-Мы подумаем, Зураб. Маму Олю точно отправим, сами-то с Наташкой не поедем — у нас Санька совсем малой, а синхронистов, если Аверы выберутся, пришлем, они бабе Мане фейерверк устроят, некогда будет продыхнуть.
Аверы подумали, прикинули, что и на самом деле надо на море съездить, да и Манане в чем-то помочь. Минька в пять лет, Настька в десять месяцев только и были, а мелкий лишь по телику видел море.
Так и порешили — поедут в Гусь на машине, Мишук сразу туда из Питера, Чертовы подкатят, покрестят всех деток, а потом в начале июля в Абхазию поездом.
Долго думали как быть с Настей. Но потом, здраво рассудив, что ребенку после школы немного передохнуть надо — отдохнувшая и спокойная она, наоборот, сумеет, не дергаясь, сдать вступительные экзамены.
-Ну не поступлю, буду в парикмахерской работать, себя-то всегда прокормлю, сами же видите — клиентов хватает! — подытожила дочка.
Она уже два года имела постоянных клиентов, отдавая заработанные деньги родителям:
-У вас надежно, а то профукаю все!
Родители же не трогали "приданное Настькино". Стоядиновичи также решили побаловать своих деток, взяв билеты на пару дней позже ожидаемого приезда Аверов и Чертовых деток в Гагры.
Мишук появился в Гусе первым, и баба Тоня чуть ли не на цыпочках ходила вокруг своего такого взрослого внука, как говорится 'не знала где посадить, чем угостить'. Минька, посмеиваясь, спросил:
-Водятся ли ещё гуси на Гусе?
-А как же, внучек, полно их там, нынче лето жаркое, вот они с речки и не вылазят, а болота ближние пересохли, за клюквой-то на дальние придется ходить, но сосед обещал довезти как клюква поспеет. Как ты, Мишенька, невесту-то себе не присмотрел ещё?
-Не бабуль, пока надо отучиться, работу нормальную найти, а там видно будет.
-Ты такой видный, неужто никто не понравился до сих пор?
-Да девушек много и хороших, но пример батин перед глазами, хочется, чтобы вот так же.
-Ну, Санька всегда серьезный был, Алюню-то, вишь, с каких пор заметил. Ты не в обиде ли, что он про тебя не знал-то?
-На такого батю и обижаться? Ты чего, бабуль? Он же у нас штучный, Настька вон просто мечтает такого, как папка, мужа найти.
-Санька может и штучный, но мамка ваша на самом деле его половинка. Не всем ведь случается свои половинки найти...
-Вот, бабуль и мы будем свои половинки искать, пока время-то есть.
К вечеру приехали Чертовы, и сразу стало шумно. Молодежь и Ванька ушли на речку, Наташа, покормив Саньку, взялась помогать готовить ужин на такую-то ораву. Аверы позвонили, сказав, что подъезжают, и плюс-минус час будут в Гусе.
Баба Тоня заохала:
-Места-то мало в кухне, как всех усадить?
Пришедшие с речки Мишук и Ванька шустро притащили второй стол под огромную грушу, синхронисты сооружали лавки, подбирали широкие доски, укладывали их на стоящие по краям табуретки. Минька залез на дерево, закрепил переноску с двумя лампочками, и к приезду родителей все было готово.
-О, какой иллюминацией нас встречают? — заулыбался Авер.
-Минечка! — из машины шустро выскочил Филюнька и побежал к своему любимому братику. Тот ловко подхватил его и поднял над головой:
-Привет, мелкий, я так по тебе соскучился!
-А я-то как! — Повисев на шее у братика, пошел знакомиться с бабой Тоней, совсем не помнил её — она приезжала когда ему было два года.
— Какой внучок у меня большой вырос, здравствуй, Филенька!
-Здрасти! Сразу говорю, я похож на дедушку и Серого, а характер у меня — папин!
-Ух ты! А я и не сомневалась, что папин, ведь ты — Аверченко. Аверы, уставшие и измученные дорогой и жарой, дружно ломанулись к реке, пообещав, что быстро вернутся. За ними увязались и Димка с Дашуткой, Ванька остался при сыне, отправив жену тоже искупнуться.
Вернулись все быстро — комары в жаркое лето все равно были. Посидели не долго, усталость сказывалась, разбрелись по комнатам, и только Ванька с Авером сидели в темноте, посверкивая огоньками сигарет.
Долго и неспешно вели разговоры обо всем — больше всего конечно о детях.
-Во, Сашк, как время летит, совсем большие у нас детишки стали, Саньке вон четвертый месяц пошел, растем. И знаешь, чего? Настька твоя шухарная была, вся, как говорится, в меня, а Санька — ну чисто ты! Спокойный такой, а люблю его до дрожи, умиляюсь каждый день.
-Понимаю, у нас так с Филюнькой было, а с внуками, говорят, ещё больше умиляются. Стареем, Вань. Дочки наши года три-четыре и замуж поди пойдут. А я уже сейчас ревную всех к Настюшке, все кажется, что не дотягивают женихи до неё.
-Ну мне проще, у меня постоянный — Стоядинович, — захихикал Ванька, — изучен вдоль и поперек серб.
-Пошли уже спать?
Утром приехал Серый с семьей, ждали только Дорониных, Алюня замесила большой таз теста, девчонки чистили картошку, резали овощи на салат, мужики же утром удрали на рыбалку, все оказались при деле. Покончив с делами, баба Тоня шустро собралась, и пошли Алюня и Наташка с ней в храм. Коза-дереза, увидев такой внушительный и необычный храм, зависла:
-Красота какая! Как в средневековой Англии!
Внутри было ещё очень много работы по восстановлению, но впечатление величия и какого-то детского восторга зашкаливало.
Батюшка удивленно охнул:
-Сколько же сразу человек будет?
-Пять деток и трое взрослых, отец Николай.
-Хорошо, мы сегодня все приготовим, а завтра после службы и проведем обряд!
Наташка, Алюня и Серега решили тоже креститься. Алюня сказала, что мечтает повенчаться со своим обожаемым Авером, вызвав слезы у свекрови.
-Я давно так-то мечтала. Ай как хорошо ты подумала!
ГЛАВА12.
Утром пошли на службу все, кроме мелких Саньки, Даньки и Павлушки, которых принесли мамки к её окончанию. Несмотря на только одну треть восстановленный храм, акустика в нем имелась потрясающая, голос батюшки долетал до самого высокого места и возвращался обратно, а когда запевали несколько певчих, казалось, что пение вырывается наружу и устремляется высоко в небо... -Благостно как! — тихонько шепнула Алька своему Аверу.
После службы было крещение, торжественностью момента прониклись все. Санька маленький, сидящий на руках у Саньки-большого, не пикнул, с любопытством смотрел на огоньки свечек, на солнечные лучики, проникающие в окна и отражающиеся от иконостаса и окладов некоторых икон. Батюшка щедро полил водичкой и маленьких, и больших, все крещеные надели крестики, притихшие и какие-то задумчивые вышли неспешно из храма, опять полюбовались им снаружи... Санька-маленький сладко сопел уже на больших папиных руках, Авер как-то нехотя отдал малыша, улучив минутку шепнул Алюне:
-Может, ещё родим кого? Уж больно сладкий тезка у меня.
-Сашка, у нас год-два — и внуки будут.
-Да понимаю я, понимаю, дети нас не поймут, у Ваньки Натаха помоложе, а ты у меня — старушка, — он чмокнул её в щеку, — ладно, будем ждать Настюшиных деток. Минька, сдается мне, долго будет копаться, не случилась ещё у него на пути такая вот подсолнушек.
-Кто знает, может, наш малой вперед всех родит, у него и в восемь лет поклонницы имеются, аж три.
Родители поулыбались — Филюню в последний месяц учебы каждодневно провожали и встречали три подружки, влюбленные в него, мелкий ругался, убегал от них, а потом привык, стал с ними дружить.
В обед по жаре пить за окрещенных не стали, мужики обошлись пивом, остальные пили холодненький компот, сваренный в ведерной кастрюле, опять долго купались, перебаламутили всю воду, согнали с любимых мест гусиков, которые долго возмущенно гоготали, потом были шашлыки, приготовленные доморощенным шеф-поваром Егорушкой, и песни, вот уж где отрывались все.
Баба Тоня сбегала до местного гармониста, и долго ещё из Аверовского сада раздавались песни. Перепели все: и русские народные, и современные, утомившийся гармонист взмолился:
-Ребяты, пальцев не чую!
Рано по утру разъезжались: Чертовы, Доронины и Серый — в Москву, Аверы, синхронисты и Егорушка Доронин — в Гагры. Через сутки с небольшим "русский десант" высадился в Гаграх. С первых же шагов Алька с Авером потрясенно застыли: вместо цветущих окрестностей, полуразрушенные, зияющие пустыми пролетами окон дома, много заброшенных, разрушенных санаториев и пансионатов, разросшиеся, неухоженные кусты и запустение... и только море осталось прежним... Алька, зажав рот руками, со слезами смотрела на все это. Потряс знаменитый вокзал — красивое здание в выбоинах от пуль, с заколоченным входом, а на перроне маленькая будочка с небольшим окошечком, над которым прикреплен обычный лист бумаги с написанным от руки объявлением о прибытии и отправлении скорого поезда Сухуми-Москва.
-Жуть какая!
-Тсс, Алюнь, младшенький тоже кукситься начинает. Так, ребятишки, пошли, тут недалеко баба Маня живет.
А баба Маня гоняла по двору загорелого, чумазого пацаненка, который уворачивался от неё и хохотал во все горло, сверкая из под черных, Адлейбовских кудряшек, голубыми глазами:
-Не догонишь, не поймаешь!
-Я тибя к радителям отправлю, клянус! Уставшая баба Маня остановилась и с удивлением посмотрела на окрывающуюся калитку и входящих в нее людей.
-Вай, дарагие, савсэм нэт мэ..ст... мама дарагая! Сашик, ето ти?
Она перевела взгляд на Алюню, неверяще потерла глаза. Потом увидела Чертовых... -Боже! Боже! — Она как-то неловко взмахнула руками. — Боже, я нэ сплю? Гоги ущипни бабушку и скажи, что я нэ сплю.
-Чего тебя щипать, не спишь, вона народу сколько приехало! — проговорил шустрый Гоги, с любопытством рассматривая всех.
А Манана протянула руки к Аверу:
-Дай я тибя абниму!
Худая, в чем душа держится, седая Манана, мало походила на ту, шуструю, неунывающую женщину, какой её помнили Аверы. Она обнимала Авера и приговаривала:
-Ай, какое щастте! Аличка, иди ко мне, дарагая! Дай, я на тэбэ налюбоваюсь. А где ваш син, Мишук? Етот? Етот високий мущщина ваш син? Какой ти стал замичателний! Дэвочка, иди, милая, ко мне, ти савсем маленким бил! Какой жалост, что Гиёргий и ваша дед не дажили!
А потом её долго тискали Чертушки. Манана вытирала слезы фартуком, Гоги принес ей полотенце. -Фартук мокрый. На тебе палатенц!
-Зачем дразниш бабушка? Аличка, ета бандит, мой старший непаслушни внук. Гаварит савсм чисто па руски, а дразнит, э...
И закружилась Манана в делах и заботах, а когда через день ещё и Стоядиновичи приехали, то Манана 'савсэм забила, што умирать нада'.
Стоядинович долго ходил по полуразрушенному второму этажу, что-то прикидывал, делал расчеты, облазил и перемерял все стройматериалы, купленные в прошлом году Зурабом, но пока так и лежащими во дворе — отпуск ожидался только в августе. Потом долго совещался с Авером и Мишуком, и вынес решение. -Манана Георгиевна!
-Э-э-э, зачем так гаваришь, Манана или, как дети завут — баба Маня, — перебила его Манана, — прасти, дарагой, слюшаю тибя?
-Все восстановить и не успеем, и материалов не хватит, но левую часть сумеем подремонтировать, вот только камня бы привезти, каким низ дома выложен.
— Я папрашу своиво родственника.
Родственником оказался папаня того самого приставалы — тот пропал где-то в войну, ни слуху, ни духу, — сильно постаревший и какой-то сникший пожилой мужчина выслушал Драгана, кивнул и пообещал через пару дней привезти.
Гоги, Филюня и Любица в момент нашли общий язык, и эта троица постоянно куда-то лезла, что-то придумывала. Исцарапанные, чумазые, они носились как оглашенные, пока Авер, в своей манере объяснять все доходчиво, не поговорил с ними. Даже набалованный сверх меры бабулей Гоги прислушался. А баба Маня воспылала огромной любовью к "Игору", который дотошно выяснял рецепты абхазской кухни, записывал их и пробовал готовить их под её присмотром.
-Какой умный малчик, гаржус табой!
Мужики рано утром и под вечер — днем было душно и жарко, — стучали, пилили, замазывали дырки в стенах, настилали пол, вставляли рамы. Привезший камни родственник, осмотрев все, кивнул головой, и на следующий день пришли помощники, два взрослых сина и три подростка. Работа продвигалась, и к отъезду гостей левая часть дома — три комнаты на втором этаже — приняла жилой вид, оставалось побелить их и все.
Купаться полюбилось всем вечером, когда море, уставшее за день качать на своих волнах шумных и колготных людей, затихало и едва плескало водой на берег. В сгущающихся сумерках поблескивающая вода казалась загадочной, а неспешно выплывающая луна — как раз было полнолуние — украшала море серебристой, в небольшой ряби, дорожкой. Накупавшись, все просто сидели и любовались такой красотой. В такие минуты и случалось единение с природой — душа просто растворялась и парила высоко в небе.
И хвалилась Манана приехавшей Ольге Евсеевне своими такими 'замичателни гости'. А на ехидное замечание Дашки про то, что помирать собралась, ответила:
-Нильзя! Далжна много! Пояснила, что 'далжна' Стоядиновичам отцу и сину, Сашику и сину Миньке, Димусику, Ваничке залатому -'надо жит, чтоби всэм било куда приехать к морю.'
Отдых пролетел быстро, провожали Стоядиновичей и Аверов со слезами и причитаниями Мананы, велела всэм мамой поклясться, что приедут еще! Сама грозилась 'пириехат на ваш халодний Урал, э!'
Синхронисты и Егор оставались на август с баб Олей — им ещё год учиться в школе. Егор твердо решил после девятого класса пойти в ПТУ на повара, а там, после окончания и навыки будут, и на вечернее отделение можно поступить, Манана предрекала ему 'високий пост и балшой успэх'
У Аверов больше всех печалился Филюнька, уж очень ему полюбилось и море и друг Гоги.
Димка Чертов в последние дни перед отъездом Аверов, любуясь необыкновенно красивым закатом, сказал им:
-Дядь Авер, я, знаешь, чё-то передумал в Рязань поступать, нагляделся на всю эту разруху и страдания людские, ещё Чечня вон никак не успокоится. Не хочу! Не хочу стрелять, что-то разрушать, лучше в гражданский институт попробую, вон, хоть в автодорожный. Дед Плешков и ваш старенький дедулька мне как-то ответили почти одинаково, когда я спросил про войну, типа — ничего хорошего, тяжело. А здесь насмотрелся... двадцать первый век, блин, да и вы с батей, и Саня Плешков — все, как говорится, попали под раздачу.
-Слова не мальчика, а мужа, — приобняла его Алька.
Авер, помолчав, проговорил:
-У тебя ещё есть время все взвесить. Я вот с детства спал и видел себя десантурой, мысли не допускал, что буду учиться где-то в другом институте, а ведь не все так, и в то время — по призванию поступали. Кто-то за компанию, кто-то, как сейчас говорят, адреналинщик, кто-то и с расчетом карьеру сделать, в те годы армия была в почете. Просто подумай, если дело по душе — отдаешь всего себя, а если нет, лучше не рисковать. Армия, она много дает, но и много требует, а служить спустя рукава... Как в том фильме: "Есть такая профессия — Родину защищать!" Батя вот твой... умолила Евсееича баб Оля перевести его в Москву, типа, под крылышко, а много он там был? Постоянно мотался по командировкам, каждый вылет в Афган и оттуда на нервах, ведь сбивали частенько. Не знаю, говорил ли он тебе про восьмидневные блуждания по горам или нет?
