Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Ассоль подползла к нему, встряхнула и заглянула в лицо. Старик слегка улыбнулся, провел рукой по волосам девушки. Не иначе, помирать собрался...
— Нападение! — казалось, он был в панике. — Немыслимо! Чтобы здесь, в самом сердце...
— Нужно это остановить! — закричала Ассоль.
— Они могут быть уже далеко... Бомбы с дистанционными взрывателями... — Кидальчик сел, привалившись к стволу дерева. — Лишь бы никто не пострадал! Тут же дети... Это я виноват...
Скрипнув зубами, я отвернулся. Рукав полностью промок, рубашка противно липла к коже. Я совершенно не представлял, что делать, куда бежать — да и есть ли в этом смысл... В чужой стране, вместе с выбившимся из сил стариком и девчонкой-киллером...
Тарахтели автоматы, надрывались сирены, деревня то и дело озарялась вспышками света. Но на нашем пятачке почему-то сохранилась спасительная темнота.
Ассоль присела рядом и стала на ощупь исследовать мое плечо. Я сжался в ожидании новой боли, но её прикосновения были легки, как крылья бабочки. Через минуту боль отступила. Острый крюк, терзавший внутренности, тоже исчез и стало легче дышать. Я немного расслабился.
— Как ты это сделала? — она только улыбнулась.
Оторвав от платья длинный лоскут, перевязала мне рану. Затем наклонилась, и поцеловала. Глаза — два колодца, в них отражаются звезды... Замерла на мгновение, оттолкнулась, и исчезла за деревьями. Я не успел ничего сказать.
С трудом поднялся на ноги и протянул здоровую руку старику. Выстрелы как будто стихли. То и дело из дыма появлялись фигуры с автоматами, патрулирующие окрестности. К нам приблизилась одна, человек прокричал вопрос на иврите. Кидальчик ответил. Был он смертельно бледен, на шее вздулись черные вены, глаза запали. Сквозь морщинистые щеки проступила седая щетина.
— Вы не ранены?
— Вроде нет. — он закашлялся. — Старый я уже для всего этого.
Я усмехнулся, и прислонился к камню. Рука больше не болела.
— Знаете, Александр Наумович, я вот моложе вас. Но с удовольствием отказался бы от... "всего этого".
— Привыкнете, со временем.
— Хорошо вам говорить...
— А чего вы, мой дорогой, хотели? — старик поморщился. — Вы так искренне недоумеваете, когда Господь вас испытывает! Запомните: никогда Он не дает больше, чем вы способны выдержать. Никогда... Но и не меньше. Вы понимаете, Алёшенька? Хотите вы того или нет, придется идти до конца. Вопрос вот в чем: будете ли вы влечься по тропе скорби, проклиная судьбу, или встанете перед ликом Бога с открытой душой, смело принимая всё, Им уготованное...
Я вздохнул.
— Никогда не думал об этом с... вашей позиции. Мне всегда казалось, человек должен сам принимать решения. — старик усмехнулся.
— И много вы напринимали? Карл Юнг, который посвятил себя исследованию человеческих душ, был ученым. Но, тем не менее, над дверью своего дома, начертал такой девиз: "Vocatus atque non vocatus, deus aderit". "Бог придет, даже если его не звали"... Поверьте старому еврею, много повидавшему в жизни: только Он, и никто более. Только Он... Весь мир — проявление Воли Его.
— И моя хромая удача — тоже?
— В высшей степени. Будь вы верующим, давно бы поняли. И приняли бы намного легче...
Я огляделся. Тишина, только где-то в траве, рядом с нами, стрекочет сверчок.
— Как вы думаете, куда исчезла Ассоль? Может, нужно её найти?
Мистические откровения старика больше пугали, чем объясняли. Не хотелось думать, что вся моя жизнь предопределена...
— Давайте подождем. Вы — ранены, я — старик... Не будем путаться под ногами.
Ответить я не успел. Вдруг ощутил дикий страх, удушье, и понял, что вот-вот умру. Схватил Кидальчика и вместе с ним повалился на землю, в последний момент успев опрокинуть сверху стол...
Ногу пронзило болью, я чуть не заорал. Как черепаха, подтянул конечности под столешницу, и зажмурился. Кидальчик скорчился рядом, накрыв голову руками. Я слышал, как он что-то бормочет. Хотелось вскочить и бежать, куда глаза глядят, но я сдерживался. Знал: если поддаться панике — будет хуже...
Отовсюду доносился треск автоматных очередей. Потом возник нарастающий вой, за ним — облако белого огня, и ближайший дом осел внутрь себя, как картонная коробка.
— Бежим! — закричал я, отбрасывая стол и хватая Кидальчика за руку.
Старик молча плакал: на фоне рассветного неба горячо и страшно полыхали ветви магнолий. Я вспомнил, как еще вчера ребятишки гоняли мяч на маленькой сельской площади...
ГЛАВА 27
АЛЕКС МЕРФИ, ИЗРАИЛЬ.
Проснувшись, я не понял, где нахожусь. Под головой надувная подушка, пахнущая резиной и хлоркой. Вместо потолка — матерчатое полотнище. Повязка мешала шевелить рукой. Половину лица тоже скрывали бинты... Было сумеречно, только через дырочки в полотне палатки пробивались тонкие, как иголки, лучики света. В них плясали пылинки.
— Рад, что вы пришли в себя.
Повернувшись, чтобы смотреть здоровым глазом, я уставился на незнакомца. Так показалось вначале, но через мгновение я понял, кто это... Не сразу узнал его в кожаной потертой куртке, небритым... От Воронцова явственно несло потом и спиртным. И еще... Эта особенная смесь ружейной смазки, нагретого металла и дизельного топлива. Дежа вю.
Тот самый лощеный офицер, что беседовал со мной на Лубянке! Я инстинктивно попытался вскочить, но в глазах потемнело.
— Лежите. — он легонько пихнул меня в грудь. — У вас контузия.
— Как вы здесь оказались? — голос не слушался.
— Стреляли. — туманно пояснил он и подал мне бутылку с водой. Я, не чинясь, напился.
— Меньше всего я рассчитывал увидеть здесь вас.
Полулежа в подушках, я попытался оценить свое состояние. Судя по всему, дела плохи: нога, в которую попал осколок, распухла и онемела выше колена, голова кружилась. Плечо... Во всяком случае, рукой я двигать не мог.
— Я шел по вашему следу от той самой крепости. Видел, как вы рванули через колючку, но поделать уже ничего не мог.
— Так это были вы...
— В смысле?
— Две автоколонны. Я всё гадал: куда делась вторая?
— Ну да. Прилетел в Дамаск, а там — очередной переворот. Или революция... Хрен их разберешь. Пока нашел машину, получил разрешение на выезд, то-се...
— Как вы вообще меня нашли?
— Не ко мне вопрос.
— А к кому?
— Позже... Знаете, вы очень опасный человек, мистер Мерфи.
— Да. Мне уже говорили.
...До рассвета мы с Кидальчиком пролежали без сознания в какой-то канаве, куда нас забросило взрывом. Нашла нас Ассоль — уж не знаю, как. Воронцов сказал, что мы почти задохнулись, и чудом остались в живых.
Поселок разрушен, но убитых не было: даже дети здесь знали, как себя вести при нападении.
Местность прочесывали войска, в воздухе кружили вертолеты...
Когда Воронцов ушел, явилась Ассоль. Она была, слава Богу, цела, только щека поцарапана. Смущаясь, присела на край кушетки. За тонкими перегородками ходили люди, звякало что-то железное, долетал тошнотворный запах йода.
— Есть идеи, почему нас так быстро вычислили? — спросил я тихо.
— Может, на границе кто-нибудь не удержался, и выложил наши фотки в Сеть? — она равнодушно пожала плечами. — Они зовут нашего старика Моше... Я слышала, как об этом шептались тетки в кибуце.
— Моисеем? Пророком?
В каком-то смысле, я даже не удивился.
Ассоль взяла меня за руку. На ней было вчерашнее платье — светлое, в мелкий цветочек. Только грязное, прорванное в нескольких местах. Платье сползало с плеча, она то и дело поддергивала ворот, прикрываясь косынкой. Ассоль вновь казалась совсем молоденькой. Впалые щеки, синева под глазами... Я притянул её к себе и поцеловал. Она отстранилась, ожгла взглядом.
— Снова хотел сбежать, да? Не оправдывайся, я видела вечером, как ты смотрел. Ты прощался! И если б не эта ночь, ты бы ушел...
— Послушай... — я старался подобрать правильные слова. — Я не буду участвовать ни в чьих разборках. Не собираюсь помогать делить мир, загребать еще больше денег, управлять людьми... Меня уже пробовали втянуть в эти игры, и я... Я не буду ничьей пешкой! — я крепче сжал её руку, и зашептал: — Давай убежим! Потеряемся, начнем новую жизнь! Я... Я спасу тебя от твоих хозяев... — неожиданно она рассмеялась, но очень печально.
Я осекся. Кто я такой, чтобы предлагать этой незнакомке другую жизнь? Почему она должна всё бросить ради меня?
Уставившись в белесое полотнище палатки, я вспомнил вчерашний вечер. Вокруг маленькой деревенской площади цвели магнолии, до нашего домика долетал их аромат. Потом, ночью, мы с Кидальчиком метались меж горящих стволов...
В Нью-Йорке тоже цветут магнолии ранней весной. Какой сейчас месяц? Февраль? Возможно... Не было времени узнать.
Ассоль всхлипнула. Я повернулся к ней, снова взял за руку. Маленькая лапка... Ледяная, безвольная, будто неживая.
— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Думал, может, тебе захочется... Может, ты хочешь освободиться.
Она снова рассмеялась. Вытерла слезы, покачала головой.
— Дурачок... Это самая лучшая работа на свете, — она неожиданно сильно сжала мою ладонь. — Ведь я должна защищать твою жизнь.
Это признание выбило меня из колеи. Соленые губы, прикрытые в экстазе глаза, жилка на шее, бьющаяся в такт моему сердцу...
— Повтори, что ты сказала. Пожалуйста...
— Я обязана защищать твою жизнь.
Я помолчал.
— Что ты делала сегодня ночью? — голос не слушался.
— То же, что и всегда.
Снова представил её тонкое, бьющееся тело в своих объятиях. Неужели... неужели она добровольно пошла за мной в крепость ашарванов, в плен?
Но спросил о другом:
— Ты говоришь, что должна защищать меня. — медленно выговорил я. — Но... не сама же ты это придумала? Кто-то тебя послал?
— Потерпите немного, Алекс. В свое время вы всё узнаете. — снова явился Воронцов.
Удивительно, как он отыскал нас здесь, в Израиле?
И тут я заметил, как Ассоль смотрит на Воронцова. Она готовилась напасть. Приняв защитную стойку, девушка встала между мной и этим здоровым мужиком — тростинка на пути кабана...
— Успокойтесь, друзья! — Воронцов поднял руки. — У меня послание от вашего драгоценного учителя, Ассоль. — и он произнес фразу на незнакомом, гортанном языке.
Она расслабилась. Растерянно оглянулась на меня, подошла, зачем-то поправила скрипучую подушку, и только затем вновь повернулась к Воронцову.
— Я думала, Рашид сам приедет.
— Жизнь постоянно преподносит сюрпризы.
Меня поразил контраст между сохранившимся в памяти офицером контрразведки и увиденным сегодня: для образа Индианы Джонса не хватало лишь хлыста и шляпы... Посмотрев исподлобья, он проворчал:
— Я всегда подозревал, что от вас одни неприятности, мистер Мерфи.
— Не буду отрицать, что думаю аналогично о вас, господин Воронцов.
Он хищно усмехнулся.
— Тем не менее, я рад, что успел до того, как вас убили. Собирайтесь, мы уезжаем. — Воронцов повернулся к выходу.
— Я не буду с вами сотрудничать! Ни с вами, ни с кем-либо другим!
— А и не надо... — он рассеянно обернулся от входа, и взмахнул рукой. — Мы теперь вне закона, мистер Мерфи. Все мы... — и он вышел наружу.
Я повернулся к Ассоль.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Мы должны пойти с ним. — она старалась на меня не смотреть, но присела рядом. Я взял её за руку, развернув к себе.
— Он контрразведчик! Это от него я убегал в Москве... Что ты об этом знаешь?
— Он теперь такой же, как мы. Рашид изменил его судьбу.
— Кто он, этот Рашид? Твой... Друг?
— Не сейчас. — она встала и подала мне одежду, висевшую на спинке кровати. — Одевайся. Нам и вправду пора.
— Дай мне пару минут. — я сердито взглянул на Ассоль и отвел глаза.
Было стыдно признаться, но давно хотелось в туалет. В меня влили несколько бутылок жидкости внутривенно, и мочевой пузырь просто разрывался, но санузел от палаты отделяла тонкая шторка, и при девушке я не мог...
ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, ИЗРАИЛЬ.
Одному Господу известно, каким чудом мне удалось забраться так далеко. Двигаясь по следу парня, иногда отставая всего на несколько часов, всё время боялся, что не успею. И вот, я его догнал. Парень сильно изменился после нашей первой встречи... Неудивительно! Побывал в плену у чокнутых сектантов, прошел пешком по минному полю... А как его защищала эта рыжая кошка! Слава Богу, я правильно вспомнил ту фразу, которой научил Рашид. Он еще тогда сказал, что даже не сомневается: его ученица обязательно окажется где-нибудь поблизости... А он ведь — провидец, в чем я снова имел несчастье убедиться.
— Господин Воронцов!
Меня окликнул долговязый старик, бежавший из крепости вместе с Мерфи. Он выглядел заметно бодрее, переоделся, нехорошая рана на скуле чернела скобками... Живучий старикан. На вид — и в чем только душа держится, а поди ж ты...
— Чем могу служить?
Он, взяв меня за рукав и воровато оглядываясь, потащил за палатки.
— Услышал знакомое имя, и решил уточнить: о каком именно Рашиде шла речь? — я молчал. — Вижу, вы сомневаетесь, стоит ли посвящать постороннего. Вы правы, постороннего — не стоит. Но я, как вы сейчас убедитесь, — таки не он. — старикан улыбнулся. — Вы очень похожи на батюшку, Илья Романович. Надеюсь, он в добром здравии? — я, всё так же молча, кивнул. Мало ли, кто кого знает... — Я вас не убедил. — старик хитро прищурился. — Тогда так: ваш непосредственный начальник, Константин Петрович, имеет отношение к неким "чудесникам"... Судя по тому, что вы — здесь, это он познакомил вас с Рашидиком...
— Не он. На господина Калиева я вышел сам, после смерти Кремлева.
Было видно, что новость его потрясла. Старик на мгновение замер, беззвучно шевеля губами, затем бессильно опустился на камушек и спрятал лицо в ладонях.
— Когда? — наконец спросил он севшим голосом.
— Месяц тому. — он поднял на меня погрустневший взгляд.
— Земля ему пухом... — он помолчал. — Значит... Началось. — я не понял его последней реплики, но переспрашивать не стал.
Старик поднялся, отряхнул брюки и поправил рубашку. Пригладил рукой волосы...
И вдруг я вспомнил ту, месячной давности фотографию!
— Вы Кацман. — он удивленно приподнял брови, затем коротко поклонился.
— К вашим услугам.
— Простите, не признал. На фото вы без бороды. И, кажется, моложе лет на двадцать... Я читал ваше дело. Рашид упоминал о друге, пропавшем около четыр
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|