Ландскнехт. Часть первая.

— А ну, братцы, слушай сюда — Балу сказал, против обыкновения, как-то негромко и мягко, но все услышали — Вы тут — кто по княжьему набору, кто по вербовке — но все присягу давали. Тут, братцы, дело такое. Командиры наши... чтоб им демоны печень выжрали... они, стервецы, желают крепость врагу сдать. Без бою! ...

— И так уж, братцы, от крепости что осталось! — ломающимся голосом вклинился мальчишка — Предатели! А сейчас, в собрании сидят, и обсуждают, братцы, как чего себе выторговать! А Родина? А присяга князю?! Доколе, братцы...

— Вот я и говорю — морщась, как от лимона (а и у меня ж, поди, такая же сейчас, рожа?) перекрыл его Балу — Солдаты. Кто желает — айда с нами. Мы собираем команду — вон, минометчики с пехоты два взвода, и наши — и идем сполнять присягу. До конца.

— Это как же? — то с под колпака слез Хорт — пойдем помирать под пули, на штурм?

— А ты все помереть торопишься? — зарычал Балу — Нет уж. Просто помереть — от того толку не будет. Наше дело теперь что? — Теперь поздно уж отвоевывать. И оборонять времени нету — вон, пушки уж разгружают на том берегу. А вот, пока что — взорвать то, что осталось, мы сможем. Батареи. Так, чтоб ремонту надолго. А без батарей эта крепость уже не то. И — пойдем за стенвы, к нашим уходить.

— Побьют. Со стен-то побьют. — возразил старик-сержант — там, пока уйдем, с версту места ровного. А уж с картечницы...

— Мы оставим отряд прикрыть отход! Я сам его возглавлю! — нет, определенно, этот щенок в лейтенантских погонах отлично подтверждает товарища Дарвина, по поводу естественного отбора... — Мы позволим основному отряду отойти, прикроем его от пехоты на стенах, и от кавалерии, если решат преследовать...

— Да ты, сынок, не понял — сержант покряхтел, потянувшись, а лейтенант, даже в полутьме видно — покраснел, как рак — Наши же, в спину и постреляют. Господа ахфицеры никак не простят нам такого. Ты, сынок, на меня так не зыркай, я и сам никуда не уйду — мне и не уйти с вами-то уже, здоровья нет. Потому и говорю тебе уже так, без чину, а ты не обижайся — не до чинов, раз уж вы такое дело затеяли. А только — все одно — нас мало, а офицеры так этого не спустят.

Лейтенант сразу потух, а унтер угрюмо просипел:

— А то верно. Да только об том и речь. Первым делом — идти да ваших командиров брать. Всех. И — под запор. Пусть сидят — они хочут в плен — вот и туда им дорога.

Настала тишина, и сержант, которого Балу оставлял за себя, пересохшим голосом выдавил:

— То... измена выходит. На своих командиров оружье поднимать...

— Да какие они теперь командиры?! — взвился унтер — Вон наш-то — хоть в бою сгинул, а эти? Сдать крепость хотят! Сами они теперь изменники!

— То оно так... только не совсем — пробурчал сержант — Как ни кинь, а все ж — за это полагается что? Удавят кожаным ремнем мокрым, как бунтовщиков...

— А ведь, я никого не гоню — спокойно возразил Балу — Не хошь — не иди. Сиди тут, жди плену. Тока я бы на твоем месте насчет ремня не переживал — кто ж такой роскоши тебе даст, по военному времени? — так, пулю в башку, да и все.

— Ну вот и не пойду — угрюмо ответил сержант.

— Хорош трепаться — сплюнул унтер — пошли, кто с нами!

После секундной паузы сразу шагнули трое, потом еще один. А иные наоборот шарахнулись поодаль, к сержанту. Кряхтя, закинув на плечо карабин, звякнувший стволом по своду, пошел к Балу старик. Матернувшись отчаянно, шагнул вперед ефрейтор Хорт. Еще кто-то, поминая заступников, присоединился к мятежникам.

Ну, и как теперь быть? Однако. С одной стороны — война эта мне совсем не своя. Если так подумать — плевать мне и на князя и на присягу, и на крепость. С другой — вот они — вот эти, что стоят угрюмо у выхода — они мне сейчас свои. Ну, просто потому что других своих у меня нету. И вот те что жмутся у стены — тоже свои. Но одни свои — правильные, а другие — нет. Это как бы раз.

А как бы два — чего-то мне ну никак в плен не хочется. Оно, конечно, что? — убьют же еще ненароком. Запросто ведь убить могут. Ну, так и в плену могут, еще и проще — пленный безоружен и убить его никто никогда не мешает. Да и то дело — эко страшно-то помереть. Я вон, вроде как — разок уже помер, опыт есть. Оно не страшно, даже вишь как забавно вышло. А если и насовсем поубьют — и то дело-то такое — вечно жить не получится, да и не больно надо.

А вот долго жить — могут устроить запросто, этого я чутка видел. Покрышек автомобильных тут не водится. Но, по рассказам кое-кого из бывалых — и из пука соломы со смолой неплохой аналог запаски выходит. И других радостей есть — так, чтобы жизнь казалась слишком долгой.

Нет уж. Хоть и не мое вроде как тут дело — пойду-ка я с ними. Вперед лишний раз не полезу, нет. Пусть вон этот петушок-задира кукарекает. Мое дело с краю. Только и края разные бывают.

Перехватил карабин за цевье, шагнул вперед, стал рядом со всеми, чуть озирнулся — ишь, сержант как сверлит, с-под бровей. Подошли еще двое, и больше никто не двинулся.

— Все? Ну и ладно! А ну, товарищи, спускайся, становитесь в арке у выхода, мы сейчас с тех казематов позовем! — этого воодушевленного сопляка мне все сильнее хотелось приложить прикладом. Ну какого хрена Балу и унтер с ним связались? Сами-то они мужики тертые, а этот что? Да еще и старший по званию, что тоже добавляет. Разве что — те его пехотинцы, которым он в авторитете? Оказывается, они под бастионом стоят, и минометчики тоже, все с оружием. Вроде как и немало выходит нас. Однако, то, что они так все это тянут — нехорошо. Пока они там будут за советскую власть остальных агитировать, время-то идет. Так дела не делаются, так мятеж не устраивают. Ой, спалимся мы...

Накаркал, похоже — на лестнице сверху показался наш сержант с солдатом — зыркнули на нас, вроде хотели спуститься в потерну, но видно не захотели мимо идти, внимания привлекать — обратно скрылись. Только, если так сообразить — отсюда, с бастиона, по валу можно пробежать до второго, а оттуда по потерне к казарме. А там и до цитадели рукой подать — тем более что вроде как перемирие и стрелять не станут. Сбегать, что ли, и сказать Балу? Все ж дело-то такое... Как ни крути, а с товарищами... теперь выходит — бывшими — придется решать. Надобно бы — двери им закрыть, да подпереть чем, а то и охрану оставить... Нехорошо, но иначе-то как? Как бы тут стрельбы раньше времени не сталось...

Не пошел я к Балу. Плюнул. Не мое все же это дело. Сами пусть разбираются. Я всего лишь солдатик, маленькая пешка, и так лишнего на себя взял — пошел с ними. Хватит и этой ответственности. Я не обязан, если что. Командир — то да. Оп обязан приказать, мое дело исполнять. Если по Уставу и по присяге — то вообще я должен был бы еще в каземате поднять ружье да в Балу всадить пулю. Как в мятежника и предателя, который подбивает идти свергать власть. И плевать, что власть приказала сдаться врагу — так присяга велит.

Да только вот — плевал я на все присяги вместе взятые, что там у нас, что тут и подавно. Тут дело-то касается — где свои, так вот со своими и иди. Но и тут лишнего я не возьму на себя. Всегда — моя хата с краю. Пусть другие лезут покомандовать. А мое дело — сторона. В общем, не пошел я доносить на сержанта.

Спустилсь наши командиры, а с ними еще с десяток бойцов. Чего-то у них там тоже не все гладко видно прошло — у лейтенантика вид совсем растрепанный, унтер еще угрюмее стал.

— Пошли, братцы — махнул Балу, и все мы, прямо так, толпой, двинулись к цитадели. Пару раз командиры пооглянулись — унтер поморщился.... но ничего говорить не стал, Балу вообще безразлично посмотрел — он шел впереди всех, словно торопился, а лейтенант вид имел, как недотопленный котенок, и пошатывался, словно выпивши. Ну, хоть сами-то мы, подходя — как-то более-менее построились — так, правда, хоть в ворота пройти можно.

Так вот и грызло все меня. Ну, какого чорта полез? — с одной-то стороны. Ну вот всю жизнь сидел тихо, и дальше бы сидел. С другой стороны... в плен не охота. И сидеть так просто... Если сидеть и исполнять все приказы и присяги до буковки — то прогадить можно все, что угодно — от Советского Союза до своей собственной задницы. Но, тогда, выходит — чего же я влезть — влез, а опять — сижу тихо? Не нравится мне все, не делают так. Надо ж было сказать про сержанта. И вообще. Идем, как стадо баранов, премся толпой... Не может это хорошо кончиться, никак не может. А мне все бы с краю, так что ли? Поморщился я даже прямо на ходу, вот словно гниль какую прикусил. Смортю — а и у других у многих — такое же на лице. Нехорошо это, очень нехорошо.

Едва вошли в цитадель — понял — все, влипли. Из собрания выбегают офицеры, с револьверами, кто и с карабином, бегут — кто от нас да за угол прячутся, другие навстречь, командуют кто-то, шум и суета. Опередил, видать, нас солдатик, донес. А наши-то... Балу с зверской улыбочкой прет вперед, как трактор, унтер, набычась, за ним — этот-то хоть пистолет достал, а Балу так и чешет, едва не строевым шагом. Лейтенант стал как вкопанный, остальные тоже кто стал, кто вперед идет. Я присел на колено, винтовку, правда, держу поверх — ну, все же как-то... как ни крути — а я тут... Ну, да — чужой. Не мое оно это все, так что же? За свое-то и то бывало не спешили мы лезть в драку, а тут... Опять, выходит, мое дело — сторона?

— Стой! Стой! — это, значит, комендант, что ли нам орет? Точно, гляди, присел за штабелем ящиков от мин, машет пистолетом и орет. Дурилка картонная, натурально. Нашим пулям тот штабель — смех один. И вообще. Если что — револьверы у них, оно для драки в тесноте, конечно, хорошо... Только — тут все же дистанция чуть поболее, с винтовки-то, особенно если с короткой — куда сподручнее попасть, особенно в суете, с пистолета так не выйдет. Патронов у них в пистолетах, почитай, столько же — на один больше в барабане, чем у нас в магазинах. А на воздух уйдет куда больше, опустеют быстро. И тут наша берет — нам зарядиться быстрее в раз. Так что — еще посмотрим, если чего. Конечно, все это такое дело — может, первая же пуля мне и прилетит, но тут счет-то простой — если за себя считать станешь — то точно проиграешь. А если на круг считать — то на нашей стороне сила. Пока. Пока солдаты еще не прибежали — кого с нас побьют, а остальные этих пистолетчиков выбьют в ноль. Так что, пока железо горячее — надо бы и ковать... А только все наши — стоят и ничего.

Шевельнулась мысль — вот, ведь сейчас, если Я... Вот возьму, и пристрелю этого породистого верзилу — нашего коменданта. Барон Мельс, с охрененной родословной, как у овчарки, право слово. Хренак, через ящики, в брюхо — и все. Ей-Богу, попаду же. Карабин здешний мне очень нравится, прикладистый, легкий, патрон вполне себе. Прошибет нетолстые досточки, и вышибет дух из этой блаародной плесени. И — начнется. Однозначно — начнется. Понесется... по оврагам. Шарахнут они по нашим в ответ, а те по ним — и все. Не остановишь. И наша возьмет. Конечно, по мне первый залп ляжет. Да только оно как раз в плюс — кто ж там целить станет — шарахнут, дергая — почти наверняка все в молоко уйдет... да в тех, кто рядом стоит, да лопухнется. Ну, тут дело уж такое... Жаль, но это — допустимые потери. На их месте могу быть и я — если сейчас кто из них стрельнет, а я замешкаюсь... или просто не повезет. Это нормально.

И все же — какое это чувство. Я сейчас решаю, как оно всему дальше быть. Я. В моих потных лапках, как ни прикидывай, и судьба не одного десятка людей, и вообще расклад тут. Не то чтоб уж совсем все изменится, но... Решиться что ли? Эдакая в теле легкость образовалась, надо сказать. Ощущается какая-то... сила? Власть? Могущество? Вот сейчас, я, один простой серый сапог — и МОГУ решить много... многое. Ну?

И снова что-то внутри придавило — а какого хрена ты лезешь в ЧУЖОЕ дело? Ведь, чорт возьми, чего же все остальные-то? Глупее тебя, что ли? Не стреляют, стоят... А им оно же не чужое.

И, окончательно убедив себя, что это не мое дело, что мне не надо лезть туда, куда не просят, я решил — не стрелять.

Глава 14

-Стой! Пристрелю! — снова заорал за штабелем комендант, бестолково махая пистолетом — А ну, клади оружие! Кто посмел присягу нарушать! Я вас покажу как того! Всех кто не это!

Я оглянулся на соседей — вот вроде как они выцеливают уж этого дурака — ну, давайте-ка, и я тут же сразу. Чтоб, значит, на себя не брать чужого. Ну!

— Сами вы присягу нарушили! Предатели! — Сами бросайте оружие! — это наш лейтенант-петушок кукарекнул. Не, ну в самом деле, прибил бы гада.

— Маааалчать! Лейтенант Вэрр, вы арестованы! Бросайте оружие! И остальные тоже!

— Ты не ори, гад — влез Балу усталым голосом — Мы оружие складывать не станем! Не вы. Мы присягу до конца сполним. А вы, раз вы оказались трусливой сволочью, бросайте все, и бегите к вергенцам, авось примут там... уж как они принимают — всем известно!

— Вахмистр... Как вам-то не совестно! — это, смотри-ка — начштаба вылез. Ну, то есть, не вылез — он и сидит грамотно, за минометным щитом, не достанешь. Не дурак. — Вы бы хоть солдат своих пожалели. Как не стыдно-то?

— А вы меня не совестите, вашбродь — угрюмо огрызнулся Балу — Я не неволил никого!

— Ну, бросьте, вахмистр! Вы же отвечаете за своих солдат! Вы на что их подбивали? На мятеж? На смерть в кожаной петле? Или желаете, чтобы их разнесли в куски баронские бомбы?

— Слышь, ты, червяк тыловой! — захрипел унтер-минометчик — Мой-то командир как раз полег в бою, в куски разорвало, да только присяги не опоганил! Мы не сдадимся! Если надо — через вас пройдем! Никого не пожалеем!

-Ах, ты ж, мерзавец! — снова заблажил комендант, и замахал, высунувшись чуть не по пояс, махая наганом понабежавшим уже во двор переляканым солдатикам — А ну, огонь по бунтовщикам!

Прямо-таки — политрук Еременко, скульптура с фото, в натуральную величину.

Ну или мишень армейская, нумер раз, поясная. Руки чешутся, но решил же не встревать. Может, и не надо? Солдатики-то — смотри-ка! Глядят на коменданта и на нас растеряно и хмуро, стволы винтовок не особо и поднимают. Не целится в нас никто. Сейчас стрельнешь, пусть и в этого урода — кто-нить, да в ответ пальнет. И понесется косой по клумбе.

— Мы, вашбродь, в своих стрелять не смеем — это кто-то из солдат выкрикнул.

-Чтооо?! Мятеж?! Приказ... — завопил было комендант, да его прервал начштаба:

— Братцы, а ну не дури! Вы ж присяге верны остались, раз не пошли с бунтовщиками!

— Мы не пошли, да только и вы сдаться приказали, а уж раз воевать — так не со своими! — Как-то отчаянно крикнул кто-то из солдат — Коли сдали крепость — так нечего теперь оружьем махать, да нас на грех неволить! А коли воевать — так с врагами!

— Эй! Не дури! — растеряно крикнул начштаб, но его перекрыл рев Балу:

— А ну, братцы! Верно все! Не хошь воевать — клади ружье и иди в каземат, своих никто не тронет! А кто желает — с нами идти, воевать с врагом! Даешь им войны, а не крепость!

Кажется, наша взяла — вид у коменданта такой, что — то ли сейчас все бросит, то ли стрельнет в кого — и тут ему и крышка. Так, ребята, кажись, поперло нам...