Данный текст является пробным вариантом, в процессе перевода которого выяснилось почему до сей поры данный фанфик не перевели дальше первой главы. Читатели могут с ним ознакомиться и объяснить переводчику почему к — г, а — м, а п — р. Или просто высказать умную мысль. Также приношу глубочайшие извинения перед читателем за нездоровый юмор переводчика, проявлявшийся в некоторых вольностях с переводом.

1. Пролог: Расти, мальчик

Второй Удар стал результатом человеческой попытки овладеть божественными силами. Он отбросил их назад, очистил их от мелочных проблем. Он изменил мир и вверг миллионы душ во тьму. Те, кто уцелели, были вынуждены бороться на останках предыдущей эры.

Япония, будучи островной страной, оказалась среди наиболее пострадавших. Уровень моря сильно поднялся, затопив их прибрежные метрополисы. Дети, родившиеся после Удара, получили в наследство сильно уменьшившийся мир, совсем не такой изобильный, как раньше. Предыдущий век остался только в воспоминаниях как век высочайшего взлета человечества. То было время беззаботного движения, которого они смогут когда-то вновь достигнуть, время, полное идей и пыла, большую часть которых забрало море или же они были отброшены людьми, сосредоточившимися на выживании.

Синдзи Икари вырос среди холмов, которые стали новым побережьем. Жил он с тетей и дядей, которые заботились о нем, но оставались отстраненными. Во время Удара они потеряли своего собственного сына, и забота о сыне Рокобунги не могла заполнить этой пустоты. В доме без улыбок Синдзи научился быть тихим и послушным, что только увеличивало разницу между ним и их погибшим ребенком, который легко мог и рассмеяться, и заплакать.

Он не ожидал многого от своих опекунов. Поскольку он никогда ничего не просил, те решили, что его всё устраивает. Что именно так ему нравится жить. В результате он рос без особого внимания, без игрушек, без состязаний с другими детьми. Он молча смотрел, как играют другие, спорят и вместе развлекаются. Апатия была его щитом от зависти.

Это продолжалось до того момента, как он открыл для себя виолончель, уединение в музыке и мягкое волнение классики. До этого у него было море. Тогда он гулял по обгрызенным морем холмам и новообразовавшимся пляжам, глядя на бесконечное движение волн, с силой бьющих в скалы. Он лежал там, глядя в небо, позволяя шуму моря наполнять и поглощать его — он чувствовал себя частью чего-то большего. Это напоминало ему, что человек мал, что такие потребности и такие болезненные эмоции были ничем.

Вторая половина двадцатого века была перенасыщена развлечениями. Но студии были смыты волнами, а усилия людей были переведены в практическую плоскость. Фривольность нынче лежала в могилах. Остались мрачные земли и мрачные люди.

Синдзи рос без развлекательных телешоу, без манги или ярости Годзиллы. Немногочисленные книги в доме и школе были простыми и скорее образовательными, чем беллетристикой.

Однажды, когда он лежал там, словно позволяя морю забрать себя, всё изменилось.

На него накатилась волна, и пока он барахтался под водой, что-то большое и черное было поднято водой, и оно ударило его по голове.

Его снова выбросило на берег. Синдзи потер голову и подумал, что это довольно жалко, что то, что он чуть было не умер, оказалось одним из самых захватывающих происшествий в его жизни. Его сердце продолжало колотиться, кожа была холодной и сверхчувствительной. И только тогда он почувствовал себя по настоящему живым.

Волны, похоже, подтолкнули к нему черный объект, словно для того, чтобы он его принял. Синдзи решил вытащить то, что оказалось большим черным чемоданом, из моря.

Чемодан был сделан из прочного пластика и дополнительно герметично запечатан. Синдзи, как обычно, был на берегу в одиночестве. Все произошло неподалеку от его дома, но после Второго Удара множество строений стояло заброшенными. Синдзи поддался любопытству и решил открыть чемодан. В любой другой момент времени он бы покорно отнес чемодан к первому же представителю власти или даже просто кому-то старшему. Однако именно тогда он впервые в жизни был накачан адреналином, его голова болела, и этого оказалось достаточно, чтобы помешать здравому смыслу. Он установил чемодан на плоский камень и вскрыл его. В кодовом замке было всего три цифры, поэтому код оказалось легко взломать.

Внутри были книги. Большие, цветастые книги, совершенно не такие, какие он привык видеть раньше. Там же были упакованы маленькие фигурки в динамичных позах, филигранно раскрашенные. Он рассматривал черепа, монструозные фигуры, но по какой-то причине они не пугали его, хотя он нервничал даже при виде мышонка. Он взял одну книгу и робко провел по её глянцевой обложке своей маленькой ладонью. Обложка была украшена странным двуглавым орлом. Он не узнавал букв, с учетом того, что его только должны были начать учить английскому в школе... но их вид отпечатался в его памяти. Он должен был узнать, о чем там говорится.

Он открыл книгу, её страницы трещали новизной. Иллюстрации, параграфы, цифры — всё это незнакомое. В них не было никакого смысла. Картинки соответствовали фигуркам, хотя сцены боев и большого количества смертей были вполне ясны.

Он ничего не понимал, но чувствовал, что держит в руках что-то эпическое.

Впервые в жизни Синдзи познал НУЖДУ. Ему нужно было это. Эму нужно было узнать, о чем это. Он никогда не отпустит, не отдаст свою находку. Какое-то время он собирался закопать свое сокровище, но тогда оставался риск, что кто-то его найдет и заберет.

Медленно, с усилием, он оттащил чемодан к себе домой. Он сильно боялся. Каждая тень была вором. Выше и выше, он тащил чемодан по ступеням в свою комнату.

Когда его опекуны вернулись, Синдзи так робко сообщил о своей находке, что те подумали, будто он украл чемодан. И впервые он почувствовал гнев. Он нашел его на пляже, настаивал он, и вещь была его по праву! Водоросли и мелкие ракушки на чемодане убедили их. Похоже, что он годами плавал по взбаламученному Тихому Океану.

Когда он спросил, что это, ему сказали, что он еще маленький.

— Это... это что-то означает, — возразил он, внезапно став очень серьезным, его лицо стало предельно сосредоточенным и напомнило им Гендо. Синдзи указал на название книги. Он взял одну из фигурок и сравнил её с хмурящимся шлемом на обложке. — "Я не знаю, но это об этом. Что там написано? Что это?"

Его дядя вздохнул. Его жена сразу же не одобрила явно жестокое и опасное для детей содержимое чемодана.

— Там написано... Вархаммер 40000, Кодекс космического десанта. — Внутри его всё бурлило. Он видел надежду в глазах Синдзи и разделял её. В своем роде это было настоящее сокровище. Это было чем-то, что мужчины этого дома могли разделить, и его сын радовался бы такой находке так же, как и Синдзи... в память о нем, он разрешит. Это был винтаж. И дядя считал содержимое этого чемодана таким же крутым, как и Синдзи.

"Мое!" — мысленно вопил он, при этом не смея глянуть на жену. — "Права мужчин! Права мужчин! Мы никогда не стары для игрушек!"

— Что это? — спросил Синзди. — Ты мне совсем не помог.

— Это английский, Синдзи-кун. Другой язык. Тебе нужно выучить его, чтобы понимать, о чем тут идет речь.

Мальчик кивнул.

— Тогда я выучу этот... агл..-ский? Я хочу его выучить, дядя!

Волшебным словом было 'хочу'. Его опекуны увидели ту же волевую целеустремленность, что и у его отца. Мальчик, несмотря на юность, уже был готов отдать всего себя чему-то, кроме себя. Если бы они сдали чемодан, могло произойти всё что угодно, в прямом смысле этого слова. Гендо был непредсказуем в таких случаях, а его сын так легко следует по его пути... похоже, было проще потакать его странным мечтам, чем дать ему причину стать еще более угрюмым или неуравновешенным.

Кроме того, дяде очень хотелось поиграть с тем Дредноутом.

— Я помогу тебе выучить язык, Синдзи, — он улыбнулся. — Всё нормально, — добавил он. — Это... пойдет в копилку общего образования.

=][=

Вселенная Вархаммера была достаточно сложной и для взрослого, а для маленького мальчика и вовсе мозговыносящей. Для большинства людей оно так бы осталось чистым развлечением, пусть и затягивающим. Синдзи решил разгадать её. Это не только была его первая встреча с художественной литературой, но и первое свидание с научной фантастикой. Всё, что он видел, теперь было как-то связанно с Вархаммером. Его детские мечты теперь включали в себя охоту на ксеносов, Титанов в кустах, небо казалось выше и голубее после того, как он узнал, что там могут быть другие миры. Его дядя тоже попал на крючок и скоро поставил книги на видном месте на своем столе. Вооружившись словарями, они медленно разбирались в механике игры.

Впервые за долгие годы в доме звучал смех.

— Грязный ксенос! Ты будешь вычищен с этой планеты! — кричал мирный офисный работник на кошмарном английском. — Во имя Императора!

— Ваааагх! — отвечал Синдзи, толкая поднос, полный орочьих фигурок и бумажных вставок для не хватающих фигурок. Дело дошло до того, что они не говорили друг с другом иначе, чем на английском. В военно-боевом стиле.

Его жена возненавидела это. Она ненавидела уродливый, военизированный сеттинг. Она ненавидела тот факт, что они захватили кухню и части комнаты под поле боя. И больше всего она ненавидела то, что её муж стал относиться к мальчику как к достойной замене её сына. Он забывал того, кого должен был любить. Она ненавидела выпадать из разговора во время их быстрых обменов репликами, которых она почти не понимала.

— Вы японцы! — визжала она. — По крайней мере, говорите на японском в этом доме!

Нихонто, если быть точным. Словно они смеялись над её незнанием.

Однажды, когда их не было дома, она взяла и засунула все фигурки в мешок. Космодесантника и Лендрайдер, всех Орков, Эльдар, таких тонких и хрупких, и, особенно, ужасающий Хаос... в мешок и за дверь. Она должна была избавиться от них, чтобы вернуть свою прежнюю жизнь.

Синдзи вернулся, вежливый и с улыбкой на лице. Он заметил их отсутствие. Он лихорадочно принялся искать, создавая шум и беспорядок. Она рявкнула на него и велела заняться домашней работой. Он укоризненно глянул на тетю и побежал наверх.

Очень быстро он вернулся, тяжело дыша. Он стоял, сжав свои тетради и ожидая, пока она сидела за столом, спрятав лицо в ладонях. Минуты проходили в тишине, возможно, она надеялась, что мальчик уйдет. Маленькое тело Синдзи дрожало, но он продолжал стоять, готовый выстоять столько, сколько нужно. Он не смел потрогать её и выяснить, не уснула ли она.

— Нету их, черт подери! НЕТУ! Они мусор! Бесполезный хлам! — неожиданно заорала она на него. — Я ИХ ВСЕХ ВЫБРОСИЛА! ТЫ НИКОГДА ИХ НЕ ВЕРНЕШЬ!

Синдзи испустил такой вой, выронив тетради, что она испугалась, что он бросится на неё. Вместо этого он заплакал. Как она и предполагала.

— ПОЧЕМУ? — это было всё, что он произнес между всхлипами. Он простоял там достаточно долго, чтобы его ноги затекли. Он вытер лицо рукавом, оставив на нем желтое пятно.

— А ну прекрати! — рявкнула тётя. — Мне его отстирывать...!

Синдзи не слушал. Он впервые почувствовал злобу. Он повернулся к ней, с красными глазами и всхлипывающий... с мокрыми щеками и носом.

— Почему?... — снова спросил он.

— ПРЕКРАТИ! — приказала она вместо ответа. Потом вскочила и сделала шаг, словно собиралась ударить его. Синдзи отшатнулся, при этом словно оставаясь приросшим к одному месту. Тётя скривилась и обхватила себя руками, стараясь удержать эмоции. Она тоже шмыгнула носом, глаза стали наполняться слезами. Вой мальчика не прекращался.

Она была уверена, что соседи, хоть до них и было далековато, слышали его.

— Прекрати... — прошептала она. — Ты не мой сын...

— Простите, — сказал Синдзи. — Это я во всем виноват, простите.

— Прекрати! Нет! — она зажала руками уши и зажмурилась. Она считала себя хорошим человеком. Всё, чего она хотела, это немного спокойствия. — Не говори этого!

— Простите. Простите... Я буду хорошим мальчиком, — он закашлялся, когда воздух пошел не в то горло. — Простите. Я знаю, что я не ваш сын. Я больше не буду играть с дядей. Я буду больше помогать по дому. — Сын Гендо хотел встать на колени, но ноги всё еще не слушались. Он хотел убежать. Это было так больно! Почему он должен это ощущать? Было лучше, когда он ничего не любил.

— Простите! — закричал он.

Она бросилась на него с сумасшедшим блеском в глазах, и мальчик закричал.

Однако тетя просто обняла его. Она заплакала на его плече.

— Нет, это ты меня прости, — выдавила она.

Она отстранилась и вытерла его слезы фартуком. Она так долго жила жизнью домохозяйки, что теперь даже стриглась соответствующе. Каждый день без сына делал всё это бессмысленным, но она продолжала следовать этому ритуалу, чтобы забыть, погрузиться в будничные хлопоты, что только увеличивало её отчуждение.

— Это моя вина. Я не понимала. Я тоже была эгоистична, — призналась она. Потом пошатнулась, и Синдзи пришлось придерживать её своими маленькими ручками. — Мой сын мертв! Я не могу... Каждый день я почти слышу его голос. Мама, поиграй со мной! Мама, где папа? Мама, посмотри на меня...

Её волосы растрепались, она прижалась своим лбом к его. Её налитые кровью глаза встретились с его глазами.

— А ты заглушаешь этот голос! Когда ты смеёшься, я не слышу его больше. Словно его никогда тут и не было. Его комната стала твоей. Его одежда стала твоей... ты так похож на свою мать, мою сестру, и на меня, что это больно! Я не могу позволить тебе быть моим сыном. Я не могу бросить его...! Я должна доказать, что он вообще был!

Ни один из них не мог похвастаться ясным состоянием ума.

— Простите... — снова повторил Синдзи.

— Нет!

— Простите.

— Хватит повторять это!

— Но это правда! — закричал он. — Я никогда не хотел этого! Ты не моя мать. Моя мать МЕРТВА! Моему отцу я не нужен! И я только приношу всем боль!...

— Синдзи...

— И всё, что у меня было, это место, где я не был самим собой. Оно было ненастоящее... и я был счастлив из-за того, что оно ненастоящее. Я ненавижу свою жизнь! Ненавижу! Я ненавижу этот мир! — Он был так напряжен, что на шее начали набухать вены. — Но там ты не сможешь прожить без ненависти. Там они герои. Я хотел быть героем. Я хотел умереть, чтобы эта смерть сделала стоящим всё, что я делал раньше... и оно даже не настоящее!

Он несколько раз шмыгнул носом.

— Извините... Извините...

Его тетя отшатнулась, глядя на него в безмолвном ужасе. Дети любят выглядеть драматично, и в их неведении они могут быть жесточайшими созданиями. Однако и в этом они подкупают своей искренностью. Ребенок не должен думать о таком. Отчасти она могла винить в этом его маленькое хобби... но в основном мир и семью, где не было места привязанностям.

— ... humanitas... — пробормотал он. — Для человечества. Оно такое большое. Такое восхитительное. В этом дурацком мире было всё, что нужно... — Он посмотрел вверх, сквозь неё, его детский взгляд стал темным и пронзительным. — Я хотел быть в братстве Космодесанта, чтобы никогда не оставаться одному. Я хотел бы, чтобы у меня был Бог-Император, которому я мог бы доверить свою душу. Я хочу орков и их "Вааагх!", и их удовольствие оттого, что они живы, и Эльдар, которые так мудры в отличие от меня. Даже Хаос и его демоны делают это стоящим... и оно даже не настоящее!..

123 ... 282930

↓ Содержание ↓