Книга 3. Воздушный стрелок. Гранд

— Другого выхода я не вижу. — Поднявшись с лавки, я подошел к Оле и, встав за спиной, положил ей руки на плечи. — Судя по его действиям, боярин не намерен оставить меня в покое. Ресурсов же для противостояния ему у меня нет. А учитывая мое нынешнее положение, рассчитывать на защиту или помощь государя не приходится.

— Почему? — Оля подняла голову так, чтобы увидеть мое лицо.

— Потому что "государь не вмешивается в дела бояр", — ответил вместо меня Валентин Эдуардович и пояснил недоуменно взглянувшей на него дочери: — Кирилл больше не мещанин, так что ему теперь придется даже отказаться от полицейской охраны дома. Что уж говорить о чем-то большем? Теперь его защита — это только его собственное дело.

— Не мещанин? — нахмурилась Оля.

— Цесаревич Михаил от имени государя принял у меня клятву опричника, — пояснил я. — А это значит, что из мещан я вышел и не могу рассчитывать на их привилегии. Зато теперь никто и слова не скажет, если в процессе защиты своей жизни и собственности я спроважу лиходеев на тот свет. Вот как с дружинниками Бельского, например. Да и самому боярину теперь хвост можно прищемить вполне официально.

— Ты слишком легко к этому относишься, Кирилл, — покачал головой Валентин Эдуардович.

— Скорее, просто ищу положительные стороны. Оптимизм называется, — фыркнул я в ответ.

— Будем надеяться, что это действительно так, — слабо улыбнулся боярин. — Хотя я бы на твоем месте до поединка дело доводить не стал. С твоими-то возможностями... Ладно. Пустое. Расскажи подробно о дуэли.

— Да, собственно, рассказывать почти нечего, — пожал я плечами. — Только то, что нашел виденный вами "почтальон", и то, что записано в протоколе. Место — Малый Манеж. Время — одиннадцать часов утра, восемнадцатого марта. То есть через три дня. Противник... ну тут все и так ясно. Боярин Бельский, младший гридень, отдает предпочтение Воде и Воздуху. Секунданты... У Бельского — его сын Павел, вой-середнячок, но родовые техники уже проснулись. Силен в воздушных атаках. У меня секундантом будет нынешний боярин Разумовский. Старший вой, отменно владеет Огнем и Твердью. Родовые техники... хм... нет данных.

— Водные щиты, — посмурнел Бестужев. — У младшей ветви Разумовских всегда хорошо получались техники защиты на Воде. Исидор рассказывал. Значит, восемнадцатого, в одиннадцать, да? Еще что-то?

— Только одно. Все участники — адепты Эфира, — ответил я.

Бестужев кивнул.

* * *

— Значит, ты уверен, что это не подделка и Ломова с его людьми действительно убрал этот новоявленный малолетний опричник... — задумчиво проговорил боярин, поднимаясь с кресла. Он не стал дожидаться от своего секретаря подтверждения только что сказанного. Зачем? Бельский привык, что этот человек не приносит непроверенных сведений. А уж если вынужден сообщать таковые, обязательно об этом упомянет. — Что ж. Придется пригласить нашего дорогого "коллегу" на разговор. Завтра... скажем, в девять утра. Ах, дуэль, да... Что ж, если он не явится на поединок, я жалеть не буду. Иван...

— Слушаю, — секретарь, одетый в безупречный серый костюм, вытянулся во фрунт.

— Завтра к восьми подготовь мой выезд. Группу Седого в поддержку. В полном составе. Надо же уважать "коллег", не так ли?

— Будет исполнено, — секретарь коротко поклонился и, увидев взмах руки патрона, исчез за дверью.

Боярин подошел к низкому, забранному частой фигурной решеткой окну с мелким витражным рисунком, и замер, разглядывая ярко раскрашенные стеклышки. А что же еще? Пейзаж за ним увидеть все равно невозможно... зачем нужно такое окно? Традиция? И да, и нет. Да, эти расписные окошки очень хорошо гармонировали с фасадом четырехсотлетнего здания Зотовских Палат, но главное их предназначение — скрытность. Не видишь, что творится за окном? Но и тебя не могут рассмотреть с улицы, и тепловизор не поможет. Весь, до последнего завитка витражного рисунка, превращенный в артефакт переплет окна поддерживает одну и ту же довольно высокую температуру стекол, легко засвечивающую экраны тепловизоров, и уж тем более никакой направленный микрофон не снимет звука с сотен мелких стекляшек, неумолчно вибрирующих в самых хаотичных режимах благодаря все тому же артефакту-переплету. Удобная вещь этот витраж, одним словом. Бронированная Эфиром, безопасная...

Бельский нахмурился, рассматривая светлый треугольник прямо посреди витражного рисунка, через который в помещение с тонким, почти неразличимым свистом врывался холодный уличный воздух, и, автоматически опустив взгляд, попытался найти на низком и широком подоконнике выпавшую из переплета стекляшку. Не нашел. Под ногой что-то хрустнуло. Боярин резко, с хеканьем, как это делают только упитанные люди, наклонился, пытаясь нашарить чуть близоруким взглядом потерю... И с тихим хлопком витраж осыпался на его широкую спину. Вот тебе и броня.

Глава 3. Повторенье — мать...

Тренировка. Как бы мне ни хотелось отправиться вместе с караваном, подольше побыть с Олей и взглянуть наконец на будущую школу эфирников... Увы, ровно в шесть утра, под тихое гудение прогревающихся двигателей машин и суету собирающихся в путь "бестужевцев" я вынужден был покинуть уютную постель и ворочающуюся в ней невесту, чтобы отправиться к Скуратову на обещанную тренировку. Хотя в шесть утра сомнения в том, что единственное занятие сможет подготовить меня к грядущей встрече с Бельским, были сильны, как никогда.

В результате в знакомом мне кабинете в Аркажском монастыре, куда успел забуриться дед, я появился, пребывая в не самом лучшем настроении. Прямо скажем, хреновое это было настроение. И если я не ошибаюсь, глядя на физиономию господина Скуратова-Бельского, в этой комнате я был не единственным таким уникумом. Дед смерил меня взглядом и, не сказав ни слова, протянул большую чашку с дымящимся кофе, черным, крепким и без сахара. Самое то, чтобы проснуться.

— Не выспался? — кивком поблагодарив старика, спросил я, после того как сделал первый глоток обжигающего напитка.

— Работа, — пожал он плечами, прихлебывая кофе из точно такой же объемистой кружки. — А ты?

— Отдых, — фыркнул я, невольно вспомнив тот "марафон", что устроила мне Ольга, отыгрываясь за все пропущенные ночи.

— Устал, поди, бедняга. Совсем тебя невеста заездила, — посочувствовал дед и, отставив сторону опустошенную чашку, резко поднялся с кресла. — Допивай — и идем на полигон. Времени у нас катастрофически мало... так что не будем терять его остатки. Вперед, Кирилл.

— Иду-иду, — проворчал я, допивая свой кофе.

Скуратов тем временем уже успел выйти из-за стола и... хм, кажется, он действительно не намерен терять ни секунды времени... Учитывая, что на знакомый мне полигон мы отправились через открытое стариком окно.

— А ты что думал, я шучу? — бросил Скуратов, заслышав мой хмык. — Я всю ночь дела разгребал, чтобы сегодня не отвлекаться. Нам хотя бы дней пять-шесть. Я бы тебя действительно подготовил... но чего нет, того нет. А потому... Давай-ка, парень, двигай на ковер, располагайся... поудобнее — и приступим. Ускорение четыре...

Знакомый чуть затемненный зал полигона, расположившийся в подземельях под монастырем, и разбросанные по нему не менее знакомые огороженные площадки... кое-где каменные, кое-где больше напоминающие детские песочницы, а та, на которую указал Скуратов, больше похожа на борцовский круг. В отличие от каменных и песчаных площадок, предусмотрительно затянутых мощными стихийными щитами, здесь никто не отрабатывает боевых техник и не ставит опасных экспериментов. Да и мягкое покрытие "ковра", больше похожего на спортивный мат, нужно только для удобства пользователей... чтобы во время медитации задниц своих на гранитных плитах пола не отморозили... или чего-нибудь еще, более ценного. Хм...

Ускорение четыре, значит? Ладно, сделаем. Хотя мог бы и с двойного начать. Вот так сходу нырять в мысленный разгон, минуя привычный разгон тела, мне... некомфортно, скажем так.

— Готов? — Голос Скуратова стал растянутым и низким, словно слушаешь кассету на магнитофоне с садящимися батарейками. Осторожно киваю, и на мат шлепается полированный металлический шар с мой кулак размером. И вновь голос деда. — Тво-ояа за-ада-ачаа... ста-андаарт. Усло-овиеэ: проотиводеэйствие. Вни-имааниеэ на-а то-оочноость ко-онтро-оляа... При-истуупаай.

Еще один осторожный кивок — и я пытаюсь силой воли поднять шар над ковром. Тот дергается, но тут же вновь оказывается на полу, прижатый контролируемым дедом Эфиром. Чуть больше усилий — и шар медленно покрывается белесым налетом инея, пока тонким и почти незаметным. Ну, разве что деду... Окрик следует незамедлительно, и я отпускаю излишек Эфира "на волю".

— Ко-онтро-оль! — Да, под разгоном голос Скуратова напоминает корабельную сирену. Эдакий ревун в миниатюре. И чего орет? Я и так все прекрасно понял. Задача примитивная, но эффективность воздействий тренирует только в путь...

Один час субъективного времени спустя я уже совершенно спокойно контролирую свои действия и для выполнения заданий Скуратова прилагаю ровно столько сил, сколько необходимо, чтобы преодолеть формируемое им противодействие. Металлический шар послушно взмывает в воздух и беспрекословно повинуется моим указаниям.

— Уускооре-энииеэ три-и ии во-осеэмь.

Послушно замедляюсь, и шар тут же начинает подрагивать... Удерживать контроль над ним становится заметно сложнее. Ясно. Будем сбавлять ускорение до тех пор, пока я не смогу преодолеть противодействие тренажера на обычном уровне восприятия... не вбухивая в свое действие кучу сил и не устраивая в помещении погодных катаклизмов...

Три часа, четыре... шесть, восемь! Девять часов нудного сидения на одном месте! Объективного времени, между прочим. За это время дед нагнал в зал два десятка своих подчиненных, воздействиям которых я и сопротивлялся. Последние два часа на обычной скорости восприятия. Какой там железный шар? Он был смят и превращен в бесформенную кляксу еще четыре часа назад. Сейчас я, сидя в центре площадки, отбивал разнообразные "атаки" этих псевдомонахов. Требование было только одно. Погасить чужой удар так, чтобы столкнувшиеся воздействия выдавали в Эфир минимальное по силе возмущение, а в идеале и вовсе взаимно гасили друг друга без выброса сил. Адова работенка... но весьма эффективная тренировка. Надо взять на вооружение. Девчонкам до этого еще грести и грести, но постепенно подвести их к этому рубежу просто необходимо. Если будут достаточно упорны, то к концу года смогут спокойно работать с высшими стихийными техниками и чувствовать в них свой предел... Полезный тренинг. Ох, ты!

Я еле успел погасить прилетевший от входа в зал удар. Но для этого пришлось направить в его сторону целую прорву энергии. Как контроль удержал, не представляю.

— Занятие окончено, — раздавшийся голос деда, вернувшегося в зал после довольно долгого отсутствия, заметался под сводчатым кирпичным потолком. Псевдомонахи тут же вскочили на ноги и, отвесив Скуратову легкий кивок-поклон, потянулись на выход. А вот я, попытавшись подняться на ноги, обнаружил, что те напрочь отказываются меня держать. По спине катится холодный пот, в голове звонят колокола... а сердце колотится, словно всерьез решило изобразить ДВС на семи тысячах оборотов. Полный набор всех симптомов перенапряжения.

Дед помог мне утвердиться на дрожащих ногах и, бережно придерживая за плечо, открыл окно в свой кабинет. Из разрыва потянуло ароматами горячей еды, и мой желудок, презрев стоны остальных частей организма, затребовал внимания к его нуждам. Да уж, ел я последний раз... вчера вечером. А учитывая ускорение, и вовсе дня два назад. Честно говоря, не думал, что могу так долго удерживать разгон. Пусть частичный, но... быстро думать, оказывается, ничуть не проще, чем быстро бегать и бить на вынос... тела. Выматывает не меньше, чем полноценный разгон, честное слово.

Устал...

— Э-э, да я гляжу, ты уже носом клюешь, — вдруг усмехнулся дед, пихая меня локтем в бок. Я вздрогнул и, открыв непонятно когда успевшие закрыться глаза, недоуменно огляделся вокруг. В нос ударил аромат сборной мясной солянки... И желудок тут же опять взревел раненым носорогом. Да ем я уже, ем... угомонись!

— Тяжелый день, — проглотив несколько ложек горячей, щедро сдобренной сметаной солянки, отозвался я на слова Скуратова.

— Ну-ну. Тяжелый день после тяжелой ночи... Ешь-ешь. Восстанавливай силы. Завтра тебе их понадобится не меньше, чем сегодня, — хмыкнув, пробурчал дед. — А пока лопаешь, решай — останешься сегодня в монастыре или вернешься к Бестужевым? Они, поди, уже в Кострому въехали...

— На "или" я сегодня точно не способен, — отмахнулся я. — Так что, если не возражаешь, я бы предпочел воспользоваться твоим гостеприимством. Да и завтра не придется тратить время на переходы туда-сюда и лишние разговоры.

— Надо же, какое похвальное рвение в учебе, — хохотнул Скуратов, но тут же довольно кивнул. — Договорились. Мне тоже будет спокойней, если до поединка ты побудешь у меня на глазах.

— Опасаешься, что влипну в какую-нибудь переделку? — понимающе ухмыльнулся я, одновременно добивая свою порцию ужина.

— Можно и так сказать, — кивнул дед. — Да и город жалко. В Костроме народец резкий, особенно после того как бунтовщиков вырезали, а учитывая, что ты и сам тот еще подарок... в общем, стоял себе город тысячу лет без малого — пускай еще постоит.

— Ну-ну...

Я даже не стал делать вида, что верю в этот бред. Лень. Кажется, дед это тоже понял.

— Наелся?

— Вполне, — я обвел осоловевшим взглядом опустошенный нашими совместными усилиями стол и кивнул.

— Вот и ладно. Тогда ступай. Ефимий тебя до кельи проводит, — дед лениво махнул рукой в сторону двери.

Ого, да он, никак, устал не меньше моего. Хм... интересно. Это чем же Скуратов занимался, пока меня псевдомонахи гоняли?

— Внук! Чуть не забыл! — Голос деда заставил меня притормозить на пороге его кабинета, когда я уже взялся за массивную и тяжелую чугунную дверную ручку. Обернулся и... почти неосознанно уйдя в разгон, выхватил из воздуха летящий в меня предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся прочным браслетом-коммуникатором из сероватого невзрачного металла. Очень прочного металла, как показал Эфир. Дед усмехнулся. — Этот браслет не заблокируют. Только на "горячие" инфоры с него лучше не лезть.

— Дядюшкино производство?

Я подкинул на ладони неожиданно легкий браслет, и Скуратов кивнул.

— А чья еще? Гром-завод. Военный заказ. Не снимай его. По крайней мере, пока эта заваруха не кончится.

— М-да... Таких наглых "жучков" я еще не встречал, — хмыкнул я.

— Ой, да кому ты нужен, следить за тобой! — поморщился Скуратов. — Это всего лишь пропуск-идентификатор. Без него наши вздрюченные мятежом государевы службы при встрече будут считать тебя не пойми кем, пока не разберутся, понятное дело. Оно тебе нужно, время терять, когда можно просто сунуть браслет под сканер?