Институт экстремальных проблем. Часть 4. Бездна

— Зачем я тебе нужен такой? — слова девушки обожгли Медведева, он одновременно ощутил и радость, и невыносимую горечь. — Я ведь останусь инвалидом на всю жизнь.

— Нет, — твердо возразила Светлана, — ты поправишься. Но даже если что-то восстановится не до конца, меня это не страшит, вместе мы с этим справимся.

— Светка...

Вадим, собрав все силы, приподнял правую руку и попытался дотянуться до Светиного плеча. Она перехватила его руку и прижала к себе.

— Вот видишь, я даже руки поднять не могу. — Медведев с тоской смотрел на любимую. — Что же говорить обо всем остальном?

— А тебе еще рано руками размахивать! — Света ласково сжала похудевшие пальцы. — Левой вообще пока что особенно не шевели и в локте не сгибай — там внутривенный катетер стоит.

— Что стоит? — Вадим не понял и переспросил.

— Катетер. Чтобы постоянно вену не ковырять, в нее ставят тонкую пластиковую трубку, и все лекарства вводят туда.

— Как бассейн в школьной задачке, — Вадим горько улыбнулся, — по одной трубке втекает, по другим вытекает. Каким должно быть правильное решение? Может, плюнуть, убрать все и перестать со мной возиться?

— Замолчи немедленно! — Света была категорична. — Готовься к обеду, сейчас принесу его и буду тебя кормить.

— Светка! Я ведь уже ел сегодня! Сколько можно меня терзать? — Медведев возмутился, но тут же сник под строгим взглядом голубых глаз.

— Еще скажи, что вчера ты тоже ел! Жалуешься, что руки поднять не можешь, а где силы для этого возьмутся, если организм питание получать не будет? — Света улыбнулась и пообещала: — Я тебе еще что-нибудь расскажу, пока будешь есть.

На это Вадим был согласен. С отвращением глядя на полужидкую массу, которую Светлана назвала протертым овощным супом, он, тем не менее, покорно открывал рот, когда перед ним появлялась полная ложка.

— Откуда ты знаешь японский? — спросил он в промежутке. — В университете учила?

— Нет, у нас на факультете преподавали латынь и старославянский, кроме обычных английского или немецкого с французским. Японским я занималась на курсах и немного самостоятельно. Да и нельзя сказать, что я его знаю — уровень бытового общения, не больше.

— Так я тебе и поверил, опять скромничаешь! — Вадим косился на тарелку, пытаясь определить, много ли там осталось. — Сам слышал, как ты с этими самураями щебетала!

— Дим, все вопросы были решены задолго до их приезда, а документы подготовлены с участием профессиональных переводчиков. Я практически ничего не делала.

— Ну да, — проворчал Медведев, — то-то они тебя потом подарками задарили за это "практически ничего". Я слышал, что ты и с Рябовым их свела.

— Вадим, я только познакомила Александра Николаевича с представителем фирмы, которая занимается, помимо всего прочего, торговлей деревом. Дальше они общались сами, без моего участия.

Чувствовалось, что Светлане неприятен не столько разговор на эту тему, сколько ревнивый интерес Медведева к Рябову.

— Ты его любишь? — задал неожиданный вопрос Вадим.

— Кого? — оторопела Света.

— Рябова, — хмуро буркнул Медведев.

В голубых глазах удивление сменилось растерянностью.

— С чего ты так решил? Конечно, нет! Мы просто знакомы, какое-то время я в его фирме работала. — Света улыбнулась. — Я тебя люблю.

— Правда?

— Правда!

Наконец-то Медведев тоже улыбнулся, а мысли его переключились на другой предмет.

— Прежде чем дальше меня кормить, объясни, а то я что-то не понял — зачем психологов учат латыни и старославянскому?

— Психологов не учат, учат историков. Дим, я же историк по первому образованию.

— Историк?!

— Именно так, более того, я — историк-искусствовед. У меня был диплом на тему "Новогодние обычаи и обряды средневековой Японии", для этого мне японский и понадобился.

— Но ты же работаешь психологом! У меня уже голова кругом пошла... — Медведев зажмурился на мгновение.

— Все правильно. Я потом еще и диплом психолога получила. — Света кивнула. — Давай обедать дальше, а я тебе об этом расскажу.

За супом последовало опять же протертое отварное мясо, смешанное с размазней из гречки.

— Выглядит ужасно, но на вкус терпимо, — после первой ложки Медведев прокомментировал новое блюдо, — только посолить забыли. Жду обещанной приправы, без нее есть не буду.

Светлана улыбнулась. Вадим выглядел гораздо лучше, говорил еще тихо, но без уже особых усилий, хотя и уставал довольно быстро. Больше всего ее порадовало появление эмоций и даже пробуждение чувства юмора.

— Уже на четвертом курсе стало понятно, что искусствоведы никому не нужны. Помнишь, наверное, что за времена были. Я, честно скажу, над этим не очень задумывалась, это папа как-то поинтересовался, кем и где я собираюсь работать. Мне, конечно, предлагали пойти в аспирантуру, остаться при кафедре, но это означало получать гроши.

Светлана вспомнила тот разговор с отцом.

— Девочка моя, я понимаю, что ты занимаешься и дальше хотела бы заниматься любимым делом, но нужно подумать о реальной жизни. Вернись из средневековья в наш день. Если бы ты вышла замуж за человека, который мог обеспечивать семью, может, лучшей деятельности для тебя и придумать невозможно. Но, с другой стороны, нужно иметь специальность, которая даст возможность заработать на кусок хлеба, а не надеяться на кого-то. Я не вечен, два инфаркта — не шутка, и не хочу, честно сказать, чтобы ты от кого-то полностью зависела. Ты ведь еще выскочишь замуж за какого-нибудь оболтуса, который ни на что не способен, родителей слушать не будешь.

— Не знаю, папа, замуж я пока не собираюсь, мне и так хорошо. — Светлана пожала плечами. — У меня еще свидетельство переводчика есть, разве, ты считаешь, этого недостаточно?

— Ты уверена, что сможешь выдержать конкуренцию с профессиональными переводчиками? Вижу, что нет. — Александр Григорьевич обнял дочку. — Я тут недавно разговаривал с одним своим знакомым, он у вас в университете работает на факультете психологии. Ты можешь получить второй диплом на заочном отделении, часть предметов тебе зачтут.

— Не слишком ли большая нагрузка? — Этот вопрос задала мама. Она слышала их разговор из соседней комнаты и решила к нему присоединиться.

— Ничего, справится. — Александр Григорьевич хотел убедить и жену, и дочь. — Пока Свете ни о чем не нужно думать, пока она живет с нами, пускай учится всему, все может пригодиться.

— Папа прав, психологу намного проще устроиться на работу, чем искусствоведу или даже учителю истории. — Инна Александровна была согласна с мужем. — Но я все-таки боюсь за твое здоровье.

— Мама, у меня все в порядке, разве по мне не видно? — Светлана кокетливо покрутилась перед родителями. — Все болячки остались в школе, я болела от одного ее вида! Психолог, так психолог, я не против, главное, чтобы не было математики!

Все это Света рассказала Медведеву и резюмировала:

— Вот так и получился из меня еще и психолог, хороший или плохой — судить тебе и твоим ребятам. Я за год так и не поняла, удалось ли мне сделать то, о чем говорил Николай Кронидович — стать для вас своим человеком.

— Удалось, Светочка, даже не сомневайся, ты — очень хороший психолог, это тебе плохой материал в виде меня попался, и то ты с ним справилась.

— Правда? — спросила Светлана с точно такими же интонациями, как полчаса назад спрашивал ее Вадим.

— Правда! — Медведев смотрел на нее влюбленными глазами.

Он почти не заметил, как съел целую тарелку и выпил компот, но вскоре его неудержимо начало клонить в сон. Пока он спал, Света часто подходила к нему. Никакие кошмары не снились Вадиму, похудевшее лицо было спокойно и даже казалось помолодевшим, хотя и здорово заросло за две с лишним недели темной жесткой щетиной.

"Неужели все обойдется?" — Светлана не решалась в это поверить, что-то препятствовало. Не очень-то много общались они за прошедший год, но девушка не только как штатный психолог часто внимательно наблюдала за командиром группы со стороны, подмечая разные черты его характера, которые, словно многоцветная мозаика, сложились в непростой узор. Свету тревожило спокойствие Вадима — не в его натуре было так спокойно принять то, что с ним случилось. Однажды выяснив все о своем состоянии сначала у нее, потом у Олега и наконец у Кленова, он больше ни разу не говорил об этом, ни о чем не спрашивал, не интересовался, как и чем его лечат. Это казалось Светлане неестественным, как бы Олег ее не успокаивал. Она подозревала, что это хладнокровие — результат психологического шока, что грядет взрыв эмоций, которые пока притуплены.

Светлана была очень близка к истине, но кое в чем ошибалась. Эмоции Вадим пригасил сам невероятным усилием воли, на какое-то время заставив себя не думать о том, что произошло. Светина любовь придавала ему силы, но и повергала в отчаяние — в выздоровление он не верил и считал, что у него нет будущего. Как архитектор он не состоялся, а ничего другого, кроме того, чем он занимался последние годы, Медведев не знал и не умел. Перспектива стать для любимой обузой на всю жизнь вызывала тоскливый ужас.

Вадим спал долго, все было спокойно. Света успевала следить и за ним, и за остальными пациентами, которым ее постоянного присутствия не требовалось. Игорь Федотов посматривал на установленные в общем зале мониторы и скучал, его вмешательство пока тоже не было нужно. С Медведевым они были знакомы с лета, но общались мало, во всяком случае, их отношения не были настолько приятельскими, чтобы просто так, без особой надобности, подойти и о чем-то поговорить. К тому же молодой врач испытывал нечто вроде робости перед командиром группы, которого в будущем прочили на место начальника отряда. Кроме того, Игорь чувствовал легкую зависть — Светлана казалась ему верхом совершенства, он с самого первого дня знакомства всеми способами старался понравиться ей, а оказалось, что она любит Медведева.

— Ладно, посиди с ним, — невесело глядя на девушку, Игорь соглашался последить за остальными пациентами. — Если что понадобится, я позову тебя.

Светлана возвращалась в бокс, проверяла состояние Вадима, ощущая без всякой аппаратуры любые изменения, и делала что-нибудь, что не могло нарушить его сон: массировала ноги, чтобы улучшить кровообращение, меняла положение подложенных валиков, чтобы не развились пролежни, следила за состоянием повязок и дренажей. Вид неподвижного и не чувствующего ничего изрезанного тела уже не вызывал в Светиной душе той резкой боли, от которой сжималось сердце, он наполнял ее желанием сделать все возможное и невозможное, чтобы поставить Вадима на ноги.

Она вспоминала, как ухаживала за полупарализованным после инсульта отцом, какими беспомощно-неумелыми были тогда ее действия. Курс медицины, поездки в больницы на практические занятия кое-что дали, но столкнувшись с болезнью отца, Света поняла, что она почти ничего не знала и не умела, к этому их не готовили. Друзья отца и, в первую очередь — Новоселовы, помогали чем могли, но помощи в ежедневном и ежечасном кропотливом уходе ждать было неоткуда, нанимать профессиональную сиделку не было денег, все скромные сбережения ушли на безуспешное лечение, а потом на похороны мамы и затем бабушки, да Светлана и не хотела, чтобы рядом с отцом вдруг оказался чужой человек, пусть даже обладающий необходимыми знаниями и опытом. Александр Григорьевич был медиком по первой специальности, паралич у него был левосторонним, поэтому речь сохранилась, и он поначалу давал дочке много полезных советов, что и как делать. Сперва Свете было невероятно тяжело, но именно необходимость ухода за отцом не дала психике разрушиться от шока, вызванного маминой болезнью и последовавшей смертью ее и бабушки.

— Ты оказалась сильнее меня, — то и дело говорил ей отец, — женщины всегда сильнее мужчин. Ты справилась со своим горем, справишься и тогда, когда меня не станет.

— Папа, не говори так! — Света закрывала глаза и затыкала уши. — Ты обязательно поправишься!

— Нет, дочка, я не встану. Извини меня, но получается так, что твою маму я люблю больше, чем тебя, потому что стремлюсь уйти вслед за ней. Прости меня, Светланка. Мне очень горько оставлять тебя одну на этом свете, такую наивную и неприспособленную к жизни. Очень хотелось выдать тебя замуж за хорошего парня, внуков понянчить, да уж не придется.

— Нет, неправда! — Света еле сдерживалась, чтобы не расплакаться от отчаяния и бессилия. — Все наладится — ты и книжку свою допишешь, и на ноги встанешь, и с внуками возиться будешь!

Александр Григорьевич пытался ее утешить:

— Может, ты и права. Как врач я давно мало что из себя представляю, могу ошибаться, как с мамой ошибся.

Профессор кафедры криминалистики и судебной медицинской экспертизы Медведев давно задумал написать книгу, которая не уступала бы знаменитому чехословацкому изданию "Медицинской криминалистики" Эдварда Кноблоха и содержала бы современные методы и приемы, применяемые экспертами при расследовании уголовных преступлений. Это стало главным, что поддерживало в нем угасавшие силы. Света понимала отца и не обижалась на него, когда он часами увлеченно говорил о своей рукописи. Она была рада, что это отвлекало его от скорбных дум о недавних утратах.

Ни Светин отец, ни бабушка не могли простить себе, что проглядели начало болезни ее мамы. "Лечится на ранней стадии рак желудка, успешно лечится, главное — вовремя захватить! — Александр Григорьевич был безутешен. — А мы ничего не заметили! Инночка никогда ни на что не жаловалась, только на тошноту и отсутствие аппетита в последнее время! Все собиралась сходить к врачу, да откладывала. И вот результат!" Инны Александровны не стало через два месяца после постановки диагноза, не спасла ее даже отправка на лечение в прославленную клинику в Израиль, где она и умерла. Она выиграла в суде свое последнее, получившее скандальную известность дело по защите сына известного в городе бизнесмена, передала коллегам остальные дела своих подзащитных и только тогда занялась собой. "Она всегда думала о других, о себе — в последнюю очередь!" — в разных вариантах эти слова повторялись на похоронах разными людьми: коллегами-адвокатами, судьями, прокурорами и бывшими подзащитными, которые просто боготворили ее, — Инна Александровна часто выигрывала безнадежные дела.

Через девять месяцев книга была закончена и подготовлена к изданию. Александр Григорьевич не справился бы с этой задачей, если бы не его аспирант, который почти все свободное время проводил в доме Медведевых. Олег Мальцев не только занимался редактированием рукописи и проверкой фактического материала, он пытался помочь и Светлане в уходе за ее отцом. Света благодарила, но старалась обойтись без его помощи, особенно поначалу. Александр Григорьевич временами отвлекался от бумаг и наблюдал за дочерью. Он не хотел принуждать ее ни к чему, но не раз советовал присмотреться повнимательнее к перспективному юристу, успевавшему сочетать учебу в аспирантуре с работой следователем. Олег не сводил глаз с девушки, но, замечая это, Света в ответ лишь пожимала плечами, ничем не выделяя Мальцева из общей массы знакомых ей молодых людей.