Волчье время. Продолжение

Бросившись к императору, он обнаружил, что Валларикс уронил голову на грудь и потерял сознание.

"А может быть, и умер" — промелькнуло в голове у Ирема, но разбираться было некогда. Он рывком поднял тяжелое тело с пола, пожалев, что вовремя не снял с Валларикса доспех. Не рассчитав усилия, лорд Ирем пошатнулся и чуть было не свалился на пол вместе с раненым — но, к счастью, кто-то из гвардейцев подхватил Вальдера с другой стороны.

— Отсюда можно выбраться на крышу? — прокричал Ирем Саккронису, вместе со всеми отступая по центральному проходу между стеллажами.

— Да, — отозвался кашлявший от дыма архивариус с такой готовностью, что было ясно — он уже подумал о такой возможности. — Но перекрытия могут обрушиться от жара... нам лучше идти в мою обсерваторию. Я покажу дорогу...

— Ведите, — велел Ирем. Голос звучал хрипло от натуги. Нести раненого было бы гораздо проще, не будь Ирем так измотан. "Только бы не потерять сознание, — подумал он. — Не хватало только, чтобы остальным пришлось вытаскивать отсюда нас обоих..."

Пожар разгорался слишком быстро. Ирем чувствовал, что задыхается от дыма, и давно потерял представление о том, куда они идут. В принципе он не так уж плохо знал столичное Книгохранилище, но в пелене густого дыма знакомые залы казались каким-то жутким лабиринтом. Не будь среди них Саккрониса, они бы точно заблудились, но Саккронис, хотя он буквально висел на плече какого-то солдата и отчаянно кашлял от дыма, без малейших колебаний говорил, куда необходимо поворачивать.

Когда они, наконец, поднялись в башню, превращенную Саккронисом в свою обсерваторию, дыма вокруг стало поменьше. С открытой площадки, откуда Саккронис наблюдал за звездами, было видно, как клубы черного дыма вырывается из окон, расползаются по близлежащим улицам. Ирем жадно хватал ртом пахнущий гарью, задымленный, но сейчас казавшийся таким прекрасным воздух. Осторожно опустив Валларикса на землю — места на площадке было мало, и люди садились на полу впритиску друг к другу, — Ирем наконец-то смог избавить императора от шлема и, стащив с руки перчатку, отыскал артерию на шее. В первую секунду показалась — ничего, но потом он ощутил слабый, едва различимый пульс.

Саккронис не садился на пол — он стоял, опираясь дрожащими руками о каменный парапет, и тяжело дышал, пытаясь справиться с приступом дурноты. Потом нагнулся еще ниже, и лорд Ирем понял, что Саккрониса тошнит. Рыцарь поспешно встал, придержал старика за плечи, а потом помог иззелена-бледному Саккронису сесть на каменный пол рядом с Вальдером.

— Не понимаю, — потерянно сказал тот, глядя на Ирема запавшими глазами. — Если Олваргу хотелось получить Адель, то как он мог позволить своим людям сжечь Книгохранилище?!

— А как он мог позволить Темному Истоку разнести полгорода, которым он вроде бы собирался править?.. — с сумрачной усмешкой отозвался Ирем. — Думаю, проблема в том, что Олварг давно уже никого... и ничего не в состоянии остановить.

Саккронис на мгновение прикрыл глаза.

— Вы правы, — согласился он. — Не подумайте, я понимаю, что нет смысла сожалеть о книгах там, где погибло столько невинных людей. Но я привык думать, что мы можем не бояться смерти, кроме всего прочего, еще и потому, что лучшее, что было в других людях, в самых разных людях — всегда остается неизменным...

Голос Саккрониса казался тусклым и надтреснутым, и коадъютор понял, что, сколько бы архивариус не повторял себе того, что сказал Ирему — что сожаления о книгах не имеют смысла в эпицентре наступившей катастрофы, — помочь своему горю этим рассуждением он был не в силах. Ирем тяжело вздохнул и встал, оставив старика наедине с его несчастьем, которое он был бессилен и смягчить, и даже разделить. Вот император — тот бы смог. Валларикс видел в каждой книге душу человека, который ее писал, а Ирем — только полезные (или не очень) мысли, доверенные бумаге.

Гвинны столпились на площади — на таком расстоянии от полыхавшего Книгохранилища, где их не достигал горячий воздух, вырывавшийся из окон, и откровенно веселились, глядя на пожар. Должно быть, думали, что находившиеся внутри враги сгорели заживо. Кто-то из горожан — совсем еще молоденький мастеровой — видимо, совершенно выведенный из себя этой картиной, проорал несколько оскорблений в адрес гвиннов, но довольно быстро обнаружил, что его не слышат, и со злостью сплюнул через парапет.

Лорд Ирем наблюдал за этим полуодобрительно, полунасмешливо. Хорошо быть двадцатилетним — после всего, что было, еще остаются силы на такие вспышки ярости.

— Надумал потушить пожар?.. — лениво спросил он.

Мальчишка резко обернулся.

— Монсеньор! Внизу, прямо под нами, была комната со всяким хламом, там на стене висел гобелен с гербом дан-Энриксов. Давайте вывесим его на башне? Пускай смотрят! Хегга с два они смогут сюда подняться, когда все горит, — сказал он с ненавистью в голосе.

Лорд Ирем вскинул брови. А вот это вот действительно неглупо!.. Ирем пару раз бывал в лаборатории Саккрониса, и сейчас вспомнил, что, среди засушенных растений, астролябий, полок с минералами и остального "хлама" действительно имелся гобелен с гербом дан-Энриксов.

— Вот это уже лучше. Молодец, — одобрил он. — Тащи его сюда.

* * *

Проделав полпути среди пронзительного холода и непроглядной темноты, Меченый ощутил, что выбивается из сил. Ноги и руки онемели и утратили чувствительность еще в самые первые минуты, но боль пробивалась даже через онемение, вгрызалась в суставы и сводила судорогой мышцы.

Его кожаный колет и сапоги отяжелели от воды, и Крикс избавился от них, уже не думая о том, как будет добираться до тронного зала босиком. Большая часть развилок, наконец, осталась позади, и Меченый поплыл быстрее, мысленно твердя себе, что страх и боль — это хороший знак. По-настоящему пугаться нужно будет в тот момент, когда ему покажется, что тело согревается, а мир начнет подергиваться дымкой, как у засыпающего человека.

Говоря Браэнну, что перебраться на тот берег Шельды было тяжелее, чем добраться до дворца, Меченый слегка покривил душой. Шельда, конечно, была холоднее, чем вода в Подземном городе — пловца сносило быстрое и сильное течение, и на поверхности плавали куски льда. Но плыть ему тогда пришлось не так уж долго, а потом, выбравшись из воды, Меченый за несколько минут добрался до ближней деревни — бежал всю дорогу, не давая себе не секунды передышки, потому что знал, что в его положении любая остановка означает смерть. В деревне его знали, как разведчика из Серой сотни. Чуть живого Крикса завернули в меховое одеяло, растирали жесткой рукавицей и отпаивали горячим вином. На этот раз согреться будет негде, да и нечем. И рассчитывать он может только на себя.

Когда его нога наткнулась на ступени лестницы, ведущей в усыпальницу дан-Энриксов, Меченый уже плохо сознавал, кто он такой и что здесь делает, и все-таки смутно обрадовался, что страшное путешествие окончено. Он на четвереньках выполз из воды и, попытавшись встать, потерял равновесие и растянулся на камнях, не почувствовав боли от удара.

Мысли у Крикса путались. В отдельные моменты он осознавал, что лежит ничком на каменном полу над лестницей, ведущей в усыпальницу дан-Энриксов. А в следующий момент ему мерещилось, как будто бы он выбрался из моря и лежит на берегу Залива, и вокруг не темнота и тишина, а яркий августовский полдень с плеском волн, шелестом ветра и гудящим у него над головой шмелем. Стоявшее в зените солнце светило прямо на него, а галька, на которой он лежал, нагрелась, словно сковородка, но даже двойной жар от солнца и камней не помогал "дан-Энриксу" согреться — видно, море в это лето было холоднее, чем обычно.

...Меченый отчаянно закашлялся и завозился на полу, пытаясь отогнать успокоительное наваждение. Нет ни лета, ни жаркого солнечного света, ни горячей гальки. Если он останется лежать на этом месте, то не согреется, а окончательно замерзнет и умрет.

Надо бороться с сонным отупением. И, разумеется, прежде всего надо заставить себе встать.

Поднявшись, он негнущимися пальцами стащил с себя рубашку и несколько минут крутил и мял плотную ткань, тщетно пытаясь выжать ее досуха, а потом яростно растер ей грудь и плечи. Исчезнувшая было боль вернулась, заставив его ругаться и шипеть сквозь зубы, но зато сознание заметно прояснилось.

Крикс проверил, насколько легко меч Ниру ходит в ножнах. Как и следовало ожидать, капитан содержал свое оружие в прекрасном состоянии, и клинок выдвигался плавно и бесшумно, с легким шелковистым шелестом. Привычное ощущение шершавой, оплетенной кожей рукояти у него в ладони окончательно привело Меченого в чувство. Это было хорошее оружие, простое и надежное — совсем как человек, который отдал ему этот меч. Крикс сделал взмах, потом подшаг, ударил с полуразворота. При каждом движении в суставы словно вонзали раскаленные ножи.

Еще подшаг. Удар, защита, верхний блок, отход назад, еще удар... Боль сделалась настолько нестерпимой, что накатывала дурнота, но Меченый не останавливался. От простых движений он перешел к Малому канону, постоянно подгоняя самого себя — быстрее! А теперь еще быстрее!.. Он заново овладевал своим замёрзшим, непослушным телом и приучал руку к новому мечу. Если не удастся убить Олварга сразу, то придётся перебить его охрану до того, как подоспеет подкрепление. С чем бы ему ни пришлось столкнуться наверху, он должен быть готов.

Воздух в фамильной крипте оставался неподвижным и холодным, но дан-Энриксу казалось, что от него того и гляди повалит пар. Медик внутри дан-Энрикса отметил, что он все-таки застудил легкие — при каждом вдохе в груди словно раздували тлеющие угли. Если бы он остался жив, то через несколько часов свалился бы с жестокой лихорадкой. Но, к счастью, об этом ему беспокоиться не нужно, через несколько часов все уже будет кончено.

Когда к нему вернулась прежняя подвижность, а одновременно с ней — способность чувствовать пространство, легко обходя надгробия и статуи, даже когда он отступал спиной вперед, Меченый понял, что теперь действительно готов. Он заново приладил перевязь и направился к выходу из крипты, уже не ощущая холода окоченевшими ступнями.

Олрис с Дарнторном вместе занесли бесчувственную Лейду в пустой амбар, наскоро превращенный защитниками порта в лазарет, и опустили ее на земляной пол рядом с каким-то раненым островитянином.

Ингритт уже спешила к ним, переступая через раненых. Ее одежда, волосы и даже подбородок были вымазаны кровью, словно это не они, а Ингритт всего несколько минут назад выбралась из гущи боя. Олрис почувствовал, что должен как-то объяснить случившееся.

— Рыжебородый... — хрипло сказал он. Прозвище Нэйда отдавало копотью и ржавчиной, смешивалось с мерзостным солоноватым вкусом крови у него во рту. Раньше Олрис не знал, что ненависть способна иметь вкус.

Ингритт его как будто не услышала. Она торопливо опустилась на колени, зажала бившую из раны Лейды кровь какой-то тряпкой и, положив сверху ладонь Олриса, велела :

— Зажимай вот здесь. Я сейчас подойду.

Олрис послушно прижал к ране окровавленную тряпку. Дарнторн на секунду задержался рядом с ними, глядя на бледное лицо Лейды, а потом поправил перевязь и пошел к выходу. Олрис напрягся. Защитникам порта сейчас нужен каждый человек. Он тоже должен вернуться в бой...

— Перестань крутить головой, — бросила Ингритт резко. — Сосредоточься на том, что делаешь, или она умрет.

— Да... да, конечно, — вздрогнув, согласился он. Ингритт права, сейчас важнее всего спасти Лейду. Остальное подождет...

Вчера, когда он обнаружил в порту Ингритт, помогающую раненым, внутри у него все оборвалось.

— Что ты здесь делаешь? — выпалил он чуть ли не с возмущением. Девушка мрачно посмотрела на него.

— А ты?..

Олрис сообразил, что в общей суматохе Ингритт поступила точно так же, как он сам — вскочила на оставшуюся без седока лошадь и помчалась в гавань вместе с остальными. Может быть, кто-то из гверрцев даже сунул ей поводья, как и Олрису, не разобравшись, что перепоясанный мечом подросток в шлеме и слишком длинной для него кольчуге был не юношей, а девушкой.

При мысли, что она сражалась наравне со всеми остальными, ему становилось жутко, хотя, трезво рассуждая, это было глупо — фехтовали они с Ингритт одинаково.

"Иди сюда и помоги мне" — приказала Ингритт, посчитав вопрос исчерпанным. Олрис сжал зубы и подошел к ней, не сомневаясь в том, что его сразу вывернет, если придется вблизи смотреть на чьи-нибудь вылезающие внутренности. Несколько раз его действительно стошнило от вида очередной отрубленной руки или ноги, но через полчаса он так измучился и отупел, что дурнота и слабость отступили. Олрис просто перестал размышлять о том, что делает. Он перетягивал жгутом очередной обрубок, и, навалившись на раненого всем весом, прижимал его к земле, пока Ингритт наскоро вычищала, прижигала и перебинтовывала рану. Руки у Олриса были липкими и скользкими от чужой крови, и порой ему казалось, что ничего этого на самом деле нет, что окружающие их со всех сторон страдания и боль — просто очередной кошмар, навеянный Темным Истоком. Но потом в уши врывался чей-нибудь истошный крик, и Олрис понимал, что это происходит наяву.

Рыжебородый еще дважды пытался захватить Южный порт, но гверрцы и островитяне оба раза отбивали нападение. К ночи в гавань стянулась куча горожан, которым удалось каким-то чудом ускользнуть от гвиннов, и тогда кто-то из островитян сказал, что два из шести кораблей, "Крылатый" и "Веселая акула", еще в состоянии держаться на воде. Далеко они, разумеется, не уплывут, но можно погрузить на них хотя бы женщин и детей, и попытаться вывезти их из Адели. Если повезет, они сумеют выбраться из гавани и дотянуть до берега, благо в такую темень занявшие дамбу гвинны не заметят корабли и вряд ли станут их обстреливать.

Столкнуть на воду прочно севший на мель островной корабль было ненамного проще, чем пытаться сдвинуть с места гору, но после работы в лазарете это могло показаться настоящим облегчением. Олрис торжествовал, что вырвался из этого кошмара, но одновременно с этим ему было стыдно, что Ингритт осталась там совсем одна.

Он думал, что потом вернется в лазарет, но вышло по-другому. Сперва Лейда позвала его переводить, поскольку нужно было допросить нескольких пленных гвиннов и попробовать понять, что замышляют остальные. Потом они отбивали нападение Рыжебородого. Потом спали вповалку прямо на земле в каком-то ледяном амбаре. А между этим был еще тот странный разговор, когда Олрис зачем-то потащился вместе с Лейдой проверять охранные посты.

— Жаль, что у нас было всего два корабля... Но, может быть, у них получится вернуться и забрать вторую партию людей, — заметил он, идя с ней рядом по ночному лагерю. Он так устал, что уже плохо понимал, что говорит. Ему казалось, что, если он перестанет делать над собой усилия, чтобы держать глаза открытыми, то ляжет и заснет прямо посреди мостовой.