Яков, естественно, смолчал. А Артёмий, в том же повествовательно-наставительном тоне скромно напомнил:
— Кроме конного — ещё и пеший бой бывает. В поле, на стенах, в лодиях...
— Ну что ты несёшь! Вот поставят его на божье поле... И что тогда?
Артёмий обиженно замолк — Аким уже и с ним невежливо заговорил. Но осмелел Ивашка:
— Э, Аким Яныч, на божий суд всяк выходит со своим оружием. Со своим умением да со своей правотой. Праведному — бог и без железа победу даёт.
Ивашко прав. Не только в части божьего промысла, но и по сути: одинаковость оружия в поединках — на Руси не оговаривается.
* * *
На "Святой Руси" нет таких дуэльных традиций, как на Западе. Все эти рыцарские турниры с массой условностей, флагами, поклонами, выборами королевы турнира..., с общеизвестными и освящёнными веками правилами — на Руси отсутствуют.
Есть два варианта поединков.
"Божий суд".
В Судебниках оговаривается размер поля, право выставлять нанятого бойца, вознаграждение судье и "судьям на ринге". Оружие, продолжительность, варианты исхода... — без ограничений, "до явной победы".
Единоборство на войне.
Бой Пересвета с Челубеем, бой Кожемяки с печенежским великаном при основании Переяславля, бой Добрыни со Змеем...
Ближайший аналог дуэли — бой Ильи Муромца с Подсокольником. Но и здесь место действия — порубежье.
Это не игра в войну, как рыцарский турнир — это сама война.
"И зарезал Редедю перед полками касожскими...".
А ведь там, в Тьмутаракани, русский князь грубо нарушил условия поединка: выходили-то бороться. Но на войне прав тот, кто победил.
Хочешь драться — иди в Степь. Там всегда есть возможность:
"Руку правую потешить
Сарацина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь"
Вот тебе Дикое Поле в тысячу вёрст шириной. И ни в чём себе не отказывай.
Дуэльные кодексы, периодически внедряемые на Руси/России, долго не держались. А пока существовали — резко отличались от современных им европейских. Жестокостью.
Там, где у французов — "до первой крови", в русских правилах — "до смерти", где у них — "обменяться выстрелами", у нас — "до невозможности направить оружие". Дуэль "через платок" — выстрел в упор, с двух шагов — получила распространение именно в России.
Или драться, или не вязаться. И не фиг глазки строить. Враг должен быть уничтожен. Или — это не враг. Вот такие мы, примитивные, двухпозиционные. С тех ещё, со "святорусских", времён.
* * *
Два эти странных меча я стал носить постоянно. Привыкая к их весу за спиной, тренируя навык выхватывать при всякой опасности. Стали они мне привычными, незаметными. Снимал только в бане да на постели. Люди говорили: скачет по Руси Святой — Зверь Лютый, за плечами у него не крылья ангельские — мечи смертные.
Иные умники по первости посмеивались. Однако от смешков — были быстро избавлены. Из-за мечей этих развивал я в себе умение обоеручного боя. От чего стали почитать меня воителем вельми искусстным. Из-за малости их — шёл всегда навстречу ворогу. С чего пошла слава о моей храбрости невиданной. Удары, кольчуги пробивающие, составили славу богатырскую, а множество мелких резаных ран, супротивнику наносимых — слухами о кровожадности обернулись.
Хоть с задержкой, но дошло. До меня дошло — почему Аким такой вздрюченный. Он прав в том, что мечный бой мне нужно знать. А сам себя в этом деле чувствует неуверенно — не его специальность. Вот криком и давит возможные сомнения в его компетентности.
Так надо ж пожалеть мужика!
— Аким Яныч! Ну что ж ты так разволновавши! Я ж по слову твоему... ну всё! Вперёд паровоза! Даже вперёд слова твоего родительского. Ты — только подумал, а я — уже. Аки птиц какой! Счас щит притащу.
Ну, вообще-то, почти правда. Я ж не совсем дубина стоеросовая!
Чему нас учит жизнь и творчество Пушкина? — Что даже гениальному человеку надо уметь хорошо стрелять. Я — не гений, поэтому меня будут, очевидно, бить. Бить будут больно — я ж понимаю! И заранее готовлюсь. В меру своего понимания.
Вот, как-то под настроение, щит себе сделал. Ивашко увидел — долго-долго грустно вздыхал.
— Вот, Аким Яныч, моя обновка. Тут ещё надо рисунок какой изобразить. Я так думаю — рябину. Наш, значит, родовой символ. И... может, печку с трубой?
— Итить... Яша... скажи мне — в чём я перед господом нашим всемилостивейшим столь сильно согрешил, что послал он мне на старости лет такое... убоище?
Опять не так. И чего он меня всё критикует? Я никого не имею в виду, но непрерывный критик называется — "кретин".
* * *
Щит как щит. Оковки, умбон, размер... Я уже рассказывал о древних славянских неподъёмных круглых деревянных щитах. Сейчас круглые щиты только у степняков. Конечно, не деревянные — кожаные. Лёгкие, на плетёном из лозы каркасе.
А на "Святой Руси" — "русский миндаль во весь рост". Копейщик втыкает нижний уголок в землю и прячется за щит.
Дальше эти щиты будут расти, и вырастут в нормальную павезу. Которую таскать по полю боя — только вдвоём. В платёжных ведомостях итальянских наёмников чётко видны две разных категории: стрелки-арбалетчики и к ним щитоносцы. Толщина щитов — чтобы не пробили.
Для справки: английские лучники пробивали своими стрелами дубовые ворота французских замков в четыре пальца толщиной.
Одновременно имеется и противоположная тенденция — уменьшение щита. Это приведёт к появлению рыцарского тарча и кулачного щита. Всаднику и фехтовальщику-одиночке большой щит неудобен.
Но это через века. А пока названные категории железомахателей используют уменьшенные миндалевидные щиты.
Вот и у меня такой — раза в полтора меньше "русского миндаля" по всем координатам. Соответственно, у него и вес для меня... приемлемый.
А прикол, от которого Аким плакаться начал, в том, что все нормальные люди ставят на маленьких щитах крепёж как на больших: слева — петлю под локоть, справа — рукоять под ладонь.
Вы меня ни с кем не перепутали? Я имею в виду: насчёт "нормальных людей"...
У меня петля — посередине, ниже умбона, а рукоять, тоже по вертикальной оси щита — под верхний край.
Как я щит на левую руку надел, так Аким сглотнул, закрыл лицо руками и стал сам с собой негромко разговаривать. Матерно-зоологически.
Артёмий... поперхнулся. Потом пошёл вокруг меня. Тоже про себя чего-то бормочет.
— Так... А как?... А отбой...? Интересно... А нос заточить?
Последнее — не про мой личный нос, а про носик щита. На таких маленьких щитах носик делают железным и затачивают. Применяется как колющее оружие. Есть гравюра со Святым Георгием, где он поражает дракона в глотку именно этой частью щита.
Яков смотрит со скукой — детские шалости. Не прав он, доказываем. Беру свою шашечку, держу щит, как обычно здесь держат: вертикально, носиком вниз и командую:
— Давай, Яков, потихоньку сверху.
Тот вздохнул уныло, но меч поднял и обозначил удар сверху.
А я его принял. На щит. Аккуратненько, с наклоном и отклонением. Высунул за щит свою шашечку, но не в сторону противника, а поперёк лицевой поверхности своего щита. Прижал его клинок к своему щиту, и повёл щит вниз-вправо. Поворачивая к горизонтали, чуть заваливая на меч, и продвигая шашечку по клинку. К его руке.
В первый момент он не понял. А потом психанул, рванул меч на себя и отскочил шага на четыре.
Я его понимаю: когда привык, что клинок как продолжение руки — идёт куда надо, едва только подумал... И вдруг он не идёт, вдруг его что-то держит, вдруг его кто-то другой направляет...
— Зашибленный уелбантуренный факеншит... Офигительно...
Ивашко же — нормальный святорусский человек! И вдруг такие конструкции... Поднабрался от меня всяких... словесных паразитов.
— Истинную правду глаголешь — офигивательно.
* * *
Ну вот. Уже и Артёмий. А я ведь говорил, что всякий попаданец — зараза. Вот, заражаю исконно-посконный русский язык всякими... междометиями. А какой оно даст эффект за восемь веков? А в международном масштабе? Может, и Пушкин тоже... уелбантурит что-нибудь типа:
"Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку офигел,
Он уважать себя заставил
Но лучше б сразу околел".
Не дай бог! Фильтруй базар, Ванюша. А то филологи к третьему тысячелетию с ума сойдут.
Надо постоянно напоминать попаданцам, чтобы помалкивали. Из гигиенических соображений — из опасения засорения родной речи. А то ведь языкознание — точная наука. Следы попадизма должны быть видны в языках, как раковины древних моллюсков в триасовых отложениях.
Не видим — потому что не ищем?
* * *
— Ну-с, уважаемые сотоварищи по мечемаханию, зарезанию и посечению, как вам мой щит?
— Мда... Ты, боярич, ещё разок можешь? Яков, иди сюда. Давай-ка повтори и медленнее.
Мы повторили. Я отделил "ловлю" меча на щит от захвата клинка шашечкой. Теперь шашка прошла позднее: через верхний край уже наклонённого к горизонтали щита.
— Тут очевидно. Ты продвигаешь свой клинок влево, до его кисти, освобождаешь его меч и попадаешь Якову шашкой подмышку.
— Тут, Артёмий, есть ещё вариант. Яков, повтори.
Пользуясь нижней частью щита, которая оказалась вытянутой горизонтально влево от моего левого локтя, я выталкиваю её локтем вперёд и проталкиваю ею кисть руки Якова с мечом мимо себя. При этом он разворачивается ко мне боком.
Самый эффектный вариант развития — развернуться на пятке и, стоя к Якову спиной, удерживая его руку с мечом своим щитом, ударить шашкой по его спине. Такая... широко развёрнутая позиция, "душа на распашку". Правда — рискованно. Проще — укол поверх щита Якову в правый бок — от подмышки до бедра я достаю.
Потом мы попробовали варианты отклонения меча щитом влево с захватом моим клинком сверху. Тоже есть интересные варианты развития. Типа возвратного хода и удара локтем в лицо противника. И, пока он отшатывается — "ссечь башку с широких плеч".
А вот захват снизу тут не проходит: мне шашечкой так далеко тянуться — неудобно. Не проходит и исполнение приёма при низких "поясных" горизонтальных ударах: остановить меч при "полном ударе" — невозможно. А перенаправить его вверх — силы у меня недостаточно. Надо или успеть отскочить, или наоборот — "пасть на грудь". Тоже — успеть.
Народ начал выходить из ступора и интересоваться:
— А если по ногам? А сбоку? А прямой укол? А ежели два щита?
Сразу стало ясно — "зеркалку" Яков сделать не может: мне с короткой шашкой надо подойти слишком близко к нему, чтобы он мог не просто отбить мечом, а поймать её на свой щит. На такой ближней дистанции его полуторный меч становиться неуклюжим, неудобным. Блокируется моим щитом уже на уровне его кисти руки.
Как-то никогда не думал, что короткое клинковое оружие — настолько эффективно. Нет, я понимаю, римский гладиус, немецкий "кошкодёр"... Но где-то в подкорке сидит представление о "хорошем" мече, как о двуручнике, или, минимум, о длинной шпаге.
Артёмий задумчиво рассматривал мой щит, повторяющий, по сути, в исходном, вертикальном положении, защитную позицию левой руки в боксе. Понято, что и действия левой руки боксёра я тоже пытаюсь повторить. В форме удара, как левым кулаком, вперёд или влево-вправо верхней кромкой щита.
При обычном хвате — удары щитом тоже делается. Но только вверх. А ещё у щита есть носик. Которым я могу бить не только вниз, как Георгий — дракона, но и влево, и назад. Почти все варианты удара локтем в рукопашном бою — очень длинным и твёрдым локтем.
Ивашко — сиял. "Сияние" происходило с мощной примесью недоумения:
— Господин-то у нас... того. Снова... уелбантурил. Остальные-то мастера такого и не видали. А наш-то... Да я и сам не всё понял. Но мужи добрые, мечники славные — слова супротив сказать не смогли. Слушали рты раскрывши.
Аким переживал. Переживал за неявное, но всем видимое, поражение своего верного Якова, за собственную неправильность с наездом по поводу мечей. Как-то стало не очевидно: кто кого учить должен.
Хотя мне самому — всё прозрачно. Учиться надо мне. И их обычным приёмам, и моим вывертам. До автоматизма в любой ситуации.
Наконец, Аким перешёл к "правильным" речам.
— Ладно. С мечами — понятно. Что ничего не понятно. Но будет стыдно, если отпрыск славного сотника храбрых стрелков смоленских — из лука стрелять не сможет.
— Вот, Аким Яныч! С этого бы и начал! Ты — лучник, ты в этом деле мастер, более других понимаешь. Тут я тебе добрый и послушный ученик. Для такой учёбы я и лук себе сделал. Чтобы тебе угодить и учению поспособствовать. Ивашко, где мой лук?
Аким крайне недоверчиво посмотрел на меня: делать серьёзные луки — занятие мастеров.
Я несколько переоценил неспособность стрелков к апоплексическому удару. При виде моего изделия Аким изобразил цветом лица — "закат в пампасах". А по звукам — возвращение утопленника к жизни.
* * *
Хорошо, что я далеко стоял: судорожные движения его конечностей сразу напомнили мне профессиональную мудрость одного неоднократно орденоносного спасателя на водах:
— Прежде всего — дай утопающему по кумполу. Чтобы отключился. Ну а уж потом... по инструкции... закинув его руку через плечо...
* * *
Дед тыкал рукой в меня, в Ивашку с луком, хрипел и закатывал глаза. Пришлось сгонять на поварню за квасом. Ну, который не то — "хренодёр", не то — "вырвиглаз". Народное средство немножко помогло. Пока Аким фыркал в кружку, жлуптал и сёрбал, глотал и икал, я продолжил демонстрацию:
— Уважаемые мастера разрешённого убийства! Позвольте представить вам редкость невиданную! Але-ап! Лук блочный!
* * *
У меня нет слов. Для характеристики человеческого мышления, выражаемого в форме технического прогресса. Никакие рассуждения о последовательности, разумности, логичности, осмысленности... человеческой мыслительной деятельности не выдерживают столкновения с данным примером.
Человечество научилось делать луки примерно 64 тысячи лет назад. Всё человечество, кроме нескольких племён Австралии и Океании. За это время сотни миллионов "мыслящих" особей использовали этот инструмент. Не для игр и развлечений, а для жизненно важных занятий — добывания пропитания и войны.
От эффективности этой штуки зависели жизни людей, существование целых народов. Миллионы хомнутых сапиенсов делали луки, думали-соображали-мучались — как бы сделать получше. Вбивали массу времени, труда, смекалки и выдумки в их изготовление. Украшали их так, что луки превращались в настоящие драгоценности, в произведения искусства.
Дальневосточные кочевые народы вели длительные войны за Алашань, за доступ к качественной древесине. В Англии королевскими указами вменялось крестьянам выращивание специальных тисовых деревьев — дерево для лука требовало особого ухода, начиная с семечка.
Бездонные океаны труда, ума, чувств, душ, жизней... И никто не додумался поставить блоки на концы — на рога лука. Пока в 60-х годах 20 в. какой-то американец не замёрз на дереве так, что не смог натянуть обычный лук. Замёрз и подумал.
