Ландскнехт. Часть первая.

Очень хотелось прибить кого-нибудь. Самовар все не закипал, в отличие от меня — и, чтобы не пристрелить несчастный, ни в чем не повинный водогрей, я взбежал на бровку балки, осмотреться. Ну, собственно, ничего такого удивительно-неожиданного. То же, что и ночью, только в красках. Разве чуть поодаль какие-то развалины, но совсем старые. Глянул вниз — нет, не кипит, струйки пара не видать — и пробежался, ради сугрева, к развалинам. Издалека они казались гораздо презентабельнее — а вблизи оказались просто пологими кучами камня, поросшего травой и каким-то вьющимся кустарником. Но это точно были развалины — правильной продолговатой формы возвышения, метров сорок длиной и около десяти шириной, расположенные параллельно друг другу, шесть штук. Да и торчат местами пусть и обкатанные ветром, но узнаваемые каменные плиты. Присев, правда, немного удивился. Это были не камни — а самый натуральный железобетон. Только очень, очень старый — тонкая арматура буквально изошла в ржавчину, бетон изъеден и похож на губку. Чорт, мне казалось, что железобетон начали применять только где-то на границе девятнадцатого и двадцатого веков, хотя просто бетон, рассказывали, еще египтяне в пирамидах использовали. Хотя — я вовсе не специалист... а может, и специалисты не все знают. Одно точно — это железобетон, и этим развалинам дохренищамного лет. Загадка истории, ага. Ну и чорт с ней. Не историк я. Обошел следующую кучу — да, точно — железобетон! Эка штука...

В третьей куче увидел еще одного местного — нахохлившись, в углублении под кустом, у края развалин, сидел здоровенный, толстый филин.

— А, так это ты, сцуко, мне тоже спать не давал — я положил руку на кобуру — пристрелю и сварю, как индюка!

Филин открыл оранжевый глаз, тупо посмотрел перед собой, встряхнулся, и снова закрыл глаз. Револьвер я достал, но стрелять не стал. Жалко стало. Не филина, конечно, а патрона. Еды у меня полно, а патронов всегда мало, да и шуметь незачем. Тут, выходит, один хищник спас другого — хоть садись лепить аллегорию — Жаба, спасающая Филина. М-да, 'церетелише-шайсе-лепкен'... Живи ужо, пернатое — я не столько сытый, сколько жадный.

Обернулся на сиплый свист и дребезжащее позвякивание — ага, вскипел! Язычок на крышке самовара подбрасывало струей пара из отверстия, им прикрываемого, и он подскакивал и снова падал, брякая о крышку. Пробежался обратно, мимо соседей, с размаху хлопнув по крупу рыжую лошадь, на что та только фыркнула.

Эх, горячий чай с портвейном — отличное дело. Да с хлебом, с салом и отыскавшейся в телеге луковицей — самое оно поутру. Хорошо бы конечно, чтобы кто-нибудь подал яичницу с беконом и бутерброд с сыром — но 'чого нема — того нема'. Ну и ладно. Уже вполне согрелся, да и от солнышка тепло стало. Ну, поели — пора и баиньки. Только, пожалуй, надо перебраться чуть подальше от дороги, по балочке. Забросал в телегу все барахло, запряг Зорьку, и поехали — недалеко, за убитого метров триста, почти сразу на уровне, где дальние развалины на бровке. Тут ежевика разрослась по всему дну, буквально перегородив балку, так что дальше все равно не проехать — тут только танк и прошел бы. С третьего захода все же 'притер' телегу почти к самым кустам — и, распрягши снова лошадь, устроился спать между телегой и зарослями — так все же как-то спокойнее. Проверил перед сном оружие, причем подумал, что тут неплохо и побольше стволов иметь под рукой — зарядил и положил под тряпку поблизь от себя один из бульдогов. Прикрылся пледом и вырубился практически мгновенно, и спал без снов, как убитый.

Проснулся точно уж заполдень — жарища вовсю, стрекозы, кузнечики, птицы. День в разгаре. Проснувшись, полежал малость, прислушиваясь — нет ли чего вокруг эдакого, подозрительного? Вроде нет... Вылез, осмотрелся, справил нужду и задумался. Ну, для начала — надо что-то делать с соседушкой. И валяться ему так не след, я все же не тороплюсь, сейчас мне поспокойнее — так что надо бы и зарыть. Но, до того — облегчить, так сказать, путь, избавив от предметов суетной мирской жизни, коие ему теперь — совершенно ни к чему, и с собой которые он — ну никак не возьмет. Проще говоря — обобрать его надо. Ну и лошадь прибрать — не оставлять же, в самом деле. Нет, я не жадный, я домовитый.

А вообще, однако, дела-то тут невеселые — если так густо неубранные трупы насильственного происхождения пораскиданы по элементам ландшафта. Нихрена в этом хорошего-то нет — ибо запросто имеешь шанс точно так же органично вписаться в местность. Что ничуть не прельщает, вообще-то. Тэээк-с, кто тут у нас? Бля... Молодой, едва усы отрастил... Везде все одинаково, чтоб вам всем черти печень выгрызли. Судя по тому, что запаха-то особо нет, да и так по виду — гораздо лучше, чем те, у обоза — парень-то скончался не так давно. Может, и прямо ночью. Только это уже без разницы. Все равно не жилец. Перевернул, посмотрел — точно не жилец. Правое плечо разрублено сабельным ударом, в спине справа входное отверстие — а выходного нет. Доехал как-то сюда, тут свалился и умер. Скорее всего — так. Или тут застрелили, когда пытался после ранения ускакать? Чорт поймет, да и сейчас уже неважно. Одет, однако, немного странно. Сапоги высокие, 'кавалерийские', до колен. Но без шпор — не только ездить, но и ходить бегать вполне годны. Должно, в них девкам кавалер сильно нравится — щеголеватые такие. Сымай сапоги, голубь. Как дед рассказывал — обувь в те времена зело дорога. Ботинки с солдат снимать я не стал возиться, муторно это, да и не понравились мне теи башмаки, а вот ты уж сымай. С моей помощью, ясно дело. Мне-то сапоги твои не пойдут — маловата у тебя лапа, но кому-нибудь впарю. Бриджи вроде обычных наших солдатских галифе, с подшитой кожей жопой и коленями — ну, понятное дело, кавалерия... Рубаха просто полотна, серая, у солдат в ранцах похожие взял — как наши старые гимнастерки. Только у этого она чуть повыпендрежнее — вышивка по краю, темно серым. Пижон... был. Жилет из толстой парусины, усиленный кожей, странноватый какой-то. Прям чисто разгрузка — карманы, в них патроны — к винтовке (а самой винтовки-то и нету, про... потерял, касатик), к револьверам. Револьверов было, похоже, аж два — и один, судя по кобуре — длиннющий, ствол аж сантиметров тридцать, наверное. Да только и его нет — на поясе лишь шнурок оборванный. Второй револьвер на месте, тот наоборот коротенький. Вытащил, повертел — понравился. Сделан, как и армейский, но ствол еще дяшку покороче.

Приберем-с. И все патроны. Сам жилет уже не пойдет — разрублен на плече — кстати, смотри-ка — там прокладка из толстой кожи, и валик кожаный поверху — и амуницию удобнее носить, и удар ослабляет... да вот не помогло. Хотя, может, без этого — тем бы ударом его на месте и располовинило. Но, все равно — жилет в списание. Да и пофиг — в телеге аж пара таких валяется. По карманам прошарил — ничего интересного, кроме патронов разве что в кармашке масленка и отвертка оружейная, да трубочка маленькая и кисет. На поясе кроме кобур — ножны с весьма недурственным тесаком. Приберем, вместе с поясом... На голове намотана тряпка — но не бинтовал, явно так и задумано — платок вроде наших арафаток, что ли. Серо-голубого цвета. Да, блин... странный весь какой-то. На кочевника какого похож по платку, а по одежде и не поймешь — явно не военный, хотя и отнюдь не мирный. Оглянулся на лошадь — у седла пустые ножны от шашки или сабли... скорее, по форме — все же от шашки. Что ж ты сюда такой весь про..потерянец-то приехал, а? Нет бы, привез с собой и шашку, и ружье... и пулемет в придачу. Ладно, что там еще на лошади — а там здоровенные сумки у седла — потом посмотрю, успею еще. Для начала паренька надо все же прикопать — а то солнышко, он скоро пахнуть начнет — а зачем мне оно? Я тут до вечера, еще кушать буду, и вообще. А ему так даже лучше, не думаю, чтобы он был бы против. Да и кто бы его теперь спросил. Пожалуй, самое мерзкое — что если тебя убьют — то потом ни о чем не спросят, не посоветуются, и все сделают, как сами хотят, тебя в расчет не принимая. Обидный факт, надо сказать. Отпутал из руки убитого поводья, дернул — лошадка, не рыпаясь, пошла — надо думать, смирная... или присмирела, рядом с мертвым хозяином-то простоявши. Ну и хорошо. Довел ее до телеги, привязал — Зорька не удостоила вниманием, а новенькая не рвалась разбираться, кто в доме хозяин.

— Как тебя, скотина, назвать, а? Чего молчишь? Не умеешь говорить? Ну, оно понятно — ты же лошадь. Вот не угробили бы твоего хозяина совсем досмерти — мы бы с ним, глядишь, поговорили бы — вон, винца бы жахнули... или перестреляли бы друг-друга, это как пошло бы. Но, в любом случае, диалог был бы гораздо живее. Понимаешь, скотина?

Скотина тупо жевала траву, глядя на меня лошадиными глазами. Экая дурочка...

— Ладно. Раз так — сама виновата. Будешь Ксюшей — потому что похожа. А что ты дура — так ничего страшного — ты все-таки лошадь.

Взял лопату и пошел закапывать бывшего хозяина Ксюши. Грунт оказался легким — сверху немного чернозема, а дальше супесь, копать одно удовольствие. Ямку разрыл неглубокую, чуть выше чем по колено, но и то все же приморился — жарко ибо, и влом. Примерился, закатил-столкнул туда паренька — все, отдыхай, воин. По привычке пошарил на шее — нет, медальона нет. И крестика нательного нема — зато на шнурке какой-то простенький амулет светлого металла нашелся — язык пламени, и капля в нем прорезана.

Язычник, никак? Нихрена не понимаю... Но, пожалуй, не буду снимать это. Хрен его поймет, правильно так или нет, но — закопаю с этим амулетом. Засыпал, прикрыв ему лицо половиной платка, в голове могилы воткнул пустые ножны от шашки, и привязал на них вторую половину арафатки. Вот так — и заметно, и ясно. А дальше — как выйдет.

Вернулся, и задумался. Надо бы, все-таки, повнимательнее рассмотреть все трофеи. Там же вроде и бумаги были, и прочее. Можно будет не торопясь, потихотньку, поточнее разобраться. А то что-то больно много запуток и непоняток. У этого вон, правда, никаких бумаг... хотя я еще не смотрел сумки на седле. Ладно, посмотрю потом, после обеда — завтрак был давно. И жрать снова охота.

Пока снова грелся самовар, все же перебрал еще раз оружие — нет, нигде понятных-знакомых клейм нет, только цифры да значки испытаний. Проверил еще раз все охотничьи ружья — кое-где есть надписи но какие-то непонятные совсем язык то-ли греческий, то ли албанский... то ли еще какой — не латиница, не кириллица а хрен поймешь. Не полиглот я, да и не суть, если непонятно — нафиг, нечего попусту морщить репу. Потом посмотрим в документах, может понятнее станет. Очень понравилась одна маленькая винтовочка — сначала решил, что она под мелкашку — а оказалось, под револьверный патрон. И устройства приметного, кажется, Ремингтон, система называется. Курок, который подпирает как бы еще один курок — а тот уж ствол запирает. Простенько, но надежно.

Вроде винтовка такая одна из рекордсменок среди однозарядок — до сорока восьми неприцельных выстрелов в минуту, если не путаю. Неплохо, в общем-то. Эта винтовка коротенькая, легенькая — но наверное, из-за слабого патрончика — и отдача небольшая. А охотиться на всякую мелочь да и не только мелочь — самое то. На ложе, перед скобой, закреплены с обеих сторон два кожаных патронташа — на пять патрон каждый — с ними, наверное, еще быстрее стрелять. В мешке нашлись и патроны к ней — действительно, гильза револьверная, а вот пуля подлиннее — такой патрон в барабан не влезет. Но и обычным, револьверным — вполне можно из нее выстрелить. Прицел размечен — до трехсот, что, в общем-то, вполне понятно. Тут же набил патронташи, зарядил и сунул винтовочку в телегу где поближе — обязательно опробую, коли будет случай, интересная игрушка.

Потом еще раз осмотрел дробовик — да, самая настоящая классическая помпа! Вообще-то писк моды... но оно и видно — хоть сделано и неуклюже малость, по моему пониманию, но все пригнано точно, все аккуратно, ложе и приклад блестят красным лаком, ствольная коробка такое впечатление что бронзовая... Весчь. Наверняка не из дешевых. Клеймо есть, но снова непонятное какое-то. Чудной шрифт

Такие вроде в конце девятнадцатого века делать стали — стало быть, новинка. Двустволки не впечатлили ни разу — какие-то они совсем корявые, и разболтанные. О, а это — самая натуральная берданка! Обычная вроде военная винтовка — но ствол у нее рассверлен, и калибр миллиметров тринадцать-четырнадцать выходит. Ложа подрезана вполовину, и магазина нет — там, где он был — открыв затвор, увидел только стальную заглушку. Патроны к ней нашел — как винтовочные, только гильза прямая, и вместо пули дробь засыпана. Таких патронов нашлось в мешке не много... ну и ладно, неинтересно, в общем. Но — в крестьянском хозяйстве такое пригодится еще больше, чем военная винтовка.

Сложил все обратно, полез все же смотреть седельные сумки, заодно разгрузив Ксюшу. Вспомнил — вроде, надо как-то там подпругу, что ли, ослаблять — полез, ослабил малость все, что под руку попалось. Сойдет. Все одно в седло не сяду — не умею толком-то, да и пробовав, по себе знаю, что потом, если мало-мальски долго проеду — буду и ходить-то с трудом, не то, что бегать. Нафиг. Так, одна сумка — тут патроны, смена белья, котелок, почти все как в армейских ранцах. Примотан к сумке плед и почти такая же. как армейская, плащ-палатка. Еще мешок — тут зерно для лошадки, ага. Такая же кормушка... вот и славно, пообедаем в компании — насыпал, повесил на морду — а попила она сама, сразу по приходу, из ведра, что я для Зорьки повесил на телегу. Вот так, лопай, животное. В том же мешке нашлись приспособления, я так понял, для ухода за лошадью — не, ребята, даже пытаться не стану. Да и лень. Авось не помрете обе-двое, несколько дней без особого ухода — вон, дикие лошади и вообще сами все.

Третья сумка пришлась кстати гораздо боле других: домашние булочки, копченое мясо, сыр косичками, чеснок и лук, сухофрукты и сушеные яблоки. Отлично — ну, благо вскипел самовар, а поставленная на крышку банка консервов наверняка подогрелась — можно и приступить к трапезе...

По завершении трапезы решил-таки приступить к насущным вопросам, а именно, разобрать и осмотреть, наконец, потщательнее трофеи. Больше всего меня интересовал ранец, куда я сбросил все личные вещи и бумаги-документы.

Наскоро смахнув остатки трапезы со служившей скатеркой плащ-палатки, вывалил на нее содержимое ранца. Первым делом досмотрел содержимое полевой сумки. Сама сумка довольно добротная, кожаная, немного непривычного вида — ни планшетки для карты, ни отделения для карандашей. В ней оказалось всего два отделения. В первом обнаружил пару казенного вида серых бумажных конвертов со сломанными сургучными печатями, а во втором — пачка разномастных листков. Отложив в сторону листки, приступил к самому вкусному — досмотру конвертов. В первом конверте оказался достаточно пухлый документ, отпечатанный на паршивой бумаге. Даже больше всего это смахивало не на документ, а на манифест какой. Больно уж вид-форма у него похожа на такого рода штучки, что-то явно пропагандистское. Попытался что-либо прочесть, но язык совершенно не понятен, да и качество печати не фонтан. Похлопал себя по карманам в поисках очков, и только сейчас сообразил — вот простофиля, я же их, пребывая в прострации, оставил в домике где и очнулся... Вот ведь, чорт меня дери! Ну, да не возвращаться же теперь. Будем обходиться. Посему, документ пришлось отложить в поисках чего-то более информативного.