Ландскнехт. Часть первая.

За чаем все же разговорил хозяйку. Слово за слово, не то что побеседовали... скорее порешали. Коняшку и телегу она предложила устроить в аренду одному из соседей. Мол, она ручается — и не загубит и присмотрит. И платить будет исправно. Она договорится. За это она скостит мне золотой в месяц. Про ползолотого что уже уплатил за обиход скотинки промолчала... да ладно, пусть ей. Обговорили меню, точнее она поставила перед фактом — что она ест, то и на столе, а не нравится — есть хороший трактир у площади, чистый, там даже околоточный обедает — туда и иди. Впрочем, вкусы у нас схожие, ей тоже по нраву много мяса, да пожирнее, да жаренного. Вот и ладно. Потом насчет спиртного сказала — мол, пьяный напьешься — будешь если бузить — успокою. А что попортишь — деньгами возьму. И в доме мол не пить. Ну, да мне пить вообще не резон. Только для виду. Курить так она сама курила, но тут я уж прощупал почву — мол, в доме при мне не кури. Посопела, но потом махнула рукой. Консенсус, однако. Еще сказала — мол, девок никаких чтоб. Ради шутки было хотел спросить — может и бордель посоветует, да вовремя язык прикусил. Безо намекнул, мол, то ли от жизни, то ли вообще — но мужиков она не жалует, и поговаривали, ориентации не той малость. Что тут, надо заметить, не поощряется, особенно в сельской местности. Однако, никто ничего такого точно за это сказать не может, и вообще лучше мол тему эту не поднимать и тем более не лезть к ней со всякими глупостями. Хотя, несмотря на то что внешне Айли не сказать чтоб выглядела плохо — вполне на возраст, за собой следит, это видно, да только пожалуй я бы и сильно изголодавшись по бабам не стал бы к ней подкатывать. Больно уж от нее эдак... тянет. Холодком что ли. Хотя, такие бабы, ежли всерьез, оно может и получше прочего. Может и свезет в жизни под старость околоточному, чорт его знает. Ну да ладно. это ж я не об том что-то задумался, и вообще — мне девки тоже не сильно-то чешутся... пока что. Ответил, мол, к девкам интересу не имею, жениться не надумал а баловством всяким брезгую. Кивнула удовлетворенно. Ну а напоследок сказала еще

— Значит еще вот что. Бэзо сказал, что ты не из лихого люда. И вообще просил помочь. Я ЕМУ помогу. И в твои дела я не лезу. Но учти — коли что крутить задумаешь тут — то сразу за порог. Я, хоть и помогаю старым друзьям, сама давно чистой монетой живу. Я свое получила, что на троих хватит, и теперь лучше тебя выгоню, чем влезу в какое эдакое дело. Так что учти.

— Учту, любезная Айли — отвечаю, значит, а сам как раз думаю — что мне бы и самому держаться от всего... эдакого подалее бы. А ведь через месяц Кэрр вернется и понесется, значит, все именно в сторону 'эдакого'. Ну да то печали дальние, для меня сейчас месяц — если не вечность, то очень много. И заодно сразу закинул удочку: — А я даже, хозяюшка, если что непонятное какое или помощь нужна — так первым делом к Вам приду, посоветуете чего, предостережете, отговорите. Ладно ли?

— Ладно — кивнула. И стала собирать со стола.

Обустроился, проверил лаз в конюшню, притащив карабин и прочее, что распихать в тайник надо. Не сказать что уж очень удобный лаз, но полезный. Он же не только в конюшню, но и в подвал. А с подвала вроде как и за забор опять же можно. Ладно, завтра все посмотрим еще раз.

* * *

Пригород этот, оказывается, имел свое название, именуясь Амбарным. Много тут амбаров, где хранили-перваливали всякое сыпучее, зерно и прочее. Короче, местный Пересыпь. Ничего необычного, у площади несколько домов повыше, двухэтажных — пара гостиниц, трактиры, управа, поодаль храм. Дальше по разбегавшимся улочкам — ближе к площади — постоялые, дальше — склады-амбары, а еще дальше — и домишки, в одном из которых и я обосновался. Тихо, сонно — не сезон еще, приезжих мало, ярмарка закрыта, торгуют так по мелочи. Пошатался по площади, не особенно привлекая внимания, прикупил сушеных яблок у бабульки, потом завалился в рекомендованное заведение, попил чаю... потом еще поглулял, поглазел, потом снова попил, на этот раз пива. В общем вечером пришел без лишней мелочи в карманах, не голодный и навеселе. Айли глянула подозрительно, но я объявил — мол, в норме, и только для виду. Она кивнула, мол, непьющий дембель — это подозрительно. Вечером аккуратно достал, вычистил и замаслил оружие — ну, хранить так хранить, привел в порядок одежду, устроил постирушку и баню.. и все равно делать было нечего. Книг-то я у Кэрра не взял, тут книги дороги, постеснялся. А идти купить... и подозрительно — ну какой солдат, хоть трижды контуженный, книгу купит, а не выпивки или там девку? Да и негде тут. Надобно куда в город покрупнее ехать. Тут книгами только на ярмарке торгуют, проездом.

На завтра все в общем повторилось — прогулка, чай, пиво, потом еще. Вечером снова искал себе дело, начистил самовар, дров в баню наколол.

На третий день в вечер уже невмоготу стало. Даже предложил Айли — может, чего помочь, по хозяйству. Получил отповедь — то ли решила, что я клинья бить намерен, то ли что хочу плату скостить...

Пятого дня такой 'невыразимой легкости бытия' сидел в послеобеденное время в том самом трактире, 'Подкова и кружка'... оригинально, блин... Село... Так вот, сидел и всерьез грустил. Причем настолько всерьез, что какая-то сволочь уже вполне заметно раскачивала стены и крутила землю. Не, ну а что еще делать, а?! Ме-сяц! Месяц, блин! Месяц так вот тут сидеть. Да я охренею тут от скуки. Чорт, чего я согласился? Хоть бы на работу какую податься... Так ведь без Кэрра накосячу. Спросить Айли? Да ей тогда много чего объяснить надо... Эх, ну что ж такое? И кружка опустела. Эй! Еще пива красного, и сушенки на закусь!

Кто-то сел напротив. Неинтересно. Ну, кто тут сесть может? Село оно и есть село. Где пиво-то? О, вот и оно.

Кружка приземлилась прямо передо мной, стеклянная (все ж заведение не дешевое), вся в испарине... Протянул руку, но кружка отпрыгнула в сторону.

Не сама конечно. Ее грабка того, кто сел напротив перехватила и отодвинула. Ну, хоть какое-то развлечение будет, ладно. Медленно начал поднимать взор, желая для начала рассмотреть — что ж там такое село напротив.

Однако задержал его уже на руке державшей кружку.

Опа-ньки. Приплыли. Синий форменный рукав, с поистертым золотым шитьем, какбыбелая кожаная перчатка.

Здравствуйте, девушки, что называется.

Глава 10

Поднял я, значит, рыло. Мундир, свирепая усатая рожа, каска с козырьком и медной начищенной кокардой. Шнурок на груди витой, золотистый. Погоны с вензелями и звездочкой. Шашка на боку, торчит рукоять, нагайка за поясом, кобура. На груди бляха здоровенная, сияет. Пуговицы тоже начищены, аж глаза режет блеском. Орел. Ну и дальше что? Вежливо поинтересоваться 'Ты чё?'. Не стал я усугублять, просто зафиксировал таки своей грабкой кружку, и, поднеся аккуратно, чтоб не пролить, потянул немного. Хорошее пиво. Потому как уже явно лишняя, а все равно вкусное. Отпил, поставил, задумчиво сунул в пасть сушеного снетка, и изрек наконец, насколько мог дружелюбно:

— Ну?

Кажется, не очень удачное вступление. От ворота и вверх полицай стал заметно багроветь. Взрычал яростно

— Ты кто такой?! Документы есть?! — и вдруг резко хлопнул рукой по столу — вроде, даже пиво не плеснулось, и сушенка не подпрыгнула в тарелочке, а звон пошел такое впечатление, эхом по трактиру. И все вокруг притихло. Эвон как, знатно у него оно отработано. Только этим меня не проймешь. Ишь, выискался, красномордый.

— Есть! — весело улыбнулся я. И сделав кружкой — мол — 'Ваше здоровье', отхлебнул еще. В конце-концов, что он спросил, то и ответил. А он, видишь, теперь аж побелел весь. Экий хамелеон.

— Ах ты ж... Ты чего это такой дерзкий?!

Вот гад. Я ж чуть не хрюкнул в кружку. Только бы не спросил 'С какого раёну?'. Не выдержу ведь. Но пронесло.

— Слышь, я тебя кого спрашиваю?! Ты у Айли квартируешь, так? — аж наклонился ко мне усач, а глазки-то... не, похоже, если это тот самый околоточный, а больше-то вроде и некому быть, правда что-то такое имеет в виду, полицейская рожа... Выпрямился, снова хлопнул по столу — Ааатвичать!

— Ишь, разорался... — я демонстративно почесал в ухе, морщась — не ори, начальник, уши закладывает. У Айли, да. А тебе что за печаль? Или ведомству твоему?

— Да ты... Ты кто... ты откуда такой, а? — он аж чуть не задохнулся — Да я ж тебя...

— Эй! Чего это, вашбродь, пристаете к человеку-то? — это от стола в углу кто-то встрял, мне за этой тушей и не видать, кто говорит — Что, не видать — кто он, и чего?

А в общем, и впрямь, я специально, во исполнение так сказать, инструкций Кэрра, хожу постоянно в истертом мундирчике, фуражке и сапогах, образ так сказать, узнаваемый. Полицай же, обернулся, посмотрел, откуда встряли, и малость покривившись, сбавил обороты

— Типа, служивый? И что тут ищешь? Бумаги, спрашиваю, есть? Коли есть — предъяви... а то в околоток сведу... до выяснения.

— Сказано ж — есть. Не сердись, командир — решил не усугублять я — Я чего? Я ж не нарушаю ничего. Сижу тихо, пиво вот пью. Кстати, хорошего человека и угостить могу...

Околоточный засопел. Трактир постепенно ожил, за спиной полицая уж и смешки слышны. Надо как-то разруливать, я хоть и почти пьяный, а все ж соображаю, что одно дело себя поставить, другое дело бычку гнать. Сделал жест человеку — мол, пива представителю правоохранительного органа. Перехватив жест, полицейский, сняв шлем, подкорректировал, заказав настойки. Положил шлем на край стола, отер платком лоб. Похоже, контакт будет. Я, тем временем, достал из внутреннего кармашка сверток — в чехольчике из тонкого истертого пергамента — зольдатенбух, и рекомендация. Протянул усатому. Тот взял, ткнув по ходу в прицепленную на груди планочку от медали, с оборванным колечком:

— За что награда-то?

— Юбилейная.

— Кого юбилей? — без интереса спросил, смотрит бумаги, а сам зыркает... вот точно как наши паспорта проверяют. Это он не фотку смотрит, не — тут и фотки то нету — это он на мою реакцию. Нормально.

— Столетие Красной Армии, знамо дело — отвечаю. А чего уж. Все одно планка такая затертая что пофиг. Ладно, если что — расскажу про непобедимую и легендарную. И про штурм Перекопа. И марш через Сиваш. Под командованием маршала Фрунзе. Офигеешь слушать. Однако, усач даже бровью не повел.

— Столетие красной армии? Ясно. Что, с Севера, что ли?

Вот блин, опять как-то родным повеяло.

— С Севера — отвечаю — С него самого.

— Ясно — пыхтит — Понаехало, понимаешь, всяких...

Помолчал, листая бумаги, и добавил:

— Понаехало...

А ведь это очень непросто, пьяному почти, да и не ржать, и даже лыбу не корявить. Если очень хочется. Но я сдержался.

— Ты, значит, служивый — не спрашивая, а вроде как даже утверждая, подытожил усач — Ну, и за каким хреном, служивый, ты к нам приперся?

Глянул в бумаги, прищурясь (эге, а зрение-то не ахти... да и вообще в возрасте дядька, башка-то наполовину седая уж), повторил:

— Зачем, спрашиваю, к нам приехал, Йохан... Йохан... ну и имена у вас там, на Севере...

— Ну... знамо зачем. Отдохнуть, здоровье поправить... а потом.... Ну... потом дальше двинусь... или тут обустроюсь...

— А чего это ты к Айли заселился? — аж подался вперед — Ты у нее чтоль обустроиться хочешь?

Не, точно, неспроста это он. Аж глаза горят, нехорошо так.

— Нет — отвечаю — Я вообще думаю подалее искать долю. Мне тут не нравится особо, уж извини — скучно. Я к такой жизни непривычен...

— А чего ж тогда к ней заселился? — аж перебил, ишь ты

— А мне товарищ насоветовал, он ее знакомый...

— Это какой знакомый? Как твоего товарища звать? — снова аж подался вперед, да только интерес уже не тот — тут профессиональное.

— Товарища — говорю — Ара звать, цыган он. (Так какого-то дальнего родственника Бэзо звали... А мне чего? У меня и справка есть...) Попутчик. Вместе долго ехали. Вот он и посоветовал. Говорит, там можно поквартировать, и тихо, и спокойно, и при том, хоть женщина и одинокая, а без всех этих глупостей, чтоб меня, такого значит из себя видного мужчину (тут усач эдак на меня глянул... с сожалением даже) под венец тащить. А оно мне и надо, я человек воль... свободный (вовремя вспомнил, что 'вольным' тут обзывать ся нехорошо выйдет), мне этих глупостей не надо. Мне пожить охота в удовольствие.

Аж словно подменили толстяка. Принесенную человеком настоечку махнул, выдохнул, малюсенький кусок хлеба с салом и чесночка кружочком в рот кинул, пожевал.

— Понаедут тут... — прищурился, глянул в бумаги, потом сделал жест проскакивающему мимо человеку — Эй, Вальт! Ходи сюда. Ты грамотен, и глаза хороши, ну-ка, прочти мне, что там пишут-то...

И сует ему, значит, рекомендательное. Ну, тот стал читать, вслух, хоть и тихонько, а весь трактир словно притих, как мышь под крышей бежит, и то слышно. Как дошел тот Вальт до ран тяжких, отчего разум плох — слышу, в углу чего-то там загомонили, а усатый его прервал, и говорит:

-Ну, и чего же ты путаешь-то? А? Может, ты мне тут все врешь, да прикидываешься? Ишь, какая бумажка удобная! Кто ж ее тебе такую написал? Дружок твой, поди?

— Истинно так — отвечаю — Кто ж еще? И сам я не с Севера, и вообще — чилийский шпион. Давай уж, начальник, лепи на меня все, что есть, до кучи, чего уж...

Впрочем, вижу уж, дело то такое, просто припугнуть меня надо, да может отыграться. Да не вышло. От того стола в углу вдруг подошел здоровенный такой дядька. Морда потная, бородища знатная, окладистая и косматая. Здоровый до чего. Прям гора. Или медведь. ГрЫзли. В форме военной, серо-песочной, почти такой, как на том порубанном взводе. Валашец, однако. Только петлицы и канты немного не такие, красно-черные, и в петлицах — пушки. Артиллерист, значит. А погоны-то даже не сержантские, а как это? Не старшина, а вахмистр, так тут зовут. Уж это я, в общем, зазубрил, по крайней мере в общих чертах. Шнур такой витой вместо лычки, вдоль погона. Под погон заправлена пилотка, ворот хоть и расстегнут, но в целом — все по форме. На груди пара медалей блестит. На боку — шашка-не шашка, а здоровенный тесак, навроде бебута, кобура опять же.

— Вы, вашбродь, почто, разрешите спросить, служивого мучаете? — это здоровяк аж навис над усачем — Нешто он что нарушил? Мы, конечно, в дела НАШЕЙ полиции не лезем (эдак он выделил 'нашей', аж морду усатому скривило как от прокисшего вина), но хотелось бы знать — что ж такого человек натворил? Сидел вроде пиво пил, тихо, никого не трогал, не буянил, никому не мешал. Что ж тогда такое, а, вашбродь?

Встал усач, поморшился досадливо, глянул на артиллериста — хоть и сам не мелкий, а все ж снизу вверх, ничего не ответил, документы мне на стол бросил, каску насадил на башку да и пошел прочь. С порога обернулся, буркнул мне:

— На неделе — зайдешь напротив, в околоток, отметишься. А то понаедут тут всякие... — и вышел вон, хлопнув дверью несильно.

— Благодарю, товарищ вахмистр — так и брякнул я по привычке, 'товарищ'. От блин. С одной стороны, вроде пьяному говорить проще, складнее как-то... Это я давно заметил. Помнится, в Питере, в дребезг будучи, иностранную пару проинструктировал, как им от Спаса-на-Крови добраться к Зеленому Джигиту, сиречь Медному Всаднику. Сопровождавшие меня товарищи говорили, что хоть и смахивало на разговорник армейский в разделе 'опрос местных жителей', но понятно вышло. И главное, гладко так, ты, говорят, тогда по-русски хуже изъяснялся. Но вот такие косяки спьяну дать могу, да. Надо бы вообще завязывать, что ли, с этим пока. С выпивкой-то. Однако, пока я это в голове ворочал, прикидывая, как съехать на базаре, вышло иначе. Здоровяк аж расплылся в улыбке, хлопнул меня по плечу, чуть с табурета не выбив.