Беллумвиль

Известная концепция "Homo ludens", то есть человека играющего, не справилась с терапевтическими функциями. Повсеместное распространение игры, как главной формы досуга не помогло в той ситуации, когда практически полностью исчезло разделение на свободное и несвободное время. Компьютерные игры, кинотеатры, аквапарки, даже дополнительная реальность перестали эффективно работать, потому что наша, эта, взаправдашняя реальность чуть ли не впервые стала максимально комфортна. Образовалась классическая веберовская парабола между новизной и приеданием. Игра интересна только тогда, когда есть несвобода, ограничение, тупая нудная работа, игра нужна, чтобы отдыхать от неигры, но неигры практически не осталось, и люди вынуждены давать взятки, чтобы устроиться на хоть какую-нибудь бессмысленную работу. Властям Беллумвиля пришлось даже создать десятки тысяч избыточных рабочих мест, лишь бы как-то сохранить привычные социальные нормы. Но это почти не помогло.

И тогда было решено освободить всех желающих от социальных табу. От табу на убийство и насилие. Сделано это было не ради превращения, как в древнем Риме, крови в деньги. Это слишком простой, годный для прошлого столетия ответ. Это не только отчуждение нашего досуга, но нечто гораздо, несопоставимо более важное. Как нереальный парк Диснея был нужен для того, чтобы убеждать людей в реальности обыденного мира, так и бесконечные бои в Беллумвиле призваны показать то, что бытие не закончилось. Они уверяют нас, что мы живем в прежнем мире, где есть чёткие группировки, где правые сражаются с левыми и где можно победить, протаранив чью-нибудь баррикаду бульдозером. Восстановив за барьером мир модерна с эксплуатацией, насилием и капиталом, который через рекламу насыщает нашу, колониальную и их, бенефициарные, экономики, мы попытались спастись от чёткого ощущения, что все наши прежние социальные отношения мертвы. Это судорожная попытка спасти капитализм и тем самым спастись от безумия. Пластиковый экран не зря напоминает плоскость телевизора — он и был сделан не для того, чтобы оградить прохожих от шрапнели, но только для того, чтобы они увлечённо наблюдали за поединком также, как их бабушки и дедушки смотрели кулинарные шоу.

Капитализм умер. Это мы убили его.

Капитализм, даже в самом позднем изводе, создавал хоть какие-то шансы на победу. Существуя в бинарной логике, предполагая наличия добра (рабочие, молодёжь, хиппи, революционеры) и зла (буржуа, ханженство, полиция, корпорации), капитализм не отбирал у людей призрачную надежду на изменения. Только находясь внутри капитализма можно мыслить революционными категориями. Точно такими же, какими мыслят те, кто сражается сегодня в Аквариуме. Вопреки устаревшей антикапиталистической критике им нужно сказать спасибо, потому что они единственные, кто поддерживают жизнь в Беллумвиле. Главная опасность для города таится не в том, что радикалы выйдут на улицы (они уже выходят) или что сумасшедшие заокеанские консерваторы устроят очередную интервенцию. О, нет! Тем более опасность не в банальной эксплуатации образов и не в Спектакле. Опасность в том, что если бои за стеклом вдруг прекратятся и мы перестанем ежедневно наблюдать классическую, телесную, опасную жизнь прямо у нас под боком, то Беллумвиль в тот же час сойдёт с ума, потому что только благодаря близкой смерти мы ещё осознаём себя людьми.

А значит левые снова проиграли.

* * *

Адам Смит вместе с коллегами толпился в курилке. В ней давно уже никто не курил, скорее это было место для неформального общения, но клерку было не особенно интересно обсуждать нападение радикалов. Тем более оно не нанесло существенного вреда. Огонь удалось сбить, сожжённые автомобили были отвезены на утилизацию, а новые стёкла вставлены уже через пару часов. Разве что на асфальте остались татуировки из копоти. Нет, Адам Смит хотел знать другое.

Почему, чёрт возьми, никто из его коллег сегодня ни разу не нажал на кнопку! Она не появилась ни у него, ни у соседа, ни у соседа соседа. Смит долгое время подозревал, что красная кнопка означает нечто плохое, нежелательное, что когда он нажимает на неё, то приносит кому-то некоторое зло и эта иллюзия поддерживала в работнике тягу к жизни. Ему было в чём покаяться перед смертью. Теперь, после дерзкого поджога здания, мониторы должны были раскалываться от круглой головной боли, почему-то ничего не происходило. Причём начальник не отпускал никого с работы и она, вроде как, продолжалась. Но ни одна чёртова кнопка так ни у кого и не появилась. Значит, она никак не была связана с репрессиями? С чем-то законным, полицейским? Непреодолимо хотелось занажиматься на кнопку так, чтобы сломался палец, но её не было, точно ничего не произошло. Будто бы их только что не пытались сжечь. К чему это тогда? Зачем?

Адам Смит думал до самого вечера.

* * *

Ингу забрали в тюрьму. От неё осталось одно название — там почти никто не сидел, если не считать залётных пташек и немногочисленных людей, совершивших тяжёлые преступление. Тюрьма теперь называлась особым реабилитационным центром. Девушка должна была пройти краткий курс социальный реабилитации и заплатить внушительный штраф за испорченное имущество.

Обо всём этом Игорь узнал от друзей сестры. Он начал плотнее общаться с ними и выяснил, что их бесит обстановка в Беллумвиле. Бесит ложь, спектакль в Аквариуме, то, что город слишком комфортный и мягкий, но в тоже время лицемерный, одобряющий средневековые зверства, если они прикрыты прозрачной мембраной.

— И что вы с этим будете делать? — насмешливо спросил Игорь.

— Бороться! — ответили ему почти в унисон.

— Как?

Ему показали оружие. Оно было простое, точно такое же, какое использовалось в Аквариуме. Самодельные пики, ножи, дубинки. Возможно кто-то вскрыл пару железных ящиков и стянул оттуда чужую амуницию. Начитанные парни рвались в бой, но Игорь никак не мог понять за что или против кого. В Аквариуме было всё ясно — это не бои за территорию, а проявление себя, игра со смертью, адреналин, опасное развлечение. Но зачем кого-то убивать на улице? Убивать неправильно, без оговорённых условий, убивать, не рискуя собственной жизнью?

— Да вы никогда ни на кого не нападете, — возражал Игорь, — кто из вас в Аквариуме хоть был?

Почти все подняли руки, и парень невольно вздрогнул. Быть может прав был гигант Томас, а не умствующий Пыжик? Вот они, люди, которых перестал удовлетворять Аквариум и они захотели выбраться наружу? Что, если они правда изменят Систему? Пришлось проверить это и напасть в глухой стороне на двух полицейских, прогуливающихся вдоль Аквариума. Они налетели на них сзади, неожиданно, принялись стегать их цепями и прыгать на казённых фуражках. Драка была молниеносной, жаркой, подогревшей температуру в самом Аквариуме, где бойцы тоже забурлили, схлестнулись друг с другом, перемешались и то ли неудачно сверкнул неон, то ли луна была пьяна, но пространство забликовало, распалось на отблески и тени, и было не понять кто с кем дерётся. Казалось, что мужики из Аквариума вывалились на улицу, а они, бунтари без причины, наоборот, схлопнулись в мышеловку. Это была игра с отражениями, приобретшими собственную волю. Хоровод без различий и границы, хотя она по-прежнему была твёрдой, возвышалась на пять метров и слегка закруглялась вверху. Игорь вдруг осознал, что бьёт не ментов, а прочный холодный пластик, отдающийся в руке ноющей болью. Ему хотелось добраться до заключённого в нём изображения, освободить его, разрушить лабиринт, окончательно смешав город и насилие.

Из-за стекла скалились одетые в броню убийцы. Здесь, по ту сторону сна, тяжело дышали молодые преступники. На мгновению они стали Игорю одинаково противны и бессмысленны. Ни у кого из них не было осознания, что они всё время били куда-то не туда.

Удивительно, но никто их, порыжевшую от страха молодёжь, даже не искал. Это было странно. Это волновало. Это так понравилось новым знакомым Игоря, что они занялись уличными драками. Не за барьерами, а, как они считали, настоящими — без досмотра у входа в Аквариум. Нападали на прохожих, резали вернувшихся с битвы гладиаторов, вынесли несколько магазинов. Но Игорь не окунулся в эту стихию. В тот момент, когда его рука вместо вполне нормальной, правильной по форме роже полицейского, ударила в пластиковое заграждение, он многое понял и взял от полицейского на память не его жизнь, а телескопическую дубинку.

Вечером Игорь слонялся вдоль ограды, как и туристы наблюдая за тем, что происходит внутри. В одном месте толпилось очень много людей. Они снимали, как в двух шагах происходит казнь. На коленях стояло двое, а рядом, подзуживая зрителей, ходил здоровый мужчина с ножом. Игорь узнал в нём Томаса. С пленных была сорвана защитная экипировка и они молча ожидали конца. Им не казалось глупым, что в центре цивилизованного мира вот-вот под горло зарежут двух человек. В конце концов, быть может именно они вчера растерзали старика, решившего покончить с собой и потому оформившего пропуск в Аквариум. Всё выглядело вполне честно, как в правилах — попадая в Аквариум, вы передоверяете свою жизнь естественному отбору.

Толпа ахнула, когда глотки жертв превратились в красный водопад. Игорь, сам того не понимая, достал дубинку и вместо того, чтобы вмазать по испуганным рожам зрителей, принялся стучать по стенке Аквариума. Тот загудел, будто били в колокол, и толпа отпрянула, приняв человека за опасного сумасшедшего. Игорь с большей силой забил по пластику, надеясь проломить его. Он вспоминал заумь, написанную Тадеем Пыжиком и хотел сломать зазеркалье. Это было не нелепее, чем писанина беллумвильского интеллектуала. Рука онемела от боли, но прозрачное вещество никак не хотело распадаться на атомы. С той стороны зверинца, Томас, только что перерезавший глотки двум людям, озадаченно смотрел на Игоря, а потом покрутил окровавленным пальцем у виска. Игорь продолжал колошматить по заграждению, не понимая, чего он хочет добиться. Это было глупым и почему-то, как казалось в сердце, очень опасным. Гораздо более опасным, чем нападение на полицейских.

Пластик никак не хотел поддаваться, но всё равно срочно хотелось что-то сломать. Игорь в бешенстве оглянулся и увидел идущего мимо мужчину. Грузноватого, с опущенными плечами. Его лицо показалось до странности знакомым, и Игорь, чтобы его разглядеть, нанёс прохожему несколько ударов в переносицу. Тот хлюпнул и повалился на красивую плитку.

* * *

Адам Смит, получив медицинскую помощь, был доставлен домой. Обошлось — вместо жизни ему всего лишь сломали нос. Когда клерку восстанавливали переносицу, он заметил на соседней койке маленького рыжебородого человека. Глаза у него были обмотаны окровавленным бинтом, а сам пациент внимательно слушал передачу по телевизору. Там как всегда рассказывали о новых событиях в Аквариуме: неизвестный снайпер стрелял из самодельной мелкашки по глазам.

Этим же вечером Адама Смита отпустили домой. Но квартиру, когда работник хотел лечь в постель, огласил звонок.

— Адам, срочно на работу, — механически сказал начальник. Смит и позабыл, что его начальником являлась отлаженная программа.

— Что? А без меня на эту чертову кнопку никто не нажмёт? — взъерошился мужчина.

— Давайте без разговоров, Адам. Или вы не знаете сколько желающих устроиться на ваше место? Сотни людей только и ждут, чтобы нажимать на кнопку.

Чертыхаясь, Смит вызвал такси и примчался на работу. Около здания автоматические машины всё ещё убирали последствия недавнего побоища. Пахло шампунем и новым пластиком. На этаже, где располагался отдел статистики, никого не было. Разозлённый Смит прошёл по коридору и открыл дверь в свой кабинет.

Кнопка на экране горела, как сверхновая звезда. Горела на весь экран, как когда-то горели Токио и Дрезден. От монитора исходило тёплое сияние и он пульсировал живым материнским чревом. Хотелось протянуть руку, засунуть её по локоть в вишнёвый кисель, сжать внутри электронных мозгов что-то скользкое, похожее на сикель или головастика, и выдернуть монстра наружу.

Было не страшно, а лишь немножко зловеще. Смит долго не решался нажать на кнопку. Он снова задумался, а для чего это нужно? Ведь должен же быть какой-то смысл в том, что ему периодически приходилось тыкать пальцем в экран и слушать мягкий, клацающий звук? Что происходило из-за нажатия кнопки? Возможно ничего? Как-то раз он специально ушёл домой, не нажав на кнопку. И... ничего не случилось. Никто не сделал строгий выговор, даже не обратил внимания, поэтому утром, придя на работу пораньше, Адам стыдливо, пока никто не видел, нажал на красный пятачок. Может, это была форма рационализации? Он слышал, что в Беллумвиле созданы тысячи ни к чему не обязывающих рабочих мест, которые спасали людей от неопределённости. Но ведь это так глупо! Невозможно! Получается, от него ничего не зависело? Выходит, он был обычным клерком, сбежавший от свободы на работу? Если он не нажмёт на кнопку, то его выкинут в волны безумия, которые разбиваются о стены Аквариума, а на его место примут другого счастливца. Выходит так? Так!? Больше ни в чём не сомневаясь, Адам Смит ткнул на кнопку и спокойно пошёл домой. Ему в этом никто не мешал.

Инга, заплатившая после курса лекций кругленький штраф,была доставлена полицией прямо до дома. Но она не обнаружила в квартире своего брата. Он не отвечал на звонки и не пришёл на следующий день. Его как будто похитили или он перестал существовать. Даже в архиве Беллумвиля никто не смог помочь Инге: никаких документов, ровно как и сведений о жизни Игоря, там не оказалось. Девушке это показалось злым, нереальным волшебством. Только проходя вдоль Аквариума, где как всегда кипела жестокая схватка и кто-то кого-то убивал, девушка убедилась, что мир не сошёл с ума, что он также реален, жесток и несправедлив, как вчера и позавчера, а значит её брат обязательно найдётся.

Успокоившись, Инга вернулась к революционной работе.