсвет хаоса, полыхающего в них, и согревающий тебя своими бликами. Да, именно это я ощущала ровно три минуты: тепло и спокойствие. Потом вспомнила гнусную сцену торговли живым товаром и вскипела: да как они смели обращаться подобным образом с дшшэ-ррэ! Взяла б и уе... убила всех этих неприятных типов по очереди. Точно, как шлюху в публичке выбирала... Нет, свобода лучше любой общности. А кто не согласен с постулатами добра и справедливости — забить немедленно ногами! Как там их патрона звали? Поймать и отходить.

Я с треском поставила чашку на стол, в который раз за эту ночь борясь с идиотским желанием немедленно мчаться на разборки. И наткнулась взглядом на испуганное личико Лила.

— Простите, тор рШесс... Я сделаю новый... вам понравится...

— Что? — стормозила я .

— Не будьте суровы с Лилом, — обеспокоенно сказал Инк, приподнимаясь, — Он просто не знает, как вам угодить, но обязательно научится.

Так. Кажется, они решили, что я психанула из-за неправильно заваренного гросга.

— Лил, малыш, прости, я так виновата перед тобой, — я печально закатила глаза и, ловко поймав его дрожащую лапку, прижалась к ней в горестном поцелуе.

Он предсказуемо раскрыл ротик, но ничего не сказал. Пришлось положить туда клубничку.

— Я была так потрясена божественным вкусом твоего гросга, что даже забыла поблагодарить тебя... Спасибо, мой прекрасный нэй... — с этими словами я сгребла малыша в охапку и устроила между собой и Инком.

Инк немедленно облапал мальчика за задницу, и тот чуть не подавился клубничкой. Я приподняла его тунику и провела пальцем по золотистому подрагивающему животику — там, где проходят энергетические каналы. Мягкий. И такой чуткий к жару хаоса — как будто нетронутый. Он попытался втянуть животик, и я сжала его сильнее, целуя в шею. Каждый раз это маленькое чудо — ощущать слабую прохладу природной магии ллэ-ил, их хрупкость и беззащитную открытость: сплетения его энергии вспыхнули от моих касаний, словно он был полупрозрачным.

— Я в глаза тебе вбрызну смех, — шептала я ему на ушко модные стишки, — И вбрызну тебе я музыку в жилы.(*)

Истинный огонь — огонь хаоса — пылал сквозь него, исходя от Инка, и целуя Лила, я пробовала на вкус моего старшего мужа.

* * *

Лил

Он, конечно, надеялся, что его старания заметят и даже, может быть, немножко похвалят. Но действительность в который раз превзошла все ожидания. Старшим все очень, очень понравилось. Госпожа хвалила его и говорила такие слова, в которые было просто не возможно верить. Но так хотелось. К тому же... госпожа просто не может лгать, и значит все это правда — и что он красивый, и что вкусно готовит и еще что-то непонятное, но немножко стыдное.

Они кормили его с рук и целовали в щеки, и в шею и снова в уши. И ладошки целовали обжигающими губами, и гладили везде горячими руками, даже между ног. Было очень щекотно, но Лил больше ничего не прятал, послушно жевал разные вкусности и изгибался, подставляя нужные местечки под ласки. Ведь от этой щекотки хотелось тереться об них всем телом, чтобы как-то унять сводящую с ума жаркую истому, и тяжесть в паху, и летящий звон каждой жилки.

Он, как щенок, слепо тыкался в чью-то ладонь, виляя попкой, жмурился и постанывал, и совсем не испугался, когда ощутил в себе чьи-то пальцы. Это было так приятно — словно там разгоралось маленькое солнышко, он только пошире развел бедра и прогнулся, подаваясь назад. И когда Инк вошел в него уже не пальцами, это было совсем не больно, как он когда-то боялся. Нет, это было так невероятно, пронзительно прекрасно, что Лил громко застонал и распахнул глаза, не замечая, как из них потекли слезы. Госпожа сидела перед ним, перебирала его яички, любуясь и улыбаясь, и сказала:

— Ты прекрасен, малыш, просто прекрасен.

Острое наслаждение прожигало его насквозь, становясь невыносимым, практически болезненным. Лил жалобно заскулил, вцепившись ей в плечи.

— Потерпи малыш, я сейчас, — прошептал Инк.

— Не торопись, Инк, — тор рШесс гладила его по внутренней стороне бедер и животу, и от ее рук расходился ледяной озноб, приглушающий сжигающее его пламя.

Инк властно держал его за бедра, приподнимая и снова насаживая, госпожа усмехалась, коротко лаская ставшее безумно чувствительным тело, и иногда одаривала морозными до дрожи поцелуями. Удовольствие больше не переходило за грань боли. Холод и жар попеременно овладевали им, и он громко вскрикивал, метался и цеплялся за своих старших — пока все внутри него не скрутилось и не взорвалось, оставляя после себя пустоту.

* * *

рШесс

Мальчика отрубило. Он на самом деле был не тронут до этого, и я оставила его невинность Инку — ведь это Инк привел его в дом и так заботился. Но мой старший муж все равно решил поделиться со мной второй партией — партией бездны и холода. Это было приятно.

Он склонился над малышом, опираясь на руки, и тяжело дышал, его золотая накидка сбилась и распахнулась, открывая красивое мускулистое тело. Я скользнула ему за спину, положила руку на грудь, а на кулак второй намотала роскошные длинные волосы. Да, он строго придерживался традиций и носил волосы точно до лопаток, с косичками на висках. Сейчас мне это казалось не педантичным, как всегда, а очень сексуальным. Я лизнула ложбинку на его обнажившейся шее и наконец почувствовала сводящую с ума ярость хаоса, бьющегося в нем.

Инк с какой-то заученной покорностью прогнулся, принимая соблазнительную кошачью позу. Я потянулась укусить его за загривок и вдруг застыла. Заученную?!

— Ты, что, уже был с дшшэ-ррэ?

— Да, — он недоуменно вскинул глаза. — У меня было двое.

— И после этого ты смел мне что-то втирать про вашу строгую нравственность? — прошипела я, вскакивая.

В его глазах вспыхнули горечь и боль, но он все же ответил, надменно выпрямляясь:

— Зато мы не ходим на двоих по публичным домам со всеми подряд, как вы.

Я усмехнулась — как же меня достали эти дикие традиции четвертого сословия.

____

*Тут я испохабила стихи Цветаевой ("Легкомыслие! — Милый грех...").

Близкий круг.

* * *

Инк

Инк давно знал, что дшшэ-ррэ свободных сословий — существа скользкие и двуличные, как эльфы-оборотни. Нет, конечно, никто из них не опускался до лжи и притворства, но они извращали природу дроу самым удивительным образом. Они постоянно испытывали чувства, которые для них ничего не значили. Были искренни и дружелюбны со всеми подряд — открыты так, как можно быть только с воинами близкого круга, с теми, кому доверишь слабость и повернешься спиной. Но к хитрым эльфооборотням можно было поворачиваться хоть лицом, хоть спиной, все равно. Они откусят тебе протянутую руку в любой понравившийся момент, просто потому что внезапно захотелось подраться. Вот только что до этого обнимались и смеялись, глядя в глаза с самым искренним расположением и радостью, а теперь вот решили подраться. Или, например, с тем же неподдельным восторгом они рассыпались бисером перед первым попавшимся ллэ-ил, сияли от счастья, получая ответные знаки внимания, — чтобы забыть о нем в следующую секунду абсолютно и полностью.

Наверно, поэтому они и обменивались своими знаками силы — чтобы помнить себя и не зарваться. И хоть иногда говорить настоящее, а не то, чего не будет существовать через две минуты. Во всяком случае, Инк на это серьезно надеялся — ведь обещание рШесс было так похоже на то, в чем клялись друг другу воины близкого круга. Он решил с ней поговорить, как только представиться возможность — вдруг она догадывается, какую судьбу уготовил ему тир Арастен.

А пока он был вынужден смотреть, как она любезничает с Лилом. Мальчишка каждый раз замирал с такой блаженной мордочкой, что Инку становилось грустно: он ведь видел, что рШесс пацан интересует не больше, чем уборщик в кафешке. "Спасибо, милый нэй", — говорят таким они и под настроение дают монетку на чай. А Инку очень хотелось, чтобы Лил по-настоящему понравился, ведь это он привел малыша в дом и теперь чувствовал за него ответственность. Оставалось только надеяться, что, когда Лил будет способен заметить пренебрежение, отношение к нему уже успеет измениться.

Но сейчас мальчишка абсолютно не привлекал рШесс, она даже не присоединилась к ним в его первый раз. Просто любовалась зрелищем. Не то чтобы Инк так жаждал заниматься этим с дшшэ-ррэ в несколько раз сильнее себя, он помнил слишком хорошо, как это бывает. Безумное наслаждение, остро переплетающееся с болью, причиняемой распускающейся силой партнера. А потом просто бесконечная боль и мучительные судороги. Но ведь хотя бы первый раз они должны быть все вместе. Просто из приличия.

Он собирался выйти из Лила, когда почувствовал, как распускается хаосом его собственная сила. Инк не любил терзать ллэ-ил и всегда заканчивал это дело, помогая себе рукой сам. Но тут рШесс внезапно вспомнила о приличиях и решила все же присоединиться к ним — хотя бы на энергетическом уровне. Она призвала ледяную стихию бездны и искусно сплела ее с огнем его хаоса, даря возможность Лилу наслаждаться соединением с дшшэ-ррэ. И Инк был благодарен ей за это, хотя и знал, откуда девочке знакомы эти техники. Из гнусного обычая свободных сословий пользоваться услугами проститутов, деля при этом одного ллэ-ил на несколько дшшэ-ррэ. Но это было так хорошо. Никогда раньше он не испытывал такого удовольствия с ллэ-ил. Слабее, чем напрямую с воинами, зато без боли потом. Как будто волны и вихри сейчас кружили вокруг него, лаская ставшее невероятно чутким тело. Сам он не смог бы провернуть такое: из трех темных стихий — хаоса, бездны и тьмы — он владел на приличном уровне только хаосом, самым доступным. Может, если попросить, ему покажут эти техники, и даже он сможет этому научится.

Лил заснул, выжатый до капли их развлечениями, а Инк застыл над ним, пытаясь восстановить контроль над собой. За тридцать лет он забыл, какую неугасимую жажду пробуждают дшшэ-ррэ друг в друге, и что можно вытерпеть, лишь бы утолить ее. Давние его партнеры, пользуясь преимуществом в силе, а следовательно — более совершенным контролем, каждый раз вынуждали его унижаться, умоляя о продолжении. И сейчас он привычно ждал того же.

Но рШесс подошла к нему сама и укусила за загривок, играя в кошку. И Инк по-настоящему обрадовался: она вела себя правильно, как будто они и правду принадлежали к близкому кругу друг друга. Наверно, именно так все было бы, если бы он сошелся с одним из своих друзей давным-давно, когда они у него еще были. Без унижений и издевательств. Тогда они могли бы наслаждаться равной силой друг друга, а сейчас рШесс снова выпустит бездну вместе со стихийно вырывающимся из всех воинов при сексе хаосом. И удовольствие не обернется мукой.

Ему хотелось сделать юной жене приятное, он вспомнил давние игры своих старших партнеров и старательно вытянулся, тоже изображая кота: как им когда-то нравилось. И был искренне удивлен внезапным вопросом про существование бывших любовников. Но честно ответил, что были, двое.

Столько лет он работал со свободными сословиями, а умудрился забыть про их извращенные понятия чистоты: они лицемерно полагали нечистым заниматься сексом с дшшэ-ррэ, с которыми не состояли в браке. Поэтому резкое высказывание рШесс о нравственности ударило его так неожиданно и болезненно.

— А что нравственного в том, чтобы шляться по публичным домам с кем попало, как вы? — спросил он, не надеясь что его услышат. И это жалкое оправдание-обвинение было совсем не тем, что ему хотелось сказать.

Она лишь холодно и брезгливо усмехнулась в ответ, словно говоря: а вам и не надо тратиться и идти куда-то, все шлюхи прямо на дому. Ведь самых хорошеньких ллэ-ил кевронов отправляли работать в публичные дома. А дшшэ-ррэ служили в охране и администрации. Только хозяева были не из четвертого сословия.

Он опустил голову, разглядывая Лила. Во сне мордочка у того стала снова испуганная, ресницы жалобно слиплись стрелками, и теперь казалось невероятным, что недавно он плакал от наслаждения, а не от боли.

Нет, — подумал Инк, сжимая руки коленями в попытке успокоить становящуюся болезненной жажду близости, — Это не моя вина. И не наша. Не мы должны стыдится того, что с нами обращаются, как с рабами. И нас же презирают за это.

Еще в своем родном доме ему довелось служить при храме, и он знал, что аристократы честно и безыскусно называли между собой четвертое сословие рабами, третье — чернью, второе — холуями. Тогда как вторые и третьи, словно ослепленные своей свободой, просто пользовались ими, кевронами, и даже не замечали. Они и аристократию не замечали в большинстве своем, считали их просто очень сильными воинами, а не чудовищами за гранью закона и разума, каковыми те были на само деле.

Ему хотелось донести эти мысли до рШесс, чтобы она его поняла. Но он никогда не умел облекать идеи и чувства в красивые слова:

— Почему вы считаете наши обычаи грязными? Ведь мы не сходимся ни с кем вне своего рода! Бессмысленные предрассудки... — и это снова прозвучало, как оправдание и обвинение. Он сжал зубы и уставился в сад. Лучше вообще ничего не говорить.

— Ну, ладно, извини.

Он изумленно обернулся на севшую рядом с ним девушку. Сильные никогда не извиняются... нет, это ничего не значит, такие, как она, рассыпаются в самых униженных извинениях перед любым ллэ-ил, ничего при этом не чувствуя. Только зачем?

рШесс немного смущенно улыбнулась и протянула к нему руку ладонью вверх:

— Смотри, что я умею!

На кончиках ее пальцев зазмеилась тьма, сплетаясь в плотные извивающиеся отростки.

— Что это? — подозрительно спросил Инк и подобрал ноги.

— Тентакли, — захихикала она и сделала эти отростки клубящегося-сизого цвета. И покрыла нездоровыми пупырышками.

— И для чего же они? — окончательно занервничал он, отодвигаясь.

— Прикольно ведь! — удивилась она. А потом на ее лице проступила догадливая улыбочка: — Ну, вообще-то это круто считается. Кто дольше и больше тентаклей продержит. И у кого они гаже получатся. А для того,на что ты намекал — их очень больно использовать, извини.

И она радостно засмеялась, глядя на покрасневшего, как рак, Инка.

— Я не намекал! — возмутился он. А потом внезапно понял, что его развлекали фокусами, как ребенка. И неуверенно улыбнулся: — А я не умею такие штуки с тьмой делать... научите?

— Ага, научу, — фыркнула рШесс, придвигаясь, — А зато у тебя есть такой... мммм... тентакль... нежный...

Ее пылающая ладошка приласкала его между ног, и Инк судорожно вздохнул, приподнимаясь.

Неизвестно, какой бес дернул его в этот момент за язык:

— Значит, вы не считаете меня нечистым?

Она отодвинулась и сердито нахмурилась:

— Это вовсе не бессмысленные предрассудки, как ты изволил выразиться намедни, Инк. Мой отец говорит, что, сходясь напрямую с дшшэ-ррэ, ты навсегда связываешься с ними, открываясь и переплетая свою энергию. И изменяясь. А если сойтись с более сильным, то так ты позволяешь изменить себя радикально и даже поработить... А ведь это — смерть, отец говорит, что со сломленным духом стихии не подчинятся и уничтожат тебя.

— Вот как, — прошептал Инк. Причин не верить жрецу в этом у него не было. Значит, тогда им не удалось поработить его, хотя они так старались. Раз он до сих пор жив.

— Ты скучаешь по ним? По своим любовникам? Если хочешь, то можешь вернуться туда, ведь у нас еще ничего не было, — рШесс внезапно одолел приступ благородства: а вдруг тот отчаянный замученный взгляд, заставивший взять Инка в дом, умолял ее вовсе не забрать его, а наоборот, оставить в покое?

— Нет! — он с трудом шевелил внезапно онемевшими губами, — Не прогоняйте меня. Я не скучаю. Это было больше тридцати лет назад, четвертая матрона моего первого рода и ее муж. Они измывались надо мной два года. А потом она захотела взять меня вторым мужем. Ему это не понравилось, и он подставил меня, обрушил гнев старших... И меня продали в другой род, одного, а ведь это все равно что изгнание, тор рШесс... У нас не продают воинов меньше, чем по трое.

— Вот гады! — искренне возмутилась она, стукнув кулаком об ладонь. — Как этих мужика с бабой зовут, а? Вдруг доведется встретиться.

Инк прижал ее руку к губам. Благодарю, тор рШесс, сказал он, но не надо, приведет судьба — я разберусь сам. Сводящая его с ума жажда незаметно превратилась в сладкое томление. Теперь он мог бы часами наслаждаться такими невинными прикосновениями и наполненным значением разговором. Давно забытые тепло и радость от дружеского присутствия снова грели душу. И переплетались с никогда ранее не испытанным восторгом от плавящейся и сливающейся силы, окутывающей их трепещущим жарким коконом. Неизвестно когда, но ему удалось обрести контроль над собой, может быть, потому что рШесс не пыталась подчинить и раздавить его. Как хочешь, пожала плечами она, мимолетно прикусывая его шею.

Наверно, подумал он, для тебя нет ничего особенного во всем этом. Ты ведь сказала, что "у нас еще ничего не было".

— Это всегда так хорошо, тор рШесс, — грустно спросил он, — Даже если между нами ничего не было?

— Нет, — ответила она, — Ты ведь мой муж и я разрешила себе сейчас открыться. А ты был открыт с самого начала. Это опасно, кстати! Я не могу позволить тебе делить с кем-либо ллэ-ил, пока ты не научишься закрываться.

— Я и не хочу.

— Ты такой верный...

Они медленно целовались, проваливаясь в головокружительную бездну.

— Пошли в спальню, Инк, скоро все начнут просыпаться и кто-нибудь обязательно сюда припрется.

Он подхватил на руки Лила и последовал за женой. Малыш завозился на нем, обнимая и устраиваясь поудобнее. Инк поцеловал его в нос, забавляясь тем, как тот морщится и прячет лицо у него на груди. Они пришли в отдельное крыло. Наша часть, сказала рШесс. Инк кивнул, радуясь, что у них был свой собственный кусочек в этом доме. По дороге он отметил два отдельных выхода, очень полезно. Они остановились в большой комнате, его взгляд задержался на прозрачно-белых занавесях, развевающихся на огромных балконных окнах. По количеству дверей похоже на внутреннюю гостиную.

— Твоя спальня. Спальня ллэ-ил. Моя. Купальня и малая купальня, — рШесс по очереди указывала на двери.

— А где мы будем сегодня ночевать? — смущенно спросил Инк. Ему не хотелось сейчас расставаться.

— Ну, давай у меня.

Он устроил Лила в уголке большой кровати и прикрыл уголком одеяла. Тот так и не проснулся, только вздохнул, сворачиваясь в клубок. рШесс упала на постель в одних штанах и принялась увлеченно разглядывать какой-то журнал. В который раз Инк подумал, что женщины дроу и ллэ-ил выглядят так, словно принадлежат к одному народу: одинаковые фигурки тринадцатилетних мальчишек с единственным отличием между ног. И во владении силой. А мужчины дшшэ-ррэ — словно другой расы, расы здоровенных двухметровых амбалов. Инк прилег рядом с женой, уткнулся лицом ее бок и прошептал, намекая, что можно бы почитать и потом:

— Мне скоро на службу.

— Вот еще, — возмутилась она. — Возьми отпуск. У тебя был в этом году отпуск?

— Мне отпуск не положен.

— Ну, с этой ночи точно положен, — зло усмехнулась она и ткнула в журнал. — Хочешь такую машинку?

— Ага, — согласился он, устраиваясь рядом на подушке. И показал на мотоцикл на соседней странице: — Я бы и от такого красавца не отказался.

Они увлеченно изучали журнал, обсуждая модели, а потом сошлись-таки во мнении, что новый мотоцикл "Балрог" — вот лучший выбор истинного дшшэ-ррэ.

— Поставим туда новые хаос-модули из лаборатории матери, и ему вообще равных не будет, — мечтательно протянула рШесс.

— Покупаете себе такой? — улыбнулся Инк.

— Тебе, он же тебе понравился, — она заговорщицки ткнула его локтем под бок.

— Но... это же слишком дорого, — он почувствовал неловкость: мало того, что пришел в новый род совершенно нищим, так еще и вынуждает так на себя тратиться.

— Деньги не проблема, — отмахнулась рШесс, — Родители отвалили мне четыреста тысяч на обустройство семейной жизни, представляешь?

— Представляю, — прошептал он. Его купили за семьдесят тысяч. — А я все удивлялся, почему вы согласились пойти на этот брак.

— Ну, с папочкой-то особо не поспоришь, — усмехнулась она. — И я вовсе не из-за денег, Инк.

Она села на колени и серьезно посмотрела ему в глаза:

— Мне нужна твоя помощь.

Инк тоже поднялся:

— Я буду рад помочь, тор рШесс, только скажите — в чем.

— Понимаешь, Инк, есть один мальчик... ллэ-ил... тоже из кевронов. Он мне очень нравится. Его зовут Этери, и он совершенно особенный. Мне кажется, я его люблю. Но через три с половиной недели я уезжаю служить в Хаос-Патруль при Зуб-Ногойском Искажении. А это место совершенно не для ллэ-ил, ты же понимаешь. Я хотела его взять в дом, хоть и пришлось бы его здесь одного оставить. Но ведь гораздо лучше будет, если за ним присмотрит старший муж. Ты ведь будешь с ним ласков и заботлив, как с Лилом, Инк?

Инк ошеломленно кивнул: неужели рШесс, всеобщая любимица и блестящий офицер, увлеклась кевроном?

— Должно быть, этот мальчик очень красив.

— Он с виду совсем обычный, Инк. Просто заводской мальчишка. Но Этери очень умный. Когда с ним говоришь — это как... как чудо. Я хотела бы отправить его учиться.

— Я позабочусь о нем, — пообещал Инк. А потом решился спросить то, что подспудно мучило его почти всю ночь: — А вы знаете, для чего я понадобился тиру Арастену?

— Он не изволил мне сообщить, — усмехнулась она.

— Ну, — он попытался сказать это как можно более легко: — Надеюсь, не затем, чтобы принести в жертву богам одного из воинов рода.

— Нет! Ты что, отец на такое не способен.

Инк промолчал, отворачиваясь: судя по всему, девочка никогда не видела своего отца без маски.

— Если это и так, Инк, я ему не позволю.

— Как можно что-то не позволить высокородному...

— Послушай, Инк, хочешь мы уедем все вчетвером, купим дом в ближайшем городе за Искажением и будем поддерживать постоянную связь. Тогда я почувствую, если что-нибудь случится... И подобраться к тебе будет немного сложнее там...

Глаза Инка недоверчиво распахнулись: неужели ему только что обещали пойти против воли патрона ради него? Хотя власть рода над дшшэ-ррэ высших сословий совсем не такая абсолютная...

— Вы так быстро в это поверили?

— Я не верю в это, Инк. И поэтому не допущу, чтобы эта возможность стала реальностью.

* * *

рШесс

Какую бы цель ни преследовал мой высокородный отец, провернув эту загадочную интригу с браком, он сделал мне просто императорский подарок. Ведь сжимать в своих объятиях воина, не боясь переломать ему все кости, чувствовать большое сильное тело, его податливую гибкость и стальную твердость, огонь силы, полыхающий в нем в унисон с моим собственным... Это было просто невероятно. Как полет над бездной, сжигающей тебя пламенем, вместо льда. Короче, это зверски классно — трахаться с дшшэ-ррэ, просто поверьте.

Эпилог.

* * *

Инк

Работать курьером было неожиданно приятно: целый день гоняй на мотоцикле с прицепом и развози товары со склада. И никакого начальства над душой, лучше, чем патрульным. И платили в полтора раза больше... Это, конечно, потому, что он больше не кеврон, раньше ему бы за доставку гроши перепадали, с трудом бы на жизнь хватало. Жаль, что в местном деревенском Управлении не было мест, теперь бы он за любимое дело мог получать хорошие деньги. Но ничего, он скоро здесь освоится и найдет занятие подоходнее. А сейчас можно и расслабиться.

А еще здорово было самому отсылать десять процентов в род и двадцать процентов переводить на счет их семьи. А не получать жалкий остаток от заработанных тобой денег в виде подачки в пятьдесят монет. И еще можно покупать подарки и сладости их двум ллэ-ил, те так радовались. Деньги считать совсем не приходилось, ведь того, что присылала рШесс, с лихвой хватало на скромные нужды трех бывших кевронов. Служба офицера у Искажения оплачивалась очень хорошо. Только виделись они лишь на выходных. И ему даже думать не хотелось, чем она занималась в Хаос-Патруле. Жена приезжала как с войны, пропитанная насквозь стихийной силой и отголосками чужой боли. Она рассказывала забавные случаи из охоты на тварей, а Инк прижимал ее к себе, целуя руки. Он был прекрасно наслышан о нравах, царящих в пограничных заставах, и в эти моменты без конца прислушивался к тому, о чем она молчала. Этери сидел рядом, массировал изящные ступни рШесс, и смотрел на них потемневшими глазами. Так, словно тоже что-то знал.

Инк поставил мотоцикл в гараж их маленького дома, окруженного джунглеобразным садом. И бесшумно проскользнул на крытую веранду: именно там любили проводить время ллэ-ил. Мальчики валялись на широченном шелковом диване. Сверху лениво шевелил лопастями огромный вентилятор, гоняя слабую прохладу. Он усмехнулся: местный климат был чудовищно жарким и влажным, ллэ-ил целыми днями были как вареные, оживая только к вечеру. Сам он не чувствовал ни малейшего дискомфорта: никакая жаркая погода не способна сравниться с огнем хаоса полыхающем в крови дшшэ-ррэ.

Этери все же пробовал чем-то заниматься: смотрел в лаптоп, лежа на боку. Наверно, трудолюбиво учился, готовясь к колледжу. Он был очень прилежным. Инк не видел экрана, зато мог любоваться его широко разведенными коленками и гладким телом под задравшейся выше пояса белой майкой. Снизу одеться он поленился. От Лила, зарывшегося в подушки, были видны только золотистые ножки с темно-розовыми пятками и рука. Оба мальчишки, обласканные и отъевшиеся, сияли тихой прелестью, превратившись из жалких заморышей в прехорошеньких тоненьких куколок. Инк решил было уже выйти к ним, когда вдруг увидел, как аккуратный член Этери шевельнулся, набухая.

Что он там такое смотрит в компьютере, мелкий паршивец? Инк улыбнулся и с удобством устроился в вырезанной посреди стенки нише с кактусами. Как на подоконнике. И накинул на себя отводящий глаза полог: может быть, его ждет забавное зрелище.

Этери закусил губку и потеребил себе промежность, не отрывая глаз от экрана. Застыл на минуту, потом зажал руку бедрами и изогнулся, вздыхая. Но, видимо, одному ласкать себя ему было скучно, и мальчик потянул за ногу Лила. Тот дернул пяткой и что-то недовольно промычал.

— Эй, Лил, жарко? — умильным голосом спросил Этери, разгребая подушки, — Хочешь, я тебя оботру?

Лил поднял сонную мордочку, похлопал глазами и бездумно улыбнулся:

— Да, спасибо...

Этери, возбужденно подрагивая торчащим членом, бросился в угол и принес оттуда серебряную чашу с водой. И принялся водить белой губкой по раскинувшемуся звездой телу Лила.

— Ах, — вздохнул тот, вытягивая пальчики на ногах, — Хорошо...

— Конечно... зарылся своими подушками, взмок весь... Ай-ай-ай, — Этери укоризненно покачал головой.

— Я не хотел... ой, ты чего? — Лил, внезапно лишившись трусиков, стыдливо прикрылся ладошкой.

— Ну, между ножек тоже надо протереть, — захихикал Этери, не давая дружку натянуть трусики обратно, — А вот Инк придет, захочет тебя там погладить, а ты весь потный. Нехорошо.

— Да... — неуверенно согласился Лил, заливаясь краской. Какая забота, подумал Инк.

Этери старательно вытирал мальчику бедренные складочки, тщательно надраил яички. Лил развел колени пошире и тихонько вздыхал, поводя бедрами.

Инк прижал руку к собственному паху, наблюдая, как коварный парнишка несколько раз сильно провел мочалкой по стволу, освобождая головку Лила, и тщательно позаботился о крайней плоти. И убрал руку.

— Нет... Пожалуйста, помой там еще...

— Чистый уже, хватит, — погрозил ему пальцем Этери. — Давай теперь попку.

Мальчик послушно перевернулся на живот и раздвинул ягодицы руками, призывно приподнимая.

— Ах, бесстыдник, — улыбнулся Этери, обводя влажной губкой пульсирующую дырочку и поджавшиеся яички.

Лил протяжно стонал в такт его движениям, а потом убрал руки и немножко подполз вбок, чтобы упереться пахом в подушку и потереться об нее.

— Не елозь, бесстыжий мальчишка, — строго сказал Этери, потешно копируя Инка. И два раза звонко шлепнул по оттопыренным ягодицам.

— Ай, прости, — пискнул Лил. И снова развел порозовевшие половинки руками, оглядываясь через плечо: — Но ты ведь совсем мало помыл, пожалуйста...

— Ладно, но веди себя хорошо.

— Ах... я буду... Этери, милый.... буду... — прерывающимся голосом обещал малыш, отчаянно при этом крутя задом вслед за ласкающей его рукой.

— Хороший... Тогда я тебя сейчас чистеньким-чистеньким сделаю...

Этери снова перевернул его навзничь, сложил пополам, так что коленки Лила уперлись в диван рядом с его же ушками, и принялся медленно лизать распахнувшуюся щелку, сладко жмурясь и втягивая от удовольствия животик. А Лил растопыривал и снова поджимал пальчики на ногах, руками вцепившись в собственные бедра.

— Пожалуйста... посильнее... — умолял малыш. И громко вскрикнул, когда Этери резко вошел в него.

Инк еще минут пять послушал их стоны и всхлипы, а потом вышел из сумрака скрывающего его порога.

— А чем это вы занимаетесь... бесстыжие мальчишки?

Бесстыжие мальчишки с испуганным писком прыснули в разные стороны, от неожиданности одновременно кончив.

— Прости, Инк, — жалобно прошептал Лил.

— Прости, Инк, мы тебя не дождались, — сказал Этери, лукаво улыбаясь. И прижал его руку к своей щеке.

— И забрызгали тут все, — фыркнул Инк на ушко Этери, прихватывая губами острый кончик и сжимая крепкую голую попку. Тот прильнул всем телом, дрожа от вновь накатывающего возбуждения.

— Мы уберем, Инк, — ответил он, подставляя шею.

— А я... а меня поцеловать? — Лил обиженно тыкался Инку в плечо.

— Сначала вы меня, — засмеялся Инк, целуя Лила в глазки, и упал на диван рядом с компьютером. Мальчишки были такими милыми со своими одинаковыми белыми маечками, круглыми голыми попками и напряженно вздернутыми членами. Они с готовность кинулись расстегивать ему рубашку и штаны, лаская обнажающуюся кожу пухлыми губками. Этери при этом попытался незаметно подобраться к лаптопу и захлопнуть его. Но Инк перехватил парня, опрокидывая на себя, и заглянул в монитор: интересно, что за картинки возбудили этого мечтательного и умненького мальчика?

— Нет! — возмущенно забился на нем Этери, придавленный тяжелой рукой воина, — Не смотри!

Но там ничего не оказалось интересного — просто текст.

— Вот, глупый, — сказал Инк и закрыл компьютер.