В Колчаковской армии

В Колчаковской армии

В настоящей статье я хочу описать те факты, которые происходили в Колчаковской армии за время моей службы, дабы тем самым наглядно показать читателям, которые не имели "удовольствия" быть под властью Колчаковских банд и не отведали на своей спине их нагаек и шомполов.

На третий день занятия нашей местности Колчаковской армией, т.е. 28-го декабря 1918 года, нас мобилизовали в армию и отправили в гор. Екатеринбург, где после полтора месячной муштровки отправили в пополнение 26-го Шадринского полка на Уфимский фронт.

Проезжая от ст. "Тулумбасы", наша братва начала то и дело выскакивать из вагонов на ходу, предварительно выкинув свои котомки. Офицеры, видя, что дезертирство принимает массовый характер, стали стрелять по убегавшим, но это ничего не помогало. Доехав до ст. Шумково, нас высадили, построили, подсчитали. В роте всего оказалась третья часть роты, остальные все убежали. Со станции Шумково нас погнали прямиком на с. Орду и далее по тракту на Уфу. Продвигаясь по тракту, нам новичкам представлялись невиданные до того зрелища. Всюду валялись трупы убитых красноармейцев, раздетыя до нага и зверски искалеченныя, масса разрушенных домов от снарядов, которое всё это наводило на нас робкий страх. Прибыв на фронт, я был назначен писарем в 3-й баталион, и мне сравнительно с другими товарищами жилось всё-таки лучше, чем в строю, но зато всё время попадало на калачи за неотдание чести от командира бат-она поручика Чикина, который был злее цепной собаки и бил нашего брата по лицу чем попало. Бывшее в баталионе офицерство Кунгурский подпоручик Комиссаров, поручик Чуватов (убит), юнкера Анкушин, Нагибин (ныне служит на ж.д.) и Полежаев отличались также нисколько не лучше, а в особенности юнкера Анкушин и Нагибин тянули солдат ещё хуже других, желая этим что-ли получить прапора.

Бывший начальник обоза І-го разряда чиновник военн.времени Коркодинов (тоже Кунгуряк) был настоящим Крокодилом, котораго мы так и прозвали за его отличие в мордобитии.

На ст. Давлеканово Самаро-Златоустовской жел.дороги мне пришлось видеть партию пленных красноармейцев человек около 50, которых гнали по городу раздетыми и разутыми почти до нага, несмотря на стоявшие ещё в марте месяце заморозки и не стаявший снег, которых, я слышал, там-же расстреляли.

В первом бою около ст. Чишма прикладами угощали отставших "стрелков", заставляя их идти в перёд в наступление, попадавшихся пленных красноармейцев прикалывали и раздевали до нага. Дойдя таким образом до ст. "Кинель" и "Большой Толкой", Колчаковцы при начавшемся наступлении по всему фронту Красной Армии массами стали здаваться в плен, исключая офицеров, которые удирали вёрст по 80 в сутки. В это время сыграли большую роль Алтайцы, присланные на пополнение в наш баталион, которые в первую-же ночь все сдались в плен к красным, и на утро началось наступление красных. Колчаковцы в панике стали отступать на гор. Бугуруслан. Мне-же от штаба баталиона сдаться в плен не как не приходилось, т.к. штаб был несколько в тылу, и поэтому я решил отступать до своей Пермской губернии, а там удрать во свояси, где я надеялся [30] укрыться до прихода Красных, но к сожалению мои планы не удались.

Во время этого смазывания пяток удирающими Колчаковцами производились самые бешеные оргии произвола. Офицерство насиловали женщин, заставляли солдат грабить и избивать всех маломальски замеченных граждан в сочувствии к Советской власти, отбирали самых лучших коней и уводили их с собой вёрст за 200, пока лошадь может идти. Крестьяне-подводчики, жалея своих коней и боясь расстаться с хорошим конём, идут за ними и просят отдать им лошадей, но где-тут, офицерство и думать не хочет. Я, видя все эти жалобы подводчиков, один раз ночью распустил всех их по домам, за что на утро поручик Комиссаров меня поставил на 2 часа под винтовку под окном своей квартиры, а сам сидел и распивал чай. А поручик Чикин за такую-же вещь хотел пристрелить меня, как собаку, за то, что я написал пропуски подводчикам, задержанных от красных. Видя, что мне тут приходится туго, я решил с двоими земляками бежать из части, что нами и было сделано 13 июня 19 г. Я оставил все свои вещи, канцелярию и бежал.

Пройдя вёрст шесть, мы наткнулись на конную разведку, которая нас остановила. Мы сказали, что потеряли свою часть и спросили у них дорогу на с. Аскын в Уфимской губернии, которую мы и без них знали, т.к. вперёд шли по этой дороге. Поверив нам, разведчики указали дорогу и сами поехали. Мы, уже скрывшись у них из виду, пошли прямиком в лес по Алмазовской даче на с. Богородское. На пути нам попало ещё человек 6 товарищей из 27-го полка, и мы пошли вместе. Пройдя Уфимскую губернию, население которой нам симпатизировало, мы зашли в Красноуфимский уезд, где сразу-же нас стали ловить, как зайцев, но мы все счастливо отделывались.

Дойдя таким образом до дер. Шатуново Богородской вол., усталые, измученные и как голодные звери, решили зайти в деревню, пожрать. Мы пошли трое. Зайдя в крайний дом от д. Янапаева, нам ничего не дали, а направили в третий дом с краю (где жил староста), который нас усадил за стол пить чай, а сам предательским образом вышел из дома, собрал народ, и нас захватили, а потом отправили в с. Богородское. Остальных товарищей тоже где-то поймали в поле и тоже привели в Богородское, в волостном правлении которого нас насадили, как сельдей в бочку. Просидев тут семь суток без куска хлеба, многие из нас заболели. Население приходило и всячески издевалось над нами, плевали в глаза, оправляться не выпускали. Бывших тут до нас "авиаторов" пороли розгами, так что все стены были запачканы кровью. На 8 день нас отправили под конвоем в гор. Красноуфимск, где, предварительно переночевав за решёткой, наутро разбили по частям. Я и мой товарищ Медведев В.Г. попали в 3 кадровый полк, и опять пошла муштровка.

Но в связи с отступлением наш полк, который был сформирован исключительно из дезертиров, опять погнали дальше на Урал. Гнали, как стадо баранов, не давая растягиваться, иди в ногу, пой песни, из строя не выпускали. Если кто захотел оправиться, то дежурный по роте с винтовкой дожидает того. И шли, как черти, все в пыли, все оборваны, голодные и каждую ночь снова удирали. Наконец, мы, измученные переходом через Урал, зашли в Камышловский уезд, и вот мы с тов. Медведевым решили снова бежать второй раз. Зайдя на ночлег в с. Троицкое, мы собрались ночью трое и ушли с квартиры [31] на зады в кусты и засели. Утром слышим команду: "Выходи строиться!" Собрался наш полк на половину, и после поверки пошли с музыкой дальше. Мы-же, просидев в кустах до вечера, ночью ушли в лес по направлению к ст. Богдановича. Перейдя Шадринскую ветку, мы забрели в огромное болото, поросшее высоким камышом и уродливым кустарником, на средине котораго есть остров с лесом. Мы нашли тут массу местных крестьян, спрятавшихся с конями от подвод, и пять человек солдат, таких-же, как и мы трое. Они нас с радостью приняли к себе, и мы тут остановились, т.к. дальше белые верстах в 10 держали фронт.

Днём мы сидели в болоте на кочках, как журавли, а ночью выходили на остров. От такого пребывания 2 недели на острове мой тов. Медведев заболел тифом, и я как единственный его товарищ ходил за ним, как санитар. Остальные ушли. Приготовлял в котелке чай со смородинным листом, собирал ягоды, грибы, и этим питались. Тов. Медведев часто грезил, всё ему казалось, что его отец приехал за ним, и мне приходилось с трудом его удерживать на кочке, чтобы не свалился в болото. Когда он стал поправляться, то я стал работать с крестьянами, косил траву, и за это нас обоих кормили обедом.

Наконец, в один радостный для нас день к нам на остров пришёл из села мальчик и сказал, что белые отступили, а в село зашли красные. Какова была наша радость, я не могу описать того чувства, которое мы тогда испытывали.

Сейчас-же мы вместе с мужиками поехали в село, помылись в бане, хозяин нас угостил остатками "Поклевского", дал на дорогу белых сухарей, и утром мы пошли к коменданту. Сейчас-же нас переписали, больным дали подводы и отправили на станцию, а через час мы уже были в Екатеринбурге.

Так мы и дождались своей избавительницы Красной Армии.

Да здравствует Красная Армия и третий Коммунистический интернационал!

Смерть и позор всем приспешникам и наёмным слугам мирового капитала!

М. [Малвухин] [32]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.196.Л.30-32.