— Грусть.
— Да, грусть. Как бы предчувствие утраты. Боль от осознания того, что это счастье невозможно удержать.
Их лица разделяло расстояние не более одной ладони. Крикс подумал, как он любит этот взгляд глаза в глаза, это немыслимое прежде чувство близости и понимания.
— У меня было точно так же, — сказал он. — В том мире, несомненно, тоже было место счастью — просто в новом мире оно перестало быть неуловимым, мимолетным, постоянно...
— ...ускользающим из рук.
Несмотря на всю серьезность их беседы, они оба рассмеялись, осознав, что вновь заговорили в раздражавшей Ирема манере, служившей каларийцу поводом для нескончаемых насмешек и острот. Задумчивый настрой был безнадежно сбит. Лейда отставила бутылку и придвинулась к нему. От нее пахло ежевикой.
...Меченый проснулся с ощущением, что только что — мгновение назад — целовал теплые, живые губы. Кожа Лейды, горячая от солнца, пахла свежевыпеченным хлебом. Меченый давно забыл, каким родным и в то же время опьяняющим был этот запах. Наваждение было таким сильным, что дан-Энрикс прикоснулся пальцами к своим губам.
Меченый ясно понимал, что это было не пророчество и не видение — всего лишь сон, пусть даже очень яркий и правдоподобный. Самообольщение, сказал бы Ирем. А мэтр Викар, наверное, сказал бы, что подобный сон — это последняя преграда, которую его разум выстроил, пытаясь справиться с терзавшим его страхом.
Меченому было, в общем-то, плевать.
Как бы там ни было, в мире остался еще один источник Тайной магии, который можно уничтожить только вместе с ним. Меченый рывком поднялся с койки, завел руки за голову и потянулся — с наслаждением, до хрустнувших суставов. Тело звенело от забытой, непривычной бодрости. Тюремщики, явившиеся будить арестанта полчаса спустя, застали Крикса полностью одетым и нетерпеливо прохаживающимся по своей камере.
— Доброе утро, — сказал дан-Энрикс и едва не рассмеялся, ощутив общее замешательство. Охранникам приподнятое настроение дан-Энрикса должно были казаться лишним доказательством его безумия. Не приходилось сомневаться, что любой из них неоднократно пожалел о том, что конвоировать свихнувшегося арестанта на решающее заседание суда не выпало кому-нибудь другому. Меченый даже задумался, не попытаться ли как-нибудь сгладить впечатление от слишком энергичного приветствия, но должен был признать, что это невозможно. Ну не объяснять же им, что этой ночью он увидел Мир Былого и Грядущего?.. Едва ли это объяснение уверит их в его нормальности.
В камеру внесли завтрак. Меченый сразу почувствовал, что повседневная тюремная еда ничуть не походила на его сегодняшнюю трапезу. В мягком оловянном кубке (должно быть, чтобы никакому заключенному не пришло в голову ударить им охранника) оказалась не вода и даже не оремис, а самое настоящее тарнийское вино, в тарелке — ломтики поджаренного мяса, пряная подливка, мягкий свежий хлеб. Голодному дан-Энриксу заполнившие его камеру запахи казались совершенно умопомрачительными. Меченый удивленно вскинул брови, а потом едва не рассмеялся в голос, осознав, что этот королевский завтрак был еще одной издевкой Римкина — обычно мясо, белый хлеб и красное вино давали приговоренным к смерти перед казнью. Меченый должен был признать, что еще накануне вечером злобная шутка его недруга, скорее всего, довела бы его до белого каления — на что советник Римкин, несомненно, и рассчитывал.
— Мессер, я должен сообщить, что заседание суда начнется через три часа. Будете завтракать?.. — спросил глава его охраны.
— Обязательно, — весело сказал Крикс, в котором аромат мясной подливки, хлеба и вина пробудил волчий аппетит. Меченый с трудом мог припомнить, когда он в последний раз нормально ел, хотя это произошло не по вине его тюремщиков. Кормили в городской тюрьме довольно сносно, просто большую часть времени голод его не беспокоил. Но сейчас жадное нетерпение, возникшее при мысли о еде, казалось упоительным, как лишнее свидетельство того, что он впервые за последние недели чувствовал себя живым. — И еще я хотел бы привести себя в порядок. Принесите воду, мыло, бритву, чистую рубашку... — вспомнив про беседу Хорна с комендантом, Меченый решил немного подразнить охрану — Разумеется, если советник Римкин не велел доставить меня грязным и небритым.
Было совершенно очевидно, что советник ничего подобного потребовать не мог. Наоборот, высокородный арестант во что бы то ни стало должен выглядеть прилично — ничто не должно указывать на то, что городские власти руководствовались личной неприязнью к подсудимому.
Тюремщики переглянулись.
— Не беспокойтесь, монсеньор, воду и все необходимое вам скоро принесут, — нейтрально-вежливо сказал глава дозора, вероятно, рассудив, что неожиданная жизнерадостность дан-Энрикса им даже на руку. Все лучше приступов тоски и гнева, которым их подопечный предавался два последних дня.
— Спасибо, — сказал Меченый.
При каждом движении плечо пронзало болью от болтавшегося на руке тяжелого щита. В кольчуге и поддетой под нее стеганной куртке Тен чувствовал себя неуклюжим и огромным, словно ломовая лошадь. Вообще-то Тен и раньше-то считал своего брата-близнеца непроходимым дураком, но сейчас его мнение об умственных способностях Тиренна стало еще хуже, чем обычно. Чтобы кто-нибудь по доброй воле согласился днями напролет таскаться во всей этой сбруе?!.. Да она ничуть не лучше каторжных колодок!
Тен с бессильным сожалением оглядывал людей, валом валивших к ратуше, чтобы услышать приговор дан-Энриксу, и мрачно размышлял о том, что, если бы не этот идиотский маскарад, он бы сейчас был в самой гуще взбудораженной толпы, и уж наверняка сумел бы знатно поживиться. Тена разбирала злость при мысли об упущенных возможностях. Сегодня такой день, что любой криворукий неудачник сможет сколотить целое состояние, просто немного потолкавшись возле магистрата — все равно в такой давке даже самый бдительный человек не заметит чужую руку у себя в кармане. А ему приходится торчать среди дозорных капитана Ниру, словно пугалу на огороде!
Тен уже не в первый раз спросил себя, как он позволил Арри втянуть себя в эту историю. Общаться с младшим братцем Тен начал пару лет тому назад. Когда-то Тен мечтал, что Тиренн однажды осознает, как нелепо каждый день горбатиться в трактире у папаши Пенфа и захочет присоединиться к нему. Конечно, таким ловким "сумеречником", как он, Тиренну никогда не стать, не тот характер, ну и что с того? Он может просто быть у Тена на подхвате, а уж он сумеет обеспечить им достойное существование.
В те дни, когда Тену делалось совсем тоскливо, он встречался с братом, убеждая себя в том, что в этот раз Тиренн наверняка послушает его, и они сообща начнут совсем другую жизнь, но дело всякий раз кончалось ссорой. "Спорим, я сегодня заработал больше, чем ты — за целый месяц?" — бросил он Тиренну во время одной из последних встреч. "Ты ничего не заработал, Тен. Просто наворовал", — ответил брат. От этого презрительного тона Тен мгновенно закипел. "Можно подумать, ты не воровал! — со злостью сказал он. — И вообще, где бы ты сейчас жил, если бы не украл у Крикса кошелек?.." "Это было давно, — отрезал брат. — И перестань оставлять дома свои краденные деньги. Мне и Арри они не нужны. Мы всегда можем пообедать в "Яблоне"".
Потом Орлиный Клюв пристроил брата в свой дозор, и Тен с тоской признал, что "сумеречником" Тиренн не станет никогда. В тот день Тен здорово напился. Давняя утрата, которую он привык считать временным явлением, впервые проступила перед ним во всей своей необратимости. Тен остался в полном одиночестве — теперь и навсегда. "Ну и пошел он к Хеггу в задницу! — мысленно разорялся он. — Лучше быть одному, чем постоянно нянчиться с этим придурком. Если бы он сам пришел — я бы и то не захотел иметь с ним дела!". Тен убедил себя, что слишком зол на брата, чтобы интересоваться его жизнью, и решил, что, начиная с нынешнего дня, он будет думать только о самом себе. Однако несколько лет спустя, поближе познакомившись с подросшим Арри, обнаружил, что все, связанное с домом и остатками его семьи, по-прежнему вызывает у него болезненно-острый интерес.
Арри сначала шарахался от Тена, как от зачумленного, но Тену удалось мало-помалу завязать с мелким дружеские отношения, точнее — что-то среднее между приятельством и отношениями двух заговорщиков. Тен говорил, что их общение должно остаться в тайне, и Арри охотно соглашался, потому что понимал, что Браэнн и Тиренн их дружбу точно не одобрят. Тен водил младшего брата в гавани, показывал ему свои любимые трактиры и кормил деликатесами, которых Арри в глаза не видел до знакомства с ним. Он угощал его вином, бравировал своим умением метать ножи и рассказывал захватывающие истории о жизни в Алой гавани, своих приятелях, живущих по "ночным" законам, и их совместных авантюрах. Тен не сразу осознал, что он подстраивается под собеседника и опускает все неаппетитные детали. Но когда Арри, вдохновленный этими рассказами, спросил, нельзя ли ему вместе с Теном побывать в Алой гавани и познакомиться с кем-нибудь из его друзей, Тен резко возразил, что это совершенно невозможно. Мысль, что его младший брат начнет общаться с этой швалью, ему совершенно не понравилась.
В каком-то смысле Арри заменил ему пропавшего Тиренна. Но имелось и приятное отличие — в отличие от близнеца, Арри смотрел на Тена снизу вверх и не читал ему нотаций — а Тен с удивлением почувствовал, что ему нравится быть старшим и заботиться о ком-то, кого он может считать частью своей семьи. В конце концов они стали встречаться каждый день.
— Ты пойдешь к ратуше? — сегодня утром дожидающийся его на обычном месте Арри едва не подпрыгивал от нетерпения.
— Нет, — замогильным голосом ответил Тен. — Сегодня ночью я играл в пинтар и сильно перебрал. Заснул уже под утро, прямо у стола. Ноги болят, спина болит, а во рту как будто тролли сра... кхм, ладно. Я хочу сказать, что я сейчас пойду в какой-нибудь трактир, закажу кружку пива, а потом завалюсь спать.
На самом деле это было правдой лишь наполовину. Ночью он действительно играл в пинтар и выпил больше, чем обычно, так что кружка пива сейчас была жизненно необходима. А вот спать Тен, разумеется, не собирался. День намечался хлебный, нужно идти к ратуше и зарабатывать. Тем более, что давешний противник Тена оказался шулером почище него самого, и к утру Тен остался на мели. Естественно, брать с собой Арри Тен не собирался. Он, конечно, не скрывал от Арри род своих занятий, но старался, чтобы представление младшего братца о его занятиях было как можно более размытым. В результате Арри верил — или почти верил — в то, что Тен ворует только у каких-нибудь особенных, дурных людей: скупщиков краденного, игроков в пинтар, люцерщиков и прочего отребья. Тена такое убеждение полностью устраивало.
Круглое лицо Арри удивленно вытянулось.
— А как же Крикс? Ведь он же...
Тен чувствительно пнул брата по ноге.
— Я же тебе сказал, — прошипел он. — Сказал же, чтобы ты не вздумал снова говорить о Меченом, пока мы в городе! Ты хочешь, чтобы вам спалили дом?!
— Но я только с тобой, — оправдывался Арри. Тен сделал зверское лицо.
— Без разницы. Никогда не произноси этого имени. Особенно на улице.
— Да ладно, ладно, я не буду, — отбивался Арри. — Браэнн тоже говорил, что мне не следует идти. Что будут беспорядки, и что безопаснее всего остаться дома. Но, в конце концов, он же наш брат. Разве тебе не кажется, что мы должны там быть?..
— Я ему ничего не должен, — резко сказал Тен, почувствовав знакомый гнев. Их брат. Учивший их с Тиренном фехтованию, освободивший их от унизительного прозябания в доме Мерайи Белл и вытащивший всю семью из нищеты... а потом бросивший их в самую тяжелую минуту.
Впрочем, слегка успокоившись, Тен рассудил, что нужно не выплескивать на Арри собственную злость, а позаботиться о его безопасности. В кои-то веки Тен был полностью согласен с капитаном Ниру — идти к ратуше Арри не стоило.
— Прежде всего, твои братья — это Тиренн и я. И, хоть мы с ним не ладим, я уверен, ни один из нас не захотел бы, чтобы тебя затоптали в этой давке. — сделав над собой усилие, Тен нехотя добавил — Думаю, что Меченый сказал бы тебе то же самое — если действительно считает тебя своим братом.
Арри заметно поскучнел — но тут же снова оживился.
— А пошли ко мне? Я тебе даром пива нацежу. Дома все равно никого, Браэнн в дозоре, а Тиренн в больнице.
— Как в больнице?.. — испугался Тен.
— Браэнн сказал, что они разнимали драку, и Тиренна задели ножом. Но вроде ничего серьезного, к концу недели обещают отпустить.
— Узнаю кто — убью, — угрюмо пообещал Тен. — Но к вам мне все равно нельзя. Слишком рискованно.
Но Арри продолжал настаивать, и под конец он все же дал себя уговорить. Во-первых, потому, что в кошельке после вчерашнего разгрома не осталось ни единой медьки, и, если бы он не принял приглашение младшего брата, то осталось бы только искать знакомого трактирщика, который нальет пива в долг. А во-вторых, хотя Тен никогда не признавался в этом даже самому себе, ему давно хотелось заглянуть домой и посмотреть, как там все изменилось за прошедшие годы.
Оказалось, изменилось многое — и в то же время почти ничего. Половичок, постеленный у двери еще Филой, превратился в выцветшую тряпку, в кухне царил беспорядок, которого мама никогда не потерпела бы. И, уж конечно, Фила никогда не допустила бы, чтобы Тиренн разложил на обеденном столе свою кольчугу и стальные наручи. Но в остальном все было совершенно так же, как и раньше. Та же комната, те же косые потоки солнечного света из окна под потолком, тот же кухонный стол, огромный, словно плотницкий верстак — на нем запросто помещалась куча самых неожиданных вещей, и еще оставалось достаточно места, чтобы обитатели этого дома могли разместиться на другом краю стола.
Тен вспомнил, как Фила пекла лепешки, посыпая стол мукой и яростно раскатывая тесто, и сморгнул. Вот не хватало ему только распустить сопли перед Арри.
— Наливай, раз обещал, — сказал он брату. — Надеюсь, хоть Орлиный Клюв пьет нормальное пиво, а не ту ослиную мочу, которой нас травили в "Черном Шершне".
Вкус у капитана Ниру оказался вполне приличным, и Тен с удовольствием опустошил нацеженную Арри кружку. Катастрофа разразилась, когда Тен заметил, что ему пора, и двинулся на выход, буквально налетев на входившего в кухню Браэнна.
— Ты же сказал, что дома никого! — зарычал Тен, пятясь назад. На одну кошмарную секунду он поверил в то, что Арри специально заманил его в ловушку — но, взглянув на бледное лицо и совершенно полоумный взгляд младшего братца, осознал, что тот ошеломлен не меньше его самого.
— Я думал, ты в дозоре, — пролепетал Арри, явно запаниковав при виде капитана Ниру.
Тен с трудом сдержал порыв дать братцу в морду, чтобы перестал скулить. Сильнее всего его разозлило то, что Арри, по вине которого он вляпался в эту историю, в подобную минуту обращался к Браэнну, а не к нему, и думал исключительно о том, как оправдаться перед Ниру — словно Тена вообще тут не было!
