Подвальную решётку даже открывать не пришлось: сантехник как обычно поленился её запереть. Только старый навесной замок грозно свисал с металлической петли. Если смотреть от входной двери, казалось, что решётка закрыта. Ещё один плюс — петли не скрипели. Причину этого выяснять совершенно не хотелось, Яне важен был результат. Но ещё важнее было наличие или отсутствие сигнала сотовой сети. Дядюшкина мобилка старенькая, потрёпанная. Может оказаться как неубиваемым аппаратом фантастической надёжности, так и редкостным хламом... Но нет, сигнал аппаратик исправно ловил даже в подвале.
О звонке не могло быть и речи. Только СМС. Но... на какой номер? В памяти телефона их штук двадцать. В журнале последних звонков — за сегодня четыре исходящих, один из которых на её собственный номер, и два входящих. Тут не понять, на какой из них слать сообщение. Вот об этом Яна сгоряча не подумала. Что ж, придётся отправлять СМС сразу на все, всё равно терять нечего. У неё будет всего секунд десять-пятнадцать, чтобы добраться до дядюшкиной машины, и ещё меньше, чтобы завести мотор и выехать со двора.
Впрочем, отправлять сообщения на кучу номеров так и не пришлось. Дядюшка, земля ему стекловатой, с чисто эстонским буквоедством предусмотрел эту мелочь: в "черновиках" хранилось составленное пару часов назад СМС. Текст коротенький: "Поднимайтесь наверх". И номер, загодя вписанный в поле "Получатель". Только одну клавишу ткнуть и осталось. Почему бы и не ткнуть, раз дядя заранее позаботился не трудить пальцы, которые вполне могли быть в крови?
За железной дверью подъезда тихо тренькнул телефон. Потом кто-то кому-то сказал: "Пошли, Юрик зовёт". Щёлкнул кодовый замок — что ж ему не щёлкнуть, когда код годами не меняется, и соответствующие кнопки протёрты до основания — и те самые два обормота затопали по лестнице. Третий этаж — не девятый, лифт ни к чему. Но лишь когда сверху послишался тихий щелчок открывшейся двери, Яна подхватила рюкзак и сумку, и шёпотом скомандовала сыну:
— Вперёд!
Мелкий, вскинув на плечо свой рюкзачок, живо выскочил из-за подвальной решётки и помчался вверх. К выходу. К спасению.
"Десять... девять..."
Тихо открыть и так же тихо закрыть подъездную дверь...
"Восемь... семь, шесть, пять..."
Добежать до побитой жизнью "Ауди", притаившейся под высокой яблоней, попробовать открыть дверцу... Ключ не тот — но их на связке два. Второй подходит...
"Четыре... три... два..."
Открыть дверцу сзади, чтобы Ваня запрыгнул в салон, бросить сумки на сидение рядом с ним.
"Один... ноль!"
Мотор обиженно чихнул, но завёлся.
"Едем!"
Краем глаза она заметила, что на кухне зажёгся свет. Но они с малышом успели. Успели!
Прочь отсюда!
Выскочившая во двор парочка дядюшкиных подельников увидела только задний бампер отъезжающей машины.
— Ма! Мама! — звонко выкрикнул Ваня, наблюдавший через заднее стекло, нет ли погони. — Вон они! Руками машут, орут!.. Ма, мы их обманули!.. Ма, они по телефону звонят! Надо тот выбросить, с которого ты СМСку им послала, или батарейку из него вытащить!
— Займись, — Яна, бросив ему аппаратик, почувствовала себя уязвлённой: десятилетний сын и то сообразительнее, могла бы ещё в подвале о мобилке позаботиться.
Машину, впрочем, тоже нужно будет бросить, и очень скоро. Потом, возможно, довольно долго придётся идти пешком. А там и такси поймать можно. Никто не удивится скромной неполной семье с сумками, едущей на вокзал. На самую позднюю электричку они ещё успеют.
Главное — выскочить сейчас из города. Банда, к которой примкнул дядюшка, гордо именующая себя "батальоном", не упустит возможности поохотиться на человека, если нет опасности схлопотать пулю в лоб.
А на колёса уже наматывалась светло-серая лента полупустого позднего проспекта...
Закончилась одна жизнь. Начинается новая.
— Добрый вечер! Как мне к вам обращаться?
— Яна.
— Яна, где вы находитесь?
— На углу Гагарина и Одесской, остановка в сторону аэропорта.
— Вы едете...
— ...в аэропорт.
— На какое время вам нужна машина?
— Минут через пятнадцать-двадцать. Я не спешу.
— Хорошо, Яна. Ждите, мы перезвоним вам, как только машина будет на месте. Спасибо, что обратились к нам!
"Замечательный след. Не ниточка даже — толстенный канат. Вот пусть дядюшкины дружки, сколько бы их ни было, за этот канат и хватаются. Спасибо за телефончик ему — за то, что предоставил такой ценный трофей — и Ване — за то, что догадался его не выбрасывать вслед за моим айфоном. Второй раз выручает, и последний".
Звонила она, разумеется, не с остановки, а из машины, припаркованной напротив заборчика небольшого рынка. Улица не то, чтобы совсем тихая, но поздним вечером там лучше авто не оставлять без присмотра. Вроде бы оживлённый проспект в двух шагах, а на деле именно в таких местах лучше по темноте в одиночестве не прогуливаться.
Вот здесь она и бросит трофейную машину. Даже с ключом в замке зажигания и неплотно прикрытой дверцей. Если охотники до чужого добра не полные идиоты, они такого случая не пропустят. А если они не успеют добраться до бесхозной машинки, тоже не беда. К тому времени вся дядина компашка будет искать её в аэропорту. Злостную "сепаратистку и террористку", отравившую великого героя эстонской нации. Что ж, если они додумались ляпнуть это милиции, то розыски вряд ли будут такими уж тщательными, как если бы искали банальную отравительницу. В здешней милиции дураков нет — вешать на свой горб "политическое", для такого помойного дела есть и более грязные руки.
А она за это время покинет город единственным безопасным для неё путём: пригородной электричкой. Лишь бы выехать за пределы окружной, уставленной блокпостами. В принципе, можно было бы двинуть и по трассе, на любом автобусе, но в том-то и дело, что на блокпостах пассажиров высаживают и обыскивают. Не хватало ещё, чтобы купленные на деньги от продажи квартиры ценности достались какому-то грабителю с большой дороги. И без того заметно потеряла в деньгах, как из-за скорости продажи, так и из-за нежелания продавать за безналичный расчёт по требованию новейшего законодательства. Тогда она не увидела бы ни квартиры, ни денег: обналичить средства со счёта сейчас практически нереально, на валюту жесточайший и мизерный лимит. Часть сразу получила сертифицированными банковскими слитками, часть валютой, которую тоже потратила на драгоценности, оставив немножко на дорогу. Потому её рюкзак при своих небольших габаритах достаточно тяжёл. И потому лучше ехать электричкой, которой пользуются контрабандисты. Там наверняка не досматривают личные вещи. Та электричка поедет только утром. Но в нужном направлении обшарпанные составы ходят каждые полчаса. А уж переждать одну ночь на одной из станций — не такая большая проблема.
Впрочем, если кое-кто поднимет документы за последние две недели и выяснит, что "дичь" при немаленьких деньгах — Яна ведь не только квартиру экстренно продала, но и фирму — охотиться на неё начнут всерьёз. Такую сказку сочинят, что хоть в Интерпол запрос подавай. А на хладный труп потом подкинут пару гранатомётов: типа, она учинила вооружённое сопротивление... Вот тут и должен пригодиться эстонский паспорт. Другая фамилия — другой человек.
Это Яна додумывала, на ходу вынимая батарейку из дядиного телефончика. Хорошо. Если действовать чётко, без шараханий, то она не растратит свою фору по времени на глупости. Она сделала всё возможное, чтобы главной версией любого следователя было не спланированное заранее убийство, совершённое в пылу гнева. В таком случае убийца, особенно женщина, как правило мечется в истерике, пытаясь как можно скорее убежать. Есть билеты на самолёт — значит, самолётом. Но когда эта версия рассыплется, начнут отрабатывать запланированное убийство. И перекрывать все пути возможного отхода. Хотя и в этом случае у Яны оставались как минимум два варианта выхода из города, но оба варианта предусматривали долгую пешую прогулку огородами и лесопосадками. Выдержит ли Ваня, сугубо городской ребёнок?
Телефон полетел в ливневый сток. Теперь нужно перейти через широченный проспект, где сесть в частное такси. Они там на углу по вечерам гнездятся в ожидании клиентов.
Когда — а она не сомневалась, что преследователи выйдут на её звонок в таксопарк — сюда приедут по её душу, она должна быть как можно дальше от этого перекрёстка.
Таксист — средних лет азиат — окинул пассажирку внимательным взглядом, прикидывая толщину её кошелька.
— Куда едем? — спросил он.
— На вокза-ал, пожалуйста, — ответила Яна, имитируя протяжный эстонский акцент.
Водитель невозмутимо кивнул и назвал сумму. Заломил, конечно, но дамочка не производила впечатление необеспеченной. Хотя и поморщилась. Большая дорожная сумка, набитая вещами, была отправлена в багажник, а пассажирка с сыном расположилась на заднем сидении в обнимку с рюкзачками...
Вот и хорошо, что их принимают за гостей из Прибалтики. Меньше будет вопросов... Странно, конечно: здешние водители как правило местные, а этот откуда взялся? Вьетнамец, что ли? Может быть, но слишком правильно говорит по-русски. Давно тут живёт?.. Всё может быть.
Скоро всё закончится. Скоро можно будет не бояться.
Убийство дяди словно сняло с неё некий древний запрет. Яна чувствовала себя очень странно. С одной стороны — как ни крути, а нарушение заповеди "не убий" налицо, и от этого никуда не деться. А с другой... Возникло ощущение развязанных рук. Теперь, если кому-то вздумается угрожать её сыну и ей самой, этому "кому-то" гарантированы как минимум неприятности со здоровьем. Ударит без раздумий, и, поскольку женщина, даже тренированная, слабее мужчины, то бить будет изо всех сил. По возможности — насмерть. Точка невозврата пройдена, запрет нарушен. А там уже "семь бед — один ответ".
Нутром она чуяла фальшь этих самоуспокоительных мыслей, а разумом понимала, что скорее всего поступит так, как подскажет не совесть, а инстинкт матери. Защищать ребёнка любой ценой.
Ребёнок, между прочим, не страдал столь глубоким самокопанием. Эта история, естественно, оставила след на его душе, но дети такие вещи переживают почему-то легче взрослых. Вон, достал новый телефончик, включил и играется. Через неделю-другую вряд ли вспомнит произошедшее, тогда как мать будет терзать себя всю оставшуюся жизнь.
Эх, дети, дети...
Под колёсами старенького "Дэу" громко зашуршало неровное покрытие набережной. Через Полтавский, конечно, было бы короче, но проезжая часть там узенькая, и молись, водитель, чтобы впереди не было трамвая. Иначе ехать придётся именно как в трамвае — медленно и с остановками. Недостаток набережной заключался в кривом асфальте, на котором за годы эксплуатации автомобили продавили по две колеи на полосу. А ближе к вокзалу машину начало потряхивать на выбоинах, причём скорости таксист не сбавлял. На почти пустой дороге — на встречке ни души — это всего лишь нервировало. Ничего, что потрясёт. Главное, чтобы быстро доехали.
Неспешно сворачивающий с моста грузовик не заметить было невозможно. Освещение, хоть и "эконом-класса", на набережной присутствовало, грузовик сиял фарами и габаритными огнями. Собственно, перед поворотом на тот же мост и такси должно было сбросить скорость, но... водитель всё с тем же невозмутимо-каменным лицом вдавил педаль газа чуть не в пол. Мотор взревел, и...
Яна всё поняла по презрительно-насмешливому взгляду узких тёмных глаз, отразившихся в зеркале заднего обзора.
Так на неё могла смотреть только смерть.
"Почему он не боится умереть?!!" — мысленно взвыла она, и, не говоря худого слова, сделала отчаянную попытку, перевесившись через спинку кресла, вцепиться в баранку.
И время превратилось сперва в кисель, а затем в густой прошлогодний мёд. Следующие две секунды растянулись для Яны в нескончаемый кошмар — кошмар безнадёжной борьбы с равнодушным существом, для которого, похоже, было совершенно безразлично, погибнет ли он вместе со своими жертвами.
Разумеется, ни до какой баранки она не дотянулась. Таксист одним движением отбросил её назад. Пытаясь удержаться, Яна вцепилась в его рубашку. Послышался треск ткани, почти не слышный на фоне ревущего мотора и отчаянно сигналящего грузовика. Что-то тоненько прозвенело. В руке женщины остался воротник и нечто податливое, но в то же время твёрдое. Словно металлическая цепочка.
И время тут же стартовало, как автогонщик, в полную мощь своего вечного мотора.
На долю секунды Яна поймала отражённый зеркалом взгляд водителя. Взгляд, в котором наконец проявился смертный ужас. Услышала крик сына, вцепившегося в неё мёртвой хваткой. Увидела мгновенно приблизившийся борт грузовика. Сжалась в комок, обнимая ребёнка и понимая, что всё закончилось, хоть и не так, как хотелось бы.
Удар.
И...
...и они с Ваней на полном ходу вывалились в густую желтоватую траву.
Под свет белого дня.
В звонкую тишину степи.
* * *
— Ключ! — крик метнулся под самый потолок. — Этот болван потерял ключ!
— Мне вернуть его, господин?
— Пошли кого-нибудь, кто поблизости. Перекопай эту степь, но найди мне ключ!
Глава 2. Там, где нас нет.
Удар о землю, что называется, вышиб из неё дух. Только и успела, что невероятным образом извернуться боком, выталкивая сына вверх. А следующим воспоминанием стала вода, текущая по лицу.
— Ма! Мама! — кое-как сфокусировав зрение, Яна увидела встревоженное лицо сына. И только потом заметила у него в руках пластиковую бутылочку с негазированной минералкой, которую, помнится, прихватила в дорогу. — Ты как?
— Н-не очень... — промычала она, поднимаясь и чувствуя тупую боль в левом плече. — Ты в порядке, малыш?
— Я — да. Я на тебя упал, — голос мелкого был почему-то виноватым.
— Где это мы?
— Не знаю... Трава кругом, и никого.
Да уж, сын прав: поинтересоваться своим местоположением не у кого. Степь какая-то. И ветер. Не то, чтобы очень сильный и холодный, а даже сквозь джинсовую курточку пробирает.
— На вот, намажься, — Ваня, оказывается, пока мама смотрела по сторонам и пыталась хоть что-то понять, покопался в её рюкзаке и распотрошил аптечку. Гель от ушибов — да, сейчас это самое то.
И только сейчас, протянув руку за тюбиком, Яна заметила, что до сих пор сжимает в кулаке обрывок рубашки того ...таксиста.
Значит, это не было кошмарным сном...
Кое-как расцепила сведенные, будто в судороге, пальцы, и в траву из скомканного куска ткани скользнула серебряная змейка. Искать её долго не пришлось: серебро было то ли новым, то ли хорошо начищенным. Что ж, обычная мужская цепочка-"бисмарк". Колечко, на котором держался карабин, порвалось и потерялось, видимо, ещё там, а сам карабин сиротливо болтался в ушке застёжки. На цепочке, поддетым на одно из звеньев, болтался довольно массивный и очень красивый кулон в виде круглой бляшки с двумя рельефными иероглифами, по одному на каждую сторону. И... он был ощутимо холодным. Сколько ни держала в ладонях, пытаясь согреть, всё напрасно.
