— Мистер Икари желает лишь удостовериться, что его сын получает достаточно внимания. — Достаточно мало, но не слишком мало. Это было большой частью его плана. — Было бы нежелательно, если бы ему как-нибудь повредили.

Дерьмо. Они говорили о Синдзи, словно про предмет какой-то. Что тут вообще происходит?

— Он ребенок, вот и всё. Поспрашивайте кругом. Спросите его. Гендо вышвырнул его сюда, чтобы он не мешался у него под ногами, и если это вся его забота, то он может пойти и поиметь себя сам.

— Пожалуйста! — внезапно снова настойчиво произнес Джиро. — Не в лицо!

Блин.

— Вы оба на прямой связи, не так ли? — осенило дядю. Они кивнули.

— Гендо? Ты жопа с ручкой! — заорал на них дядя Синдзи, и эти слова их аппаратура не могла не распознать. — И я благодарю небеса за то, что твой сын ни разу не похож на тебя! — Затем он посмотрел на них. — На этом всё. Выметайтесь.

Это их почему-то удовлетворило.

— Мы будем на связи.

Подслушивавший, спрятавшись за дверью, Синдзи сделал глубокий вдох. Он всегда верил, что его отец оставил его по какой-то причине, и иногда у него были мысли на эту тему. Однако это было первым прямым подтверждением его не желанности. Он был слишком большой обузой.

Молча он поднялся в свою комнату. Он просто не знал, как на всё это реагировать.

=][=

В после-Ударной Японии окончание школы и сдача тестов еще не была поводом для того, чтобы ученики прохлаждались. Школьная администрация посвятила последние недели социальной адаптации, посылая детей в разные культурные поездки, чтобы они поближе познакомились с обществом, к которому принадлежали. Обычно речь шла об уборке всё еще стоящих до-Ударных зданий, посадке деревьев и прочем использовании бесплатного труда.

Синдзи жалел парней снаружи. Эх, он им потом арбуз отнесет.

Ему и прочим членам музыкального клуба повезло больше, поскольку им позволили остаться в школе, раз уж они приобщали эту самую школу к культуре. Икари слегка улыбнулся шутке их пианиста. Музыка была единственным нормальным интересом, который он разделял с обычными детьми. Он преуспел со своим планом подружиться с Минасе, а с её подругой Аяне ему было проще разговаривать. Он не был слеп. Он заметил, что он ей нравится, но она была такой... заурядной. Её волосы, её очки, её одежда, всё это делало её полной противоположностью высокой и вступившей в пору расцвета Минасе.

Он забыл, что она пыталась сказать, когда увидел агентов... ну, они были такими невыразительными, что он с трудом запомнил их имена, этих агентов Д и К, идущих по школьному двору. Со второго этажа он мог слышать, как они разговаривают с его учителем английского.

Обычно если тебе кто-то не нужен, то ты не опрашиваешь всех, кто с ним знаком. Он отрешился от мира. Это был парадокс, а Эльдар в нем ненавидел парадоксы.

После школы он опять выследил Хисоку-сенсея. Было общеизвестно, что он выделял Синдзи, в основном, потому, что походил на него в деликатности и робости. Он всегда предоставлял Синдзи инициативу в их разговорах, словно ему вообще доставляло удовольствие отдавать контроль.

— Вы знаете моего отца? — спросил тогда Синдзи.

Учитель облизнул губы. У этого мальчика была престранная привычка задавать простые, но... сложные... вопросы.

— Нет, Синдзи. Я не знаю твоего отца.

— Те люди, с которыми вы говорили. Они работают на него.

Он кивнул. Он давно перестал удивляться, как Синдзи узнает о происходящем. Мальчик был от природы любопытным, его мысли дрейфовали к страннейшим вещам. Учитель никогда и представить не мог, что они были высчитаны, чтобы спровоцировать определенный ответ.

— Они спрашивали о тебе. Я постарался не перехвалить тебя.

Это была шутка для понимающих. Они оба знали, как Синдзи ненавидит быть центром внимания.

— Мой отец послал их. Если он надумал снова меня замечать, то мне нужно что-нибудь про него знать, — горечь в голосе мальчика была неподдельной.

— Синдзи... — Почему он чувствовал себя не в своей тарелке, когда разговаривал с этим мальчиком, нет... молодым человеком? Это его озадачивало и веселило. Он не должен был чувствовать вызов от кого-то, кто, по меньшей мере, на десять лет его младше. — Твой отец — очень важный человек. Чтобы ты понял, насколько он важен, я скажу, что никто не знает о нем НИЧЕГО. Он не числится в списках самых важных людей мира. Его не показывают по телевизору. Очень мало людей знают, как он вообще выглядит. Я знаю только потому, что он когда-то пытался тут жить".

— Да?

— Да, в доме твоего дяди. Дядя его оттуда быстро вышвырнул. Это был короткий период между работами, и твоя мать вынуждена была содержать его. — Он покачал головой, глядя на ожидающего мальчика. — Извини, Синдзи. Я даже твою мать никогда не знал. Её сестра переехала сюда после того, как вышла замуж.

Мальчик дернулся, словно его пырнули ножом, но кивнул ему, чтобы продолжал.

— Послушай, всё, что я знаю, так это то, что твой отец занимается чем-то очень-очень важным в большой-большой организации. — Он решил добавить что-то ради мальчика. — Кто знает? Может, они однажды мир спасут.

=][=

Его выпуск должен был быть временем радости. Родители должны были радоваться достижениям детей, дети должны были осознать, что они изменились и приготовиться к смене отношений. Но в основном, речь шла о праздновании. Жизнь после Удара была скупа на празднования, поскольку и планете, и людям, её населяющим, требовалось много времени на излечение. Процесс принятия нового поколения, которое понесет их наследие, был исключением.

Синдзи принес в школу все четыре своих любимых миниатюрки. Он как-то умудрился держать свои игрушки в секрете ото всех, больше всех знали те мальчики... и они очень сильно хотели забыть тот случай.

Он вертелся на своем сидении. Церемония вышла излишне долгой, полной речей про будущее и славу, и надежду, и — пожалуйста, проголосуйте за меня на следующих выборах. Он черпал силы из присутствия Варбосса-сама, Космодесантника-доно, Космодесантника Хаоса-куна, и Провидицы-сенсей. Их едкие комментарии делали всё это чего-то стоящим.

Церемония тянулась до того момента, пока не настала пора вручать маленькие листы бумаги, которые навсегда выведут их из их классов. Он чувствовал себя, как под током, пока не назвали его имя.

Синдзи поднялся на сцену для получения, встретившись со своим дядей, который низко ему поклонился. Он вернул поклон. Затем вернулся на свое место.

Ощущение не пропадало до тех пор, пока не отзвучало последнее поздравление, и все они не вышли под лучи заходящего солнца. Юноша сморщился, когда луч попал ему в глаза. Драматично, ага. Синдзи пожалел, что не попросил те проклятые оранжевые очки, пусть даже он бы их и быстро перерос. И даже если бы выглядел в них глупо. Он протер глаза.

Потом он осмотрелся, не обращая внимания на счастливых родителей и просто вымотанных подростков. Его опекуны отпустили его порезвиться на свободе.

Синдзи вернулся, его лицо превратилось в безэмоциональную маску.

— Он не пришел... — тихо пробормотал он.

— Прости, Синдзи, — сказала его тетя. Синдзи совсем не был похож на Гендо в этот момент.

— Я не должен был Надеяться, — продолжал мальчик. — Правда, не стоило. Я никак не мог знать, придет он или нет.

Дядя Синдзи хлопнул его по плечу и погладил, чтобы ободрить.

— Не нужно волноваться, мы-то тут, а? Не знаю, что там думает твой папаша, но он явно пожалеет, что не пришел сюда. Пошли, съедим что-нибудь. Выше голову! Ты теперь в старшей школе!

Синдзи склонил голову, словно прислушиваясь. Его глаза прояснились.

"Да, храбрость. Я теперь старшеклассник!" Он даже ухмыльнулся.

— Извини, дядя. Мне нужно кое-что сделать.

Ему не понадобилось много времени, чтобы найти Минасе и её родителей. Они были богаты и выделялись в море простой одежды. Он собрался и подошел к ним.

— Хоуко-сан! — крикнул он, его голос сорвался в конце.

Три пары оценивающих глаз повернулись к нему. Он подавил писк. Словно он был в присутствии Инквизиции! Синдзи опустил глаза и обратился к девочке.

— Могу ли я поговорить с тобой, Хоуко-сан?

— Мина, кто этот твой маленький друг? — проворковала её мать, напоминающая нефритовую статуэтку в своем зеленом платье. Её отец смотрел сквозь мальчика, немедленно забыв про него.

Она вздохнула.

— Мама, папа, это Синдзи Икари. Простите нас, я на секунду.

Они отошли, и девушка повернулась к нему с прищуренными глазами. Её научили ценить свое время, особенно время в компании родителей. Они просто очень редко собирались вместе, это была проблема многих семей, работающих в разбросанной после-Ударной промышленности.

— Так мы теперь в старшей школе, — ляпнул он. — И я подумал, может, теперь мы могли бы сходить куда-нибудь... как друзья! Как друзья! Эм, да. Отметить и клубники поесть, или еще что-то. — Он чувствовал стыд в двойном размере. Не только он горел от своего смелого унижения, но с ним мучились и на него ворчали еще четыре его части. — Мы можем пригласить Аччан, если захочешь...

Минасе вздохнула и посмотрела поверх его головы в сторону родителей, их глаза блестели от удовольствия. Она снова вздохнула и ухватила его руку. Она утащила его в более тихое место, не заботясь о том, как это выглядит со стороны.

Там она сделала глубокий вдох. Она посмотрела прямо в его глаза, полные странной надежды и сказала:

— Слушай. Ты прав. Мы теперь подростки. И я по горло сыта твоим детским ухаживанием!

У Синдзи отвисла челюсть.

— Я терпела это раньше, потому что оно было типа милым, но сейчас оно начинает раздражать. Я не хочу, чтобы ты таскался за мной в старшей школе. Не принимай близко к сердцу. С чего бы мне идти на свидание со странным мелким типом, если меня уже ждет крутой парень в следующей школе? Пытаясь состязаться с ним, ты будешь выглядеть еще глупее. Может, ты лучше Аччан пригласишь? Вы друг друга заслуживаете.

Она отбросила волосы за спину и ушла. Она кивнула себе. Да, быстро, жестко, чисто. Это был самый добрый способ решить больной вопрос. Лучше пусть он её немного ненавидит, чем зря мучается. И таким образом, оба её друга смогут двигаться дальше.

Это же будет старшая школа, в конце концов. Всё изменится, больше людей, больше новых горизонтов. Она сможет найти кого-то, кто ей больше подходит.

— Пойдемте, мама, папа, — сказала она сладким голосом. — Не стоит зря тратить тут время.

=][=

"Это было..."

"Что, Варп задери, это было?"

"Чё-за-нах? Чё за, чё за!.."

"У меня нет слов. Абсолютно, совершенно нет слов".

Ну, это было совершенно неожиданно. Крохотная часть его мозга напоминала ему, что он действовал спонтанно, руководствуясь чувствами. Они никогда не думал, что оно ТАК обернется.

Шок проходил. И на его место пришла боль. И теперь — "ЧТО ОНА СКАЗАЛА?"

"Син..."

"Никому не говорить. Никому".

Юный подросток тихо вернулся обратно к людям, его конечности напоминали желе. Кто-то легко опознал его маленькую фигуру.

— Эй! Босс! Эй! — Кобаякава весело шел к нему. — Как оно, а? Мы сделали это! Мои родители довольны оценками, спасибо тебе за это, босс, — он кивнул, хоть Синдзи и не отвечал. — Видел, что ты пошел с Минасе. Первая и второй вместе, неплохо звучит, а? Как прошло?

=][=

Синдзи поднял на него пустые глаза.

Кобаякава был толстый и не выглядел умником, но он не был тупым в житейском плане.

— Ой. — Он нахмурился. — Бойзам нужно что-то сделать?

— Нет, — Синдзи медленно покачал головой. — Никогда не бей девочек. Только жалкие гроты бьют тех, кто слабее.

Кобаякава кивнул. Он воспринимал слова Синдзи как откровение. Это он начал называть Синдзи боссом. Однако это началось с того момента, как он забылся и перешел на другую манеру речи, которая действительно запомнилась. Синдзи мог быть маленьким страшным типом, если нужно. Но это было не важно, бойзов пугали его знания. Неважно, что они спрашивали, у него всегда был ответ. Он установил для них стандарт поведения, в частности, сказал, они должны использовать силу для помощи вместо того, чтобы обижать окружающих. Да Бойз стали известны как антихулиганы. Они ходили и вбивали уважение в будущих гопников.

Синдзи был Боссом. Никаких "если", никаких "но". Он говорил — они делали. Очень маленькая часть банды знала об этом, и этот секрет их сплачивал. Снаружи мир видел вежливого, послушного маленького мальчика, который вырастет в хорошего молодого человека. Когда вокруг него были бойз и больше никого, он мог расслабиться, смеяться и кричать. Он рассказывал отличные сказки. "Ере ви гоу!" была кричалкой да Бойз, под которую они маршировали по улицам.

Он чувствовал, что должен Синдзи больше, чем сможет отдать. Его уважала малышня и к нему хорошо относились взрослые. Кобаякава никогда не достиг бы этого, действуя так, как раньше. У Бойзов были свои собственные отряды меньших бойзов и Гретчины в виде курьеров. Это было общество внутри общества, избранное братство, ну... мальчиков (плюс несколько восхитительно яростных девочек), и это было хорошо.

— Она чё-то сказала про старшака, который её ждет, — сказал Синдзи. — Позырь, чё за.

— Конечно, босс! — с энтузиазмом ответил Кобаякава, почти отдав честь. — Напинать ему малость?

— Не, просто... интересно. Просто разведай. — Его взгляд опять смотрел куда-то далеко. Да, Босс имел такую привычку. Бойз решили, что разговор окончен.

Da Cлово быстро распространилось, и даже когда они шли домой, они были счастливы, что получили прямой приказ. Занятие на завтра, пели некоторые сердца. То, что нужно сделать! Цель и смысл существования относились к основным потребностям человека после Удара. Синдзи вернулся к опекунам, с фальшивой улыбкой на лице. "Так, с этим разобрались. Пойдем домой".

=][=

Он не собирается швырять вещи. Не собирается! В основном потому, что в качестве снарядов подошли бы только его фигурки, а они были слишком ценными, чтобы так с ними обращаться.

Синдзи ухватил простынь на своей кровати и рванул, почти разорвав ткань. "Гррраргх!" — прорычал он. Потом упал лицом в простынь, позволив ей промокнуть от слез.

Он никогда еще не ощущал чего-то настолько уродского. Это чувство поглощало всё. Он смутно помнил, как сказал что-то о том, что было лучше, когда он никого не любил. Когда ты ничего не ценишь, ты вроде как неуязвим.

"Так ты бы предпочел вообще ничего не чувствовать? Это глупость", — решительно сказала Провидица. — "Ничто не остается неизменным в музыке творения."

"Выпусти пар, паря. Нет ничо лучши для расслабона, чем пойти кому-та ВМАЗАТЬ! ВААААГХ!"

"Как она могла так поступить со мной?" — прохныкал подросток. — "Я действительно так плох? Конечно, я мелкий и слабый, но..." — Он завыл. — "Синдзи Хороший Мальчик!"

Он ощутил ментальную пощечину.

"Держись, командир! Ты становишься эмо! И ломаешь четвертую стену!"

Синдзи остановился, пытаясь поймать дыхание. Он моргнул.

"Постой... что ты сказал?"

"Я сказал... эм..." — Похоже, Космодесантник наморщился от концентрации, пытаясь поймать ускользающую мысль. — "Соберись. У тебя есть еще патроны. Молитва очищает душу, но боль очищает тело. Что это доказывает, кроме того, что душа слаба? Только боль и страдания раздуют огонь нашего духа".