Штормовой фронт достигает нас, видно, что волна катится под ногами, сжигая и выворачивая лес и землю, и камни, и все на своем пути, оставляя за собой только серую, выжженную равнину. Страшно и ужасно. Воздух бьет в лицо, выгоревший воздух, безжизненный, насыщенный умершими частичками и пеплом. Машинально закрываюсь рукой, кидаю трансфигурирующий щит. Долго не протянет, но хотя бы всю гадость превратит в воздух, не даст задохнуться.
Надо решиться.
— Давай, имо-то, — говорит Шизуне, и в голосе ее слышны командирские нотки. — Туда, и если что сразу обратно.
— А если нет?
— А если нет, тогда снижаемся, и как только станет понятно, что чакра не бушует, сразу телепорт вниз.
— Но
— Им. Нужна. Наша. Помощь, — чеканит Шизуне каждое слово.
И тут же тон ее меняется на ласковый, она больше не джонин и не глава медицинской службы Конохи, теперь она ласковая старшая сестра, ну или то, что она считает образом таковой. Понятно, что меня не треплют по щечке, не говорят "агуси-агуси", но все же это именно что ласковая и домашняя Шизуне, страдавшая в своей жизни достаточно, когда ее отвергла семья, и вцепившаяся в Цунаде еще и потому, что та очень сильно напоминала ее мать.
— Тебе страшно, — говорит Шизуне, кивает, — и мне страшно, мне хочется бросить все и вернуться в Коноху, и послать туда разведчиков, шиноби, чтобы они проверили, что происходит. Но жизнь шиноби — это преодоление, в первую очередь своего страха, и поддавшись ему, ты в следующий раз встанешь против врагов вполсилы. Предав наставника и товарищей, можешь ли ты считаться шиноби? Можно считать себя гордым нукенином, но это тоже бегство и страх, в завуалированной форме.
Она замолкает и смотрит вниз на выжженную равнину. Потом говорит.
— Ради всего, что есть в моей жизни, я должна вернуться и сражаться даже сквозь страх, встать на защиту всего, что мне дорого, включая тебя. Это — Воля Огня, это то, на чем стоит Коноха, это то, что и есть Коноха, не стены и здания, не гора с лицами Хокаге, а Воля Огня. Пока она жива — жива и Коноха, что бы ни случилось, и если я сейчас отступлю, маленькая частичка этой воли, огонек, умрет, и так умрет и Коноха.
Шизуне даже не уговаривает меня перебросить ее обратно, она понимает, почему мы бежали, и теперь хочет, чтобы я понял, почему она должна вернуться. И страх за нее смешивается с осознанием морального долга и императива "надо", и остается только признать ее право вернуться, ее право не бежать от опасности, а вернуться и сражаться.
Во имя Воли Огня.
Во имя дорогих тебе людей.
Во имя того, во что ты веришь.
— Я защищу тебя, — моргаю.
Телепорт. Команды нет. Видимо, чакра уже пролетела мимо и отбушевала. Или еще витает в воздухе, но падает вниз дождем чакры, фиолетовым и красным, если такое вообще возможно. В смысле бомбы биджу ведь из таких капель, фиолетовых и красных, скручивают, и готов вдумчиво обдумывать этот вопрос, лишь бы не смотреть вниз.
— Снижайся, — напряженным голосом командует Шизуне.
Снижаемся. Смотрю вниз.
Озера нет — лишь огромная воронка с выжженным, спекшимся в стекло дном.
Причудливые оплывы камня — то, что осталось от исполинской летающей крепости Акацуки.
Тюрьму снесло, остров превратился в нечто серое, гладкое и покатое.
Уничтоженная, безжизненная равнина от горизонта до горизонта, ни лесов, ни холмов, ни Кусагакуре.
Закусив губу, беру себя в руки и смотрю туда, где было войско Альянса.
Фигурки биджу в Истинной форме. Всполохи каких-то техник или мерцающие остатки барьеров. Синий гигант Сусаноо. Живы. Наши живы. Мне не то, чтобы легче, выжженная равнина, как бы намекает, но все же. Кто-то да уцелел.
— Телепорт? — смотрю на Шизуне, но та что-то высматривает внизу.
Сейчас она вдвойне прекрасна, или это меня просто напряжение пробивает, и мозг ищет любые темы, чтобы отвлечься от того ада, что творится внизу? Впрочем, одно другому не мешает.
— Телепорт, — кивает она, и сжимает в руке иглы. — Быстрее!
Телепорт к ногам Сусаноо, явно же техника Итачи, значит там наши, не так ли?
Жаркий, горячий, влажный, одновременно с этим дерущий горло пеплом и пылью воздух, режущий глаза и раздражающий кожу. Казалось бы, здесь, практически в эпицентре взрыва, должно было все снести нахрен, но нет, даже видимость падает от всего того говна, которое летает в воздухе. Обновляю трансфигурирующий щит, и резко становится легче, дышать и смотреть. Шизуне сразу дергается в сторону, и склоняется над Цунаде.
Йоптель!
Легендарную Куноичи не узнать, она пробита в нескольких местах, лежит без сознания, и рядом с ней трое медиков, которые сами выглядят не лучше. Одежда изодрана, один без руки, кровотечения, раны, и армия Альянса валяется вокруг, примерно в таком же состоянии, кто выжил, а кто не выжил, те просто лежат трупами. Фрагменты тел, головы, переломанные — изломанные тела, обожжённые, ободранные едва ли не до скелетов. Видны сидящие трупы, то, что осталось от барьерных команд, пытавшихся до последнего прикрывать эвакуацию, и надо думать, если бы не они и не биджу, то вообще никто не уцелел бы.
Чудится потрескивание перенасыщенного чакрой воздуха.
— Воды! — командует Шизуне. — Быстро!
Чашка, глубже, больше, литровая чашка из дерева. Воды. Шизуне выпивает одним залпом и тут же входит в сенмод, и, забыв обо всем, склоняется над Цунаде. Облизываю губы, но нет, Шизуне не спешит вываливаться из сенмода или каменеть. Она изменяется, да, как и остальные Отшельники, но держит и лечит, и пускай она не Цунаде, но сенмод — это сенмод.
Эх, и надо же было Цунаде так не вовремя утратить неуязвимость!
От горизонта до горизонта только выжженная равнина и опаленные камни, и все равно, среди пепла и пыли, стоят и лежат те, кто выжил. Их немного, не больше сотни, все они обожжены, ранены, даже биджу, успевшие закрыть собой кого-то, даже Итачи, Каге, Отшельники, все они ранены и физически, и душевно, надломлены морально, так что можно сказать, что взрыв убил армию Альянса, уничтожил ее дух и решимость сражаться. Отчаяние и смерть разливаются по равнине, казалось бы, надо вставать и сражаться дальше, но никто даже особо не шевелится. Даже Хачиби не исполняет рэп, подавленный случившимся, и я медленно облизываю пересохшие губы.
Возможно, взрыв убил всех врагов?
Возможно же такое?
Возможно, кто-то успел уйти аварийным порталом, они были у многих наших?
Надо позвать помощь из Конохи, из штаба Альянса, из лагеря армии, отовсюду.
Вижу Шикаку, он лежит без сознания, но вроде живой. Рядом с ним Гай и Какаши, оба едва стоят на ногах, Копирующий зажимает свой глаз с шаринганом, и видно, что оттуда течет кровь. Сусаноо Итачи пропадает, и он падает на колени, тоже зажимая глаза руками. Биджу сдуваются в джинчурики, и становится видно, что Фуу зажимает кровавую рану в животе, а Киллер Би иссечен, как будто неосторожно обращался со своими мечами. Хан лишился шляпы, и становится видно лицо, обычное среднестатистическое лицо среднестатистического шиноби, ничем не примечательного.
Тупо и неуместно думаю, что, наверное, поэтому он и носит шляпу, иначе на него никто бы не смотрел.
Надо бы пересчитать тех, кто выжил, надо бы начать эвакуацию, притащить еще медиков, проклятье, да просто притащить еще порталов! Раз тут все снесло, то и команда переброски? Я настолько зациклился на Шизуне, что ужас случившегося даже не сразу начинает заползать в мою голову, но теперь, стоило немного приоткрыть шлюз, как все это наваливается потоком, начиная с мыслей о том, что девять из десяти шиноби — элиты, йоптель, Великих гакуре! — просто умерли за несколько секунд и заканчивая тем, что фактически стою на огромном кладбище, кладбище шиноби, часть из которых знал, они тренировали меня, использовали мои порталы, возможно даже следили за мной и охраняли!
Ааааа, водопад всего этого бьет, ощущаю, что задыхаюсь и сжимаю голову руками, впившись ногтями, как будто собираясь выковырять, оттуда мысли, извлечь мозги, перестать думать, что угодно, лишь бы не... лишь бы не... лишь бы не представлять, что тут случилось.
И, конечно же, картина этого ужаса, ядерного чакра-взрыва немедленно предстает перед глазами, еще больше сводя с ума и даже закрытие глаз не помогает, ощущение такое, как будто мозги плавятся. Рот наполняется кровью, кажется прокушена губа, но боль физическая не помогает, нужно что-то другое, нужен другой якорь, нужно, да мать вашу, я же видел битву Пяти Биджу! Я же видел битву за Коноху! Мозг, какого хрена тебе надо?
Нужно сосредоточиться на образе спасенной Шизуне и прервать это безумие.
Нужно. Сосредоточиться.
Джирайя вынырнул из желудка каменной жабы, вывалился на землю, кашляя и задыхаясь. Желудок медленно умирал, как и сама жаба. Испытанное, проверенное средство защиты подвело, как он сам подвел всех и не смог удержать барьер, не смог даже прийти к кому-то на выручку, только и успел, что занырнуть в желудок, спасая себя и Жаб-Отшельников.
— Кха, кха, тьфу, что это было? — откашлялась Ма.
— Гедо Мазо взорвалось, — медленно ответил Фукасаку. — Джирайя, ты как?
— Жить... буду, — ответил саннин, зажимая рукой окровавленный бок. — Наруто! Цунаде!
И тут же он тоже закашлялся, воскликнув слишком громко, ухватив ртом слишком много пепла и пыли, вложив в крик слишком много сил. Джирайя чувствовал, что все его тело кричит от боли, трещит, взвывает о лечении. И это несмотря на сенмод, в котором, Джирайя точно знал, заживление всего идет на порядок быстрее, не говоря уже о том, что рану получить было намного затруднительнее. Природная энергия, сенчакра, увеличивала на порядок все, и мощь техник, и самолечение, и защиту тела.
И все равно, он как будто вернулся в юность, когда Цунаде, уже освоившая свои знаменитые удары, поймала его на подглядывании за ней, и другими куноичи, и избила так, что он думал, что умрет. Точно так же, как тогда, он говорил и двигался через силу, преодолевая не просто слабость ран, но немощь чакры, как ее называл Джирайя. Побежденный шиноби испытывает эту немощь, склоняясь перед более сильной чакрой, и надо сказать, Джирайя уже давно не испытывал такой слабости. Даже в битве за Коноху, в сражении с Нагато такого не было, и это еще раз показывало, какое сильное оружие применил Мадара.
— Ма, лечи его, не давай выйти из сенмода, — сказал Фукасаку, оглаживая бородку и не находя ее.
Он посмотрел на Джирайю, и увидел, что волосы того тоже опалены, хитайате с кандзи "Масло" куда-то унесло, и на половине лица разливается огромный синяк. Фукасаку ощущал холодок на спине, и понял, что его плащ снесло, и хорошо, что только плащ, хорошо, что Джирайя прикрыл их своей гривой волос, и все равно этого оказалось недостаточно.
Он передал Джирайе всю собранную природную энергию, и спрыгнул с плеча.
— Кучиёси-но-Дзюцу!
В клубах дыма и пыли появились две огромные жабы.
— Гамабунта, Гамакен — скомандовал Фукасаку, — присмотрите за Джирайей и охраняйте шиноби.
— Однако это была битва! — выдохнул Гамабунта, выпуская клуб дыма из огромной трубки.
— Ма все объяснит! — сказал Фукасаку, прыгая прочь от Джирайи.
Взрыв смел все, выровнял землю, спек ее в твердокаменную корку, и Фукасаку сразу ощутил жар, все еще исходящий от земли. Он не опалял лапы, но стоять долго на месте не получалось, и лапы болели от ударов о камень, потому что Фукасаку тоже ощущал дезориентацию чакры, не всегда получалось приземляться мягко, как будто чакра биджу, выброшенная взрывом в воздух, сбивала систему циркуляции, проникала через тенкецу, влияла на организм.
Не исключено, что так оно и было, но некогда было исследовать феномен, который вряд ли когда-нибудь повторится. Сейчас есть и более важные задачи, например, найти Наруто, и разобраться, кто выжил, и где враги, и выжили ли они. Мадара точно выжил, раз уж он подстроил взрыв, а Орочимару?
Краем глаза Фукасаку увидел, как из ниоткуда появились Шизуне и Гермиона, и удовлетворенно кивнул, когда Шизуне вошла в сенмод, начала лечить наставницу. Связь ученик — наставник сильна, и это всегда помогает обоим, делает сильнее, толкает вперед и помогает. Ситуация в целом — безнадежна и ужасна, одним ударом Мадара разгромил армию Альянса, подтвердив свою страшную славу, и все же, вот эта мелочь, лечение Цунаде, вернуло Фукасаку огонек надежды. Еще бы найти Наруто, убедиться, что он жив, и вернуться к Джирайе с радостной вестью, и тут Фукасаку увидел.
На берегу, неподалеку от лагеря шиноби, стоял Орочимару.
Улыбающийся и чистый, как будто и не было взрыва.
Как? Как ему это удалось? Даже если он ушел порталом, которым пришел сюда в начале битвы, то портал должно было уничтожить взрывом! Техника перемещения Орочимару не могла спасти его от взрыва, тогда что? Воскрешенные накрыли его барьером? Исключено, он все равно бы получил удар! Змеи? Обратный призыв? Мог ли он успеть? С холодком на оголенной спине, Фукасаку осознал, что Орочимару мог, и тут же увидел, что помимо саннина ничуть не запачкалась и остальная команда.
Джуго. Кабуто. Карин.
Орочимару хлопнул руками о камень, призывая воскрешенных обратно.
— Это плохо, — квакнул Фукасаку, и ускорил прыжки.
Нужно было найти Шикаку.
Нужно было предупредить Каге.
Наверняка они уже знают, но нужно было делать хоть что-то, ибо Орочимару уцелел, и Фукасаку видел, чувствовал, знал, что шиноби не способны сражаться. Это было как горячий воздух и сожженный камень под ногами, ощущение поражения, разливавшееся волнами, подобно ки, исходившее от всех, кто выжил, и казалось даже от тех, кто умер. Как будто все силы выживших ушли на то, чтобы выжить, и взрыв сжег не их тела, но их волю к победе, их волю и решимость сражаться, как будто они заранее сдались, хотя битвы еще толком и не было, как будто они заранее готовы были сдаться и тем погубить весь мир шиноби.
Фукасаку знал, что это можно переломить, но нужно было, чтобы речь держал один из Каге.
Чтобы вдохновить шиноби, вернуть им волю и решимость нужен был кто-то не сдавшийся, способный повести шиноби за собой, и старый жаб-Мудрец чувствовал, что это не он. Как будто чакра биджу влияла не только на тенкецу, но и на саму волю, энергию духа и тела, из которых составляется чакра, и Фукасаку со страхом ощутил, что вполне может быть и прав.
Мадара! Неужели он просчитал и это?!
Страх подталкивал Фукасаку, и он прыгал все быстрее.
Из пыли и пепла, из грязи и камня, черный от пыли, красный от ожогов, оранжевый там, где уцелел комбинезон, поднялся Наруто, и ярость и решимость били из него, если и не волнами чакры Кьюби, то волнами ки. Наруто сжимал кулаки, краем сознания радуясь, что Бабуля Цунаде отослала Сакуру, Ли и Шикамару обратно в Коноху, после падения этой летающей штуковины с небес и разборок со странным Кубом.
