— Придёшь? Обещаешь?
— Обещаю.
Сейчас, вспоминая ту наивную, по уши влюблённую Дару, я испытывала грусть и жалость.
На свидание я не то что пошла, а полетела со всех ног. А чего ещё можно было ожидать от пятнадцатилетней глупышки? Ума у меня в то время хватило только на то, чтобы скрыть свою Великую Любовь от Кариса. Иначе, он замуровал бы меня в комнате, а Хэлу голову свернул в противоположную сторону...
В том, что это Великая Любовь, я даже не сомневалась: благородный сет, белокурый, сероглазый, а говорит как красиво — заслушаешься. Мечта, да и только!
— Дара, наконец-то, я уже заждался!
Хэл идёт навстречу с распростёртыми объятиями, вот только какой-то странный, хищный блеск в его глазах... Но, все мысли тут же улетучиваются прочь, ведь Хэл уже совсем рядом, и сердце бьётся всё сильней...
Его рука уверенно ложится на моё плечо, пальцы нежно скользят по шее, перемещаясь к сонной артерии, и вдруг на меня обрушивается темнота...
Боль в горле... трудно дышать... мужские голоса где-то рядом...
— Ну, Хэл, ты и мастер, такой красотки у нас ещё не было! — голос явно хмельной.
— А она точно живая? — второй, кажется, испуган.
— Да не трясись ты, — этот ублюдок чуть не лопается от самодовольства, — какая мне польза от покойницы? Конечно, живая!
— Разыграем, как обычно? — на стол падают кости.
— Э, нет, на этот раз никаких розыгрышей. Я ей целый месяц голову морочил, значит, буду первым.
Я чуть не сошла с ума от ярости. Как я могла думать, что люблю эту мразь! Но сейчас не время: голова болит зверски, однако, надо подумать, как выбраться отсюда. Я попробовала было осмотреться сквозь ресницы, но с удивлением поняла, что могу всё узнать по запахам.
Мы в передней комнате, небольшой и основательно замусоренной, ублюдки расположились за столом, впрочем, не забыли прихватить даже вино и закуску. Я — в противоположном углу, на охапке соломы, судя по ощущениям, со связанными руками, и не только...
Мерзавцы, свяжи они их спереди, можно было бы попробовать перегрызть, но руки и ноги привязаны к колышкам, вбитым в земляной пол. Видно, и в самом деле, не в первый раз это проделывают.
— Хэл, не пора?
— Сейчас посмотрим.
Шаги, он наклоняется, и на меня обрушивается хлёсткая пощёчина.
— Любимая, не заставляй меня ждать, я сгораю от страсти.
Я медленно поднимаю веки. Я не трачу слов на это, я просто смотрю — глаза в глаза.
— Ивет, завяжи ей глаза! Немедленно!
— А так мы ещё не пробовали. Будет забавно. — Рядом появляется второе это, с тряпкой в руках. — А может, лучше рот заткнуть?
— Давай.
Потная ладонь совсем близко, и я решаю использовать этот момент.
— А-А-А!!! ... тебя ... в...через...!!! Хэл, эта стерва кусается! — это трясёт прокушенной рукой.
— Пошёл вон, не можешь справиться с какой-то девкой! Ничего, сейчас она узнает настоящего мужчину!
То, что случилось потом, я так и не смогла понять до конца.
Я хотела позвать на помощь, но вместо крика получился вой. То, что дремало во мне долгие годы, вырвалось наружу. На лицах этих неприкрытую похоть мгновенно смыл страх.
И внезапно, откуда-то извне, донесся протяжный многоголосый ответ.
Всё остальное я помнила несвязной чередой каких-то отрывков: хруст оконного переплёта... огромная серая тень, ворвавшаяся в окно и вставшая между мной и этими... негромкое, но полное ярости рычание... панический топот...
Следующее, пожалуй, самое яркое воспоминание — влажный нос, осторожно касающийся моей щеки, и изучающий взгляд янтарных глаз.
Любая нормальная девушка заорала бы диким голосом и наверняка упала бы в обморок, но люди уже напугали меня гораздо больше, чем звери, поэтому я просто спросила сиплым шёпотом:
— Ты кто? — на мгновение у меня мелькнула безумная мысль, что это Карис, но это было бы слишком.
'Брат, твой брат', — конечно, звери не говорят так, как люди, но мысленно я его прекрасно поняла.
'Какой брат?!!' — ничего более умного мне в голову не пришло, хорошо, что вообще думать могла, после всего произошедшего. Я дернулась и застонала — веревок с меня никто не снял. — 'Развяжи, пожалуйста', — глупость несусветная! Чем развязывать-то, лапами? Но, больше терпеть я не могла.
Волк испытующе посмотрел на меня, махнул хвостом и поднялся. Отойдя на несколько шагов, он замер и словно растаял во вспышке белого пламени.
Ослепительный свет больно резанул по глазам, а когда я проморгалась, рядом стоял на коленях темноволосый юноша, года на три постарше меня. О волке напоминали только янтарные глаза.
— Потерпи немного, — голос был совсем обычный, негромкий, с заметной хрипотцой. — Кажется, на столе был нож. Я сейчас.
Через несколько минут, я, скривившись от боли, растирала онемевшие запястья, а он снимал обрезки верёвок со щиколоток.
— Как?— ничего более вразумительного я произнести не смогла.
— Это ненадолго. Очень трудно. Не все могут. Лучше зажмурься.
После второй вспышки я снова увидела волка. Попробовала подняться, но не смогла: просто не было сил. Да и ноги затекли и не слушались.
Волк наблюдал за мной с явным сочувствием, а после второй неудачной попытки сказал:
'Больше не надо. Лежи. Я с тобой, никто не тронет. Кого привести?'
Я уставилась на него во все глаза.
Волк устроился рядом, прижавшись ко мне боком, и пояснил:
'Я не один. Скажи, кого привести, сестра сходит'.
— Сходит? — от удивления я заговорила вслух.
'Дай какую-нибудь свою вещь, она отнесёт. Кому — мужчине или женщине? От тебя сильнее всего пахнет мужчиной'.
Я сразу поняла, что волк имел в виду Кариса.
— Да, ему, — я сняла с шеи нитку красных стеклянных бус — подарок брата на последний день рождения.
Волк поднялся, осторожно взял бусы и пошёл к выходу. В проеме распахнутой двери внезапно возник тёмно-серый силуэт, чуть поменьше моего знакомца. Волчица мельком взглянула на меня, приняла бусы и исчезла.
Меня неудержимо заколотило — запоздалый отклик на то, что случилось. Волк вернулся на прежнее место, я немного согрелась рядом с ним и даже умудрилась задремать, но вспомнила кое-что важное и, с трудом, открыла глаза:
— Почему, ты сказал, что ты мой брат?
'Ты нашей крови. Ты позвала, и мы пришли'.
— Но как...
'Ты — дочь Вожака. Он ушёл к человеческой женщине'.
— Но отец был человеком, — недоверчиво возразила я. Это же просто в голове не укладывается!
'Он мог, но не насовсем. Потом, он вернулся'.
— Он... Он жив?
'Нет. Он погиб. Твой мужчина пришёл'.
Вот тут я всё-таки незаметно соскользнула в уютный кокон забытья.
В себя я пришла уже на чём-то мягком, вроде бы на тюфяке. На лицо упал солнечный луч, и несколько минут я тихо блаженствовала от ощущения тепла и покоя. Потом прислушалась к себе и поняла, что боль в запястьях и щиколотках исчезла, и очень хочется есть.
Осторожно повернув голову, я заметила, что лежу на широкой лавке, в чистенькой, пахнущей травами, комнате. В нескольких шагах от меня, над столом, что-то сосредоточенно изучая, склонилась женщина. Заметив моё шевеление, она подошла ближе.
— Проснулась? Вот и славно. Есть хочешь? — Я кивнула головой. — Сейчас принесу.
— Где я? — из-за пересохших губ вопрос превратился в невнятный шелест, но женщина поняла.
— У меня в избушке. Тебя сюда брат принёс. А я — Ведана.
Вот так, и произошло наше знакомство. Хотя тогда, мне было совершенно всё равно, кто она такая; даже если бы Ведана оказалась ведьмой или самой Уводящей в человеческом обличье, я всё равно была ей очень благодарна.
— А...
— Твоего брата я отправила поспать. Он вторые сутки от тебя не отходит, уже еле на ногах держится.
Я с облегчением вздохнула и попыталась сесть. Ведана принесла миску куриного отвара и неодобрительно покачала головой:
— Не рано ли?
— Нет, всё в порядке. Спасибо вам большое.
— Не за что. Богине спасибо скажи, что всё обошлось, что тебя не тронули.
Я кивнула (на самом деле 'спасибо' я должна была сказать сначала кое-кому другому, и уже потом — Богине) и оглядела комнату. Красиво, но как-то непривычно.
У нас потолок и стены не белят, а досками обшивают. Да и сруб кладут из цельных брёвен, чтобы теплее было. Север, как-никак. А этот дом будто издалека сюда перенесли: настоящая загадка, вот только думать над ней пока не хотелось.
Я допила отвар и снова провалилась в сон. Разбудило меня осторожное прикосновение к волосам. Я сразу поняла, что это Карис. Смотреть ему в глаза было невыносимо стыдно, и я не сразу смогла это сделать. Просто вцепилась в него и разревелась навзрыд. Карис, понятное дело, не упустил такой случай и, успокаивая, незаметно вытянул из меня всё.
Ведана отпустила нас домой только под вечер. Я уже оправилась и решила идти сама. Карису я ничего не сказала, но всю дорогу — от дома Веданы и до деревни — я чувствовала, что Брат совсем рядом, что теперь у меня появился ещё один защитник.
Едва мы вернулись в корчму, как тётка разразилась воплями: дескать, мы целую вечность пропадали неизвестно где, а работа стоит, и кто её будет делать — непонятно. Карис в ответ так глянул, что у неё сразу же разболелась голова, и тётушка весь день не выходила из спальни.
А ещё, через день, по деревне прошёл слух, что племяннику графа эн-Талле переломали все кости (у нас вообще любят преувеличивать), причём, сет Хэлвен ещё и перепуган так, что даже не может толком сказать, кто это был. Пожалуй, одна лишь я знала ответ на этот вопрос, но предпочла сохранить всё в тайне.
Звёздочка оступилась, брякнув подковой о камень, и я чуть не вылетела из седла. Воспоминания иногда приходят очень некстати. Передо мной смутно маячила спина Кариса. Я снова задумалась: знает он или нет? Если подумать — не знать он не может, ведь в нём та же кровь, вот только я ни разу не замечала, чтобы он пользовался 'вторым видением'.
Но, после той истории, Карис вёл себя так, словно появление средь бела дня волка с ниткой бус в зубах — самое обычное дело. Я тоже пыталась не напоминать о случившемся.
Всё, хватит, — я встряхнула головой, — а то в следующий раз могу и шею свернуть. Что было, то прошло.
День прошёл спокойно, коней мы старались не загонять и только иногда, чтобы поразмяться, пускали их в галоп. Два раза останавливались на привал. Надо признать, Карис и здесь оказался на высоте, ловко и умело собрав нам еду: дорожные хлебцы, вяленое мясо, переложенное для сохранности крапивными листьями, не забыл даже травяную заправку для похлёбки. И сытно, и долго возиться не надо.
На ночёвку мы устроились под раскидистым дубом. Карис начертил защитный круг и привесил лошадям обереги. Я, со своей стороны, тихонько воспользовалась 'вторым видением', чтобы осмотреть окрестности, но ничего подозрительного не обнаружила.
После целого дня в седле я думала, что усну, как только окажусь на земле, но не тут-то было: всё тело болело, да ещё душу разбередили воспоминания. Наверное, поэтому, долгожданный сон обернулся кошмаром, и я проснулась от собственного вопля, с бешено колотящимся сердцем.
Рядом сразу же оказался встревоженный Карис.
— Малышка, что случилось?
Я молча обхватила его за шею. Карис всё понял, сгрёб меня в охапку вместе с одеялом и перенёс к себе. Теnbsp;перь, пригревшись рядом с ним, я заснула очень быстро, и никакие кошмары меня больше не посещали.
Разбудил меня чрезвычайно нахальный солнечный лучик, отыскавший щёлочку в густой кроне и расположившийся прямо у меня на носу. Я с трудом разлепила глаза. Судя по всему, время вот-вот перевалит за полдень!
Карис всё ещё спал: и немудрено — сутки верхом да вдобавок полночи провозился со мной. Гораздо удивительней было то, как ему вообще удалось уснуть, поскольку его левая рука служила мне подушкой и наверняка затекла.
Я ужом выскользнула из-под одеяла, навестила кустики и отправилась к ручейку — умыться и набрать воды для похлёбки. Пока закипала вода, я успела причесаться, а потом осталось только отправить в бурлящий котелок мясо и заправку. Поплывшие по поляне аппетитные запахи вскоре разбудили Кариса. Не найдя меня рядом, он вскинулся спросонок, но, оглядевшись, вздохнул с облегчением. Я заканчивала последние приготовления к завтраку-обеду.
— Карис, куда ты хлеб сунул?
— Где-то сбоку, в полотенце завёрнут. Сестрёнка, как ты?
— В порядке, не волнуйся. Иди есть, уже готово.
После быстрой трапезы, помыв и убрав посуду в мешок, я осторожно поинтересовалась:
— И куда мы теперь?
— Пока что, как можно дальше от наших мест. Кстати, давай не будем терять время зря. И так проспали.
— Хорошо, — при необходимости я умела подчиняться беспрекословно. А путешествие — как раз такой случай.
Тело, отвыкшее от верховой езды, весьма ощутимо негодовало, обещая в будущем серьезные неприятности, так что Карису пришлось опять подсаживать меня в седло.
Дорога была достаточно широкой, позволяя ехать рядом. Я направила Звёздочку поближе к Бурану.
— Карис...
— Да?
— Спасибо.
— Если помнишь, это уже не первый раз, когда мне пришлось тебя убаюкивать.
— Да уж. Тогда мне было шесть.
— Я сам чуть не умер, когда ты закричала, подумал, что тебя кто-нибудь укусил, а ты тряслась и ничего сказать не могла.
— Зато потом...
— ...когда заговорила, полчаса расписывала какое-то чудовище, которое за тобой гонялось.
— ...а ты пообещал, что если оно появится снова, ты его поймаешь, оторвёшь хвост и выбросишь в окно.
— И оно больше не приходило?
— Нет, конечно. Тебя испугалось.
Мы дружно рассмеялись.
До следующего привала я еле дотянула. Конечно, верхом мне было не впервой, но похвастаться особым умением я тоже не могла. (Да и путешествовать нам раньше приходилось, в основном, в фургоне).
Так что, весь мой опыт верховой езды ограничивался короткими, чтобы не застоялась, прогулками на Звёздочке.
Карису с этим повезло больше: его частенько брал с собой младший брат графа эн-Талле — сет Навел. Вернее, не столько он, сколько его сын — Эллент. Они с Карисом были ровесниками, и, как ни странно это звучит, друзьями.
В отличие от брата, не позволявшего своей единственной дочери якшаться с простолюдинами, сет Навел относился к Карису по-доброму и не имел ничего против дружбы сына с племянником корчмарки.
Впрочем, его снисходительность во многом объяснялась благодарностью: ведь Карис спас Элленту жизнь. Сет Навел долгое время служил в княжеской дружине, потом овдовел и вернулся на родину вместе с сыном. Однажды, во время прогулки, Лен, ещё плохо зная здешние места, свернул не на ту тропу и угодил прямиком в давно заброшенную ловчую яму, чудом не напоровшись на кол.
