| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Церберовцы были сильны своей непохожестью на обычных людей-землян. Они вполне смогли бы потягаться силой и совершенством с большинством Старых Рас пространства Галактики, но тягаться ещё и с Жнецами они, как оказалось, были неспособны. Мала оказалась численность сторонников и приверженцев "Цербера", слабы оказались их материальные и финансовые возможности, чтобы "Цербер" превратился в силу, способную защитить человечество, защитить землян от угрозы неминуемого уничтожения. Миранда понимала, что здесь должна проявиться другая сила, которая возьмёт на себя объединительную функцию. И эта сила появилась — Галактическое Сопротивление, известное под разными именами начало действовать, начало усиливаться.
И одновременно начал слабеть "Цербер". Как всё прекрасно начиналось, какой прекрасной была идея стать защитником интересов угнетаемого и оскорбляемого инопланетянами человечества, притесняемых и загоняемых в угол землян. А оказалось, что земляне сами загнали себя в угол. Сами. Альянс, возомнивший себя благодетелем человечества, побоялся принять в свой состав больше двадцати стран. Посчитал, что остальные две-три сотни стран — лишние, излишние, никчемные. Даже такие монстры, как Япония, Индия, Китай, Россия. Альянс, вполне возможно, просто чувствовал, что он не в состоянии будет управлять такими огромными странами, не сможет подчинять их руководителей всегда и везде своей узкоклановой воле.
Может быть, в военных сражениях, в экономическом или финансовом или промышленном противостоянии с большинством рас Пространства Цитадели Альянс был бы вполне себе на уровне конкурировать, но вот с Жнецами... С ними — нет. А они пришли очень быстро и, как оказалось, вполне ожидаемо. Теперь стало очень многим землянам, очень многим людям понятно, что узкопланетным представлениям об окружающем человечество мире приходит закономерный и окончательный конец. Мир три десятка лет назад для землян расширился до пределов галактики, а из-за этих пределов за прибывшим в Большой Космос человечеством уже наблюдали Жнецы. Ожидая, когда сформируется критическая масса.
Неуёмность, смелость человеческих посланцев быстро стала в Большом Космосе общеизвестной, приблизила совершенствование казалось бы запрещённого цитадельскими сидельцами ИИ на уровнях, делавших, как говорили многие аналитики, неизбежным столкновение органиков и синтетов. Мало ли сценариев таких столкновений было проработано землянами в своей богатейшей художественной, да и не только художественной литературе? Очень даже немало. И было ясно, что эти столкновения можно предотвратить. Теперь пришлось реализовывать сценарий предотвращения столкновений между синтетами и органиками на практике. Но не в масштабах только Земли и только Солнечной системы, а в масштабах исследованной более-менее части огромной и многоликой Галактики.
"Цербер" слабел. Поэтому он всё больше и больше отдалялся от человечества, принимая, вполне предсказуемо, сторону более сильного в схватке. Сторону Жнецов. Становился их слугой. Слугой античеловеческой, внегалактической силы. Бывая в кабинете Призрака, Миранда часто заставала босса разглядывавшим буйство свечения местной звезды. Может быть, она умирала. А может быть — перерождалась. Мало кто из умников "Цербера" мог дать однозначный ответ. Ведь Призрак требовал отвечать за свои слова. Особенно в таких случаях. Отвечать жестоко — собственной жизнью сказавшего такие слова. И потому умники, не желая кончать жизнь самоубийством или быть убитыми, помалкивали или отделывались самыми многозначными формулировками. Вот уж прямо "я знаю то, что ничего не знаю".
Однажды Призрак, уловив присутствие Миранды в кабинете, не оборачиваясь, тихо сказал:
— Она горит, отдаёт свет, тепло, энергию. И знает, что умрёт. Непременно умрёт или станет чем-то другим. А может быть — кем-то другим. И, тем не менее, подчиняясь законам природы, законам эволюции, она горит, выполняет свою задачу, свою функцию, даря жизнь и обеспечивая стабильность этой звёздной системе и всему, что в этой системе, живому или мёртвому, находится. А мы, люди, земляне, имея роскошную материнскую планету, так и прячемся по землянкам, выставляем какие-то границы, поклоняемся разноцветным тряпкам... — Призрак помолчал. — И никак не поймём, что время таких взглядов, время таких сценариев с момента начала Войны Первого Контакта ушло. Окончательно ушло. — Харпер раздавил кончик сигары в пепельнице. — Мы даже до сих пор не разобрались с содержимым Сверхмаяка на Марсе. Нам дали такой подарок, а мы... за три десятка лет не познали, не использовали и десятой части знаний, заключённых в его накопителях. Мы потрясающе, поразительно беспечны и ленивы. — Призрак взял со столика бокал, наполнил его из бутылки, поднёс бокал к губам, сделал несколько глотков. Миранда даже сразу определила, чисто механически — только два глотка. Значит, Призрак спокоен. Удивительно спокоен. — А у нас ещё кроме Марса — Меркурий, Венера, даже Плутон... Мы поразительно беспечны и расточительны. — он помолчал, ставя бокал на столик и зажигая новую сигару. — Наша человеческая жизнь коротка неимоверно, а мы тратим её на выяснение внутриклановых взаимоотношений с упорством, достойным лучшего применения. — он взглянул на подошедшую вплотную Миранду. — Мы даже себе самим не верим, не то что соплеменникам и соотечественникам. Так как же нам поверить им, тем, кто такое великолепие наблюдает воочию, без всяких телескопов две-три тысячи лет подряд? Положительно, идея, на которой вырос "Цербер" ещё не реализована даже на треть своей сути. И это... плохо. — он замолчал, глядя на сверкавшую звезду. Миранда знала, что кое-какие серые светофильтры всё же задействованы, но знала также, что Призрак самолично так настроил эти светофильтры, чтобы они своим воздействием не нарушали естественности картины.
Миранда ждала, понимая, что Призрак не забыл о её присутствии в своём кабинете. Он обязательно задаст ей несколько вопросов, выслушает ответы. Он всегда был и оставался руководителем. А не стремился к тому, чтобы только казаться руководителем. Он и сам немало знал и немало умел — иначе просто ему бы не поверили те, кто поддерживал "Цербер" не только морально, но и материально и финансово. Старшая Лоусон не сомневалась: Харпер — не единственный глава "Цербера", просто о других она не знает, не может знать и не только потому, что эта информация — не её уровня. Такая организация, как "Цербер" не могла эффективно управляться одним человеком.
Помолчав несколько минут, Харпер очнулся от размышлений и действительно задал несколько вопросов. Вполне конкретных вопросов, имевших немалое значение для стратегии и тактики "Цербера". Выслушал ответы Миранды, кивнул. Задал ещё несколько вопросов. Выслушал ответы. Как ощущала Миранда, он не теряет много времени на ничегонеделание. И потому, что не хочет, и потому, что не может. Смотреть на мир через компьютеризированные видеокамеры — иметь очень специфический взгляд на этот мир. И действовать соответственно, часто — не по человеческим или — не по чисто человеческим стандартам. Старшая Лоусон подозревала, что Призрак понимает свою слабость и слабость возглавляемой им организации перед лицом Жнецов. Что для этих полумашин какая-то там группка, пусть и очень многочисленная, разумных органиков, когда эти креветки привыкли стирать в пыль целые расы, насчитывавшие миллионы и миллиарды носителей органического разума? Да ничто.
Несколько десятков секунд Миранда смотрела на буйство красок диска звезды. Смотрела, ожидая продолжения разговора, хотя ощущала, что Призрак курит сигару и не смотрит на звезду, смотрит куда-то в пол. Думает о чём-то. Может быть простом, может быть — сложном. В кабинете Харпера всегда царил глубокий полумрак, детали обстановки терялись в темноте. Для Харпера, проводившего здесь часы и сутки, интерьер стал настолько привычным, что он предпочёл видеть только темноту. Может быть детали кабинетного интерьера перестали иметь для него любое значение, кроме разве что функционально — утилитарного.
Глядя на диск звезды, Миранда думала о том, что законы эволюции и природы не просто жестоки. Они — рациональны. То, что родилось, должно выполнить свою задачу и функцию, после чего — уйти. Умереть, перестать существовать. Это касается всего материального мира, включая даже такие сложные объекты, как вот эта самая звезда, вокруг которой вращается штабная станция "Цербера", умело замаскированная под большую научную. Старшая Лоусон не сомневалась — те, кто проектировал станцию, уже мертвы. Это была общая практика — нельзя было допустить утечки информации такого масштаба и такого уровня и "Цербер" просто следовал не им установленным, но сохранившим эффективность стандартам.
Призрак молча взял со столика три ридера, передал их Миранде в руки и, подождав пока она их упакует в укладку, сделал прощальный жест рукой, одновременно закладывая ногу на ногу. Миранда хорошо изучила своего босса, поэтому не удивилась такому его поведению — он большую часть времени проводил в полном одиночестве. Для него оно стало привычным, где-то даже необходимым. Сигара в руке тлела, но пепел не сыпался на ковёр — Харпер курил, может быть даже много курил, но всегда следил, чтобы сигары не выгорали до того, чтобы начинать рассыпаться в его пальцах.
Старшая Лоусон знала, что как хаск, Призрак не боится обжечься, не боится повредить человеческую кожу своего тела. Да и не производил он впечатления хаска здесь, в полутёмном кабинете. У каждого разумного свои странности, а Харпер, несмотря на то, что стал хаском, сохранил разум. Может быть так пожелали Жнецы. А может быть по какой-то другой причиной Харпер пока не являлся безвольной марионеткой у этих полумашин. Бесшумно повернувшись, Миранда сделала несколько шагов к выходу из кабинета — путь ей был очень хорошо знаком. Харпер смотрел ей вслед, развернувшись в кресле спиной к звезде. Фильтры, едва только он развернулся от гигантского панорамного окна, сразу усилились, свечение звезды стало едва заметным, полумрак в кабинете усилился.
Харпер смотрел вслед Миранде и она чувствовала его взгляд — испытующий, вопрошающий, недоверчивый. Она знала, понимала и ведала, что он ей не доверяет. В последнее время, как полагала старшая Лоусон, он никому не доверял, даже тем, кто имел такое же право, как и Миранда, являться к нему в кабинет без записи, очереди и доклада. Что-ж, любое разумное существо располагает правом на такой уровень недоверчивости. А Харпер, что ни говори, оставался пока разумным существом. Он старательно охранял идею "Цербера" от разрушения, от обесценивания, хотя прекрасно понимал, что вряд ли организация переживёт Жатву. Он надеялся, что Жатву переживёт не "Цербер", а его сложная, неоднозначная идея. Только идеи бессмертны. А вот их носители, исполнители их воли чаще всего — чень даже смертны. Даже Харпер, несмотря на то, что он стал хаском — смертен. Достаточно один раз ему оступиться — и он будет уничтожен. Как — это уже другой вопрос. Главное, что и он тоже будет уничтожен своими хозяевами, для которых он — расходный материал, а непреходящая ценность.
Впрочем, всё, окружавшее Миранду оказалось очень даже смертным. И она сама, заряженная генетическими изменениями и имплантатами на триста лет жизни, тоже смертна. Её тоже, если постараться, можно убить. И она несколько раз в своей, в общем-то недлинной жизни была близка к тому, чтобы перестать существовать, как личность. Последний раз это было, когда она попала к мозговедам "Цербера". Призрак ей не поверил, да и она сама бы не поверила любому сотруднику "Цербера", услышав такой доклад. У Харпера, безусловно, были основания не поверить Миранде. Она-то давно догадалась, что Харпер-хаск не верит никому, кто ещё не полностью стал хаском. А не верить хаскам он не может, ибо сам хаск, слуга Жнецов. Их приспешник. Вольный или невольный — это уже другой вопрос.
Миранда не помнила точно, сколько она провела у мозговедов. Она знала, совершенно точно знала, что каждая секунда, проведённая там, стоила ей очень дорого. Другой, обычный человек вполне бы мог стать идиотом, сломаться, проще говоря. Она — не сломалась. Видимо, Призрак не разрешил мозговедам с мозголомами над ней уж особо усердствовать. Она помнила, хорошо помнила, как посмотрела на себя в зеркало после возвращения от мозговедов и не узнала себя. Остановившийся взгляд. Такого взгляда у неё давно не было. С тех пор, как она проходила под нажимом подручных своего отца многолетнюю подготовку. С раннего детства. Такой взгляд у неё был по вечерам, когда она смотрела на себя в зеркало. Смотрела чаще всего неосознанно, инстинктивно. И каждый раз такой взгляд её пугал. Она тогда остро ненавидела себя за слабость.
Похожий взгляд она отмечала у себя и после того, как возвращалась с особо сложных и изматывающих операций, где ей приходилось не только командовать, не только руководить, но, в силу своей подготовленности очень многое делать самой, рискуя и своей целостностью и своей жизнью. Она и сама могла чётко представить себе, как она выглядит, даже без зеркала, даже без того, чтобы полуинстинктивно кинуть взгляд на любую отражающую поверхность, будь то вода, стекло или металлическая хромированная пластина. Но зеркало... Где-то очень глубоко засело в ней стремление посмотреться в зеркало. Наверное, потому, что несмотря ни на что, она всё же считала, что может полагать себя женщиной. Может, имеет на это право.
Хотя ей-то хорошо было известно, что Призраку наплевать на то, что женщина она или нет, человек или получеловек. В лучших традициях стандартов восприятия подчинённых руководителем Харпер требовал одного — результат. Нужный результат. Да, он обеспечивал исполнителя всем необходимым или, по меньшей мере, способствовал тому, чтобы исполнитель был обеспечен всем необходимым, но при этом требовал результата и добивался его, не останавливаясь даже перед ликвидацией проштрафившегося исполнителя. Для Призрака не имел значения пол исполнителя, он просто знал, что женщины в силу особенностей больше подходят для выполнения одних работ и заданий, а мужчины — для других работ и заданий. Призрак знал, что женщины и мужчины не заменяют, а всего лишь дополняют друг друга. Легко же ему было об этом рассуждать, являясь полухаском. А теперь, как была уверена Миранда, ему ещё легче так говорить и думать, ведь он уже — не человек, он — хаск. И, похоже, он знает, что очень многие церберовцы в курсе происшедших с ним, их шефом, боссом, руководителем необратимых и многообразных изменений.
Потому Призрак требовал результат и от неё, не вникая без особой нужды в то, как она, получеловек, получает этот результат. Пристрелила ли она кого, убила ли биотикой или просто толкнула с пятнадцатого этажа или со скалы, к примеру. Сам "Цербер" был создан, как организация, свободная, по сравнению с неповоротливым, монстроподобным "Альянсом Систем" даже слишком, чрезвычайно свободная в средствах, способах и методах достижения целей. Не получи Миранда столь специфическую и жестокую подготовку, возможно, она и ныне находилась бы в плену иллюзий, навеянных моралью и нравственностью, столь свойственными простым, необременённым руководящими полномочиями разумным. Она предпочитала просто действовать, просто добиваться результата. Понимая простую и очень жестокую истину: когда что-то придёт слишком сильное, большое и серьёзное — моралисты и поборники нравственности трусливо спрячутся и будут из укрытий громко и противно выть, требуя, чтобы сыскался тот, кто спасёт их мелкие душонки и не менее мелкие тела. Они даже не задумаются над тем, что своим вытьём они показывают этому большому и серьёзному то, где именно они спрятались и подвергают себя опасности гибели. Да, той самой гибели, которую они всегда так надеются отвратить за счёт героизма и самопожертвования других, может быть не настолько заморачивающихся с моральными и нравственными исканиями, но привыкших действовать и добиваться реальных, осязаемых, практических результатов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
