— Карис, посмотри, тут у тебя что-то спрятано.
— Где?
— Вот, — сначала я достала свёрток. Карис положил его на стол, раскрыл и издал ликующий вопль.
На тонко выделанной коже лежала дюжина кинжалов: десять метательных (для выступлений) и два боевых.
Брат подхватил меня и закружил по комнате.
— Дара, мы... мы... мы теперь свободны! Менестрелей везде хоть пруд пруди, а с таким номером нас в любую труппу возьмут!
— А ты сможешь?
Карис от неожиданности остановился, по-прежнему держа меня на руках.
— Обижаешь, сестричка, я всё помню, надо только немного поупражняться.
— Извини, я не хотела. Поставь меня, пожалуйста, и давай шкатулку посмотрим.
Мы вернулись к сундуку. Я достала шкатулку, но тут же ойкнула и уронила её обратно.
— Карис, она жжётся!
— Погоди, дай я попробую, — брат спокойно достал её, а крышку даже открывать не понадобилось — она поднялась сама от прикосновения его руки.
На чёрном бархате, в тусклом свете почти догоревшего светильника, мерцали червонным золотом четыре браслета. Карис осторожно поднял один. Тяжелый, с ладонь шириной, обруч был покрыт узором из искусно вычеканенных львиных голов, перемежающихся великолепными, густо-лиловыми аметистами.
— Дара, ты взгляни, какая красота!
— О Богиня, да за один из них столько золота дадут, что на всю жизнь хватит, ещё и внукам останется. — Спорить не стану, красота, конечно, но я сейчас думала, что мы нашли не только ключ к свободе, но и мага-целителя для Кариса. За то, чтобы его вылечить, я бы жизнь отдала, не говоря уж о каких-то побрякушках.
— Примерь. Они, наверное, мамины.
Я приложила браслет к руке и попыталась сомкнуть края, но обруч с тихим шелестом упал мне на колени.
— Кажется, он не хочет. Лучше ты попробуй, — я вернула браслет Карису.
— Странно, мне показалось, что он на женскую руку, — брат повертел браслет в пальцах, любуясь игрой аметистов, и как-то непонятно охнул. — Дара, посмотри. — Обруч, как влитой, сидел у него на запястье. — Я его даже не надевал, он сам на руку съехал.
Меня разобрало любопытство.
— Теперь второй попробуй.
Все повторилось: этот браслет устроился на левой руке, словно кошка на любимом месте.
— Тут ещё два, куда их? Рядом, что ли, пристроить?
— Нет, погоди. Мне Ведана рассказывала, раньше браслеты носили на плечах.
Угадала я точно — вторая пара на самом деле была для плеч.
Карис обозрел себя в зеркало и хмыкнул: — Чудной какой-то вид, не знаю... Что скажешь, сестрёнка?
Нет, совсем не чудной, наоборот, у меня от восторга дух перехватило. Золото и аметисты лишь подчеркивали игру мышц и оттеняли смуглоту кожи. Если братцу вздумается в таком виде пройтись по деревне, то не успеет сделать и пары шагов, как окажется на сеновале, а то и вовсе в ближайших кустах.
Я, конечно, этого не сказала, тем более, что браслеты он снял, уложил в шкатулку и убрал её в тайник вместе с ножами.
— Утром подумаем что делать, на свежую голову, — Карис зевнул, но тут же скомандовал, — Дара, марш в постель, у тебя уже ноги замёрзли.
Выяснять отношения на ночь глядя, мне не хотелось, но, укладываясь, я всё-таки сообщила из-за занавески:
— Будешь обращаться со мной как с трёхлетней, вместо Нелдиного зелья налью слабительного, чтобы с неделю посидел в отхожем месте.
— Уже дрожу от страха. Добрых снов, Дара.
— Добрых снов, Карис.
Глава IV
Ночь у меня выдалась противная, просто на редкость. Взбудоражившись от наших находок, я долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, как будто мне в кровать муравейник запихали. А потом и вовсе без конца просыпалась и прислушивалась: как там Карис.
Сплю я всегда очень чутко, а после того, как брата однажды пять дней подряд скручивало глухой ночью, быстро научилась определять приближение приступа.
Нет, я вовсе не целительница, хотя поначалу так и думала. Но Ведана сказала, что эти способности у меня очень слабенькие, хватит только, чтобы жар снять (вот почему я вчера чуть с Уводящей не повстречалась), а на Кариса я, можно сказать, настроена, причём, очень тонко. Ведану это сильно удивило, она всё на меня странно так поглядывала, а потом и говорит: 'Я не у всех жён такое видела, а ты ему — сестра'.
Я так и не поняла, о чём это она. На кого же мне ещё настраиваться, на тётушку, что ли?..
Не успела я одеться, как в дверь постучали. Я осторожно, чтобы не заскрипели петли (не дай Богиня, разбужу), открыла.
М-да, про ... вспомнишь, оно и всплывёт.
На пороге стояла тётушка с той же медовой улыбкой, что и вчера.
Ничего не понимаю, она, что, и спать не ложилась? Впрочем, вот чудеса — кажется, тётушка улыбается искренне. Нет, быть такого не может!
— Дарочка, детка, я тут подумала...
Что?! Как она меня назвала? Наверно, я вчера перестаралась, здорово же она об столб приложилась.
— Да, тётя.
— Гостей много было, ты, наверное, умаялась, да и Карис, гляжу, ещё не отошёл от вчерашнего. Так я вам сегодня свободный день даю. Отдохните хорошенько. Завтрак вам Нерута сготовит. Я ей скажу.
Закрыв за тёткой дверь, я застыла в полном недоумении: 'Чтобы наша скряга свободный день дала, её нужно дубинкой по голове стукнуть, не иначе. И какое же чудо с ней произошло?'
Впрочем, размышляла я над этим недолго.
И как я сразу не догадалась! Вчера вечером она взбесилась, потому что думала, что староста её сватать будет, а он про меня заговорил. А сегодняшний день — плата за то, что я ему отказала. Теперь ей путь свободен.
Оделась я быстро, а волосы расчесывала уже за дверью. Один недостаток у моего любимого братца всё-таки был: Карис — жуткий соня, и из кровати его надо вытаскивать разве что упряжкой лошадей. К несчастью, и до возвращения в деревню, и после, поспать вволю ему совсем не удавалось.
'Пожалуй, завтрак приносить не буду, пока он дрыхнет, всё десять раз остынет. Займусь своими делами, а если к обеду не встанет, придётся будить'.
Доплетя косу, я отправилась на кухню привычным путём — с чёрного хода. Эль ещё не пришла. Скорей всего, досматривала сладкие утренние сны и, можно не сомневаться, видела в них Дарека. А вот Нерута уже вовсю гремела посудой.
— Доброе утро, Нерута.
-Доброе утро, Дара. Что-то ты ни свет ни заря. Хозяйка сказала, вы вроде как сегодня отдыхаете.
— Ты же знаешь — я ранняя пташка, а вот Карис ещё спит. Помочь? — ну не могу я сидеть просто так, когда другие работают.
— Возьми синюю миску, — кивнула Нерута, — заведи тесто.
— Так ты сегодня блины затеяла? Значит, не зря я рано встала, как чуяла.
— Пока только нам. Тебя покормить да хозяйке отнести. А гостям вдвоем стряпать будем. Мне с такой оравой не управиться.
— На запах вся деревня сбежится, — я усмехнулась, — помяни мое слово. Нерута, а где сыворотка?
— Белый кувшин с синими цветочками, слева, на нижней полке.
Готовлю я, честно говоря, не очень. До тётки или до Неруты мне как до Раттеи пешком, но блины почему-то всегда удаются — тоненькие, кружевные, один к одному. Нерута всё удивляется, спрашивает, в чём секрет... Даже стыдно говорить, что секретов-то никаких и нет...
Мне на завтрак хватило двух, но печь пришлось с запасом: вдруг какой-нибудь ранний постоялец спустится. Когда на блюде выросла порядочная стопка, а в миске больше не осталось теста, я, заглянув на всякий случай к смотрящему десятый сон братцу, со спокойной душой отправилась к Ведане.
В отличие от Нелды — нашей знахарки, Ведана жила в лесу. В деревне она появилась первый раз лет десять назад, но кто она и откуда — никто не знал. Болтали о ней, кто во что горазд: начали попавшей в опалу княжеской любовницей, закончили, как водится, ведьмой. Так или иначе, но её открыто побаивались почти все (кроме меня, и пожалуй, кое-кого еще), потому и обращались редко, только в крайнем случае.
Вообще-то, Ведана не жаловала утренних посетителей, но сейчас мне не давали покоя мерзкие слова Варта о маме. Узнаю, кто сплетни распускает, придушу эту сволочь собственными руками.
Узенькая тропинка закончилась у двух раскидистых берез, загораживавших проход склонёнными до земли ветвями. Здесь ждали те, кто приходил за советом или снадобьем, но я шагнула дальше. Щеки словно коснулась невесомая паутинка, и березы раздвинули ветви, открывая тропу.
Двадцать шагов, и впереди завиднелся высокий, в человеческий рост, и на первый взгляд сплошной частокол. Но это только на первый взгляд. Калитка, конечно же, была, но очень хитро спрятанная, а вернее, зачарованная. Для того чтобы её открыть, нужно было приложить к ограде ладонь. При этом всегда возникало ощущение, будто тебя обнюхивает сторожевой пёс, только невидимый. Ритуал прошёл благополучно: мы как-никак четыре года знакомы, и в ограде медленно проявились очертания невысокого арочного проёма. Ведана была дома и (что очень важно) в гостеприимном настроении.
— И кто же это к нам с утра пораньше? — вначале на крыльце появился здоровенный, огненно-рыжий котище, а следом вышла хозяйка.
На ведьму, в обычном смысле, она совсем не походила. Скорее наоборот, настоящая рутенская красавица — русоволосая и голубоглазая. Сколько ей лет, я никогда не спрашивала, но выглядела она от силы на тридцать.
— Если в такую рань пришла, значит, что-то стряслось. Заходи и рассказывай.
Каждый раз, переступая порог, я невольно вспоминала ту ночь, когда впервые попала в этот дом, и по спине знобко пробегал холодок.
Хотя внутри это был не домик, а загляденье. Чисто выбеленные потолок и стены, на выскобленном полу — пёстрые красно-белые половики, три небольшие лавки вокруг стола под расшитой скатертью, а воздух словно настоян на смеси душистых трав.
— Ведана, про маму по деревне слухи грязные ходят. Мне очень нужно узнать, кто их распускает. Ты можешь помочь?
Ведана бросила на меня пронзительный взгляд.
— Не о том думаешь. Ты что вчера учудила?
О Богиня, и как только она узнала?..
— Я хотела ему помочь.
— Сколько же раз говорить, нет у тебя целительного дара, нет. Одно дело — жар снять, совсем другое — в голову залезть. К твоему брату даже я не подступаюсь, а ты?..
— Но приступа-то у него не было, — нравоучения уже начинали меня сердить. — Что не так?
— А если бы ты ещё что-нибудь зацепила, вместе с болью, и получился бы из парня полоумный. Ты бы всю жизнь себя потом проклинала.
Меня словно окатили со всего маху ледяной водой. Затрясло так, что зубы застучали.
— Дело твоё несложное. Но, думается мне, сплетни эти — начало клубка, а вот куда он покатится... — Поймав мой недоумевающий взгляд, Ведана усмехнулась. — Вечером, как стемнеет, приди.
— Зачем?
— Чашу достану, судьбу поглядим. Одна не ходи, пусть они проводят.
Надо признать, в этот раз Ведана меня совсем огорошила. Что же такое у нас творится, если она решила судьбу глядеть? Всю обратную дорогу я только об этом и думала.
Но все мысли разом куда-то исчезли, стоило мне только выйти на земляничную поляну. Первую собранную горсточку я, по обычаю, оставила на пеньке — духам-хранителям. Корзину, правда, не взяла, но полакомилась всласть, да еще насобирала пару горстей для Кариса, завернув ягоды в лист лопуха.
Увы, по дороге оказалось, что несмотря на свободный день, у меня имеется куча совершенно неотложных дел, таких как стирка и уборка. Наверное, первый раз в жизни, я позавидовала сеате э-Талле — она-то небось не знает даже, что такое веник.
Однако, сегодня мне хотя бы не придётся таскать воду — братец проснётся, отправлю его к колодцу. Если конечно, тьфу-тьфу, с ним будет всё в порядке.
Вернулась я, как обычно, по запасной лестнице. Карис, понятное дело, сладко посапывал в обнимку с подушкой. Мне аж завидно стало. Я осторожно поправила на нём одеяло, сгребла в охапку грязную одежду и направилась на задний двор.
К моему глубокому удивлению, около плетня озадаченно переминался с ноги на ногу мой будущий 'муж' — Таэр Олет. Правда, вид у него был, мягко говоря, невесёлый: лицо радовало глаз дивным бледно-зелёным цветом, под глазами залегли тёмные круги, а в голове, судя по всему, поселилась стая дятлов. Дело ясное — счастливый жених всю ночь праздновал 'помолвку'.
Я, ни слова не говоря, развернулась и пошла на кухню за рассолом. Увидев поднос с налитой доверху кружкой и миской мясного отвара, Тар от избытка чувств едва не бухнулся на колени, но сумел выдавить только хриплое 'Спасибо'.
Придя в себя, он страстно возжелал меня отблагодарить, чем я и воспользовалась. Для начала Тару было велено натаскать воды для стирки, потом наколоть Неруте дров, словом, немножко поработать за Кариса.
Вернувшись с очередной парой вёдер, Тар почесал в затылке и сообщил:
— Дара, мать сегодня с утра пять раз спросила, когда у нас свадьба.
— Надеюсь, ты с похмелья не брякнул, что завтра? — с ехидцей спросила я.
— Нет, я сказал, что надо у тебя спросить, — выдал жених. — Так она придёт после обеда.
— О Богиня, только этого мне не хватало! Ладно, скажу, что в один день с Дареком и Эль.
— Мама еще хотела насчёт платья узнать...
— Тар, ты смерти моей хочешь?! — я еле удержалась, чтобы не огреть его по шее мокрым полотенцем. — Ещё и платье?!
— Ну, это ваши дела, — поспешно отвертелся Тар. — Если тебе больше ничего не надо, я пошёл.
— А поцеловать невесту на прощание?
Ответом мне стал протяжный скрип калитки.
Развесив для просушки последнюю рубашку, я привычно глянула на солнце. Время явно подходило к полудню. Пожалуй, можно было разбудить братца. Я наведалась на кухню, почти ожидая сердитых воплей, но чудеса никак не кончались. Тетка без единого слова вручила мне поднос с обедом, и я пошла к себе.
Идя по коридору, я думала, как разбудить Кариса. Однажды, еще в детстве, я просто вылила на него кружку холодной воды, но после этого он со мной целый день не разговаривал и вместо того, чтобы присматривать, как обычно, удрал с мальчишками на пруд. Зато когда вернулся, ему пришлось снимать меня с ветки дуба, на которую я залезла, горя желанием помочь котёнку.
В конце концов, я выбрала самый простой способ: оставила поднос на столе, и, подойдя к кровати, потрясла брата за плечо.
— М-м... — Карис приоткрыл один глаз и сонно посмотрел на меня.
— Просыпайся, обед стынет.
— Угу, уже встаю, — Карис зевнул и сел на кровати (а я-то думала, придётся на самом деле водой поливать). — Дара, выйди.
— Я пойду на стол накрою. Одевайся, подсматривать не буду. Да, хорошие новости: мы сегодня свободны. Что будешь делать?
— С чего бы это? — Карис тоже не особенно-то верил в чудеса. — Хм, дай подумать... потому что ты старосте отказала, ведь так?
Я уронила ложку.
— Кстати, сестрёнка, что-то ты не очень походишь на счастливую невесту, что это за история про тебя и Тара? — усаживаясь за стол, поинтересовался Карис.
— Не история, а чистая правда. Скоро тётя Виата придёт, поговорить о свадьбе.
Брат поперхнулся молоком и неожиданно помрачнел:
