Беллумвиль

Володя Злобин

Баррикада напряглась и, немного раздавшись в стороны, лопнула, точно пузырь. Разметав школьные парты, мешки с песком и несколько человек, на свободу вырвался автобус. Умельцы обшили его двухмиллиметровой сталью, от которой звонко отскакивала ружейная дробь. Обрезы продолжали выплёскивать в бронированного зверя нарубленные гвозди и монетки с искалеченными профилями, но что толку? Автобус, с хрустом пережевав людей, помчался дальше.

— Ща полезут! Защищайте пролом! — истошно заорал детина в самопальном шлеме.

Оклемавшиеся защитники сгрудились в прорыве, прикрыв себя большими легионерскими щитами. Несколько человек, пострадавших от гантрака, стонали на земле — им переломало руки и ноги. К раненным уже спешили медики из дежурившей неподалёку машины скорой помощи. Они забрали покалеченных в тот момент, когда атакующие, одетые в чёрное, ворвались на баррикаду. Пугачи были откинуты в сторону, и в ход пошли арматура, дубинки, топоры, острые пики и всё, до чего могла дойти фантазия человеческая.

Летавший над сражающимися беспилотник тут же снизился, чтобы взять крупный план. Люди заорали, стараясь побольше напугать противника и стали истово колошматить друг друга. Все были облачены в самодельную броню. Кто в рыцарскую, кто в импровизированный бронежилет из листового металла. Виднелись и совсем обезумившие берсеркеры, напялившие звериные шкуры. Головы прикрывали шлема и сплюснутые каски. Виднелись забрала, разукрашенные свастиками и левыми кулаками. Они не сражались между собой, а то сходились плечом к плечу, то оказывались по разные стороны схватки. Стоял треск, будто лопался лёд. Когда пожарный топор расколол хилый пластиковый шлем и чьё-то тело рухнуло на землю, нападавшие стали понемногу пятиться. Выстрелив из пугачей в ринувшихся было за ними людей, они окончательно отступили, унеся с собой своих раненых.

К лежащему на асфальте человеку подбежали медики.

— Мёртв? — с надеждой спросил у них тот самый детина, защитивший родную баррикаду.

— Сам что ли не видишь, — немного зло ответил врач.

Четвертинки головы у паренька не было — она вмялась в череп, отчего тот стал неправильной геометрической фигурой.

— Уносим, — скомандовал медик.

— Одним меньше, — рассмеялся мужчина и приказал своим потрёпанным бойцам, — парни, вы молодцы! Хер они возьмут нашу баррикадку! Чё там с автобусом?

— Не смогли поджечь, — пожаловался подбежавший невысокий парень с огненной бородкой, — он дальше помчался.

— Ладно, — разочарованно протянул командир, — главное, что атаку отбили. Слушай мою команду! Тащи сюда молодняк, пусть отстраивают баррикаду! Всем остальным отбой! Больше сегодня не полезут.

Бойцы, весело переговариваясь, поспешили к прозрачным экранам, ограждающим тротуар от улицы. Пуленепробиваемый пластик, закругляющийся кверху, возвышался ровно на пять метров, надёжно прикрывая дома от уличных беспорядков. Его не могли взять не то, что камень, но даже пуля. Оттого-то так кучно и толпились за ним прохожие, туристы, пара негров и дамочек в возрасте, которые, впрочем, как только закончилась битва, стали понемногу расходиться.

Рыжебородый, получив команду к отбою, потянул к себе бойца, видимо первохода — хотя схватка уже закончилась, он не выпускал из трясущихся рук арматуры. Рыжий подвёл его к специальной двери, за которой стояли двое полицейских. Получив от автомата отметку о пропуске, бойцы выскользнули на улицу. На тротуаре, там, где раньше парковали велосипеды, теперь стояли несгораемые шкафчики. Освободившиеся с баррикад бойцы подходили к ним и устало складывали в кабинки обмундирование.

— Ну как тебе, Игорёха? Говорил же — весело, — сказал невысокий боец с бородкой.

— Да, — ответил его товарищ, молодой парень лет двадцати, — это круче чем любой экстремальный спорт. Здесь всё по-настоящему.

— Это тебе не с парашютом прыгать или с гор кататься. Здесь и убить могут, ха-ха!

Рядом прогуливался полицейский патруль, наблюдая, чтобы агрессия из вольера не перекинулась на мирных граждан. Оружие позволялось носить только за пластиковым забором, который в Беллумвиле назывался Аквариум. Игорь снял с себя защиту, сделанную из наклёпанных на кожаную куртку пластин, налокотники и наколенники, положил в шкаф железный прут с которым сражался на баррикаде и почувствовал себя немножко неуютно. Только что он сражался не особенно-то на смерть, но всё же — по-настоящему, с такими же как он, людьми, а теперь парень ничем не отличался от горожан, идущих на работу. Казалось, что они должны бросится к герою, поднять его на руки и качать, прославляя победу, а они просто спешили по своим делам. Молодой человек в задумчивости неловко повернулся и налетел на господина средних лет:

— Извините, — пробормотал Игорь, — я вас не заметил.

— Ничего страшного, — сухо ответил мужчина и заскользил куда-то дальше по своим человечьим делам.

Игорь посмотрел в Аквариум, где молодняк, парнишки лет пятнадцати-шестнадцати, заново возводили баррикаду. Они казались муравьями, закованными в гудроновые латы. Странно было наблюдать за войной со стороны. Игорь всего неделю как жил в Беллумвиле, но всё не мог привыкнуть к самому странному городку на планете.

— Ты завтра за кого? — раздалось сзади. Это не отставал рыжебородый.

— Мож за чёрных? Ну, против кого мы сегодня были.

— Можно конечно, — пожал плечами напарник, — но ты же знаешь, всё-таки не принято от одних к другим переходить вот так просто. Ты сегодня может их товарища убил, а завтра с ними нас резать пойдёшь?

Игорь хмыкнул:

— Вот ты сколько раз стороны менял?

— Подловил! Ха-ха...

— Ну так сколько? — не унимался Игорь.

— Как сюда переехал... раз пять-семь. С последними я больше года. Уже не буду менять команду. Попритёрся. Теперь прихожу сюда лишь за тем, чтобы ещё раз всё увидеть собственными глазами.

— Ну тогда и я с тобой. Хотя мне почему-то кажется, что это не имеет существенного значения.

* * *

Плечо сильно болело, и хотя Адам Смит примиряюще сцедил: "ничего страшного", рука ещё долго ныла. Если живёшь в Беллумвиле, то к постоянному насилию на улицах нужно привыкнуть. Мужчина не имел ничего против, как-никак вечные кровавые потасовки, направленные в нужное русло, приносили городу громадные деньги. Сюда ехали не только любители острых ощущений, но и туристы, обожающие кровь. Особенно если на неё можно смотреть через защитный экран. Доходы от рекламы покрывали любое неудобство, которое доставляло жителям шоу в Аквариуме. Тем более из-за самого высокого в мире ВВП на душу населения можно было потерпеть и разнывшееся плечо.

Адам Смит шёл на работу. В общем-то, он больше ничем в своей жизни не занимался. Даже не смотрел в сторону огороженной улицы, где снова кто-то кого-то резал. Даже когда хлопнула самодельная граната и пластик обдала дробь из заводских гаек, Адам не оглянулся. Он привык к побоищу. Ему шёл четвёртый год, а Адам Смит шёл на работу. Мужчине повезло, что она ему досталась, иначе он мог сойти с ума. Так ему казалось. Ежедневный поход на работу придавал жизни пусть плохонький, но смысл, поэтому Смит ускорил шаг, чтобы его не уволили за опоздание.

Мужчина знал, что вольный город поступил правильно. Он рассуждал может быть и неправильно, но понятно и здраво. Когда несколько лет назад остро встала проблема безработной молодёжи, начавшей увлекаться радикальными идейками, отцы города поступили очень умно. Они не стали строить новые заводы, привлекать инвестиции или налаживать внешнюю миграцию. Выход агрессии был дан в виде беспощадных боёв между всеми желающими. Часть улиц выделили для потасовок, оградив их замкнутой системой защиты. Получился масштабный лабиринт, с целыми огороженными площадями и проспектами, где можно было делать всё, что угодно. Даже убивать друг друга. В конце концов Беллумвиль был либертарианским городом, и общество не собиралось отбирать у кого-то право распоряжаться своим телом. Хочешь воюй, хочешь — нет. Дело твоё. Только не смешивай эти понятия, не нападай на мирных граждан и не размахивай дубинкой на улице. За порядком проследят полицейские, а за твоей жизнью на арене только ты сам. Борьба ведь дело добровольное. Как и жизнь.

За короткий срок Беллумвиль приобрёл известность. Сюда съехались самые известные люди, а мировые бренды передрались между собой за право разместить свою символику на телах гладиаторов. Ведь шоу смотрели сотни миллионов человек. Поначалу воротилы бизнеса упрямились, на них давили ошмётки традиционных религий и мшистые консерваторы, поглаживающие грибы над верхней губой. Но была всемирная сеть, где давно истребили ханжество. Беллумвиль покорил мир и баснословно разбогател на авантюристах и сорвиголовах. Они не сражались за что-то конкретное и это всех устраивало. Разве нужен повод, чтобы сломать о кого-нибудь хоккейную клюшку? Были, конечно, некоторые правила, вроде запрета проносить в Аквариум нарезное и вообще покупное оружие — за этим следили полицейские у ворот лабиринта. Но запрет наоборот подстегнул желание людей играть в войну. Они варили себе каски, придумывали эскизы брони, наряжались викингами и самураями. Хочешь успешно сражаться — удиви зрителей. Были и известные бойцы, и тотализаторы, турниры, шоу. Было вообще все.

Был и Адам Смит. Нужно же было кому-то поддерживать на плаву весь этот молодёжный рай. А роботизация, как справедливо полагал Смит, не могла полностью заменить людей. В городе, который перманентно взрывался в специально отведённых для того местах, как ни в чём не бывало, жили и работали тысячи людей. Они чинили водопроводы, пекли хлеб или, как Адам, сидели в офисе за компьютером. Бойцы презрительно называли их мещанами, овощами, те, кто полевей — буржуа, а поправей — унтерменшами, но каждый день, забыв оскорбления, зачем-то боролись за их внимание.

Адам Смит достиг огромного офисного здания, уходящего ввысь на сотню этажей. У ограды стояли вечные протестующие — неизбежное следствие узаконенной в городе анархии. Они опять чего-то требовали, и мужчина скользнул по молодёжи безразличным серым взглядом. Его это ничуть не интересовало. Он думал только о работе, и о том, как вернётся вечером домой. Без всяких лишних чувств Адам Смит поднялся к себе в кабинет.

* * *

— И ты тоже поучаствовал в этом дерьме? — не удержалась сестра.

— Ну, Инга... чего такого-то? Дело ведь добровольное.

Игорь зачем-то рассказал сестре про то, как он оборонял баррикаду. Сестра, переманившая его в Беллумвиль, лишь разочарованно всплеснула руками. Она в детстве начиталась книжек о том, как добывается справедливость, поэтому работала журналистской в левом издании. Молодая, красивая, чуть с горбинкой в носу — вылитая журналистка. Разумеется, чуть ли не все материалы сетевой газеты были направлены против основного развлечения Беллумвиля.

— Ты не понимаешь, это завуалированная форма эксплуатации! На вашем адреналине, смертях большие дяди делают большие деньги. Для вас это игра, а для них миллиарды.

— Ну и что? — Игорь развалился на диване. Тело приятно ныло от полученных травм.

— Как что? — удивилась Инга.

— Какая разница, что на этом кто-то делает деньги? Главное, что людям в кайф. Кому-то в кайф выпускать друг другу кишки так, чтобы за это ничего не было. А кому-то в кайф зарабатывать на этом деньги. Каждому своё ведь. Вот скажи, было бы лучше, если бы толпа молодых бездельников высыпала на улицу и стала бы там избивать горожан? Хочешь, чтобы у нас всё было, как в каком-нибудь Париже?

Инга присела на краешек стула и другим краешком — на сей раз рта — улыбнулась:

— "У нас" говоришь... ты всего неделю назад приехал, а уже — "у нас"... так понравилось?

— Никогда не видели ничего подобного, — задумчиво протянул Игорь, — везде пекутся о человеческой жизни, исключают из жизни насилие, в школе учат детей не драться и правильно надевать презерватив... а тут этого так... с избытком. Совсем иначе себя чувствуешь. Мужчиной.

Инга вздохнула и вернулась к компьютеру:

— Хочешь устроиться к нам на работу? В городе почти нет свободных вакансий... чёртова автоматизация. Везде машины, роботы. Знаешь, такое чувство, что вскоре придёшь, скажем, к любовнику, а вместо него там самотык на ножках — говорит, я эффективный чем мужчина, и не устаю.

— Аэээыы, — проворчал Игорь.

— У нас в редакции можно пробить тебе местечко. Или будешь, как содержанка капитала, на пособие жить?

— Не, — отмахнулся Игорь, — не хочу.

— Жить не хочешь?

— И это тоже.

Он отвернулся к стене и пришёл в себя только когда магнитный ключ открыл шкафчик с обмундированием. Рыжий коллега (как его зовут?) уже напялил кольчужку и ждал, когда полицейские сопроводят его ко входу в Аквариум. Сегодня утром Игорь пошёл устраиваться на работу (Инга всё-таки настояла на журналистике), но по дороге он воткнулся в прозрачную стену. За ней, сняв с головы шлем, молодой паренёк сбивал кулаки о голову крупного мужчины. Тот почти не двигался, лишь осторожно поддёргивал ногой, будто под штаниной у него бежала струйка мочи. Вместо умной головы пузырилась бесформенная каша, по всей видимости — мёртвая. Но парень продолжал наносить удары, пока к нему не подбежал другой, прямоходящий мужчина и не пробил голову заостренной клюкой. Кровавое побоище, происходящее в двух шагах от тротуара, где на работу спешили горожане, мало кого тронуло. Только случайно оказавшиеся неподалёку мамаши закрыли лица своим чадам. Оно и правильно. Игорь слышал, что уже разработана новая технология, которая не позволит молодым людям подсматривать за боями. Прогресс, роботизация... об этом что-то говорила Инга. Вроде бы, она была его сестрой. Да... Горожане всё шли, спотыкаясь об остановившегося парня, а свеженькие трупы лежали от них в двух шагах. Молодой на старом. Но понять этого было нельзя: лица гладиаторов превратились в кровавую свеклу.

Близость смерти, за которой не следовало наказания, так заинтересовала молодого человека, что он с радостью вернулся на баррикады. Сначала приключились малые стычки, затем подоспели гигантские мелле — битва целых полков, когда щитовой грохот опрокидывал ввысь голубей с балконов. Игорь захватывал чужие базы, где можно было поживиться даровой амуницией и даже поучаствовал в сожжении ненавистного автобуса, на борту которого красовались шесть перечёркнутых мелом человечков. Ещё умельцы соорудили из широкой трубы настоящую пушку, которая выстрелила всего один раз, взорвавшись с жутким грохотом, но ядро, прокатившись как в боулинге, вырвало по колено ноги у нескольких молодых парней. Это было слишком даже для Беллумвиля, поэтому команда Игоря побежала, отчего парень больше не вернулся к своим. Ради интереса, он несколько раз менял лагерь — в старом его не приняли, и пришлось до крепких синяков сцепиться с рыжебородым. Потом ещё с кем-то. Потом долго бились за площадь, превращённую в настоящую крепость, потом село солнце и деревянные башенки раскололись от ударов красных молотов. Иногда коктейли попадали в шумопоглощающие барьеры, и огненная пощёчина высвечивала столпившихся за ними зрителей. В основном туристов, приехавших в Беллумвиль за зрелищем. Местные предпочитали всеми силами найти работу и ни о чём не думать.