Дом

Лет семь тому назад я купил небольшой загородный домик у речки, в стороне от соседей. С двумя спальнями, не новый, давно не ремонтированный. Я собирался дождаться отпуска и начать любовно отделывать своё первое собственное гнёздышко.

Примерно через неделю после моего переезда я раздевался, готовясь ко сну, и вдруг услышал где-то внизу детский плач:

— Папочка! Не надо! — молил детский голосок, — не делай этого! Ну пожалуйста!

И через несколько секунд:

— Папочка! Мне больно! Мама! Мама!..

Я выглянул в окно: там никого не было. Но, сделав шаг от окна, я опять услышал детский плач. Накинув на плечи рубашку и натянув обратно штаны, я спустился вниз, вытащил палку от швабры и с нею вышел во двор: тот был пуст. Я обошёл вокруг дома, но нигде никого не увидел. Однако, стоило мне войти в дом и подойти к буфету в кухне, как вновь послышался тот же голос. Он звучал откуда-то снизу и сбоку. "Но ведь подвала в доме нет", подумал я и, взяв сигарету, снова вышел во двор. Подошёл к стене дома в том месте, откуда предположительно слышался плач, я закурил. Но снаружи ничего не было слышно. Когда я снова вошёл в дом, было уже за полночь. Я подождал ещё около часа и благо больше плач не возобновился, прямо в одежде улёгся и вскоре уснул.

Неделю меня ничто не тревожило, а в следующую субботу всё повторилось. А потом ещё, и ещё, каждый раз по субботам, незадолго до полуночи. Я пробовал ночевать в другой спальне, однако детский плач находил меня и там. Естественно, что я стал бояться ночевать в доме один и в очередную субботу напросился в гости к своему давнему другу Питу.

Приятель мой был компьютерный гений. Он жил в съёмной квартире на Роксайд Роуд, недалеко от места работы. Когда Пит бывал дома, он постоянно рылся то в компьютерных железяках, то в просторах интернета. Мы выпили по бутылочке пивка и откупорили по второй, когда друг спросил меня:

— Что, Джимми, как твой новый дом?

Я начал описывать природу вокруг дома, речку, какая там чудесная рыбалка, но он перебил меня:

— Знаешь, у того дома было много хозяев.

— Правда? — это меня заинтересовало.

— И все они жили в нём очень недолго, — последнее слово Пит произнёс громче остальных.

— Кто тебе сказал об этом?

— Понимаешь, мне было непонятно, почему такой с виду симпатичный, хоть и старый дом, стоит так дёшево, и захотелось покопаться в его истории.

Признаться, меня самого несколько удивляла цена дома: она была раз в пять ниже рыночной. Приятель меж тем продолжал:

— Я залез в один интересный сайтик, где пробил историю дома.

— И что там? — полюбопытствовал я.

— Видишь ли, — начал объяснять Пит, — каждый следующий хозяин, не прожив и месяца, съезжал, видимо, на съёмную хату, а дом продавал, и всякий раз продажная цена была ощутимо дешевле той, за которую его купили.

— Что это значит?

— Я думаю, — глубокомысленно изрёк мой собеседник, — что над домом висит какое-то проклятье.

При этих словах я вздрогнул, а Пит, заметив это, велел рассказывать. И я поведал ему о плаче ребёнка субботними ночами.

Эту ночь "великие сыщики" почти не спали, так как искали в интернете информацию по проклятьям, призракам и прочей ирреальной дребедени. Легли под утро и проспали почти до полудня, а утром, во время завтрака, договорились попытаться докопаться до того, что происходит с моим домом. И постараться помочь плачущему ребёнку, даже если это призрак. Кто ещё это сделает, если не мы?

Пит принялся разрабатывать план: первым делом он предложил докопаться до самого первого хозяина. Почему-то на сайте, который нашёл приятель, об этом информации не было. Второй этап мой друг решил наметить после благополучного разрешения первого, с чем я был совершенно согласен. Чтобы не терять времени, мы отправились в музей истории нашего города, где ничего не узнали, хоть и потратили почти весь день.

В понедельник я позвонил в риэлтарскую фирму, которая продала мне дом, и договорился о встрече с агентом на следующий день.

Когда я приехал, глазки моего агента бегали из угла в угол, боясь взглянуть на меня, как если б чувствовал себя в чём-то виноватым передо мной, и я решил ковать железо, пока горячо:

— Итак, — важно начал я, — вы продали мне дом, утаив некоторые подробности его истории.

Агент шмыгнул носом вправо и влево, покраснел и налил себе стакан воды из стоящего на сего столе графина.

— Знаю, что у дома было много хозяев. Меня интересует их список и всё, что о них известно фирме, включая самого первого.

При этих моих словах грузный агент схватил стакан и в один присест выпил его. Я ждал, глядя, как двигается его кадык, словно пытаясь вырваться и удрать куда-нибудь подальше, и как одновременно на лбу проступает пот. Толстяк поставил пустой стакан на стол и тихо спросил:

— Вы уверены, что он вас интересует?

— Да, — подтвердил я, — мне нужна информация, кто был первым хозяином купленного мной дома.

— Значит, вы хотите это знать? — агент вытащил платок и вытер лоб.

— Непременно!

Он явно тянул время, но меня это не волновало: я готов был ждать хоть до мирового потопа. Видя, что я не отступлюсь, агент очень тяжело вздохнул и повернулся к компьютеру. Пара минут, и он нашёл нужную информацию.

— Вам распечатать?

— Конечно! И поверните экран сюда, чтобы я мог сверить информацию.

— Неужели вы думаете, что я распечатаю для вас только часть файла?! — обиженно воскликнул агент и повернул ко мне экран. При этом мне стало заметно, как он досадливо скривил губы, и понятно, что именно это проныра и собирался сделать.

Я проверил, сколько страниц должно уйти в печать, и агент дал команду принтеру. Через минуту на стол легло несколько листов бумаги. Пересчитав их количество, я поблагодарил:

— Большое спасибо! — и встал, складывая бумаги и засовывая их во внутренний карман куртки. — Вы мне очень помогли, надеюсь, если мне понадобится, я вновь смогу рассчитывать на вашу помощь.

При этих словах бедный толстяк побагровел и схватил графин. Но у меня не было необходимости дожидаться, когда он нальёт себе воды.

Через полчаса моя машина подъехала к бару, где я встретился с Питом. Там, потягивая через соломинки кока-колу, мы стали изучать бумаги с информацией о первом хозяине купленного мной дома.

Что ж, этот персонаж явно заслуживал нашего внимания. Довольно известная фигура, из республиканцев, белый, сорок три года, женат третий раз.

— Ого! -воскликнул Пит, — три жены?! Интересно, а что сталось с двумя предыдущими?

Но по ним там информации не было, и мы решили, что попробуем заняться ими самостоятельно: сделаем платный запрос по компьютеру на личное дело Сэма.

Заплатив по счёту, мы поехали к Питу и сели к компьютеру. За двадцать долларов, снятых с моего счета по кредитке, мы узнали, что Сэм Диксен уже женат даже четвёртый раз. Далее перечислялись имена всех его бывших жён и кратко причина того, что позволяло ему жениться вновь. В первом случае, это был банальный развод. Единственное, что настораживало, это то, что до брака с первой женой он имел другую фамилию, и в браке взял фамилию жены. Зачем ему это было нужно, предстояло выяснить. А вот как выяснить — это пока было не очень понятно. На очередном перекуре мы решили запросить её личное дело через компьютер за те же двадцать долларов. В конце концов мы договорились добыть этим способом данные на всех его жён, заплатив по очереди: за одну жену — я, за другую — Пит, ибо дело заинтересовало его настолько, что он обязательно решил принять участие в этих мелких тратах. А также запросить данные на самого Сэма по тому времени, когда он жил под своей фамилией.

Через час мы сидели за столом с разложенными по нему страницами с личными делами всех вышеупомянутых фигур.

Итак, картина прорисовывалась:

Сэм Деббер, будучи в возрасте двадцати семи лет угодил в тюрьму за убийство. Попросту говоря, он врезался в другую машину, водитель которой погиб. Сэм отсидел два года по статье "убийство по неосторожности", после чего попал под какую-то амнистию.Тогда он переехал в другой штат, нанялся в какую-то контору, где честным трудом заслужил любовь дочери хозяина. Добрые люди не стали копаться в прошлом будущего зятя и сыграли скромную свадьбу. Так Деббер стал Диксоном.

Через год Диксон подаёт на развод, обвинив жену в измене. К делу были приложены компрометирующие фотографии. Опороченная молодая женщина ушла в монастырь Святой Елены, где умерла во время родов. О ребёнке сведений не прилагалось.

Пока бывшая жена рожает, Диксон женится вторично. На этот раз его избранницей становится Хелен Клариссон, отец которой имеет крупный мебельный бизнес. Сэм становится совладельцем.

Через три года Клариссон старший и его жена умирают от пищевого отравления. Диксон выдвигает иск против владельцев грибного бизнеса: он утверждает, что свёкор со свекровью отравился грибами этой фирмы. Получив крупную компенсацию, Сэм с беременной женой отправляется путешествовать на семейной яхте. Через две недели безутешный муж вызывает спасательный вертолёт и показывает кровоточащие раны, сделанные акулой, когда он пытался отбить жену у напавшей на неё хищницы. В газете появляется сообщение об очередной жертве глубинного чудища.

Через два года после событий Диксон делает предложение подающей надежды республиканке Марте Вайдер. Он становится её правой рукой. Вот тогда они покупают загородный домик на берегу реки. Марта вдова, у неё растёт пятилетняя дочь. С ними Сэм живёт дольше. Через семь лет Марта сходит с ума и любящий муж помещает её в частную клинику для душевнобольных. Расходы на её содержание поступают регулярно.

Итак, Сэм берёт дело жены в свои крепкие мужские руки. Одновременно он растит приёмную дочь. Через полтора года он заявляет в полицию о пропаже ребёнка. Девочку долго ищут с полицией, но не находят.

Полгода назад Диксон женился в очередной раз.

Вот такие сведения раскопали мы с Питом.

— Интересно... — задумчиво пробормотал мой приятель и замолк.

Я решил продолжить его мысль:

— Почему никто не заподозрил Сэма в убийствах? Ты это хотел спросить?

— Да. Странно, не правда ли?

— Возможно, что он и не причастен, — предположил я.

— Однако, — Пит усмехнулся, — эта мысль пришла нам в голову обоим, в одно время, сразу, после прочтения всех дел.

— Тем не менее, — заявил я, — это не повод обвинять его во всех грехах. Единственное, что мы знаем точно, так это то, что он совершил наезд на машину, и что второй водитель погиб.

— Знаешь, мне кажется, нам надо съездить по всем указанным адресам и опросить всех, кто там жил в то же время с Сэмом.

— Отличная идея, только на это потребуется время.

— Мы сделаем вот что, — предложил Пит, — завтра я отпрошусь с работы на пару-тройку часов раньше и поеду в монастырь Святой Елены, а ты поезжай в клинику к Марте.

— Отлично! — согласился я.

Затем мы решили, что будет лучше , если мы как следует выспимся и у нас к утру будут ясные головы. Пит дал мне подушку и одеяло, и я отлично устроился у него в гостиной на диване. Не знаю, как он в спальне, но я уснул мгновенно, лишь опустив голову на подушку.

На следующий день я попросился у шефа уйти с обеда, сославшись на заморочки с ремонтом дома. На самом же деле, сев в машину, я покатил в лечебницу. Там меня долго не хотели пропускать, пока я наконец не придумал сказать, что учусь на журналиста ( соврав при этом на вопрос о студенческом билете, что забыл его в другой куртке), и для практики мне дано задание взять интервью у человека, который в своё время был достаточно известен, но затем рассудок его омрачился. Я даже сообразил позвонить известном литератору с тем, чтобы он подтвердил данное мне задание. Конечно, я набрал номер телефона Пита. Но когда приятель взял трубку, и я начал слёзно умолять дорогого мистера Брауна подтвердить, что он действительно дал мне такое задание, Пит мигом всё понял и подыграл мне. Кто не знает уважаемого Тима Брауна, главного редактора Интернет-журнала " Борьба с торговлей людьми"?! Конечно, управляющая клиникой тут же согласилась, что Марта Вайдер-Диксон наиболее подходящий персонаж, и разрешила мне понаблюдать её в течения этого дня и вечера и попытаться разговорить:

— Вряд ли она захочет вам что-нибудь рассказать, — предупредила она меня, — обычно Марта всегда молчит. Но вы можете посидеть около неё. Да, — вспомнила она, — её привезли к нам с диагнозом социальной опасной, и муж её просил никого не подпускать к ней, кроме персонала. Такой обходительный мужчина, известный человек в городе, и такая жена... — Управляющая поджала тонкие крашеные губы и покачала головой в седых завитках редких волос. — Он очень хорошо платит за содержание и делает пожертвования лечебнице. Так вот: если пациентка вдруг станет буйной, чего на моей памяти ещё не случалось, на стене, слева от двери, висит переговорное устройство. Вам надо будет только нажать большую красную кнопку.

Я расшаркался и даже галантно приложился к ручку. Дама, воспитанная ещё в те времена, когда такое было принято повсеместно, восприняла сей жест весьма благосклонно и распорядилась отвести меня в комнату номер восемнадцать.

Пожилая сиделка провела меня по коридору, куда-то свернула, вышла в другой коридор и, наконец, остановилась перед дверью. Постучав, она вошла и громко сказала:

-Душенька! К вам гость!

И, повернувшись ко мне:

— Проходите.

Я вошёл в полутёмную комнату, плотные шторы почти скрывали солнечный свет, и он проникал лишь через щель на их стыке, величиной с мою ладонь.

— Здравствуйте, Марта, — сказал я и услышал, как сиделка тихонько закрыла за спиной дверь.

Она полулежала на кровати, укрывшись пледом: по его очертаниям угадывалось, что женщина очень худа. Я прошёл к окну и раздвину шторы пошире. Солнечный свет ворвался в комнату и позолотил длинные каштановые волосы. Марта инстинктивно прикрыла глаза руками и тихо попросила:

— Закройте.

"Совершенно нормальная реакция, самые обычные в таком случае слова, сказанные приятным женским голосом", подумалось мне. Я прикрыл шторы, как они были до моего вторжения, и сел в кресло между кроватью и небольшим столом. На столе лежала раскрытая, исписанная мелким ровным почерком тетрадь. Скользнув по ней беглым взглядом, я понял, что это стихи.

— Кто вы? — спросила Марта.

— Я хочу кое-что выяснить, — ответил я, — речь идёт о вашем бывшем муже Сэме Диксоне.

При этих словах она вздрогнула и села так, что узкая полоска света оказалась на её лице: оно было красиво, несмотря на излишнюю худобу. Огромные печальные глаза, длинные ресницы. Что-то словно толкнуло меня изнутри.

— Что вы хотите? — спросила женщина настороженно.

Я не стал вдаваться в объяснения, но молча разложил на столе копии вчерашних распечаток. Марта скинула плед, медленно встала, будто берегла силы, и так же медленно подошла к столу.

— Это он? — спросил я, указав на распечатанную фотографию.

Женщина молча, по одной, брала бумаги и читала информацию. Когда она положила на стол последний лист, я повторил вопрос. И вдруг увидел на её лице слёзы.

— Я поверила ему и не поверила собственной дочери. Это была ошибка всей моей жизни. Что с ней? Она... мертва?

— Не знаю, — ответил я. Голос прозвучал фальшиво, мне самому сделалось противно, и я добавил: — Скорее всего, да.

Марта обрушила на меня целый поток слов, я даже не пытался вставить какой-нибудь вопрос, но пожалел, что не взял с собой диктофон.

— Когда Санди однажды сказала, что Сэм пытался приставать к ней, я велела ей никогда не говорить таких гадостей про отца. Ведь при мне он был так ласков и добр с ней. Я рассказала мужу о словах девочки, и он поклялся, что пальцем не трогал её. Через некоторое время я приболела: простудилась, к тому же у меня началась аллергия... Приехал доктор и выписал мне какие-то таблетки. Через несколько дней, когда я приняла лекарства, со мной началось что-то непонятное: мне казалось, что стены постепенно сдвигаются вокруг меня, а потолок опускается, что кровать подо мной колышется, словно на волнах. Когда я позвала мужа и рассказала ему об этом, он вышел из комнаты, и почти тут же вернулся с какими-то людьми в белых халатах. Мне стали делать какой-то укол, я сопротивлялась, вырвалась, выбежала из комнаты и побежала по коридору, натыкаясь на стены и мебель. Однако, меня настигли, одели смирительную рубашку и привезли сюда. Я ничего не могла сделать.

Она замолчала и посмотрела на меня: в её глазах была мольба. Уже зная, о чём она меня сейчас попросит, и не дожидаясь этого, я ответил:

— Да. Я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы доказать причастность этого человека к смерти вашей дочери.

Марта кивнула:

— Именно это я и хотела попросить вас. Ко мне ведь никого не пускали до вас. Даже не представляю. как вам удалось уломать управляющую.

— Я соврал, что учусь на писателя, и у меня задание взять интервью у известного в своё время человека, у которого затем помутился рассудок.

Она засмеялась. Смех прозвучал колокольчиком и буквально перевернул всё у меня внутри.

— Ловкач, — протянула она, — как же вас зовут?

— Джим Смит, — ответил я.

— Джим, помогите мне, половина моей жизни прошла, моя дочь погибла, да, я понимаю, что по моей вине. Это будет со мной всегда. Но... — она подняла на меня глаза, — я хочу начать новую жизнь. Ведь мне всего лишь тридцать четыре.

— Марта... Ваши родители: они знают, что с вами? Почему они не вмешались?

— Они погибли в автокатастрофе. Вместе с моим первым мужем. Он вёл. Что-то случилось с тормозами. Потом полицейский сказал, что тормозной жидкости не было, она вся вытекла.

— Ты....— я невольно перешёл на "ты" — ты не думаешь, что это также дело рук Сэма?

Она кивнула:

— Сейчас я почти уверена в этом.

— А подруги? Ты не пробовала с ними связаться?

— Им не позволили меня посещать, ведь у меня в истории болезни приписка: опасна для общества, — она усмехнулась, — хотя, если вас пустили, я, видимо, перестала быть опасной.

Я не стал передавать Марте слова управляющей о переговорном устройстве: не хотелось лишний раз её расстраивать. Мы договорились, что я добьюсь проведения независимой психиатрической экспертизы для неё и приеду на следующей неделе с рассказом, как проходит наше любительское расследование.

Из клиники я отправился к Питу, где рассказал ему о своих результатах, а он мне о своих: оказалось, ребёнок от первой жены жив и здоров, это девочка, подросток, через два месяца ей исполнится тринадцать. Линда ходит в церковную школу, хорошо учится и поёт, как ангел.

— Итак, — сказал я, — мы многое узнали, но не раскрыли тайну дома. Что будем делать?

Пит задумался, потом сказал:

— Предлагаю продать, но предварительно провести ремонт. Тогда ты сможешь продать его дороже. Кроме того, тайну дома следует искать в самом доме.

— Что ж, — сказал я, — в принципе, верно. Когда начнём ремонт?

— Давай послезавтра, в пятницу: день короткий, придём рано и начнём.

На том мы и порешили.

Четверг прошёл незаметно: за окошком, мерно постукивая, лил дождь; я рисовал эскиз к будущим декорациям. Работа художником в театре мне нравилась. Она предоставляла мне много свободы и тем для творчества. Поэтому в моём кабинете всегда стояло несколько мольбертов: я переходил от одного из них к другому, в зависимости от настроения. Если , конечно, мне позволяло время.

Ночевал я опять у Пита: всё никак не мог решиться поехать домой.

В пятницу, после работы, мы встретились в Хом Депоте и купили краску для стен и потолка. Затем заехали в Валмарт за пиццей и готовой курицей-гриль. Ну и ящик с пивом, естественно, не забыли. Домик встретил тишиной. Конечно, ведь это обычно начинается в ночь с субботы на воскресенье.

Мы начали со столовой: в ней было мало мебели, двигать почти ничего не пришлось, понадобилось только сложить под столом книги из стенного шкафа, поставили на стол стулья и придвинули к этому мой мольберт. А потом накрыли это сооружение защитной тканью, купленной ещё пару недель назад, когда я только задумался о ремонте. Мы быстренько покрасили всё из пары краскопультов и пошли наверх спать.

Ночь прошла спокойно. Утреннее нежное солнышко скользнуло на мою кровать. Затем луч передвинулся дальше, на стену, и неожиданно вся спальня оказалась залитой нежным утренним светом. Я потянулся до хруста в залежавшихся косточках и окончательно проснулся. Заглянув во вторую спальню, где почивал Пит, я понял, что он тоже просыпался. Ещё несколько секунд, и мой добрый приятель открыл глаза. Я пожелал ему доброго утра и потопал в ванную.

К двум часам мы покрасили весь второй этаж и перешли на кухню. Там стоял старинный буфет, который достался мне "по наследству" вместе с домом. С великим трудом нам удалось сдвинуть его с места.

— Теперь становится понятно, почему мой предшественник не потащил эту штуку с собой. Он не хотел везти такую тяжесть, — заявил я.

— Возможно, — уклончиво ответил мне приятель, с кряхтеньем дёргая одну сторону буфета на себя.

— А у тебя на этот счёт другое мнение?

— Я подозреваю, — ответил он, что это чудовище принадлежит самому первому хозяину. Все последующие просто не могли с ним справиться. — Крякнув, Пит передвинул предмет обсуждений ещё немного.

Потом поднажал и я. Буфет двигался по паре дюймов, и скоро у нас не осталось на него никаких сил. Мы вышли на крыльцо и закурили.

— Ещё мне кажется, — заговорил Пит после короткого молчания, — что кто-то специально засунул в его дно что-то тяжёлое и поставил на то место.

— Ты думаешь...? — я не договорил.

— Я думаю, что нам обязательно надо убрать этот старый ящик для посуды с того места, где он сейчас стоит, и посмотреть, что под ним, а заодно, что в его днище. Он слишком тяжёл для своих размеров.

Мы снова принялись дюйм за дюймом сдвигать буфет в сторону. Минут через двадцать наши кряхтения наконец увенчались успехом, и мы смогли увидеть место, где он стоял ранее.

Что ж...Мы трудились не зря. В том месте находился люк. Почему-то мы не рискнули открывать его сами. Я позвонил в полицейский участок и попросил приехать кого-нибудь оттуда.

Наряд приехал через десять минут. Полицейские добросовестно проверили вокруг с миноискателями, была попытка подтащить к люку служебную собаку, но та так жалобно завыла, что от этой мысли отказались.

В конце концов кто-то пригласил соседей в качестве понятых. А потом один из полицейских открыл люк. В кухню потянулся сырой подвальный воздух с примесью трупного запаха.

После того, как открыли окна и запах немного выветрился, мы спустились вниз. Это оказалась подвальная комнатка девять на девять футов. Около стены напротив спуска лежал разложившийся труп. Вдоль другой стены стояла односпальная кровать. Полуистлевшая простыня под слоем пыли была в грязных пятнах: её тут же повезли на экспертизу вместе с трупом, аккуратно перемещённым в специальный пакет.

Мы с Питом и понятыми поднялись наверх, где подписали необходимые бумаги. Группа экспертизы ещё долго копалась в подвале.

В эту субботу ночью никто не плакал: убитая Санди была найдена, и её призрак успокоился. Но я твёрдо решил, что не буду больше жить в этом доме.

Как потом нам рассказали, в момент ареста Диксон сидел дома за столом и обедал. Дверь открыла его жена Брэнда.

— Вы имеете право на адвоката, — успел произнести полицейский.

Неожиданно Сэм схватил нож и приставил к горлу Брэнды.

— Оружие на пол! — заорал он, — дайте мне пройти, иначе я убью её!

Ему удалось добраться до машины, но потом он совершил непростительную ошибку: с силой оттолкнул жену. Та упала головой на поребрик, а полицейские открыли огонь на поражение.

Наверное, Сэму повезло: если бы его не убили в перестрелке, он бы закончил жизнь на электрическом стуле. Думаю, морально это намного тяжелее. Вероятно, он и сам это понимал. Жена Сэма скончалась мгновенно: травма оказалась несовместимой с жизнью. Жаль Бренду.

Дом я отдал обратно агентству и получил взамен все деньги плюс компенсацию за ремонт и моральный ущерб. Марте перешло почти все состояние её бывшего мужа. Сразу после свадьбы мы купили новый просторный дом в другом районе и удочерили Линду и Кори, сына последней жены Сэма. Через год у нас родилась Марша, ещё через год — Алекс, и через полтора года — Эмми. Марта словно торопилась наверстать упущенное за годы, проведённые в клинике, и искупить вину перед старшей дочерью: дать детям любовь и своё доверие. Жена не вернулась в политику, а обратилась к своей специальности музыканта. Она стала преподавать в колледже фортепиано и сольфеджио. Да, ещё: в двойном дне буфета оказались свинцовые пластины.

Пит тоже женился и часто гостит у нас вместе со своей половиной и двумя детьми , и мы тогда берём по паре бутылочек пива, усаживаемся на крыльце и вспоминаем те события. А в нашем доме теперь пахнет красками, звучат музыка, звонкие голоса детей и топот их быстрых ножек.