Великий князь

10.06.2014

Великий князь

Пролог

Молодой мужчина и юный недоросль лет этак четырнадцати-пятнадцати, схожие лицом так, как только и могут походить друг на друга родные братья, преодолели крутой подъем на крепостную стену славного города Тулы — после чего младшему тут же прилетел легкий подзатыльник:

— Опояску поправь!

Отвернувшись, мужчина небрежно ткнул рукой себе за спину, указывая на далекие дымы, пятнавшие чистое синее небо:

— Вон там завод, в пяти верстах от Тулы.

Покосившись на младшенького, старший ехидно предложил:

— Любуйся.

Вскочив между зубцами, отрок жадно огляделся, и с тихой досадой плюнул в сторону санного обоза с мороженой рыбой, как раз подъезжающего к воротной башне — стена оказалась не такой уж и высокой, чтобы с нее уверенно разглядеть завод. Но все равно, наперекор брату он уверенно подтвердил:

— Экая красотища!..

Дозорный, прогуливавшийся невдалеке от тонких ценителей прекрасного, споткнулся на ровном месте. Потому что на его непритязательный взгляд, государев литейный и кузнечный двор, отстроенный всего с год назад на левом берегу реки, иначе как нагромождением уродливых строений и назвать-то нельзя было!.. Вечная суета мастеровых людишек, натуральные горы железной руды и древесного угля под навесами, вереницы телег, что эти горы пополняли под присмотром злых, словно цепные псы, стражников — и над всем этим резкий запах большой кузни, от которого временами першило в горле и саднило в груди...

— А ну-ка, от края отойди!

Правда, чего греха таить, были во всех этих переменах для горожан и хорошие стороны. Уклад , что выпускали царские плавильни, особым качеством не отличался, и для выделки клинков не подходил — зато его было ОЧЕНЬ много, и для кузнецов и ремесленников "туляк" был прямо-таки неприлично (и непривычно) дешев. Еще одним приятным обстоятельством было серьезное увеличение численности городских стрельцов и порубежной стражи — степные людоловы вот уже второй год предпочитали искать добычу подалее от Тульских мест. Такая легота дорогого стоила! Опять же, и плавильни эти вонючие поставили так, чтобы дымили они исключительно в сторону от города, а не на него. Уж как только и исхитрились?..

— Насмотрелся? Пойдем теперь поснедаем, а потом я тебе завод изнутри покажу.

Проводив мужчину в кафтане царского розмысла и поспешающего вслед за ним недоросля долгим взглядом, дозорный сплюнул и пробормотал:

— Ну-ну. Покажет он...

Надо сказать, что сомнения его были вполне обоснованны, и двух всадников на их коротком пути до завода остановили и проверили аж три раза. Да и в ворота, устроенные в высоком деревянном частоколе, пропускать совсем не торопились...

— Куда! Назад.

Увидев, как грозно шевельнулись острия бердышей, братья тут же остановились, после чего старший удивленно поинтересовался:

— Вы чего это? Никак меня не признали?..

— Тебя-то признали, Нафан Кондратич. А вон его нет.

Звучно и укоризненно шлепнув себя по лбу, личный ученик самого государя-наследника запустил руку в странную плоскую сумку на боку, называемую довольно чудно "планшеткой".

— Вот.

— Так, что тут... За успехи в учебе наградить Захарку сына Кондратия поездкой на Тульский железоделательный завод за казенный счет. Писано собственноручно в феврале года семь тысяч семьдесят четвертого от Сотворения мира. Две седьмицы назад, стало быть? Гм!

Освидетельствовав дорогую бумагу с тиснеными яркой киноварью орлами, и полюбовавшись на красивую, и в то же время невероятно затейливо-сложную тугру -подпись государя-наследника Димитрия Ивановича, старшой воротной стражи с неподдельным почтением вернул поистине драгоценный документ.

— Другое дело.

Подождав, пока служивые уважат их раскрытыми створками ворот (для менее дорогих гостей была узкая калитка), братья направились к самому большому из каменных строений — тому самому, из которого вырастала высоченная громадина трубы.

— А ну постой, торопыга.

Придержав младшего брата на входе в литейный цех, опытный розмысл взял из расположенного тут же короба два небольших тряпичных сверточка.

— Помнишь про пыль вредную? Ну так надевай маску, да завязки потуже затягивай — не то с непривычки на кашель изойдешь. Да не той стороной надел-то! Вот теперь все правильно. Слушай сюда — от меня ни на шаг, под ногами у мастеровых не путаться, ни до чего без спросу не касаться.

Подождав, пока Захар послушно кивнет, родич рывком отворил дверь в раскаленное пекло:

— Вот теперь пошли.

Спустя полчаса дверь в литейный цех опять пришла в движение, выпуская на свежий воздух двух посетителей. Старший, если не обращать внимания на разводы пота на его лице, выглядел вполне достойно — а вот младший, с блестящим от соленой влаги личиком, дышал словно загнанная лошадь и хлопал ошалелыми глазами.

— Рассупонь одежку-то.

— А?!?

— Эк тебя придавило!..

Расстегнув первые три хлястика на шубейке Захарки, брательник заодно избавил его от мокрой насквозь защитной маски, кинув ее вместе со своей в широкий короб — постирают, высушат, и они еще с дюжину раз к людской пользе послужат.

— Вот это да! Нафан, а как они там весь день? Это же... Ужас прямо, до чего жарко!

— Люди и не к такому привыкают, брате. Тем более, это ты с непривычки сомлел, так-то оно все вполне терпимо. Вон, видишь стенные продухи?

Задрав голову вверх, недоросль оглядел странное окно — широкое, высокое, вот только вместо слюды в нем были установлены ровно оструганные, и уже успевшие порядком почернеть доски. Причем установлены они были донельзя странно: не пластью, не кромкой, а как-то в наклон.

— Государь называл их жа-лю-зи. Запомнил? Доски-лопасти насажены торцами на штыри, и при необходимости могут крутиться всяко. В цеху к ним приставлен особый мастеровой, коий следит, чтобы сквозь жалюзи всегда проходило как можно больше света и воздуха.

— А как их крутят?

— К каждой доске рычажок малый приделан, а рычажки в свою очередь, к длинной планке, которая и заставляет их всех двигаться заедино с остальными. Тако же и в крыше цеха есть широкие продухи, которые при необходимости открывают или закрывают. Ну что, отдохнул? Тогда пойдем далее.

Осмотрев изнутри один из больших ветряков, с помощью которых приводилась в движение хитрая заводская машинерия, и мимоходом глянув на вмерзший в лед высокий обод водяного колеса (первого в длинном ряду ему подобных), Захарий деловито шмыгнул носом:

— А где пушки и ядра льют?

— Вон в том цеху...

Бздынь!

— За что!?!

Молча поддернув рукав братниной шубейки, Нафан указал на черный и изрядно пахучий мазок дегтярной смазки. Дал полюбоваться на свой кулак, намекая тем самым мелкому, что подобного непорядка терпеть не будет, и как ни в чем небывало продолжил:

— Но нам в него хода нет. Точнее, тебе нет, а я там ничего нового для себя не увижу.

— Но как же?..

— По указу Великого государя доступ в казенные оружейные мастерские только по особливому списку. Всех остальных велено считать подсылами и лазутчиками, и поступать с ними соответственно...

С коротким смешком розмысл поведал брату о том, что хотя Тула и считается крупным городом, но на самом деле она навроде большой деревни — в которой все про всех знают, и излишне хитроумных чужаков очень не любят. Так что если какой гость города пытается что-то разузнать о государевом кузнечном и литейном дворе сверх общеизвестного, то о его любопытстве тут же доносят дьячку Сыскного приказа — со всеми вытекающими из этого последствиями. Подсылу быстрое знакомство с порубом и недоверчивыми дознавателями, а бдительному горожанину — от половины до трех четвертей имущества пойманного и изобличенного лазутчика.

— Так что язык держи за зубами, и лишнего не болтай... Где ты там? Сказано же тебе, не отставай! Вот это называется валки. Уклад, пока он еще не остыл, раз за разом пропускают сквозь них, словно тесто раскатывая до нужной толщины. Смотри, как раз новая полоса пошла!..

Очарованный творящимся прямо на его глазах действом, отрок едва не перестал дышать — наблюдая, как светящаяся от жара отливка раз за разом проходит сквозь теснины больших чугунных "колбас". Недовольно искрит, шипит, раздраженно плюется во все стороны темной окалиной — и послушно изменяется, превращаясь из узкой красной ленты в широкую темно-багровую полосу.

— Опять сомлел, что ли?

— Нет, брате!

— Тогда ладно. Вон там еще один прокатный стан — пруты-кругляки разные выделывают. Встань-ка сюда. Видишь? Те канавки на валах называются ручьями, от самого большого калибра справа до самого мелкого на левом краю. Сначала заготовку прокатывают на самом большом ручье, потом на том, который рядышком — он малость поменьше... Ну, в общем, катают до нужного размера.

За следующий час младший брат царского розмысла вдоволь насмотрелся, как горячий уклад безжалостно плющат большими молотами, вырубая из листов разные непонятные штуки (хотя наконечники для стрел опознать все же удалось!). Гнут и многократно проковывают, закаливают и опускают, снимают кромку на больших точильных кругах... Любуясь на то, как ученики мастеровых сдирают окалину и наплывы металла с чугунных котлов и сковородок, Захар мимоходом пожалел, что их не пустили в цех по выделке пушек — эх, хоть бы одним глазком!..

— А это что такое, брате?

Нафан, к которому как раз подошел переброситься словцом-другим его бывший соученик Михаил, нехотя отвлекся от собеседника и бросил взгляд на довольно странно выглядевшую полосу уклада, ощерившуюся с одной из сторон частыми зубчиками.

— Ручки вон в те проушины приладят, зубцы заточат, и будет двуручною пилой. Самое оно деревья валить.

— А вон та? Тоже пилой?

— Тоже. Только для лесопильного стана — бревна на доски распускать.

— А это?

— Лом. Камень долбить, или иное что.

Поглядев, как дюжий коваль быстро сплющил один конец увесистого прута лопаточкой, а другой старательно заострил на манер копейного железка, Захар не выдержал. Оглянулся на брата, убедившись, что тот полностью занят беседой, быстро-быстро (пока его отлучку не заметили, и он сам не передумал) подошел к груде стального "хвороста" и вцепился в один из ломов.

— Ух ты, тяжеленный какой!

Приподнял вверх, затем ослабил руки...

— Ой!..

— Ах ты неслух!

Бздынь!..

Вдобавок к правой ноге недоросля, на которую "удачно" попал плоским концом лом, пострадал и его затылок — от щедрой братской оплеухи.

— Тебе что сказано было! Ни шагу от меня, мастеровым не мешать, ничего без спросу не лапать!!!

Бздынь!..

— Да ладно тебе, Нафаня. Вспомни, как сам по дури да от излишнего рвения едва под брызги жидкого уклада не подставился?!..

Благодарно взглянув на нежданного защитника, лучший ученик в своей группе тихо шмыгнул носом.

— Розог ему для памяти всыпешь, вот и все.

Благодарность из взгляда Захарки испарилась быстрее, чем капля воды в раскаленной печи.

— Ногу покажи. Да сапог сними, дурило!!! Пальцами шевельни.

Оглядев нарождающийся синячище и помяв прямо на глазах опухающую ступню, старший брат сплюнул и выдал заключение:

— Все цело.

Дернул рукой, давя в себе горячее желание выдать родичу еще один подзатыльник и свирепо пообещал:

— Доберемся до постоялого двора, две дюжины горяченьких твоему заду пожалую!

Бывший соученик Нафана, ныне начальствующий над мастеровыми кузнечного цеха, весело расхохотался. А затем весьма многозначительно поглядел на сердитого розмысла.

— Ты это. В лекарскую избу его сведи.

— Уже отстроили, что ли? И кто там хозяйничает?

— Да сам-то лекарь пока не приехал — поговаривают, что будет какой-то докторишка иноземный — но как и положено, с тремя учениками из нашенских недорослей. А вот травница уже десятый день как болезных пользует.

Подмигнув молодому мужчине, его давно уже женатый ровесник вроде как равнодушно произнес:

— Боярышня Домна Дивеева в Туле самостоятельную практику проходит.

Слегка покраснев кончиками ушей, государев любимчик промычал что-то неопределенное. Затем покосился на брата и на полном серьезе задумался о мелком членовредительстве — после коего он с полным на то основанием сможет встретиться с предметом своего тайного обожания.

— Но-но! Вот как выйдешь из моего участка, так и делай что хошь, а здесь и думать не моги!..

— Да не умыслял я ничего такого, успокойся.

А уши-то заалели еще больше. Чувствуя их предательский жар, личный ученик государя-наследника поправил шапку так, чтобы она села поплотнее, и быстро переменил тему разговора:

— Полосы уклада на хладноломкость давно испытывали?

— Месяц тому в последний раз. Уж как не стараемся — а все равно, не держат сабли из "туляка" доброго удара, и все тут.

— Мне Димитрий Иванович как-то объяснял, что это из-за избытка фосфора в металле. Значит, как покупали у шведов железо, так и будем покупать, только меньше прежнего. Плохо!

Михаил на это лишь неопределенно хмыкнул. Ишь ты, самого государя-наследника запросто так по имени-отчеству величает!

— Сам знаю, что плохо.

Быстро оглядевшись по сторонам, цеховой мастер понизил голос:

— Ты мне вот что скажи. Я тут слушок ухватил, что тех из наших, кто за Камень Уральский поедет, сразу по прибытии боярская шапка ждет. А вотчины на них такие отпишут, что иными удельным князьям впору?

— Слышал звон, да не знаешь, где он. Захарка!

Младший брат от неожиданного оклика слегка дернулся всем телом, заранее вжимая голову в плечи.

— Поди-ка на свежий воздух.

Дождавшись, пока ковыляющий как беременная утка брат отойдет подальше, Нафан негромко заговорил:

— Не те, кто поедет — а те, кто на месте с уроком Великого государя справится. Как первый уклад, или медь, или что иное им указанное в казну поставят, так и награда воспоследует. И насчет вотчин не завидуй: земли отмерят изрядно, да только пахарей на ней нету. Так что вотчиннику придется ехать назад, искать охотников до новой земли из черносошцев, да за свой счет везти их и обустраивать. Вот так-то!..

— А кто поедет, уже определили? Нафан, ты ж меня знаешь — похлопочи, а? Век твоей помощи не забуду!..

— Тебе что, в начальных людях плохо? Лет десять послужишь, так и в дворяне выйдешь. И землица тульская куда как добра — а там лес валить надобно, корчевать пни да коряги, с голого места начинать.

— Зато там крымчаки гости редкие, и сам себе голова буду!.. Нафан. Да или нет?

Подумав, молодой розмысл согласился. Отчего бы и не замолвить слово за соученика, раз от этого никакого вреда, а совсем даже наоборот, сплошная выгода?

— Да. Только и ты мне поможешь.

— Благодарствую!!! А помочь — так только скажи чем, а я уж расстараюсь!..

С явным намеком поглядев вначале на ломик, а потом и по сторонам, влюбленный мужчина попросил содействия в организации встречи с глубоко запавшей в его сердце красавицей. Собственно, он бы и сам что-нибудь этакое утворил, но...

— Ежели сам поранюсь, Домна о том обязательно узнает.