Один за другим ушли по пологой дуге два снаряда, пущеных катапультами в самую гущу киданьской "карусели", обстреливавшей воинов на стенах ради защиты спешенных степняков, стрелявших по жилым кварталам. Юншань прекрасно знал, что это за снаряды, потому что сам отливал для них чугунные полусферы. Что туда положили доверенные солдаты под руководством тех двух чиновников, он уже не знал, но, исходя из результатов испытаний, догадывался. А теперь лицезрел своими глазами.
Две неяркие в свете дня вспышки, два облачка дыма, два хлопка над самыми головами степняков — и оттуда донеслись крики, перемешанные с заполошным ржанием раненных лошадей. Да. Чиновники рассчитали длину фитилей таким образом, чтобы снаряды взорвались, немного не долетев до земли. А судя по количеству пострадавших, набиты скреплённые чугунные полусферы были не одним только порохом... Ледяная усмешка чуть тронула губы Юншаня: закон воздаяния никуда не делся. Пусть бунтовщики страдают так же, как страдают от их стрел женщины и дети Бейши.
Но что это? Кидани смешали ряды? Отступают в лагерь? Неужели их так напугали два небольших взрыва?
Ах, да. Тот неудачливый убивец, которого он так ловко уделал в собственном доме, что-то болтал об "огненных демонах"...
Тем лучше. Боящийся враг — наполовину побеждённый враг. Тем не менее, враг, подстёгиваемый страхом, может решиться на отчаянную попытку штурма, пока войско не начало разбегаться. И тогда одному Небу ведомо, в какую цену защитникам Бейши встанет отбиться.
Вторая пара снарядов окончательно смешала ряды киданей, придав бегущим завидное ускорение. Теперь до них и самый лучший лучник не добьёт. И, разумеется, тут же полностью прекратился навесной обстрел жилых кварталов.
Юншань ощущал досаду и гнев, но никак не растерянность и страх. Он видел, что кузнецы, его десяток, испытывали точно такие же чувства. Гнев и желание отомстить. Тот, кто рассчитывал уязвить сердца воинов на стенах, расстреливая их жён и детей, проиграл. Никто не бросится перед врагом на колени. Никто не оставит свой пост и не помчится закрывать семью солдатским щитом. Но обязательно отомстит, если узнает о гибели близкого человека.
Гнев и ярость вместо мольбы о пощаде.
Плохо же эти... чужаки знают людей хань. Должно быть, судят о них по своим рабам, променявшим свободу на жизнь в вечном страхе.
— Что случилось, дружище? Неужели твой план не сработал?
— Я не знаю, господин. Я виноват. Мне нет прощения.
— Ты говорил, что план сработает. Что рекруты толпой помчатся со стены, едва увидят, как умирают их жёны и дети. Что солдаты будут вынуждены останавливать их силой... Что-то пошло не так?
— Господин...
— Я скажу тебе, что пошло не так, ублюдок ты косоглазый. Эти китайцы защищают не своих баб и выродков, а Китай. Их так Ли Шиминь приучил, и они ещё не успели забыть его урок. Они ещё помнят, что такое гордость, в отличие от тебя, собака ты цепная! А я, дурак, доверился тебе как знатоку Азии... Ч-чёрт... Чёрт побери и тебя, и всю твою узкоглазую кодлу!.. О сэппуку можешь не помышлять, я тебе запрещаю уходить из жизни! Слышишь? Так и будешь жить с позором, и это твоё наказание!
— Слушаюсь, господин... — голос бесцветный, мёртвый.
— Свяжись с агентом, который около Ванчжуна. Выясни обстановку. Если армия тюрок или ханьцев хотя бы в двух дневных переходах от крепости, вели ему уводить войско. Агенту в Чанъани прикажи затаиться и ждать. Если мой расчёт верен, года через два или три у нас появится шанс завладеть ключом относительно безболезненно.
— Как прикажете, господин.
— Пошёл вон. У меня сейчас видеоконференция с директором китайского госбанка... Тьфу, желтомордые, и тут без вас не обойтись...
Ханы сидели, попирая подушки своими задами и пачкая драгоценные ковры расшитыми шёлком, но пыльными сапогами. Сидели молча. Ждали его, Ли Ванчжуна, ответа.
Что им ответить?
Будь у хана Айяна при себе больше войска, ещё неизвестно, кто кому ставил бы условия. Но двоюродный братец главной жены привёл с собой лишь несколько сотен. Жадная тупая сволочь. Видать, весь ум этой семейки уже которое поколение достаётся одним женщинам. Сюйцзы, с рождения носящая ханьское имя и воспитывавшаяся при дворе хуанди, куда больше заслуживает титула, чем её братцы, что двоюродный, что родной.
Но что же ответить этим наглецам, осмелившимся выдвигать ультиматум своему хагану?
Что мохэ не идут в бой, это верно, упрёк справедлив. Что нукеры Ванчжуна толкутся при персоне хагана и не идут в бой — тут можно и поспорить. Но заявить, что либо завтра они все идут на штурм, либо все уходят в степь — это уже слишком. Бунтом пахнет. А что такое бунт, Ванчжун знает лучше всех.
"Ты говорил, что в этой крепости есть приручённые огненные демоны, которых можно захватить. Ты говорил, что в этой крепости мало войска, и нас там не ждут. Вчера ты сказал, что слабые духом ханьцы сдадутся, едва услышат крики своих жён и детей. Ты солгал трижды, Ванчжун. Наши родичи не видят смысла осаждать эту крепость, тем более, что разведчики доносят о приближении сразу двух армий. Ханьцы с юго-востока и тюрки с северо-запада идут за твоей головой. Они в трёх дневных переходах отсюда. Ханьцы казнят нас всех. Тюрки казнят одного тебя, а нас подчинят своей власти и обложат данью. Твой единственный шанс на спасение — это захват огненных демонов. Тогда мы все сможем уйти на север и говорить с тюрками на равных, не боясь мести императрицы. И помни: ты хаган лишь до тех пор, пока мы все признаём за тобой право на этот титул. Докажи, что достоин его".
— Я дам ответ утром, едва взойдёт солнце, — мрачно проговорил Ванчжун. Гнев стеснил его сердце, но лицо осталось неподвижным и бесстрастным. — Теперь оставьте меня. Я услышал ваши слова, мне нужно их обдумать.
Сюйцзы и Пайфэн. Вот его лучшие советчики. Его жена и любимая наложница. Манчжурка и хань. Опытная и совсем девчонка. Но при этом одинаково мудрые и властные. Недаром они почти сразу нашли общий язык. Айян — так, для мебели. Родственничек, демоны его задери. Только и делает, что вино хлещет. Причём дорогущее. Даже сейчас в его пиале дивный напиток, привезенный из далёкого Рума. Хорошо, что в Ючжоу они захватили немало дорогих вин, не то он разорился бы на этом пропойце. И слова ему не скажи, вмиг лишишься поддержки хагана мохэ, пусть он и брат Сюйцзы. Почему-то кузен Айян ему дороже мудрой сестры.
Две женщины вышли из-за толстого ковра, разгородившего белую юрту на две части, чинно и тихо, лишь подвески на серебряных и золотых заколках мелодично позванивали. Вошли и сели на спешно подложенные служанками подушки.
— Пошли вон, — приказала им Сюйцзы.
Молчаливые и незаметные, словно тени, служанки мгновенно исчезли за ковром.
— Всё слышали? — спросил Ванчжун.
— Они правы, — голос жены был чуть хрипловат. — Либо завтра штурм, либо нам придётся уходить отсюда со всей возможной поспешностью. Кроме того...
— Говори, здесь чужих нет.
— Великий господин приказал уводить войско, если хань или тюрки будут в двух дневных переходах отсюда.
— А они в трёх.
— Именно. Мы можем попытаться выполнить первый приказ великого господина. Удастся штурм или нет, в любом случае выполним и второй приказ.
— Но лучше выполнить оба, господин, — голосок юной наложницы был ещё свеж и приятен уху. — При этом можно было бы захватить не только огненное оружие, но и людей, умеющих с ним управляться.
— А было бы неплохо, братец, — встрял Айян, отхлебнув из пиалы. — Получишь оружие и умелых людей. Кто тогда решится оспаривать твой титул?
"Твой драгоценный кузен, например, — озлился Ванчжун, тем не менее сохраняя непроницаемое лицо. — Я захвачу оружие, он твоими руками отберёт его у меня и откупится от императрицы моей головой. С него станется".
— Оружие ещё не в наших руках, что толку гадать, — сказал он вслух. — Но если мы решаем завтра идти на штурм, твоим воинам не отсидеться в лагере.
— Они пойдут на штурм, — пообещал Айян. — Вот сестрица свидетелем будет. Если что, сама им и прикажет.
— Иди спать, братец, — в усмешке Сюйцзы сквозило презрение.
— Пойду, сестричка, непременно пойду. Только ты, если я вдруг забуду, не пожалей слов, скажи братцу одну вещь... эээ... насчёт этих заговорщиков из Когурё и Пэкче. У ханьцев уже есть огненное оружие, а у них нет. Пусть братец трижды подумает, прежде чем вступать в войну с империей из-за каких-то корейцев. А если и вступит, пусть позаботится о безопасном пути к отступлению. Братец Ванчжун здорово разозлил старуху У Хоу (прим.: первое имя императрицы У Цзэтянь), она не станет панькаться с теми, кто попытается сейчас выйти из-под её руки.
Надо же. Пьянь пьянью, а умное слово сказал. Может, он только прикидывается вечно хмельным дурачком, а?
— Я передам брату твои слова, — более милостиво проговорила хаганша. — А теперь ступай.
— Прекрасное вино, — рассмеялся Айян. — От него наутро совсем не болит голова...
— Иди, братец.
— Хорошо, хорошо, уже иду...
Мало ли теней скользит ночью между палаток воинов в лагере осаждающих? Немного. Часовые — само собой. Кто расхаживает на посту, кто сидит у костра, ожидая своей очереди идти в караул. Кого-то просто "позвала природа". Около юрт, поставленных для ханов, случается, крутятся слуги. Изредка пробегает подросток-посыльный: один хан написал другому записку или пришли свежие новости с только что прибывшим гонцом. Лекари и шаманы стараются исцелить раны воинов, которым днём досталось ханьских стрел и ярости огненных демонов. Но большинство всё-таки предавалось сну. Ночь — время злых духов, незачем гневить их лишней суетой.
Эта тень скользила меж палатками, таясь ото всех — и от людей, и от духов ночи. Лёгкие, почти неслышные шаги, небольшой росточек, тонкий стан, который не мог скрыть даже тулупчик, подаренный хозяйкой. Длинные косы уже выбились из-под шапки, и служаночка, боясь поднять шум, даже не пыталась запихнуть их обратно. Судя по тому, как она кралась, вряд ли целью её рискованной ночной прогулки было любовное свидание.
Женщина не шла наобум и не искала кого-то среди караульных. Она, петляя и иной раз подолгу таясь позади палаток, твёрдо держала направление к берегу речушки, где в излучине наросло некоторое количество камыша.
Жизнь в городе или степняцком стойбище притупляет нюх. Здесь запах немытых тел, конского пота и навоза перешибал буквально всё. Служанка была родом хань, её захватили в плен ещё ребёнком и подарили ханше на свадьбу. Расти ей пришлось среди благовоний и шелков. Не то, что дома: даром что семья была с тысячелетней родословной, без денег и при власти пришельцев-тоба она, родословная эта, немногого стоит. Но нюх благовония отшибают не хуже навоза, в котором вечно копаются "чёрные" служанки-простолюдинки. А чем, вы думали, в степи можно протопить очаг? Только кизяком... Но этот запах, внезапно проявившийся в струйке воздуха, женщина почуяла весьма отчётливо. Знакомый такой запах.
Винный перегар.
Она не успела осознать, что это смерть. Она не успела даже как следует испугаться. Просто из-за спины возникла широкая мужская ладонь и крепко-накрепко зажала ей рот. А в спину упёрлось что-то твёрдое и острое.
— Тихо, девочка, — винный перегар вместе с этими едва слышными словами вошёл ей прямо в ухо. — Не шуми. Будешь шуметь — зарежу, и скажу, что ты была подкуплена ханьцами из крепости... Не будешь шуметь, правда? Хорошая девочка. Теперь послушай меня. Иди, куда шла. Скажешь там то, что собиралась сказать, и добавишь ещё одно имя. Моё имя. Ты ведь меня узнала, верно? Вот так и скажи: мол, этот человек не хочет вам зла. Поняла?.. Вижу, что поняла, ты ведь умница. А теперь ступай.
Служанка, оцепеневшая от этого странно весёлого голоса, навевавшего почему-то такую жуть, мелко-мелко затрясла головой в знак понимания и согласия. Миг спустя её уже никто не держал, кинжал в спину не упирался, а перегар растворился в холодном воздухе... Ну надо же было так влипнуть. Хан хочет сыграть в свою игру, и сейчас его интересы совпадают с интересами осаждённых. Конечно, она назовёт человеку десятника Тао его имя. Это будет неплохой добавкой к тем сведениям, которые она несёт соотечественникам. Служанка без преувеличения рисковала жизнью, добывая их: если бы ханша, наложница хана или другие служанки застали её за подслушиванием и подглядыванием, кое-чья голова с длинными косами уже красовалась бы на пике у белой юрты.
Помимо имени мохэсского хана она поведает, откуда приходят Ванчжуну повеления некоего "великого господина".
И лишь когда под мерцающими холодными звёздами заблестела мелкая зыбь на воде, поднятая ветерком, служанку скрутил лютый страх. Только теперь до неё дошло, что она, всё это время ходившая по тонкому канату над глубокой пропастью, сейчас на волосок разминулась со смертью.
Когтистая лапа отпустила её сердце лишь когда впереди мелькнула знакомая тень и был подан условный знак белым платочком. Связной пришёл.
Теперь всё будет в порядке.
— Шкатулка?
— Шкатулка, господин. Крохотная чёрная коробочка, из которой иногда доносится голос. Служанка уверяет, что жена Ванчжуна отвечала, и ...там её слышали.
— То есть это был разговор.
— Да, господин.
Ещё одна загадка. Не многовато ли образовалось на его пути подобных загадок в последнее время, а?
Сотнику предстояло принять решение. Первоначально предполагалось, что приказы от неизвестных, но наводящих страх пришельцев отдаёт некий человек, неотступно следующий за мятежником. Этого человека следовало выкрасть или убить. Но говорящая шкатулка... С одной стороны, это облегчало задачу. Выкрасть маленькую коробочку проще, чем человека. С другой стороны, непонятно, что с такой добычей делать. Быть может, настоящие хозяева шкатулки не пожелают общаться с кем попало.
Хотя...
Сперва, конечно же, эту шкатулку следует добыть. А вот затем... Затем — у него под рукой есть другая загадка, с помощью которой можно будет решить эту. Или хотя бы попытаться.
Хорошо бы выкрасть и шкатулку, и ханшу, но это он, конечно, размечтался. Нужно здраво оценивать свои силы, чтобы потом не сожалеть об упущенных возможностях.
— Тао.
— Слушаю, господин.
— Скажи той женщине, чтобы она принесла тебе ту шкатулку. Она ведь прислуживает госпоже?
— Кидани завтра скорее всего пойдут на штурм, господин. Если только хан Айян согласится повести своих людей вместе с ними. Он ведь намекнул, что готов к переговорам.
— Намекни в ответ, что я готов его выслушать и передать его слова в Тайюань.
Светильник коротко и звонко затрещал: что-то попало в огонь. Должно быть, масло плохо очищено или фитиль грязный...
— Женщина просит в награду за службу свободу и возможность воссоединиться с родственниками, господин.
— Пообещай ей, кроме этого, небольшое приданое и хорошего мужа. Верность родине должна быть вознаграждена. Пусть возьмёт шкатулку и уходит в Бейши. Скажи своим людям, чтобы проводили её сюда.
— Будет выполнено, господин.
Тао исчез бесшумно, как дух.
