— Любые?
— Нет. Только те, что ближе всего.
— Не очень-то я поняла, но пока не стоит пускаться в объяснения. Дальше-то что было?
— А дальше... Если последователи моего ученика проникали в прошлое и меняли то, что не было точно предопределено Небом, то эти... европейцы... они занялись тупым грабежом. Перехватывали в море испанские корабли с золотом, разоряли могилы царей, и так далее, — девочка презрительно поморщилась. — А главное — они искали людей с той же особенностью, что у меня, и истребляли их вместе с потомством. Дедушка был особенным. Отец особенный. Ты особенная. И мы все тоже такие. У отца дар скрытый, его почти невозможно распознать. А у дедушки и тебя явный. Потому этот... наш родственник и пришёл убивать. Его только потому и наняли, что знали — он и мать родную не пожалеет, — Юэмэй, подув на чай, немного отхлебнула. — А я так обрадовалась, когда ты дралась с ключником и сорвала с него амулет! Я сразу перенесла вас с братиком сюда, поближе к папе. В первый раз за всё время смогла перенести сама, по своей воле.
— Забавно, — Яна тоже прихлёбывала чай. — Выходит, ты нас познакомила.
— Выходит, так. Я очень захотела у тебя родиться, и знала, что папа тебе понравится. Но, честное слово, не думала, что вы так полюбите друг друга.
— Разве это плохо?
— Что ты! Это же так замечательно! — воскликнула Юэмэй — снова с пылом шестилетней девочки. — Снова быть ребёнком, снова любить папу и маму, братиков и сестричку! Снова быть обыкновенным, нормальным человеком, наконец!
— Не сказала бы, что твои способности — норма.
— А я не об этом. Сойти с ума и две с половиной тысячи лет лечиться от этого очень неприятно.
— Уверена, что?..
— ...лечение было успешным? — усмехнулась Юэмэй. — Уверена. Теперь я знаю, в чём была не права, и больше на эти грабли не наступлю. Тогда я погналась за богатством и высоким положением, потом творила зло, не думая о последствиях, и под конец вручила свою душу негодяю, которого вовремя не распознала. О том, что делали с моей помощью, но помимо моей воли, и упоминать не стоит, список будет длинный. Ты — дала мне второй шанс.
— Мы с отцом, ты хотела сказать.
— Сначала — именно ты. Ради тебя я совершила то, что считала невозможным. А сейчас... В этой жизни всё будет по-другому. Я вырасту, вы с папой выдадите меня замуж, у меня будут дети. Вы не только внуков, вы и правнуков дождётесь, а я всегда буду рядом с вами, потому что вы найдёте мне мужа-кузнеца. Хватит, пожила во дворце, до сих пор не расхлебала... И сестричка Сяолан, и братики вас не оставят. Один Ванька чаще в военных лагерях станет жить, чем здесь, но и он будет приезжать... Я гадала на вас. Всё так и будет, если ты не станешь искать встречи с тем иноземцем. Он из этих... — Юэмэй снова презрительно фыркнула. — Поверь, тебе не нужно к нему ходить, ни самой, ни с папой. А вот если он сам станет искать встречи с тобой, всё будет хорошо. Это значит, что я не ошиблась, и сюда придёт Кацуо.
— Кто?
— Кацуо Сенно. Японец. Второе лицо в том ...обществе, начало которому по глупости положила я сама. Если придёт он, значит, будет пытаться договориться. Ты же помнишь, все покушения на тебя срывались, а с покушающимися случались разные неприятности... Нет, нет, мамочка, это не я. Это уже твой собственный дар. Но с тем белобрысым, который уже здесь и следит за тобой, ты не справишься, потому что у него дар точно такой же, только сильнее.
— Он придёт и потребует ключ, — сказала Яна, сделав пару мелких глотков остывающего чая. — Что я ему скажу? "Извините, Кацуо-сан, но не отдам, это дело принципа"?
— Поторгуйся для правдоподобия и отдай, — криво усмехнулась девочка. — Или продай. За деньги. Это теперь просто кусок серебра. А я... я твоя дочь, я останусь с тобой, ты же знаешь.
Юэмэй не лгала. Она не пыталась ни в чём убедить мать, просто констатировала факт. Да. Две с половиной тысячи лет заточения — достаточный срок, чтобы понять настоящую цену простых истин.
Папа и мама. Братья и сестра. Подружки. Потом будут муж и собственные дети. Дом. Любимое дело.
Обычная человеческая жизнь.
Когда-то девушка по имени Чьян соблазнилась блеском императорского двора, и это в итоге обернулось чередой смертей и безобразий. Но за два с половиной тысячелетия можно либо окончательно свихнуться, либо... в самом деле прозреть и попытаться хотя бы со второй попытки прожить жизнь достойно. Если судьба дала девушке Чьян, позже ставшей гуйфэй Ли Чжу, этот самый второй шанс, глупо будет им не воспользоваться и не вернуть судьбе долг.
— Да, мама, — вздохнула Юэмэй. Ни дать, ни взять, прочла мысли. Впрочем, про штангенциркуль Яна тоже ни слова не говорила. — Я и правда много задолжала судьбе. Но я всё отдам. Не стану перекладывать на детей... А папе не говори, что он прямой потомок императоров Шан, хорошо? Папа очень хороший человек, но от такого может загордиться.
— Ты мне будешь говорить о недостатках папы? — помимо воли хихикнула Яна. — Нет уж. Ни ему ничего не скажем, ни мальчишкам. Участи самозванцев никому из них не желаю. А вот как нам с тобой теперь строить отношения? Видишь ли, не все поймут, если я с тобой буду прилюдно общаться, как с ровесницей.
— А пусть это будет нашим большим-большим секретом, — улыбнулась Юэмэй, по-детски прищурившись.
— Не многовато секретов на душу населения?
— Для нас — в самый раз... Будешь ещё чай? Я заварю. Я уже в порядке.
Мать и дочь. Или две ровесницы. Или — уже подруги?
Эх, судьба, какие коленца ты иной выкидываешь... Сказать кому — не поверят.
"Если гора не идёт к Магомету... М-да".
Надо заметить, у принцессы оказалось своеобразное чувство юмора. Яна только-только начала обдумывать, в каких выражениях составить письменный отказ от прогулки на пруды с лотосами в обществе подозрительного монаха, а её высочество уже решила эту проблему. Одним махом. Чисто по-женски и вполне в китайском духе.
Доверенный слуга — дородный человек в возрасте, писклявый голос которого заставлял подозревать в нём евнуха — торжественно зачитал письмо принцессы, в котором та обязалась оплатить известный ей заказ, а за ним из носилок последовали ещё четверо крепких слуг. Тащивших большую плоскую ёмкость, в которой что-то плескалось. По прочтении послания слуги опустили свою ношу на землю у самых ног госпожи мастера...
Таз.
С водой из пруда и плавающими в ней срезанными лотосами.
Лотосы в тазике. Браво.
Действительно, с чувством юмора у принцессы Тайпин полный порядок.
Разумеется, Яна выразила глубочайшую благодарность её высочеству. Писклявый толстяк в вычурном головном уборе с торжественным видом передал ей сложенное письмо и откланялся, оставив наедине с цветами, пока те не завяли.
Если гора не идёт к Магомету...
Цветы лотоса Яну слегка разочаровали. Столько было мистического флёра вокруг них, а на поверку оказались разновидностью кувшинки, каковых она в своё время навидалась. Да, красивые. Да, в изготовлении будут непростыми. Да, лучше рассмотреть их поподробнее, чтобы передать в металле не воспоминания о кувшинках, а именно лотосы. Ради такого цветка и правда не стоило ввязываться в придворные авантюры с неизвестными целями. Принцесса рассудила совершенно правильно.
Сегодня она работала одна: для окончательной полировки надоевшей до чёртиков хризантемы помощники не требовались. Время от времени за оконным проёмом, не закрытым ничем, мелькали измазанные ягодным соком и пылью мордашки двоюродных племянников мужа. Их отец, получив плату за аренду кузницы, появлялся здесь редко, и лишь тогда, когда присутствовал Юншань: приличия не позволяли поступать иначе, да и неприятности ему были ни к чему. Тем более сюда не ходили его жена и наложницы. Были время и возможность спокойно поразмыслить над ситуацией... Но стоило Яне только подумать об этом, как, шуганув испуганно запищавших малышей, в кузницу пожаловала Сяолан — с узелком, из которого доносился слабый запах чего-то вкусного.
— Не проголодалась, мама? — хитро прищурилась она. — Должна бы уже.
— Есть немножко, — Яна не без некоторого мысленного усилия вернулась в реальность. — Что у нас сегодня?
— Каша и тушёное мясо по твоему рецепту.
— Сами-то уже поели?
— Конечно, мама.
Сяолан готовила лучше, чем приёмная мать. Яна, поглощая приготовленный ею обед, даже позавидовала будущему зятю: тому всю жизнь придётся питаться необыкновенно вкусно и сытно, танский идеал благополучного мужчины — круглый животик — он наживёт достаточно быстро. А ещё — дочь за три года как-то незаметно превратилась из мелкой егозы в подростка с явными признаками будущей женщины и хорошей хозяйки. И когда только успела...
— Мама, а что это там стоит? Можно посмотреть?
— Где? — Яна не сразу сообразила, о чём, собственно, речь. — А, ты о том тазике? Лотосы.
— Какие лотосы? — удивилась девочка. И, не дождавшись ответа, сорвалась со скамьи. Всё-таки что-то от маленькой егозы в ней ещё оставалось. — Ой, и правда, лотосы! Какие красивые... Мамочка, откуда они?
— Подарок принцессы Тайпин, — усмехнулась Яна, дожёвывая последние кусочки.
— Вот это да... Так ты в милости у самой принцессы? — надо было видеть округлившиеся глаза девочки. Вот чего у ханьцев не отнять, так это пиетета к власти.
— В милости... Слишком громко будет сказано, доченька. Она мне заказ сделала. Не веришь? Вот письмо, — и Яна вынула из-за пазухи сложенный листок дорогой тонкой бумаги, на которой изящными знаками было написано послание принцессы.
— Какой красивый у неё почерк... Не то, что у меня, — вздохнула Сяолан, прочитав письмо. — Бабушка Чжан нас всех одинаково учила, а всё равно у меня получается неровно и неизящно... А ещё я не умею составлять двойные послания. Читать — могу, а составлять не получается...
— Какие ещё двойные послания? — не поняла мать.
— А вот же, смотри, мама: если правильно читать, сверху вниз, то получается одно, а если слева направо, по строчкам знаки читать — получается другое, — в голосе девочки сперва прорезалось удивление, а затем понимание. — Не все знают, что можно читать ещё и так, а бабушка Чжан нас учила...
Яна мысленно отвесила себе оплеуху. Дура. Могла бы и раньше сообразить, не впутывать ребёнка во все эти дела. Впрочем, она и "правильно"-то читала весьма посредственно, постоянно путая знаки и их произношение, что уж там говорить о каких-то там китайских анаграммах.
— А... что там написано, этим самым двойным письмом? — спросила она, как бы между делом увязывая пустую чашку и палочки в узелок.
— "Великая госпожа советует не верить более никому. Письмо от вас будет прочитано ею незамедлительно", — с готовностью ответила дочка.
— Ясно, — вздохнула Яна, мрачнея. Она понятия не имела, какая там интрига завертелась вокруг Нефритового престола, и совершенно не горела желанием в неё встревать. Предупреждение принцессы в сочетании с письмом можно было расшифровать очень просто: "Сиди тихо и не высовывайся, в случае чего зови на помощь". Разумно. Это говорит о том, что принцесса навела справки о ней и её семье, и знает, кто в её окружении способен прочесть эти... анаграммы. А главное, это — не завуалированное, а вполне явное предупреждение о надвигающейся опасности. Пока монах Ли Дань в фаворе, даже принцессе будет трудно что-то ему противопоставить. А коль он уже заинтересовался "госпожой мастером", то вряд ли отцепится по-хорошему.
Смутное подозрение ещё не есть уверенность, но Яну не оставляла одна неприятная мысль: что монах может представлять интересы тех... искателей ключа. Явных доказательств тому не было никаких, но мысль откуда-то явилась и не давала покоя. Раз так, версию стоило бы проверить. Но... наверное, не в этот раз.
"В армии шибко умные долго не живут". Эту заповедь десятник вколачивал в них всеми доступными способами, от кнута до пряника. И ведь прав, паршивец. Уставов в современном понимании здесь ещё не было, были правила, писаные и неписаные. Но, как и в случае устава, исполнять их надлежало неукоснительно. Дисциплина — самая первая заповедь ханьской армии начиная со времён Цинь Шихуанди. В эпохи упадка и смут армия деградировала, притом до такой степени, что сотня степняков нагайками могла разогнать тысячу солдат. В эпохи подъёма бывало всякое, но дисциплина всегда возвращалась на первую строчку в рейтинге армейских заповедей.
Здесь поймут и примут генерала, выходца из низов, если он получил свой чин безупречной службой и талантом полководца. Но никогда не поймут и не примут выскочку, взявшего на себя командование в случае ранения или гибели командира, если оный выскочка не был самым старшим по званию из выживших. Дисциплина и иерархия прежде всего. В этом была сила ханьской армии, но в этом же заключалась её слабость. Здесь в принципе не могло, в случае войны с захватчиком, возникнуть партизанских соединений, где полковники ходили в подчинении у лейтенантов, а те в свою очередь подчинялись мелким партийным работникам, отродясь под погонами не служившим.
Иван, в отличие от своего сказочного тёзки, дураком не был, и аксиому десятника уразумел с первого раза. В бою можно оценивать ситуацию как угодно, но делать ты должен ровно то, что приказывает командир. Иначе убьют. А чтобы это закрепилось в подкорке на уровне коленного рефлекса, солдат во время подготовки до седьмого пота гоняли на бесконечных тренировках. Сейчас, кроме физических тренировок, добавилась теория, преподаваемая десятником Тао и опытными разведчиками его десятка. Кроме них двоих — его и Чжан Бина — Тао отобрал из новоприбывших ещё нескольких человек, показавшихся ему способными. Обучение предполагало наверняка ещё и практические занятия, но до них пока не дошло. Десятник-наставник без особого нажима, но вполне доходчиво объяснял ученикам, что они не простые солдаты, которых ставят в строй, а глаза и уши армии. Ученики, что характерно, внимали со всем возможным сосредоточением, дураки в разведке тоже долго не живут. Да и не берут туда таких. И ещё — Иван подметил один существенный момент.
Из всех новобранцев Тао хань был только один: его друг Чжан Бин. Остальные — степняки, да он сам, европеец. И вообще, в их корпусе ханьцев было меньшинство, в основном младшие сыновья многодетных крестьянских семей. С одной стороны как бы неплохо, ведь степняки служили империи на правах равноправных граждан. С другой — это говорило о падении престижа армии среди ханьцев, составлявших основу самой империи, что само по себе уже не очень хорошо. Но делиться своими выводами Иван не торопился. Во-первых, с кем ими делиться-то? А во-вторых, тот же тысячник Цзян знал это получше какого-то салаги, и ханьским фатализмом не особо страдал. И если он до сих пор не впал в грех уныния, значит, его мнение разделяет большинство офицеров среднего и частично высшего звена. Значит, ещё не всё потеряно. Империя хоть и начала отращивать сытый жирок, но мускулов пока ещё не растеряла. Хоть и наблюдаются нехорошие тенденции, но ещё не поздно их переломить.
