Зеркало любви

— С кем она встречалась? Имя? — подался вперед Тальфер.

— Виконт Трион.

— Сын начальника департамента Дознания?

— Не Тарейнский?

— Ромуальд?

Матильда, Барист и Рид отреагировали по-разному. Переглянулись и задумались. Первым высказался Барист.

— А при чем тут Тарейнский?

— А вы думаете, одному такое под силу? — прищурился Вереш. — Все они там. Трион — по нему почему-то бабы сохнут. Канцлер — мозг, его братья и сынок, который старший — тоже в деле. Младший вроде как нет, точно не знаю.

— А власть они как делить будут? — вопрос для Тальфера был не лишним. Власть — по определению не колбаса, на части не поломаешь. И потому умные люди не участвуют в заговорах. Она понимают, что побеждает тот, кто останется в живых. А вот когда начнут резать претендентов... вот ведь загадка?

— А мне, простите, не докладывали. Знаю, кто в заговоре, и то, в основном, от Ласти. Принца использовали, как уличную шлюху, потом выкинут. Или отцеубийцей представят. Ласти убили. Трион-младший и убил, лично ручки запачкать не побрезговал, паскуда...

— Жаль, доказательств у вас нет, — вздохнул Рид. — Слова это хорошо, но мало.

Вереш фыркнул.

— Вот это — подойдет?

На столе один за другим появлялись два кольца, одно из которых принадлежало его высочеству, а второе загадочному 'господину', виконту Триону, несколько писем, собственноручно написанный рассказ Ластары...

Два письма были полуобгоревшими, но почерк был отлично знаком Риду. Канцлер.

— Ласти их из камина вытащила.

— Вы попросили?

— Она сама, пока еще по уши не влюбилась...

В письмах не было ничего 'такого', там не было написано 'подложи под принца Сорийскую', или 'пусть этот кретин отравит отца', но...

Фамилии, рода, какие-то поместья. Матильда с Маленой и десятой части не знали, а вот Рид что-то понимал. Пробежал глазами, протянул Тальферу.

— Готовились, мрази. Заранее имущество делили.

Тальфер тоже что-то понимал, Матильда это видела.

— Моей фамилии там нет?

— Почему же, вами собирались купить Триона, — ткнул пальцем в одну из строчек Барист. — Просто вы при дворе не появлялись, только один раз, вот и не познакомились.

— Зачем его покупать? — удивилась Матильда, скромно умалчивая, что и познакомились, и даже потанцевали. — Он же глава заговора?

— Нет. Он может так думать, но он не глава, — покачал головой Барист. — Он не потянул бы.

— Марионетка Тарейнских — или полноправный участник?

— Его могли обнадежить, что посаддят на трон, — задумался Барист. — Или они вообще не определились тогда и торговались. Судя по письмам, канцлер прикидывал, что и кому достанется. Тарейнские — не королевский род, его бы просто не приняли наши аристократы. Кстати, как и Триона. Это вообще дикая афера.

Матильда хмыкнула.

Вслух она не сказала, но припоминая коммунизм, перестройку, да ту же французскую революцию... знаете, каких уродов принимали? По сравнению с историческими персонажами родного мира, местные заговорщики — вообще котята пушистые.

— Зато ему есть за что обижаться на короля, — вздохнул Рид. — Я знаю, мама рассказывала.

Все, кто сидел за столом, изобразили напряженное внимание.

— После моей матери у короля была следующая любовница. Мать Леонара Тарейнского. И кончилось это для нее тоже плохо. Мой отец просто убил мою мать, а вот жена старого Тарейнского... там было много чего. Скандалы, ссоры, надо полагать, и дети это видели, в результате женщина сошла с ума. Жить она осталась, но в монастыре.

Замечательно. Тут совпадали мысли и Матильды, и Малены. И наверняка, дети это видели. И... кстати говоря. Есть несколько разных видов безумия. Есть то, что в результате болезни, кстати, это и в наши времена не редкость. Перенес, к примеру, человек менингит, ну и последствия сказались. Или там, водянка мозга... медики больше перечислят.

Это не страшно. То есть страшно, но по наследству не передается.

А вот если у дамы что-то такое было изначально... какой-то сдвиг. Если почитать про старинные дворянские семьи, быстро понимаешь, что там через одного, не псих, так шизофреник. Роднились-то между собой, в пределах достаточно ограниченного круга, вот и всплывали рецессивные гены с разными 'приятными сюрпризами'. И это вполне могло отразиться и на детях.

А что канцлер вполне нормально выглядит и работает... и что? До какой-то грани реальности любой шизофреник или там, маньяк... вон, доктора Лектера вспомнить. Или Чикатило! Милейшие, в сущности, люди. До — определенного момента. А потом спасайся, кто может.

— Ага. То есть ваш отец, маркиз, наставил рога и Тарейнскому, — сообразил Барист. — Уж простите... а еще одного бастарда у Арреля быть не может?

Рид пожал плечами.

— Мне об этом не сообщали, отцу, полагаю, тоже. Он бы сына признал.

— Тогда все понятно. Тарейнский был обижен, затаил злобу, ну и... последствия сказались. Через тридцать лет. Замечательно, — подвела итог Матильда. — Всегда считала, что детские обиды — самые крепкие. Ладно, с этим ясно. Действительно, дети могли сильно обидеться за мать, и помнить зло долгие года. А Трион-то с чего завелся? Вроде семья нормальная?

— Тут я могу подсказать, — вздохнул Вереш. — Ласти так поняла, что он небогат.

— Трион?

— Виконт. Отец у него — глава департамента, и абсолютно честный человек. Такое тоже бывает.

Барист кивнул.

— Я бы знал, если бы он воровал, или взятки брал. Но Трион — как стеклышко.

— А ведь он не из богатых. Его боятся, а дом у него в столице — паршивый. Выезд — тоже, дорогих коней он покупать не может, да и много чего еще не может. А хочется. Не ему, сыну...

— Вырастил мажорчика, — проворчала исключительно для подруги Матильда.

— Чем удобрял, то и выросло, — согласилась Мария-Элена, так же, для сестренки. — Кстати, тебе Ромуальд не понравился?

— Нет. И вообще, я подумываю о покупке ошейника с шипами. А еще плетки и намордника.

— Брррр... не жалко тебе собак.

— А уж как мне не жаль разных виконтов. Маркиз — и точка.

— Радует, что мне не придется за него замуж выходить, — вздохнула уже вслух Матильда. — Вы не возражаете, господа?

Рид сверкнул глазами.

— Пришибу негодяя!

Малена улыбнулась ему.

— Нет уж. Лучше я его сама отравлю. У меня и яд остался... кстати — для кого? Я его из стола Ластары стащила, когда у вас была.

— Для короля, — честно ответил Вереш. И принялся хохотать.

Барист поглядел на него, как на идиота.

— Что смешного?

— Вы его подменили? Да? Миледи?

— Да.

— А они ждут, когда король... того, а он — не того...

Истерику Вереша оборвало только появление сковороды с шикарной яичницей, минимум из двадцати яиц. Из нее кокетливо виднелась ветчина, сияли солнышки желтков, зеленела какая-то местная трава, вроде укропа... и уже неважно стало маркиз там, за столом, простой слуга...

Облизнулись — все.

Поблагодарили и набросились на еду так, что через пять минут от яичницы остались только воспоминания. И , сыто отдуваясь, откинулись на спинки стульев.

— Это я заберу, — первым нарушил тишину Рид. — Покажу Осту. Боги милостивые, как ему такое сказать?

Барист вздохнул.

— Я тоже об этом думал. Но... сил не хватило.

— Окаянства, — отозвалась Матильда. — Господа, я правильно понимаю, что вы сейчас поедете во дворец?

— Практически сразу, — согласился Рид. — Только в одно место заедем.

— В какое? — не поняла девушка.

— В храм. Мы сейчас, все вместе едем в храм.

— Зачем?

— Жениться, — просто ответил маркиз. — Может, меня сегодня или завтра убьют, а так... Мария-Элена Домбрийская, ты выйдешь за меня замуж?

И что могли ответить на это девушки?

Только одно слово.

— Да!

* * *

Барист смотрел на парочку сумасшедших перед собой — и не мог поверить.

— Вы... вы с ума сошли?

Рид покачал головой, и синхронно с ним качнула головой Малена.

— Нет. Что в этом удивительного?

— Вы знакомы всего... часа три.

— А кажется, целую вечность, — Матильда даже не сомневалась в своем решении. Замуж и только замуж. И никак иначе.

А что?

Решается сразу несколько проблем.

Первая — ее не выдадут ни за кого другого. Вторая... да любит она Рида Торнейского, любит! Могут они с сестренкой хоть в одном мире выйти замуж по любви?

Вот только попробуйте сказать, что не могут!

И кстати, есть и третье! Какой генофонд! Королевский! Про Торнейского Матильда с Маленой знали не так, чтобы сильно много, но... Бастард от отца нынешнего короля, хороший воин, плохой политик, предпочитает не балы, а границу, успешно разбил войско степняков, которое шло на Аллодию... и чего вам еще надо?

Это если не считать, что от одного взгляда в теплые карие глаза, все пальчики на ногах поджимаются. И плевать на все псевдонедостатки. На свежие шрамы, на не слишком высокий рост — Матильда и сама не бог весть что, просто без каблуков обойдемся...

Это все такие мелочи!

А вот сама аура, которой не добиться тому же Антону, будь он хоть шесть раз великолепным...

Аура настоящего мужчины. С большой буквы настоящего, того, кто сможет защитить от всего мира, кто даст тебе дом и детей, поставит твои интересы вперед своих, рядом с кем растут невидимые крылья... разве можно от такого отказываться?

— Вас просто не поженят, — развел руками Барист.

— Почему? — недобро так поинтересовался Рид.

— Потому что нужно королевское одобрение на брак. А без этого...

— Плевать, — коротко отрезал Рид. — Малена?

— Дважды плевать. Если понадобится — я с тобой хоть в Степь сбегу.

Рид внезапно фыркнул. Ему отлично представилось, как приезжают они с супругой в Степь, и та пустеет, пустеет, пустеет, а степняки разбегаются... там теперь его именем детей пугают. И заслуженно.

— А еще должно быть объявление в храме. Три дня, хотя бы. Потом можно и пожениться.

Рид вздохнул.

— Ладно. Барист, ты знаком с Аллийским, вот, поехали к нему. Договоримся.

И Матильда не сомневалась. Договорится.

— А...

Вереш Трипс скромно интересовался своей участью.

— Думаю, надо по дороге заехать ко мне, — решила Матильда. — Пока... Вереш, вы поживете у меня? До решения этой... ситуации?

По форме — вопрос. По сути — утверждение, но Вереш оценил, что ему дали возможность согласиться. И — благодарно кивнул.

— Буду вам очень признателен, герцогесса.

— А уж как мы вам признательны, — вздохнул Рид. — Видят боги, я не хотел бы этого знать...

— Судьба такая, — развел руками Барист. — С одной войны на другую.

И спорить с ним было сложно.

* * *

Что уж подумал архон Реонар, когда к нему с утра ввалились Барист Тальфер, маркиз Торнейский, и герцогесса Домбрийская, причем двое последних — держась за руки, осталось при нем. А вот что он подумал после просьбы поженить немедленно маркиза и герцогессу, услышали все.

— Вы с ума сошли?

— Да, что-то в этом духе, — махнул рукой Рид. — Так что?

Реонар Аллийский посмотрел в счастливые глаза Матильды, в такие же счастливые, только что карего цвета, глаза Рида — и не нашел в себе сил отказать.

— Я проведу объявление в храме, и через три дня...

— Сейчас, — просто сказал Рид. — Пожените нас сейчас, а через три дня выдайте нам все бумаги? Как раз хватит времени.

— А разрешение его величества? — все еще сомневался архон.

— Реонар, — вмешался Барист. — Я лично. Прошу.

И так это было сказано, что архон замолчал, а потом вздохнул.

— Я вас поженю. Сейчас. Потом буду проводить три дня объявление в храме, и потом придете ко мне за бумагами.

Рид кивнул. И архон отправился переодеваться, вместе с Баристом Тальфером.

Впервые за все это утро Рид и Матильда остались одни. Рид потянулся к девушке, и осторожно взял ее руки в свои ладони.

Его пальцы были горячими, как огонь, ее — ледяными.

— Малена...

— Рид.

Серые глаза встретились с карими, и все куда-то потерялось.

Этих двоих не интересовали заговоры и подлости, Аланея и Аллодия, Ромея и Земля. Здесь и сейчас они были вдвоем — перед ликом вечности. Две половинки единого целого, нашедшие друг друга.

— Я люблю тебя, Малена. Я никогда не думал, что скажу это...

— И я не думала, что полюблю. Боги милостивы к нам, мы встретились.

Искренность. Потрясающая, беспредельная искренность. Не красивые слова, на которые бывают так щедры мужчины, не изящные жесты...

Одно сердце, одна душа на двоих.

Нечто настолько настоящее, что портить его словами было бессмысленно.

Рид точно знал, это ЕГО женщина. Он будет любить ее всякой. И злой, и усталой, и капризной, и даже если она родит ему пятнадцать детей и растолстеет до невообразимых размеров. И если когда-нибудь они поссорятся, он просто не станет слушать злых слов. Он обнимет свою жену, а наутро все будет намного лучше. И не будут они ссориться — как это вообще возможно? Разве ваша правая рука враждует с левой? Или там, сердце с печенью?

Матильда смотрела, и не могла наглядеться.

Когда-то ей в мечтах представлялся... да некто вроде Найджела. Сказочный принц. Вот дура-то была! Потрясающая! А оказалось, что ее счастье — оно такое. Прихрамывает при ходьбе, иногда морщится от боли, но зато какие у него глаза. Шоколадные. Совсем, как горький шоколад, так и не открытый в этом мире. И она в них тонет безнадежно, беспомощно, да и не нужна ей помощь. И спасение тоже не нужно.

Матильда точно знала, даже когда маркиз Торнейский состарится, потеряет зубы, и облысеет (а вдруг?) она все равно будет его любить.

Будет сидеть рядом с ним, в кресле-качалке, и лично кормить манной кашей.

Есть мужчины, с которыми хочется спать. Это не любовь, это желание. Охотничий инстинкт.

А есть мужчины, рядом с которыми хочется жить, растить детей, стариться вместе и даже лечь в одну могилу.

Каждая женщина решает для себя, и выбирает для себя. Матильда свой выбор сделала. С ее деньгами и внешностью она могла бы рассчитывать на многое. Только зачем? Если нужен ей один только Рид Торнейский.

Маркиз?

А какое это имело значение для Матильды? Будь он хоть слесарем, все равно — полюбила бы. Такое оно, счастье...

И такие выразительные были у них лица, что вернувшийся в гостиную Реонар Аллийский только головой покачал.

— Благослови вас Боги. Идемте.

* * *

В домашней часовне быдло тихо и уютно, горели свечи.

Ладаном, кстати, не воняло, в Ромее его просто не знали. Да и не понимали, зачем смердеть в храмах. Благовония возжигать?

Матильда вообще подозревала, что этот обычай пришел из старых языческих времен, а в Ромее язычества не было. Вот и не нахватались.

— Тильда, я так рада...

Мария-Элена не мешала подруге. Вообще. Она просто была счастлива за сестру. Любовь — это чудесная штука. Но когда она еще взаимная и к достойному человеку — вот это точно благословение богов. И стоит ли в таком случае мешать и лезть?

Нет. Не стоит.

Пусть брак будет тайным, пусть никто о нем знать не будет, пусть им потребуется королевское признание — семь бед, один ответ! Или один брак.