Кэлрин возмущенно посмотрел на Ирема.
— Если жить нормальной жизнью теперь называется "дразнить Килларо" и "бравировать собственной храбростью", значит, с порядком в этом городе что-то не то, — сердито сказал он.
Коадъютор хмуро усмехнулся.
— Тут с тобой нельзя не согласиться.
Обезоруженный этой уступкой, Кэлрин замолчал. В комнату вошел очень молодой стражник, на лице которого виднелись длинные, глубокие царапины.
— Мы опросили всех, кто был здесь во время драки, — почтительно доложил он Браэну. — Тех, кто находился далеко от свалки, распустили по домам, а остальные ждут внизу. Мы сообщили им, что кого-то из них, возможно, допросят с ворлоком.
— Хорошо, я сейчас спущусь, — ответил капитан. — Можешь идти.
— Не так быстро, — сказал коадъютор. Отт заметил, что в глазах у каларийца появился жесткий блеск — верный признак, что сэр Ирем злится. — Щеку тебе тоже разодрали в зале?.. Помнишь того, кто это сделал?
Парень густо покраснел, а Кэлрину стало не по себе от мысли, уж не Эстри ли снабдила молодого стражника подобным "украшением". Она наверняка считала, что никто не вправе арестовывать ее за то, что она не позволила сломать свой инструмент.
— Они старые, монсеньор, — пробормотал дозорный.
— Как бы не так. Я пока что могу отличить свежие царапины от старых. Щеку тебе расцарапали совсем недавно.
— Он хотел сказать, что это произошло не здесь, — вступился за подчиненного Браэн. — Я видел, как это случилось, это было прямо перед тем, как мы пошли сюда. — Капитан вяло махнул рукой. — Иди, Тиренн...
Юноша выскочил за дверь, явно жалея, что он вообще сюда зашел. Лорд Ирем повернулся к Браэну.
— Я что-то не пойму. Хочешь сказать, твоему парню расцарапали лицо, пока он был в дозоре?
Браэн страдальчески поморщился.
— Тут такое дело... Это Тиренн, сын Филы, помните?
— Брат Крикса? — догадался Кэлрин. Теперь он понял, почему лицо дозорного показалось ему смутно знакомым — лет пять тому назад, когда Тиренн был кем-то вроде мальчика на побегушках у папаши Пенфа, Отт встречался с ним, чтобы поговорить о детстве Меченого.
— Да, — ответил Браэн, продолжая смотреть исключительно на Ирема. — Я вам докладывал, что его брат вор. Так вот, сегодня вечером ко мне пришла торговка шерстью, у которой он недавно на глазах у всей базарной площади оборвал кошелек с пятнадцатью динэрами. Я уже пару раз обещал ей, что мы приложим все усилия, чтобы его поймать, а тут она с порога начала кричать, что, если мы не арестуем его до конца месяца, она найдет на нас управу в Ордене. А тут как раз зашел Тиренн. Она его увидела и завизжала, что теперь ей ясно, почему на Винной улице всегда такой бардак, раз воры сами служат в страже... ну и вцепилась ему в лицо. Тиренн, понятно, растерялся, ну и вообще — не бить же ее, в самом деле. Еле оттащили.
Представив себе эту картину, Кэлрин захихикал, но на лице коадъютора не появилось даже слабого намека на улыбку.
— Действительно, бардак, — холодно сказал он. — Но это, в сущности, неважно. Я уже несколько недель хочу сказать тебе, что я намерен заменить тебя кем-нибудь из твоих ребят, а тебя самого назначить капитаном внутренней охраны Адельстана. Отберешь пару десятков наиболее надежных парней из своего дозора, которые пойдут вместе с тобой и будут служить под твоим началом. Думаю, что тебе стоит захватить Тиренна, пока кто-нибудь опять не спутал его с его братцем.
Лицо Браэнна застыло.
— Вы думаете, что я не справляюсь со своими нынешними обязанностями, мессер? — спросил он глухо.
— Нет. Я думаю, что большая часть людей, которые охраняют тюрьму сейчас, назначено туда не мной, а магистратом. Раньше это меня не особенно заботило, но сейчас, как совершенно правильно заметил Отт, с порядком в этом городе что-то не то. И я хочу, чтобы охраной заключенных занимался человек, на которого я смогу рассчитывать.
Туман и подступающие сумерки не позволяли разглядеть что-либо на расстоянии десяти шагов, и темные деревья постоянно представлялись его воспаленному воображению то силуэтом человека, запахнувшегося в плащ, то затаившимся возле тропинки зверем. Раньше Олрис думал, что темноты боятся только маленькие дети, но сейчас он осознал, что темнота бывает очень разной. Одно дело не бояться темноты у себя дома, и совсем другое — оказаться совершенно одному в ночном лесу. Он говорил себе, что он провел в этом лесу уже, по меньшей мере, сутки, и с ним пока не случилось ничего плохого, но это не помогало преодолеть подступающую панику. Ему казалось, что видневшиеся в темноте деревья, как живые, с мрачным удовлетворением следят за маленьким и жалким человеком, бредущем через древний лес в зловещих зимних сумерках и совершенно не способным выбраться отсюда. Олрис оставался на ногах так долго, что его шатало от усталости, но он понимал, что, если он рискнет остановиться на ночлег, то через несколько часов замерзнет насмерть. Единственным способом согреться было продолжать идти вперед, невзирая на усталость и на постоянно нарастающую боль в разбитой голове. Олрис довольно слабо представлял, куда он, собственно, идет. Он никогда не видел карты этих мест, и мог только надеяться на то, что рано или поздно этот лес закончится. Вполне возможно, что все это время он просто двигался по кругу — но о такой возможности Олрис старался не задумываться, как и о том, что будет, когда силы кончатся, и он будет уже не в состоянии держаться на ногах. А хуже всего было то, что он по-прежнему не представлял, где сейчас могут быть Безликие, и мысль о них заставляла его леденеть от ужаса.
Когда ему в сотый раз за эти несколько часов почудилось, будто он слышит за спиной неясный шорох, парень резко обернулся. Нервы Олриса звенели, как натянутая тетива, но сил на то, чтобы бежать или сражаться, у него уже не оставалось, так что, если бы он в самом деле обнаружил за спиной какого-то врага, он бы, скорее всего, просто заорал от ужаса — он чувствовал, как этот крик буквально распирает ему легкие, желая наконец-то вырваться наружу. К счастью, как и во все предыдущие разы, Олрис не обнаружил сзади ничего пугающего. Тем не менее, ему не удалось вполне избавиться от ощущения, что рядом кто-то есть. На сей раз это ощущение было таким отчетливым, что кожа Олриса покрылась крупными мурашками, а в горле разом пересохло. Он потихоньку вытащил из ножен длинный, тонкий нож, висевший у него на поясе, и сжал его обратным хватом, прижимая рукоять к обтрепанному рукаву, хотя идея защищаться от Безликих с помощью этого игрушечного ножика была настолько же отчаянной, насколько и нелепой.
"Меченый ни за что не сдался бы без боя" — сказал себе Олрис.
Думать о дан-Энриксе в такой момент было ошибкой. Олрис отвлекся всего на какую-то долю секунды, но этого оказалось вполне достаточно. Кто-то внезапно обхватил его за плечи, крепко зажимая ему рот. Рука, в которой Олрис держал нож, оказалась притиснута к его же собственному боку, так что он едва мог шевельнуть запястьем. Теперь, когда произошло самое худшее, Олрис попросту не успел почувствовать испуга. Он рванулся изо всех сил, пытаясь ударить нападавшего ногой, и даже, кажется, попал, но на державшего его человека это не произвело особенного впечатления.
— Тише, — произнес он прямо у него над ухом. — Тише, Олрис, это я.
Голос казался удивительно знакомым.
"Меченый?!" — подумал Олрис, начиная сомневаться в том, что он не спит.
— Ни звука, ясно?.. — предупредил Меченый все так же тихо. И, дождавшись, пока прекративший вырываться Олрис закивает головой, осторожно отпустил его. Олрис поспешно обернулся, заработав новый приступ головокружения. Разглядеть что-то в наступившей темноте было не так-то просто, но Меченый стоял так близко, что Олрис узнал знакомый, вытертый от старости дублет.
— Прости, что напугал тебя, — сказал дан-Энрикс. — Я побоялся, что ты закричишь и привлечешь сюда Безликих.
Слова Меченого долетали до него откуда-то издалека. Олрис не очень вдумывался в их смысл. Облегчение, испытанное им, было настолько велико, что по щекам сами собой потекли слезы. Прежде, чем он успел задуматься о том, что делает, Олрис вцепился в Меченного обеими руками, уткнувшись лицом в жесткую ткань его дублета. Сейчас ему было наплевать на то, что он самым постыдным образом ревет, вцепившись в Крикса, как испуганный ребенок. Неизвестно, что об этом думал сам дан-Энрикс, но он обнял гвинна, терпеливо дожидаясь, пока Олрис успокоится.
— Как вы меня нашли?.. — спросил Олрис, наконец-то отодвинувшись от рыцаря и уже начиная чувствовать неловкость за свое немужественное поведение. Меченый усмехнулся.
— Проще, чем ты думаешь.
Олрис напомнил самому себе, что в Лисьем логе Меченый считался замечательным разведчиком. Странное дело, сейчас Крикс гораздо больше походил на самого себя, чем в те несколько дней, когда они ехали к Каменным столбам, а их отряд еще не подвергся нападению Безликих. Сейчас Меченом больше не ощущалось ни печали, ни апатии — напротив, он, казалось, излучал энергию. Казалось совершенно не понятным, как это возможно после всех недавних ужасов. Однако была в облике дан-Энрикса какая-то тревожная деталь, которую Олрис не сразу смог определить. Лишь присмотревшись к Меченому более внимательно, он, наконец, сумел понять, что показалось ему таким странным. Меченый был совершенно безоружен — так, как будто он все еще оставался под арестом.
— Где ваш меч? — прошептал Олрис, глядя на то место, где должна была бы находиться перевязь. Казалось невозможным, чтобы легендарный меч, в котором, по слухам, находился источник всех магических способностей дан-Энрикса, достался бы адхарам. Меченый понял, о чем он думает.
— Все в порядке, он у Ингритт, — отозвался он.
— Она жива?!
— Сказал же: не кричи, — поморщился дан-Энрикс. — Да, жива... Видимо, будет лучше рассказать все сразу. Ты, конечно, помнишь, что творилось в лагере — большая часть людей сражается друг с другом, а остальные ничего не понимают и пытаются сбежать. Когда кто-то затоптал пару костров, граница перестала сдерживать адхаров, и они проникли в лагерь. Ингритт, кажется, была единственной, кто догадался, что огонь — такое же оружие, как и железо. На самом деле, даже лучше. Мы убили одного Безликого, забрали его лошадь и смогли прорваться, но, думаю, только потому, что там царила полная неразбериха. Когда мы скрылись от погони, мне пришлось отдать ей меч. Пока он остается у меня, Безликим слишком просто нас найти. Лошадь того Безликого мы почти сразу отпустили. Я не знаю, как адхары добиваются того, что их кони не боятся своих всадников, но допускаю, что на этих лошадей наложено какое-то заклятие, а может быть, и не одно... разумнее всего не связываться с тем, чего не понимаешь. Ну а дальше я приложил все усилия, чтобы сбить Безликих со следа. Думаю, что часть из них все еще крутится поблизости, но большая часть их отряда двинулась на юг, чтобы перехватить нас по дороге к Каменным столбам. Это даст нам возможность выиграть время. Ингритт сказала мне, что видела тебе в самом начале схватки, и что ты пытался убежать. Она хотела знать, что с тобой стало. Я оставил ее в безопасном месте, а сам вернулся в лагерь. Мне бы не хотелось, чтобы она видела то, что от него осталось, хотя это было не особенно опасно — думаю, что ни один Безликий не додумался бы искать нас там. Я не нашел тебя среди убитых и пришел к выводу, что ты, скорее всего, жив. Вот, собственно, и все.
Олрис задумался. Судя по словам Крикса, он был не единственным, кто сумел уцелеть во время схватки. Но дан-Энрикс все равно разыскивал именно его. Олрис не отказался бы узнать, в чем тут причина. Только в просьбах Ингритт — или в чем-нибудь еще?..
— Пошли, — сказал дан-Энрикс. — Прежде, чем отправляться за тобой, я сказал Ингритт, куда я иду, но вряд ли ей приятно оставаться там одной. Я еще никогда не видел лес, который выглядел бы так же неприветливо, как этот. Думаю, это из-за присутствия адхаров.
Олрис промолчал, хотя и думал, что использованное Криксом слово "неприветливый" было неслыханным преуменьшением. Лес прямо-таки дышал враждебностью. Пока не появился Меченый, сумевший одному ему известным способом развеять это наваждение, Олрису казалось, что он сойдет с ума, если пробудет здесь еще хотя бы несколько минут. Но в главном Крикс был прав — им следовало побыстрей вернуться к Ингритт.
Идти оказалось ужасно тяжело. Беседуя с дан-Энриксом, Олрис совсем забыл, как у него болят натруженные ноги, а самое главное — перестал чувствовать головокружение и тошноту, преследовавшие его весь день. Но стоило ему сделать несколько шагов, как эти ощущения вернулись с новой силой. Меченый двигался так быстро и бесшумно, что походил не на человека, а, скорее, на бесплотный призрак. Не успели они пройти и ста шагов, как Олрис понял, что безнадежно отстает от своего попутчика. Меченый обернулся.
— Что такое? — спросил он.
— Простите... я устал, — пробормотал Олрис, злясь на себя за то, как жалко это должно звучать.
— Устал? — повторил Меченый, подходя ближе. Олрис кивнул — и неожиданно почувствовал очередной неудержимый приступ рвоты. Ухватившись за ближайший ствол, он наклонился над землей, изгибаясь от мучительных позывов. Но, поскольку Олриса тошнило уже далеко не первый раз, а он все это время ничего не ел, во рту не было ничего, кроме слюны и желчи. Через несколько секунд желудок наконец-то перестал пытаться вывернуться наизнанку, и Олрис замер в том же положении, опустив голову и тяжело дыша.
— Тебя ударили по голове? — предположил дан-Энрикс утвердительно.
Олрис кивнул.
— Понятно. Чувствуешь себя все время одинаково?
— Нет, иногда почти нормально, а потом опять... — Олрис прижал ладонь к губам, чувствуя подступающую дурноту.
До него долетел тяжелый, долгий вздох.
— А раньше ты сказать не мог?.. — поинтересовался Меченый, остановившись рядом с ним. — Подними голову.
— Не могу... меня сейчас стошнит, — выдавил Олрис через силу.
— Ничего с тобой не случится, — возразил дан-Энрикс. — Просто сделай так, как я сказал.
Олрис напомнил самому себе, что Меченый не только лекарь, но и маг. Он выполнил распоряжение дан-Энрикса и ощутил, как пальцы Меченого прикасаются к его вискам.
— Расслабься. Тошнота сейчас пройдет, — сказал дан-Энрикс непривычно мягко. Олрис даже не заметил, как закрыл глаза. Ему казалось, что по его телу разливается приятное тепло. Первой исчезла головная боль, потом усталость, от которой собственное тело казалось ему неуклюжим и тяжелым, а последней отступила ноющая боль в натруженных ступнях. Дан-Энрикс еще чуть-чуть помедлил, а потом убрал руки.
— Лучше?.. — спросил он.
Олрис непроизвольно потянулся к своему виску и с чувством изумления дотронулся до кожи, еще сохраняющей тепло чужих прикосновений. Из затылка словно вытащили раскаленный гвоздь, так что голова казалась непривычно легкой. За последние часы боль сделалась настолько неотвязной, что Олрис совсем забыл, какое это упоительное ощущение — чувствовать себя здоровым.
— Да, гораздо лучше! — с жаром отозвался он. Теперь он наконец-то начал понимать рассказы Ингритт. Почувствовав его восторг, дан-Энрикс выразительно пожал плечами.
