— Засранец, — резюмировал Остеон. — Что ж, иди, дави заговор. А эту дрянь я пока запру, да хоть бы и в Шардене. Сам понимаешь, какие у нас будут проблемы.

Понимаешь?

Рид подозревал, что и половины не знает. Но...

По городу шел шум и гвалт. Гвардия окружала дома Тарейнских, Триона, Сорийских, Лофрейнских, Давинских, Ройсанских, Эльдонских...

Врывались в дом, арестовывали всех, кто там был, уводили в Шарден... плевать, женщины там, дети, родители, слуги, друзья — кто ж вас знает?

Хватаем всех, на пытке разберутся, те там, не те...

А тем временем...

* * *

— Леонар, здесь Ублюдок. Надо бежать.

Канцлер медленно качнул головой.

— Нет, брат. Я не побегу. Уходи сам, если пожелаешь.

— Тебя схватят и казнят.

Леонар усмехнулся.

— У него никаких доказательств.

— А нужны ли ему эти доказательства? — прищурился его младший брат, Рестон. Пара слов, пара взглядов, и он все понял. И что заговор раскрыт, и еще кое-что сверху. Их — не помилуют. Торнейский всех порвет за брата. Плевать, что у него на гербе заяц, зубы у зайчика вполне себе волчьи. Недаром его боятся в Степи. Нет, но какая тварь выдала все Торнейскому? Знал бы — убил бы. Даже ценой своей жизни.

Кто ему сказал?

Выяснять времени не было.

— Уходи, — просто сказал Леонар. — Я останусь тут, задержу их.

— Ты погибнешь...

Леонар пожал плечами. Он понимал, что вряд ли выкрутится, но пусть хотя бы брат останется жив. Хотя бы он... Канцлер встал с роскошного кресла обтянутого бархатом, подошел к каминной полке и потянул за рычаг. Та отошла в сторону.

— Иди, братик. Да пребудут с тобой Боги.

Рестон быстро обнял Леонара и шагнул внутрь, в темноту. Канцлер сотворил благословение ему вслед, и вновь повернул рычаг. Полка встала на место, словно и не было никакого хода. Никогда. И не уходил отсюда никто, и даже в кабинет не заходил.

Леонар медленно уселся обратно за стол.

Он ждал.

Еще один шанс у него был, вдруг да удастся поквитаться хоть с кем-то?

* * *

Долго ждать ему не пришлось. Рид вообще не был склонен к промедлению, особенно в таком тонком деле. Так что...

Дверь распахнулась без стука, послышался писк секретаря, и маркиз Торнейский вошел в кабинет канцлера.

— Леонар.

— Рид.

Мужчины не были многословны. Хватило лишь взгляда, одного взгляда, чтобы понять друг о друге если не все, то многое. Такая злость была написана на лице Рида. Такая ярость изуродовала красивые черты Леонара.

— Еще бы месяц...

— Обещаю, ты его не проживешь.

— А может, ты? — прищурился Леонар.

Что заставило Рида упасть на одно колено?

Какой инстинкт? Какое чудо?

Но... Риду безумно повезло. Арбалетная стрела хоть и не просвистела мимо, но вместо живота впилась в плечо. Леонар расхохотался, отбросив назад голову, и это было последним, что он сделал. Клинок гвардейца просто пришпилил канцлера к его креслу, словно бабочку в гербарии.

Леонар не закричал. Просто опустил глаза, глядя на клинок, словно себе не верил, но его ненависти это не умерило. Ни капельки.

— Чтоб ты сдох...

В горле у него заклокотало, и он обвис на лезвии клинка.

Рид попробовал встать, скрипнул зубами от боли, и потерял сознание.

* * *

Граф Ален Ронар никогда не проявлял ненужной инициативы. Никогда не лез вперед, никогда не превышал своих полномочий, всегда четко исполнял приказы, но бывают вещи, которые и в зайце льва разбудят.

Когда погибает твой самый близкий друг и командир.

Когда в столице обнаруживается заговор.

Когда принц, которого гвардия обязана охранять, травит короля, которого гвардия также обязана охранять.

Когда трясется и трескается на части весь мир, и певать ему на твое мнение, и на то, что ты из последних сил пытаешься сохранить здравый смысл.

И как тут не озвереть?

А уж когда ранили маркиза Торнейского...

Ален просто махнул рукой, и стал действовать по принципу: 'гори оно все ясным пламенем'. И в королевском дворце воцарился местный филиал то ли ада, то ли бедлама. А может, и все вместе.

Визжали фрейлины, разбегались слуги, кричали что-то благородные господа... последние — недолго. Ален приказал сначала бить, а уж потом разбираться, и гвардейцы от всей души выполняли приказ.

Заговорщики просто не ждали такого стремительного натиска, потому и не смогли ему ничего противопоставить. Не прошло и трех часов с момента появления маркиза Торнейского во дворце, а все перечисленные им семьи заговорщиков были арестованы и препровождены в Шарден.

Френсис Сорийскую доставили туда в одной ночной рубашке, и дама активно протестовала. Ее муж вообще не понял, за что его отправили в тюрьму, но кого это интересовало? Если уж женился — так отвечай за свою жену, а не пускай ее пастись на всех лужайках. Или — разбирайся потом с потравленными 'козой' огородами.

* * *

— Маркиз будет жить.

Ученик придворного лекаря (сам лекарь куда-то делся) осмотрел плечо Рида, и не нашел ничего опасного. Рана чистая, крупные сосуды не задеты, разве что горячка может начаться, но как знать? Рану он промыл, теперь остается только уповать на богов.

Двигаться Риду было сложно. А вот говорить он мог.

Они сидели с Остеоном друг напротив друга, и внимательно слушали доклад Алена.

— Ваше величество, заговорщики арестованы и препровождены в Шарден, караулы усилены, отправлены приказы в третий и восьмой полки, уже завтра они окружат столицу...

Распоряжения были те, которые отдавал еще Рид, просто Ален их чуть-чуть расширил. Но за превышение полномочий на него никто не ругался.

— Его высочество у себя, его стерегут десять гвардейцев, один он не остается ни на минуту.

— Он уже слез с горшка? — горько покривил губы Рид.

— Нет, ваше сиятельство.

Остеон вздохнул.

— Я благодарен вам, Ален. Прошу вас блокировать, насколько можно, столицу, силами гвардии, чтобы отсюда никто не вышел и не вошел.

— Я повинуюсь, ваше величество.

Остеон отпустил его, и воззрился на явившегося пред королевские очи Бариста Тальфера.

— Барист?

— Ваше величество, с вашего позволения, я бы отправился в Шарден? Допрашивать? Там я принесу больше всего пользы.

Остеон кивнул.

— Что ж. Дозволяю. Возьми пергамент, пиши коменданту... готов?

— Да, ваше величество.

— Пиши. Коменданту Шардена... кто у нас там?

— Господин Лежен, — таких вещей Барист не забывал никогда.

— Господину Лежену. Дозволяю любые методы допроса, вплоть до пыток, применимо к любым заговорщикам. Поставь число, дай я подпишусь, и ставь печать.

Барист повиновался.

И — не сдержался, укоризненно поглядел на маркиза.

— Как же вы так, ваше сиятельство...

Рид сделал страшные глаза. Бариста это не проняло.

— Если ваше сиятельство прикажет, по дороге в Шарден я могу проехать мимо известного вам дома...

— Она меня убьет, — отреагировал Рид не хуже супруга с двадцатилетним стажем.

Барист поклонился, пряча улыбку.

— Я могу не осведомлять ее светлость...

Рид понял, что в таком случае его тем более убьют, и смирился.

— Осведомляй. Садись, и пиши... шервуль!

— Так и писать?

Рид смерил Тальфера злобным взглядом. Как-то не доводилось ему писать письма дамам, разве что их записочки читать. И бегать от дам тоже доводилось. А вот ухаживать ЗА дамами — нет.

Что ж! Новый опыт — тоже полезно, и вообще, воины ничего не боятся.

— Пиши. Малена, любовь моя. Все в порядке, мы арестовываем заговорщиков. Со мной тоже все в порядке, умоляю тебя пока не появляться во дворце, чтобы я за тебя не волновался. Я пришлю гонца, как только смогу. Тысячу раз целую твои руки. Твой Рид. Написал? Дай, я подпишу...

— А про вашу рану вы ей не сообщите, маркиз?

Рид покачал головой.

— Завтра. И только завтра, сегодня для нее здесь слишком опасно. И завтра тоже...

Барист поклонился, и ушел, пряча документ.

— Ну, и что это за дама? — насмешливо поинтересовался Остеон.

Рид развел руками, и тут же сморщился от боли в плече.

— Моя супруга, Ост.

— КТО?!

— Я сегодня женился.

Видимо, сегодняшние потрясения уже закалили короля, потому что уточнял он вполне мирно.

— На ком?

— На герцогессе Домбрийской, — признался Рид.

— Хм-м... Джель мне рассказывал о ней. Давно вы знакомы?

— С утра, — рассмеялся Рид. — И если бы Малена узнала о моей ране, ее бы ничего не остановило. Она бы уже была здесь.

— Вы с ней были знакомы? Не знал...

— Я о ней до сегодняшнего утра даже не знал, — честно признался Рид. — А когда увидел... я ее никуда не отпущу. Это — моя женщина. Моя судьба. Я ее никому не отдам. Никогда.

Остеон вздохнул.

— Ладно. Благословляю, даю разрешение, и рад за тебя.

Рид расцвел в улыбке.

— Я знал, что ты так скажешь, Ост.

— А теперь о делах. И начнем с самого важного — с Найджела.

Теперь пришла очередь Рида печально вздыхать. Лицо его исказилось, то ли от душевной, то ли от физической боли...

— Он мой племянник, Ост.

— И мой сын. А еще... это моя последняя возможность продолжить нашу династию.

— Ты еще молод, ты можешь...

Остеон прервал брата коротким смешком.

— Что могу, Рид? Что? Умереть с достоинством? Мне сорок пять лет, я на двенадцать лет старше тебя, а чувствую я себя так, словно мне все девяносто. Я поговорил с мальчишкой... не знаю, куда делся наш придворный лекарь, может быть, тоже в Шарден, но мальчик сознался мне, что яд... я могу умереть в любой момент. Сегодня, завтра, через три дня... Джель — мой единственный и законный наследник.

— Отцеубийца, — скрипнул зубами Рид.

— Да. Я не виню тебя за этот шум, но сегодня ты уничтожил все возможности как-то посадить его на трон. Ты это понимаешь?

Рид кивнул. И — не удержался.

— А ты считаешь, он должен править? Такой ценой?

— Нет. И... я рад, что Лиданетта не видит, кем стал наш сын. Каким он стал. Тем не менее... ты мог бы удержаться на престоле, но при условии правильного брака.

Рид скрипнул зубами вторично.

— Дилера Эларская? Или Шарлиз Ролейнская? Спешу тебя огорчить, вторая носит ребенка от кагана. А мне такой наследничек не нужен.

— Вот как... это мы обдумаем чуть позже. Нет, я имел в виду Дилеру. Взяв ее в жены, ты мог бы править, но ты ведь не откажешься от Домбрийской?

— Можешь и меня повесить, — даже не стал сомневаться Рид.

Остеон задумчиво кивнул.

Было бы у него время, он бы попробовал переиграть эту ситуацию. Было бы время, возможность... их не было. А потому...

— Тогда у нас остается лишь одно решение, Рид. Регентство.

— Вот как? — прищурился маркиз Торнейский. — И как ты это себе представляешь?

Остеон опустил глаза долу.

— Гадко, Рид. Гадко, гнусно, но другого выхода у нас нет.

И выслушав его, Рид полностью с этим согласился.

— Ты уверен, что сможешь их заставить?

— Я — нет. Я почти мертв, Рид. Выполнять этот чудовищный план придется тебе, Тальферу, Аллийскому, Иллойскому... вам, и только вам.

Рид в третий раз скрипнул зубами, понимая, что такими темпами они сотрутся до кости. Но выбора у них не было. Ни у кого.

Гадко, гнусно... все эти слова еще не отражали мерзости составленного ими плана. Им придется подличать, шантажировать, предавать, убивать — все ради сохранения стабильности в стране. Стоит оно того?

Боги рассудят. А им теперь остается только делать, что должно. И пусть свершится, чему суждено свершиться.

* * *

— Жуть какая-то. Я бы все отдала, чтобы располагать своим временем более свободно.

— Как я тебя понимаю.

Матильда переживала и нервничала. Барист Тальфер, принесший известия из дворца, и долго заверявший маркизу (да, уже маркизу), что все в порядке, все живы, ее муж тоже жив, все будет хорошо, главное, не путайтесь у взрослых дяденек под ногами, совершенно ее не успокоил. И будь воля Матильды, она бы немедленно помчалась к Риду.

Остановило простое соображение — скоро уже вечер. Ночью она просто свалится на руки маркизу в состоянии анабиозной тушки. Мало ему своих забот — еще ее где-то пристроить? А случись что, она даже не сможет себя защитить, она же как бревно будет.

Пришлось остаться дома.

Расхаживать по комнате, ругаться, и злобно выставлять всех за дверь. Не попала под раздачу одна Ровена.

Когда ей доложили, что герцогесса сегодня раздает всем, кто попал под руку, и вовсе не монеты, Ровена даже не колебалась, а просто прошла и постучалась в двери покоев Марии-Элены.

— Ваша светлость, я могу вам чем-то помочь?

— Ребенком занимайся, — рыкнула Матильда.

— Ребенок у няньки, — отозвалась Ровена. — Так что?

— Все в порядке, — огрызнулась Матильда, даже и не думая отворять дверь. — Не переживайте за меня, я еще всех переживу.

Это Ровену чуток успокоило.

— Ваша светлость, я точно не могу вам ничем помочь?

— Точно! Займись ребенком! — рыкнула Матильда, которой вовсе не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем ее разговоров с Марией-Эленой, или того, как девушки мечутся по комнате, или... да мало ли?

Нервы — не казенные.

Отказ, разве что чуть более вежливый, услышали и Ардонские. А Лорену, которой стало просто интересно, послали далеко и образно. Да так, что Матильда сама собой восхитилась.

Лорена не восхитилась но задумалась, что такое 'антисоветчик', какая 'Чукотка' по ней плачет, и кто такой 'Волдеморт', за которого ей посоветовали выйти замуж, и временно отвяззалась.

А девушки продолжали нервничать настолько, что не спустились даже к ужину. И с радостью нырнули в забытие сна.

В одном Рид был полностью прав. Узнай супруга о его ране, ее бы точно ничего не остановило.

Матильда Домашкина.

Как известно, здесь — не лучше, чем там.

Плюс этого 'здесь' только в том, что на работе плакать некогда. Да и работала в основном Мария-Элена, Матильда только подсказывала.

Как стать специалистом?

Найти себе учителя, постоянно находиться рядом с ним и учиться, учиться, учиться...

Это с Марией-Эленой и происходило. Работать ей нравилось, Матильда оказалась неплохим учителем, так что девушка уверенно себя чувствовала в роли секретарши, да и помощника тоже.

А вот Матильда переживала и нервничала.

Мария-Элена успокаивала сестру, как могла, но к вечеру выглядела так, что Давид встревожился.

— Что случилось? Малена?

И что тут было сказать? У сестры муж пытается бунт задавить, а я нервничаю?

Девушки выбрали промежуточный вариант. Вранье, конечно, но не до конца. Малена вздохнула.

— Я все о родных думаю. И письмо то перечитывала... которое Булочников жене написал. Не любил, всю жизнь прожил с постылой бабой, а вот ведь как повернулось...

Давид пожал плечами. Как человек с двумя сестрами, он знал, что женщина — существо непредсказуемое, и понимать его иногда не надо. Только поддержать и посочувствовать.

— Можно я еще раз письмо посмотрю?