— Лен, а куда мы едем?
— Хочу тебе кое-что показать, — загадочным голосом сообщил он.
— Ты просто кладезь тайн, — улыбнулась я. — Ещё далеко?
— Нет, почти приехали. Дальше — пешком, всего пару шагов.
— А лошади? — забеспокоилась я.
— Не бойся, они приученные, никуда не уйдут.
— А если...
— Никаких 'если', — хмыкнул Лен. — Чёрный Вихрь обучен для боя. Тому, кто рискнёт их увести, я не позавидую. — Он спрыгнул с коня и подошёл к Серебрянке. Но помощь мне не требовалась, я соскользнула с седла, не задев даже его плеча.
Лен искоса глянул на меня, но промолчал, закидывая на плечо мешок, отвязанный от седла Чёрного Вихря.
Я пошла вперёд, и, пройдя совсем немного, восторженно охнула. Между двух невысоких холмов, уходя далеко вперёд, брала начало огненно-алая, от буйно полыхающих маков, долина.
— Какое чудо!
— Я знал, что тебе понравится.
— Даже заходить боязно.
— А мы далеко не пойдём. Расположимся прямо здесь. — Лен повёл меня к правому холму. — Вершина почти плоская, будет удобно.
Устроились мы, и в самом деле, замечательно.
Из мешка Лен извлёк полосатую красно-жёлтую скатерть, запылённую бутыль с залитым воском горлышком, и... два бокала.
Я потеряла дар речи:
— Как ты их довёз?!!
Лен довольно ухмыльнулся:
— Немножко магии, ничего больше.
— Так ты ещё и маг? Не слишком ли много для одного человека?
— Ты не любишь магов? — наигранно унылым тоном спросил он.
— Не знаю, — хищно улыбнулась я. — Пока попробовать как-то не довелось.
Лен сложился пополам от хохота, но почти сразу посерьёзнел:
— Нет, маг — один мой приятель, а на бокалы он наложил наговор неразбиваемости. Вот и весь секрет.
После бокалов, одна за другой, начали появляться разные вкусности: половина ещё тёплого каравая, жареная курица, пирожки с яблоками и изюмом.
'Надеюсь, Лен не станет открывать бутылку клыками? Не люблю жестов напоказ!'
Обгладывая куриную ножку, я, словно невзначай, поинтересовалась:
— Наверно, сам ловил?
Лен подавился яблочным пирогом, а когда прокашлялся, возмущённо заявил:
— Как ты могла подумать? Меня в жизни так не оскорбляли! Разве это можно ловить?!!
Я тихонько хихикнула:
— Почему нет, я бы не отказалась посмотреть, как ты за ней гоняешься.
В глазах Лена сверкнули зеленоватые огоньки:
— Олень, лось или кабан — это добыча. Всё остальное — мелочь.
Пока я смаковала пирожок с изюмом, Лен мгновенно расправился с бутылью, сорвав печать ножом, и в искрящиеся бокалы полилась тёмно-красная струя.
Я осторожно взяла свой, и ноздри невольно дрогнули: вишня и ваниль, а вкус... просто сказка!
— Лен, это из твоих личных запасов?
— Да.
Я сделала ещё глоток и совершенно серьёзно изрекла:
— Зря сказал. Я ограблю тебя в самое ближайшее время.
Лен ослепительно улыбнулся.
— А я совсем не против.
Допив вино, я осторожно поставила бокал на скатерть, и, закрыв глаза, откинулась на спину.
— Лен, спасибо.
— За что?
— За прекрасный день.
— Не стоит благодарности. Дара, переход тебе нужен срочно?
— Не очень, время терпит, — не открывая глаз, мурлыкнула я. — Что-то случилось?
— Ничего серьёзного. Просто мне нужно уехать на пару дней. Небольшой спор из-за территории.
Лицо обдало порывом ветра, и я нахмурилась: в воздухе чувствовался пока ещё слабый, но отчётливый привкус влаги.
— Лен, нам пора. Будет дождь.
— Ты права, едем.
Остатки пиршества в мгновение ока исчезли в мешке, и уже в седле, я обернулась с лёгкой печалью — так не хотелось расставаться с долиной.
— Не грусти, — подмигнул мне Лен. — Мы ещё вернёмся, обещаю.
К счастью, мы спохватились вовремя, и успели в город до дождя. Перед воротами постоялого двора, Лен спешился, и, пока я прощалась с Серебрянкой, извлёк из второй седёльной сумы Чёрного Вихря какой-то свёрток.
— Дара, это тебе.
— Что это?
— Ещё один сюрприз, — с хитрой улыбкой сообщил Лен.
Я присела на лавочку у ворот, распутала шнурок, и чуть не умерла на месте — та самая лютня!
— Лен, я не могу... Она для меня слишком дорогая.
— Если не возьмёшь — разобью.
Я вскинула на него глаза. Лицо Лена было совершенно серьёзно, и можно было не сомневаться — он так и сделает.
— Спасибо. Ещё немного, и я от тебя голову потеряю.
— Ты разгадала мой коварный план: я именно этого и добиваюсь, — в серых глазах прыгали лукавые искры.
Я невольно ответила на улыбку. В этом весь Лен — невозможно удержаться от того, чтобы не разделять его особенную озорную радость. Сейчас, глядя на него, я даже позабыла о том, что милая человеческая ипостась скрывает куда более опасного Лена — волка, вожака, настоящего хищника. Передо мной стоял не кайе, а просто друг детства.
— И зачем тебе это надо? — подначила его в ответ я. — Или просто, для поддержания формы?
Глаза Лена потемнели, и взгляд в одно мгновение стал пронизывающим и каким-то... дерзким, что ли... Я внезапно почувствовала, как что-то между нами изменилось, и сразу вспомнила его вчерашние слова: 'я, хвала Богине, тебе не брат, а вот кое-кем другим стать очень хотел бы'.
Мне вдруг стало страшно и отчаянно захотелось вернуть то взаимопонимание, что царило здесь только что.
— Нет. Ты мне нравишься, Дара. Как женщина. Очень нравишься, — он наклонился ко мне и поцеловал. Умело, страстно, получая искреннее удовольствие и, пытаясь доставить то же удовольствие мне.
А я заледенела. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, отвечая на его поцелуй лишь губами — но не сердцем.
Он отстранился, и нежно приподнял мой подбородок, пытливо глядя в глаза. Я отвела взгляд в сторону и едва не вскрикнула, заметив Кариса, застывшего у ворот. И словно очнулась ото сна — чувства захлестнули с головой: удивление, горечь от того, что Лен видит во мне не друга, а девушку, в то время как я отношусь к нему как ко второму брату... и почему-то, жгучий стыд.
Я вскочила, прошептала Лену извечное 'спасибо за чудесный день' и проскочила мимо Кариса. Не дошла даже — добежала до дома и прислонилась к стене, пытаясь успокоиться. И отчего я так разволновалась? Ну, поцеловал меня Лен, ну, произошло это на глазах у брата... и что? Что теперь? Можно подумать, Карис прежде не знал, что я взрослая девушка, которая может вызывать интерес у мужчин, сам, когда Лерна играл, поцеловал уж точно не по-братски, вчера чуть не до обморока довёл, и...
Но почему, почему именно Лен?!..
Немного придя в себя, я опасливо глянула в сторону ворот, но они были уже плотно закрыты снаружи.
Войдя в дом, я проскочила вихрем через общую залу и коридор, и, уже в нашей комнате, бросилась к окну: двор был пуст.
Лен, наверняка, уехал, но где же Карис?!!
Я понимала, что моё беспокойство выглядит, по меньшей мере, глупо: Ари уже давно не мальчик, но не тревожиться я не могла. Разбушевавшееся воображение рисовало самые сумасшедшие картины: кто знает, что взбредёт ему в голову?
Раньше я бы сказала, что Карис не станет придавать значения такому пустяку, как мой случайный поцелуй с мужчиной. Да у нас в деревне на каждых посиделках были игры с поцелуями, и ничего, а сейчас...
И, пожалуй, впервые, я подумала, что совсем не знаю своего брата.
Я отошла от окна, и тут же в дверь осторожно постучали. Сердце дрогнуло: неужели Ари вернулся? Но нет — за дверью нерешительно переминался с ноги на ногу, Авет.
Сначала я решила, что он пришёл с поручением от хозяина или хозяйки, но приглядевшись, усмехнулась про себя. Левый глаз у мальчишки заплыл от здоровенного синяка, а нижняя губа заметно распухла.
— Хорош, ничего не скажешь, — заметила я.
— Дара, я... это... — начал было он.
— Заходи, — я открыла дверь пошире. — Надеюсь, твоему противнику досталось не меньше?
— Угу, — Авет просто расцвёл от гордости, — видела бы ты его.
— Наверно, испугалась бы до икоты.
Авет осторожно присел к столу, и опасливо покосился на коробок с лекарствами, который я принесла с подоконника.
Я откупорила пузырёк с отваром багрянки (2) и накапала зелье на полотняный лоскут.
— Возьми, приложи к губе.
— А...
— Это не больно, — обронила я.
Парень с опаской взял тряпочку, но через минуту в здоровом глазу мелькнуло недоверчивое удивление:
— И правда, не больно, наоборот, прохладно.
Я вытащила второй пузырёк, с примочкой от синяков, и осторожно спросила:
— Чем тебя мать лечит? — добавив про себя: 'Что ты от любого зелья шарахаешься?'
Авет дёрнул плечом:
— Ма долго не разговаривает. Как припечатает 'жгучкой', (3) и готово.
Я сочувственно поморщилась, вытащила ещё один лоскут, и дождавшись, пока он намокнет, наложила Авету на глаз.
— Посиди пять минут. Полностью не уберёт, но хотя бы видеть сможешь.
— Ага, спасибо.
— Не за что, — улыбнулась я, и, немного погодя, добавила: — Ну-ка, попробуй открыть глаз, — Авет убрал тряпицу и осторожно моргнул. — Видишь?
— Да.
— Вот и хорошо, — я достала чистый пузырёк и отлила немного примочки. — Держи. Перед тем, как спать ложиться, ещё сделай, а потом утром.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Едва за Аветом закрылась дверь, как я схватила подаренную лютню.
— Если ты уйдешь, (4)
Станет мне темно,
Словно день ты взял,
Словно ночь пришла под мое окно,
Не горящая ни одной звездой.
Словно птицы все улетели прочь,
И осталась мне только ночь да ночь,
Если ты уйдешь...
Если ты уйдешь,
Как мне дальше жить,
Вечерами мне ожидать кого?
И ночной огонь для кого сложить?
И куда мне плыть среди бурных волн?
И куда девать дней своих запас?
И с какой звезды не сводить мне глаз?
Если ты уйдешь...
Если ты уйдешь,
Опустеет сад,
Опустеет мир, опустеет дом,
Холода пойдут по пустым лесам,
Реки спрячутся под тяжелым льдом.
И в пустой ночи — тьма без берегов,
Половицы скрип — тень твоих шагов...
Если ты уйдешь...
Горло перехватило, пальцы дрогнули и внезапно оборвавшийся звук умолк недоумённо-жалобной нотой.
Я отложила лютню и, уже в который раз, подошла к окну, но Ари нигде не было.
На ужин я не пошла, зато опять очень живо навоображала кучу всяких глупостей, и, вконец изведясь, уснула на кровати Кариса.
Разбудила меня жалобно пискнувшая от порыва ветра, ставня. В раскрытом окне набирали силу тёмно-лиловые южные сумерки. Карис сидел у стола, уронив голову на скрещенные руки. Отблеск одинокой свечи золотистым бликом запутался в каштановой пряди.
Я осторожненько 'причувствовалась' к нему: не приведи Богиня, снова приступ! Нет, вроде бы всё в порядке, вот только...
Ещё этого не хватало — в душу лезть! Я бережно отстранилась, но видимо, Карис всё-таки что-то ощутил: вскинул голову и посмотрел прямо на меня, а потом поднялся, подошёл к кровати и сел на край.
Он прерывисто вздохнул и накрыл мою ладонь своей. Рука в руке, глаза в глаза.
'Солнышко, я тебя обидел. Я знаю, ты хотела как лучше...'
'Ари, я...'
'Дара, послушай. Обещаю, я пойду к этому магу. И... прости, что заставил тебя тревожиться. Сам не знаю, что на меня нашло, и вчера, и сейчас. Всё равно, это должно было случиться, рано или поздно'.
Я почувствовала, как на глазах выступают слёзы.
'Ари, ни Лен, и никто другой никогда не займут твоего места. Я люблю тебя и всегда буду любить, что бы ни случилось'.
'Я тоже люблю тебя, солнышко'.
Выспалась я, после вечерних переживаний, на удивление хорошо. Карис, конечно же, вставать еще и не думал, — значит, придется будить, и так чуть не проспали.
Закончив умываться, я неслышно скользнула к его кровати, протянула руку — но вместо того, чтобы потрясти за плечо, погладила по волосам:
— Карис, просыпайся.
Он потерся щекой о мою ладонь, но глаз не открыл.
— Братик, мы опоздаем.
— Уже встаю, — неохотно, с заметной хрипотцой.
Карис сел и, откинув со лба непослушную прядь, взглянул на меня: сначала вскользь, потом — пристально и вместо сонной дымки в его глазах сверкнуло что-то очень странное.
— Дара, ты соображаешь, что делаешь! — вдруг рявкнул он. — Оденься немедленно!
Я недоумевающе посмотрела вниз и, запоздало сообразив, что стою в одной спальной рубашке, мгновенно исчезла в своем закутке.
Одевалась и причесывалась я под плеск воды и тихое мурлыканье — похоже, Карису пришла на ум новая песня.
— Дара, полотенце подай, пожалуйста. Я забыл.
— Сейчас, — вытащив из сундука чистое полотенце, я вышла в комнату. Карис все еще склонялся над тазом:
— Держи, — я набросила полотенце на протянутую руку.
— Спасибо, — брат обернулся и я застыла, не в силах оторвать взгляда от капель воды, россыпью горного хрусталя сиявших на смуглой коже. Одна сверкающая бусинка, не удержавшись на плече, заскользила по груди Кариса и меня пронзило острое, почти неудержимое желание повторить ее путь — губами. Я, как завороженная, шагнула вперед, но сразу остановилась, резко отшатнувшись.
— Дара, осторожно, — на талии сомкнулись его руки. — Что случилось?
— Ничего, — с трудом выдавила я, не понимая, что со мной происходит.
— Не похоже, — обронил Карис, и продолжая держать меня, коснулся лба ладонью. — Что-то ты горячая: может, простыла? Посмотри-ка на меня.
— Со мной, правда, все в порядке, — но голос предательски дрогнул.
Руки брата чуть сдвинулись, обняв крепче, и мне пришлось сделать шаг вперед, чтобы не упасть.
— Дара, с каких пор у нас друг от друга секреты?
Карис уткнулся губами мне в макушку, я замерла, не понимая теплой волны внутри — не привычная нежность, что-то более горячее... чуть отстранилась...
Глаза Ари — необычно тёмные, с каким-то странным огнем в глубине зрачков — возникли совсем рядом, я вздрогнула от неожиданности и, обожженная его дыханием, рванулась прочь — за дверь, задыхаясь, совсем запутавшись в переплетении мыслей и чувств...
Оказавшись в коридоре, я прижала ладони к пылающим щекам: 'Что случилось? Хотела бы я сама это знать... Как будто я никогда раньше Кариса без рубашки не видела! Видела... но... не как...'.
— Эй, девка, проход не загораживай! — громыхнуло над ухом.
Занятая мыслями, я не заметила, как дошла до общего зала. Пропустив торопящегося постояльца — судя по помятому виду, мужику явно не терпелось опохмелиться — я, все еще сама не своя, направилась к нашему столу.
Едва за Дарой закрылась дверь, Карис шагнул назад, и почти упал на лавку, уронив лицо в ладони.
Перед глазами вновь, как живая, встала картинка: Лен, целующий Дару. Лен — это не Тар, перед ним Дара может и не устоять. Тогда Кариса с головы до ног захлестнуло темное, жгучее желание: сделать что угодно, но не позволить другу прикоснуться к сестре. Другу? Или...
И, словно вспышка молнии, недавний взгляд Дары, устремленный на него — совсем не сестринский, скорее, женский...
'Что за безумные мысли?! — Карис резко поднялся и шагнул к окну. — Ведана была права, во всем права: я не должен, не смею удерживать Дару'.
