На второй день маленького Ванечку принесли кормить, и Настя, имеющая опыт обращения с младенцами— девять было, когда Филюнька родился — держала своего крохотульку и с восторгом рассматривала маленькое серьезное личико. Этот однодневный человечишко морщил лобик совсем как папа Леша, когда решал какую-то трудную задачу-проблему. А вот глазки у сына были — Аверовские, карие — вот и сказала она по телефону Лешеньке своему:
-Сыночек очень похож на тебя, губки, носик, хмурится как ты — а глаза наши, Аверов.
-Милая моя Асенька, пусть хоть на кого будет похож, самое главное — вы с ним в порядке!! Тут папа Саша посмеялся, вспомнил, как Минька тебя ждал — говорил, что в животике скучно одному, вот сейчас нашему капельному человечку уже не скучно, а сколько народу его окружать будет... Я вас очень люблю и жду.
На выписке все, особенно мужики, старались хоть чуть-чуть, но подержать в руках сверток с малышом, как же: дед Иван, дед Саша, дяди Минька и Филипп, тетя Вера — сестричка Лешки, и конечно же бабуля Альбина. Вот уж кто с огромной неохотой отдавал внука папе.
С первых дней папа и дед Иван начали купать малыша сами. Лешка только посмеивался на охи-ахи тещи:
-Мам Аля, у меня опыт ого-го какой, с детьми-то смала занимался, а тут сын, гордость и радость моя.
А дед Иван, обмирая от восторга, постоянно ходил гулять с малышом, из него получилась заправская нянька. Аверы, видя такое бережное отношение и к Насте, и к малышу, лишний раз удостоверились, что дочка их в надежных, так сказать, руках, и немного переживали за своего сына, но надеялись, что и их Минечки судьба где-то ходит. Вон как у мамульки, столько времени не появлялся, нагаданный блюдечком Саша.
Старшие Аверы решили отправить своих сынов на море, чего сидеть в душной Москве, да и Миньке надо бы отогреться после своих северов. Козыревы собирались в Каменку. Там на свежем, не загрязненном воздухе ребенок будет здоровее, единогласно решили все. Немного расстраивался только Лешка — ему так не хотелось через три недели выходить из отпуска, но понимал, что для сыночка там будет лучше. Тем более, что по соседству с Ситниковыми поселилась одинокая пенсионерка — детский врач, всю свою жизнь проработавшая в детской поликлинике. И опасаться за малыша совсем не приходилось.
В Каменке оказалось столько много бабушек... каждая выразила желание помочь, а больше всех суетилась конечно же, Валюшка, вот уж кто, как и бабуля Альбина, замирая от восторга, бережно держала малыша, приговаривая:
-Маленький ты наш, долгожданное солнышко!!
Дед Козырев аж заревновал, ворча, что мальца приучают к рукам всякие, а он потом будет отдуваться. Забегая вперед, так и оказалось, но к рукам как раз приучил его, к своим, он сам.
Настюшка бурчала:
-Чисто дед Панас с Минькой!
-Ага, — подтвердил папа Саша, — а кто-то забыл, как с двух месяцев будучи долгожданной унучечкой, вил веревки из деда похлеще Миньки.
Про их необыкновенного деда что Настя, что Минька могли рассказывать часами, а уж его говорок и привычка носить кирзачи... В их с Лешкой спальне с первого дня появления Настюшки, на комоде стояла фотография в рамочке, где дед держит на руках совсем мелкую Настю, показывающую в заразительном смехе свои тогдашние четыре зуба.
Игнатьич, слушая про деда, задумчиво говорил:
-Вот, обычный деревенский мужик, а какую жизнь прожил и какую память о себе оставил, вон как его любят все Аверы и Цветики.
-Его невозможно было не любить, — грустно сказала Алька, — он такой как ребенок — местами наивный, и хитроватенький, и добрый. Иногда и противный, мы с Серым сколько с яго тулупом воявали... хорошо, у нас Ванька был, Иван Егорович, великий человечище — дедов командир на хронте, от яго он слухал.
Лешка частенько просил Асеньку, поговорить як дед, очень уж здорово получались у ничуть не похожей на Цветиков унучечки, все дедовы жесты и мимика.
Игнатьич, глядя на них, даже немного завидовал, но у него теперь есть тезка — правнук и он надеялся, что у них будет такая же всеобъемлющая любовь. Да и грызла его в глубине души вина, за те годы, когда он закаменевший в своем горе, мало уделял внимания детям, и если бы не Лешка...
А маленький кареглазый Козыренок с момента выписки из роддома стал для деда Игнатьича центром вселенной. Был у него ещё и старший правнук — Игнашка, тоже нежно любимый им, но далековато жил, в Красноярске, а это чудо — вот оно в коляске посапывает, а дед Ваня потихоньку прогуливается по улицам Каменки, объезжая попадающиеся на пути ямки и выбоины.
ГЛАВА 21.
Баба Тоня, после Нового года засобиралась домой, внук удивил:
-Чё так рано собралась-то? Сама сказала по весне, а вона, ой, вон — снегу полно и морозяка?
-Игоречек, надо рассаду посадить, весна-то на за горами.
-Рассаду посадить, сама же говорила — купишь вон у соседки и делов-то. Мне ведь ещё помощь твоя требуется и Соне, наш с папкой праздник случится скоро, а ты чё, и подарка мне не подаришь? А тама и ваш восьмой март наступит, мы с папкой вона уже подарки вам придумали. У меня, конешно деньгов, ой, денюжек нету, но папка обещал выделить, это ж надо ещё и Елен Сергеевну, и дядь Серегиных женщин поздравить, упарюся. Это Мурке ниче не надо, вон мясца положу и все, а вы едой-то не обойдетеся. А чё, и никого забыть нельзя. Вона, вон, на Новый год сколько подарков мне вроде дед Мороз принес — я же знаю, что его совсем настоящего-то нету, но ждал же, первый раз вот пришел.
А подарков и впрямь было много: мама, папка, Соня, баушка, дед Иван Петрович, Афанасьевы, Елена Сергевна, все постарались. Пока дед Мороз доставал и доставал подарки из мешка, Игорешка только изумлялся, почти весь мешок был для него. Потом у мальчишки разбегались глаза, он в немом восторге рассматривал гору подарков — Алина опять плакала, поспешно ушла на кухню и баба Тоня, а Игорешка все сидел и смотрел на коробки с игрушками, всякие домики и коробочки со сладостями, и делился со своей Муркой:
-Мур, я чё-то такой богатый, смотри, какие у меня подарки, я такие даже и не видел. Ой, а тама чё?— он полез в самую большую коробку, в которой оказались ролики... Вопль индейца, какой он издал, напугал маму, она встревоженно влетела в комнату, за ней тут же появился папка, а их сынок, просунув руки в ботинки, прыгал и вопил от восторга!! Потом аккуратно положив ролики, подбежал к ним.
-Нагнитеся оба!
Обнял их за шею и, прижавшись к их лицам, сказал:
-Вы у меня самые лучшие родители, я честно-честно буду ваш хороший сынок! Лесли забудуся, вы мне сразу говорите: "Игорёшка, ты говорил, будешь хороший сынок" и я исправлюся!!
-Ладно, запомним, — засмеялся папка.
А мама Алина подхватила его на руки:
-Сынок хороший, а ты потяжелел, а то все как перышко был!!
-Ну я же занимаюся всякими приемчиками с папкой и есть чё-то стал побольше, не шкилет уже совсем.
После Нового года, числа пятого, прозвонился мент, которому кошу отдали, напросился на шарлотку. А чё не сделать, каникулы же? Мент привез тоже подарок — специальный такой конструктор, всякие электрические штуки собирать, и большой пакет с конфетами — Игорешка взамен подарил ему магнитик и завернутую в фольгу другую шарлотку.
-Дома поешь ещё, раз тогда понравилася, то и щас лишней не будет.
-Что ты, я всем нахвастался, что ел необыкновенную шарлотку от мелкого пацана. Все не верят, вот привезу и дам по мааленькому кусочку — остальное съем сам!! Пусть слюнями давятся!
Раз в полгода Тонковы обязаны были являться на осмотр в детскую больницу, так просил их Сергей Васильевич, который писал каую-то там работу о таких болезнях. Вот в январе и съездила Алина с ним туда. Договорились встретиться в начале тихого часа, чтобы никто не отвлекал. Сергей Васильич велел подняться в отделение, там у него студенты были, и он хотел Игорешку им показать.
В коридоре никого не было, только в дальнем конце пожилая санитрака что-то домывала, ворча. -Неприемный час. Сюда нельзя, — зашумела она на появившихся Алину с Игорьком, а потом вгляделась в них и всплеснув руками, бросила швабру и поспешила к ним:
-Игорёк, какой ты стал! — она обнимала, тормошила его, а он только улыбался:
-Да, Ирина Ивановна, здрассьти!
-Ай как ты вырос. Совсем большой!
Она гладила его по голове одной рукой. а второй смахивала слезы.
-Чё ты ревешь-то, я совсем здоровый. Вот к Сергей Васильичу приехал на осмотр. У меня теперь и дед есть, Иван Петрович, и баушка нашлася. Совсем настоящая! — вывалил Игорешка главные новости. А у Мурки три котенка были, вот.
-Здрассти, Марина! — поздоровался он с молоденькой медсестрой, которая тоже обнимала и тормошила его.
-Я чё? Такой важный?
-Важный, важный. — К ним подошел врач. — Здравствуйте! Пойдем, Игорек. Мы тебя немного помучаем, осмотрим.
-Чё, уколы что-ли?
-Да нет, послушаем, пощупаем.
-Только я немного щекотки боюсь.
-Мы осторожно, пошли.
В кабинете было несколько студентов, все аккуратно и тщательно изучали Игорешку — слушали, вертели во все стороны, заставляли то присесть, то руки в разные стороны разводить. Игорешка упарился.
-Всё, всё, Игорек, прости нас, увлеклись. Ну что, брат, я хочу тебе сказать? — задал вопрос Сергей Васильич. — А то и хочу сказать, что ты здоров, вот что значит "муркотерапия" твоя. Как она, кстати, жива?
-А чё ей сделается? Котятов вот народила, трех, уже выросли, отдали вот добрым людям.
-А мне чего же не предложил?
-А ты, ой, Вы возьмете?
-От такой Мурки-то, еще спрашиваешь?
Тогда ладно, отпущу ещё раз к котам. Она только... су... ой, зараза такая восемь дней с ними шлялася, а я волновался. Я тогда, как она погуляет и окотится, прозвоню, только вот не знаю коты или коши будут.
-Мне все рано, но котенок за тобой!
Пожали друг другу руки по-мужски, крепко, а в коридоре опять Игорешку обнимали две медсестры и санитарка. Радовались ему как прямо родному, говоря, что очень рады, и что за него волновалися.
-Я теперь Тонков, у меня много кого есть, не волнуйтеся, все хорошо.
А мама Алина отдала конфеты и три шарлотки, самолично приготовленные Игорешкой, и опять были охи.
Минька с Филюшкой решили ехать в Анапу — прельстил песочный пляж. Переночевав, утром пошли на море, вот тут уж оторвались оба, плавали и ныряли, пока младший не запросил пощады. И Минька, оставив его у лежака, велел никуда не уходить, а сам пошел ещё продлить удовольствие, заплывая подальше. Филюнька же пожалел о том, что не взял альбом и карандаш, пальцы зудели начать делать зарисовки на морскую тему.
-Минечка, я вечером обязательно возьму альбом, нельзя такое не зарисовать.
После ужина опять пошли купаться, Филюня немного поплавал и пошел рисовать, а Минька как дельфин, плавал и нырял до изнеможения.
Младшенький увлекся, что-то получалось, что-то нет, и как-то застопорился рисунок со стоявшей неподалеку от берега прогулочной яхтой, типа старинной каравеллы, что-то выходило не так. Филюша в расстройстве хотел изорвать все листы..
-Мальчик, извини, но вот здесь надо немного не так, вот смотри под углом в 30 градусов примерно, будет намного лучше.
Возле Филюшки присела молоденькая девушка:
-Если позволишь, я немного исправлю вот тут.
-А ты что ли умеешь?
-Да, представь, три года в детскую художку ходила, подавала большие надежды, — она вздохнула, — но не срослось.
-Ладно, держи.
И они увлеченно стали разговаривать, что-то объясняя и показывая друг другу, не замечая, что потихоньку наступают сумерки и очнулись только от Минькиного вопроса:
-Братик, вы ещё долго будете общаться?
Оба одновременно подняв головы уставились на него, и если у братика на лице была только досада, что им помешали, то у молоденькой девушки даже рот приоткрылся, когда она увидела стоящего перед ними великолепно сложенного и очень симпатичного молодого человека.
Минька улыбнулся, и девушка покраснела.
-Ох, извините, мы нечаянно увлеклись с вашим братом.
Минь, это Маша, — она, представляешь, три года в художке училась и много интересного мне показала и рассказала.
-Очень рад, Маша, а Вы где-то неподалеку остановились или ?
-Ох, как быстро вечер наступил, я и не заметила, нет я минутах в двадцати от моря, ну да ничего, добегу!
-Нет уж! — Минька собрал полотенца и закинув сумку на плечо сказал мелкому:
-Пошли, проводим твою подругу. Ночи здесь слишком темные, и молоденькой девушке одной ходить не надо.
Разговор не клеился, Маша как-то зажалась, Минька тоже помалкивал, один только Филюня говорил не переставая. Проводили девушку Машу до самой калитки, и пошли по резко наступившей темноте к себе в гостиницу. Переоделись и старший повел младшего на аттракционы, обещал же. После завтрака, на пляже Минька опять долго плавал. А выйдя на берег, застал уже привычную картину, девушка Маша и братик голова к голове что-то вычерчивали на мокром песке и ожесточенно спорили.
-"Девочке-то лет семнадцать, наверное, совсем юная!" — подумал Минька, подходя к спорщикам.
-Вы не подеретесь случайно? Здравствуйте, Маша.
-Здрасьте! Ой, не надо мне выкать, я так теряюсь.
-Хорошо, будем на ты, — улыбнулся Минька, не замечая, что от его улыбки девушка как бы подзависла.
И появилась и Аверов подружка по прогулкам. Маша с удовольствием ходила с ними на дальние расстояния, вечерами гуляли по набережной, ели мороженое, сидели в летних кафешках — Минька категорически отверг её предложение платить пополам.
-Не надо делать из меня жлоба, я, в отличие от бедных студенток, работаю и могу себе позволить угостить нашу с братиком подругу хотя бы мороженым, — оскорбился он в первый же раз, пояснив, что и сам был бедным студентом не так давно.
Но вот платные экскурсии... она сразу отказалась, пояснив, что её бюджет на такие цены не рассчитан. Да и вообще двадцатилетняя студентка из Новосибирска оказалась очень компанейской девчонкой, с ней было очень легко и интересно. А Филюшка, что-то такое разглядев в Маше, изо всех сил старался, чтобы его любимый Минечка тоже увидел её. Он всячески нахваливал её и через неделю Аверы без Маши никуда не ходили, Минька с трудом уговорил её поехать с ними на экскурсию, на дегустацию знаменитых вин Абрау-Дюрсо, и на вечернюю прогулку по морю на катере.
— Маша, ну для нас это не расходы, можем мы тебе небольшой подарок сделать?
Маша все больше начинала нравиться Миньке своей разумностью, искренностью и внешне. Она была красива, какой-то неяркой красотой, которую сразу и не заметишь, а вот когда приглядишься-ладненькая, тоненькая, невысокая с длинными светло русыми волосами, какими-то необычными светло зелеными, иногда казавшимися желто-зелеными глазами, даже ниже их мамульки, вся какая-то подвижная как ртуть, она умела находить позитив во всем, даже в небольших неприятностях.
Она переводила все в шутку, так опрокинутый Филюнькой на её празднично-выходное платье стакан с соком, у другой бы вызвал гримасу, надутое лицо или бурчание, её рассмешил:
-Вот, не хотела я с вами этот зверинец смотреть, как раз и получилось, значит, мне туда не надо было.
