Народ дал мне уродливое человеческое имя — Лютня. Я очень уродлив, потому что являюсь продуктом двенадцати поколений селекции, чтобы сойти за человека. У меня их отвратительная симметрия. Мне сделали операцию, чтобы у меня было только два глаза, и, как и все люди, я не вижу, что у меня за спиной. Когда меня только собрали, другие молодые особи получали огромное удовольствие, подкрадываясь ко мне. Мой учитель Алван наказывал их и говорил, что я стану Троянским конём. Это только разозлило их по отношению ко мне во время Игр. "Троянский конь" — это история о героях, которой несколько миллионов лет, с тех времён, когда ещё не было Наблюдателей, а Дыры не были постоянными. Группа наших пыталась прорваться в Первый Редут и превратила свои тела в животное для еды под названием "Лошадь". Голодные люди из Первого Редута поймали лошадь, а когда они собрались её зарезать, из внутренностей хлынули наши, крича: "Троянец!" "Троян!" — что на каком-то древнем дурацком человеческом языке означает "Убей!".

Иногда молодые привязывали меня и угрожали расправиться со мной, но обычно я мог высвободить одно из своих плечевых щупалец и задушить кого-нибудь из них.

Мои плечевые щупальца прекрасны. У меня их два. Одно вырастает в длину тела, а другое — в шесть раз длиннее тела. Я могу держать по вильтору в каждой руке и сражаться с двумя противниками. Я убил человека в экспедиции на дирижабле своим вильтором, когда мне было всего четыре дня от роду. Или, на человеческом языке, года. Я разлил его кровь по блюду перед нашей споровой матерью-отцом Левитмогом, которого люди называют Тем, Кто Кивает. Левитмог покрыл кровь спорами, и многие дети носят слоги моего имени.

Я рос сто дней, прежде чем Алван собрал меня. На девяностый день в трещинах моей кожи проросли глаза, и я мог видеть большую часть электромагнитного спектра. Вдалеке я видел огромные радужные дуги Воздушного Затвора. Я возненавидел его с первого взгляда, потому что знал, что я такой же, как они, а не как Народ. Алван сказал мне, что Народ произошел от людей, но мне трудно в это поверить. Он сказал, что, когда Солнце погасло, Другие прилетели сюда из космоса, чтобы жить здесь, как и раньше, когда небо было темным. Некоторые люди пошли по пути биологической адаптации, чтобы жить в холодной темноте. Они вдохнули споры Других, и так появились мы. Мы родились в войне с другими Народами, теневыми существами и огромными монстрами Ночи. Мы много дней растём в виде тонких белых корней, а затем вырастаем в виде плодовых тел, похожих на людей. По приказу Наблюдателей нас собирают, и мы живём как мобильные устройства в течение сотен дней, а затем возвращаемся в землю и становимся огромными Отцами-Матерями, получая жизнь от угасающего Земного Тока. Пока мы ходим, мы спариваемся, как люди, обмениваясь ДНК и нуклеотидами Других, а затем высвобождаем информацию в виде спор. Люди отличаются от нас, например, у людей (по большей части) есть только пенис или влагалище. У меня есть только одно из них, и оно находятся между моими ногами. Я очень, очень уродлив.

Я помню первые слова Алвана, обращенные ко мне.

"Я назову тебя Лютней, потому что ты настроен на мысли и эмоции людей. Ты будешь ходить среди них, и разрушать их ненавистные жилища".

Он открыл мне рот серпом, и я сказал: "Мысли Левитмога ползают во мне, и я ненавижу людей".

Алван подарил мне двух вилторов, и я вспомнил, как сражаться. Я могу вспомнить всех своих Других предков вплоть до их маленькой кометы в туманности Угольный Мешок и всех своих человеческих предков вплоть до Третьей Атомной Эры. Таким образом, весь Народ частично является результатом генной инженерии человека, а частично — нашего Другого наследия. Его следующие слова были: "Ты такой красивый. Я хочу спариться с тобой".

Алван был лучшим из нас, человеком и пауком в одном лице. Он прожил тысячу дней и был моим дедом и прапрадедом. Алван выделял галлюциногенный сок, который нам нравился на полуденном Фестивале Ненависти и Любви Наблюдателей. Благодаря соку Алвина я видел другие миры и места, которые не являются мирами, и знаю, какой может быть Земля.

Печально, очень печально, что люди когда-то пришли править Землёй. Из-за своей отвратительной симметрии они всё делят на пары: чёрное и белое, мёртвое и живое, "зло" и "добро", мужское и женское. Их законы глупы, они не получают удовольствия от войны, они не проводят Игры. Но не поэтому Наблюдатели их ненавидят.

Люди транслируют. Их мозг излучает реальность в виде слабых электрических сигналов. Люди сообщают остальному Космосу, какой Порядок следует принять. Люди никогда не осознавали этого в полной мере. Они догадывались. Сначала с помощью своей извращённой идеи под названием "религия" они заставляли силы Космоса принимать человеческую форму и мотивацию. Именно поэтому некоторые Наблюдатели здесь, и ненавидят человечество. Вторым предположением людей о своей низости стала физика, где они начали понимать, что тот факт, что они наблюдают за экспериментами, меняет сами эксперименты. Люди токсичны. Они воевали друг с другом из-за этих утечек из своих черепов. Они называют это "религиозными войнами", и некоторые из больших серебряных огненных дыр — это пережитки религиозных войн Второго и Четвёртого Атомных Веков. Они не получают удовольствия от войны, поэтому их оружие огромно и глупо, за исключением Дискосов.

Наш Народ родился в войне. Мы сражаемся в войнах, которые велись ещё до того, как появился наш род, в войнах, которые мы унаследовали от других существ из Великой Тьмы. Люди, приспособившиеся к Тьме, надеялись научиться новым способам сражаться, любить, убивать и умирать. Они ненавидели Орден, который построил Редут. Они открывали свои дыхательные маски, когда мимо пролетали споры Иных, и радовались своим изменениям. Я убил теневого монстра через несколько минут после рождения. Моим первым вкусом был его зеленый свернувшийся ихор.

После моего первого убийства Алван начал учить меня человеческому языку. В основном это была работа с памятью. Алван заставлял меня смотреть на кулон, который носил на шее. Ульфир, красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, синий, индиго, фиолетовый, джейл, нашмар, сенец — он вспыхивал, и я погружался в транс великого прошлого. Ко мне приходили слова, которые я слышал за тысячу жизней, а затем Алван учил меня грамматике и контексту. Я была солдатом, моряком, жрицей, писательницей, кухаркой, фермершей, инженером, капитаном дирижабля, интерфейсом "человек-компьютер", астронавтом, певицей, шлюхой, жонглёром. Когда Алван заканчивал свои уроки, приходили хирурги. Они были машинами, созданными другой расой десять тысяч дней назад. Они удалили три пениса, две вагины, девять глаз, несколько пальцев на руках и ногах. Они вставили зубы из кости и вырастили волосы на моей серо-голубой коже. Они сделали меня ниже ростом. Мне нужно было быть достаточно маленьким, чтобы поместиться в человеческой коже.

Ржавым роботам потребовалось два полных дня, чтобы провести операцию. Они погрузили кабели в мою кожу, чтобы забрать боль и сохранить её в оружии. Моему телу было так больно, что я два дня снабжал нашу армию в битве с Теми, Кто Стрекочет.

Мой разум очень уродлив, потому что в основном я думаю как человек. У меня много чувств, которых нет у Народа. Я должен быть таким, потому что моя голова устроена так, чтобы пропускать мысли, как и их головы. Все люди обладают телепатическими способностями, то есть мысли из одной головы всасываются другой, как личинки всасывают жидкости из трупа. Большинство людей лишь мельком видят то, о чём думают другие, но некоторые могут таким образом общаться друг с другом. Люди разработали способ скрывать свои мысли от Нелюдей более ста тысяч лет назад. Мы не понимаем, как они это делают, но в воздухе до сих пор полно их мыслей. И эти мысли удерживают Землю от Финальной Стадии. Земля принадлежала Другим с самого начала, и будет принадлежать им в конце. Человеческая интерлюдия была космическим кошмаром, чудовищной ошибкой.

В начале этого дня за мной послали хирурги. Я отправился в их пещеры, освещённые бактерицидным светом нашмара — цветом, который люди даже не видят. Один из них, который в нашмарском свете казался черным, подкатил ко мне и сказал: "Великий Левитмог поручил нам удалить ваши плечевые щупальца. Известно, что скоро прилетит дирижабль, и наш Народ собьёт его. Мы затолкаем тебя в один из трупов, чтобы тебя доставили в Редут".

Одна из его рук вытянулась и сделала мне укол. Позади меня двигалась кровать, чтобы подхватить меня, когда я падал. Это было очень долго, и, засыпая, я задавался вопросом, на что была похожа раса, создавшая роботов, и как мы их убили.

Меня поместили в тело женщины по имени Мэдлин. Её плоть была разорвана, обожжена и покрыта синяками. Хирурги сказали мне, что она быстро заживёт и прирастёт к моему телу. Они сняли с меня кожу, чтобы её кожа могла прижиться на моей плоти. Они дали мне её глаза, поэтому, когда я очнулся, я мало что видел, потому что человеческие глаза не могут видеть частоты выше джейла. Они дали мне её язык, чтобы он был нужного цвета в свете Редута. Они дали мне её кровь, чтобы я мог в какой-то степени получить доступ к её воспоминаниям.

Я закричал в темноте.

Пришел Алван и принес лампу из запасов на воздушном корабле.

"Доброе утро, Мэдлин", — сказал он на человеческом языке. "Не бойся. Твои страдания будут недолгими. Ты возьмёшь с собой этот фонарь. Он выглядит точно так же, как те, что делают люди. Ты отнесешь его к энергетическому узлу под Великим Редутом. Он взорвётся и проделает огромную дыру в основании Редута. Твои нити разлетятся от взрыва, но они укоренятся в почве. Через несколько сотен дней они воссоединятся, и ты снова вырастешь. Я соберу тебя, и ты больше не будешь уродливым. Ты станешь героем для нашего Народа".

Меня одели в скафандр для выживания и отнесли туда, где всё ещё тлел огромный дирижабль. Наши и теневые существа отбивались от группы спасателей. Пока я лежал среди трупов, наши отступили. Лекарства от боли, которые дали мне хирурги, перестали действовать, я впал в шок и потерял сознание.

Комната, в которой я очнулся, была невыносимо яркой. Людям нравится, когда в помещении так много света, что невозможно ошибиться в определении предметов. Это часть их космического яда; они высасывают магию и неопределённость из всего сущего. Медсестра с уродливыми жёлтыми волосами, как у моего нового тела, следила за датчиками у изножья моей кровати. Я чувствовал, как её мысли просачиваются сквозь меня. Я не понимал её тарабарщины, но чувствовал, что она полна беспокойства. Я хотел ответить ей любовью, но ощущение, что её мой разум утекает, было слишком мучительным. Я понял, что мои предки-люди решили стать абхуманами, потому что им не хватало человеческого тепла.

Я переключил своё восприятие на человеческий диапазон.

— Ты очнулся. — сказала она. — Мы думали, что ты не выживешь. Я скоро пошлю за твоим братом.

— Остался ли кто-нибудь в живых? Что случилось? — вот вопросы, которые, по словам Алвана, задал бы любой человек.

— "Альтея" была атакована электромагнитным импульсом. Это вывело из строя навигационные и сенсорные системы. Затем какое-то крупное птичье существо прикрепилось к баллону и разорвало его. Корабль упал в небольшой каньон рядом с Сущностью, которая Кивает, и Нелюди разграбили судно в поисках мяса и мелкой электроники. Вам повезло, вы были под обломками. Всех остальных съели.

— По крайней мере, их тела были включены в другие формы жизни, — сказал я, но медсестра выглядела растерянной.

— Бедняжка. Я должна сообщить, что ваш жених был среди убитых.

Это означало партнера для спаривания; секс и смерть были важными вещами для людей.

— О нет! — воскликнула я. — Неужели я одна во всём мире?

— Вашего брата не было на рейсе. Я его вызвала, — сказала медсестра. Она странно посмотрела на меня. Возможно, я не так сильно горевал, как было нужно. Казалось, что мои предки говорили то же самое, но нюансы — дело тонкое.

Медсестра ушла. Я чувствовал, как миллионы человеческих разумов в Редуте сливаются воедино. Для людей это был успокаивающий звук, похожий на шелест ветра в хрустальных деревьях, но для меня это было оглушающим фактором, как извержение вулкана. Я чувствовал, как человеческие части внутри меня пробуждаются, открываясь яркому свету в комнате. Я был Лютней, и мои струны гудели.

Затем вошёл Родерик. К моему удивлению, он не показался мне уродливым. Что-то в его взгляде напомнило мне о каком-то далёком воспоминании. Он был высоким мужчиной со светло-коричневой кожей, влажными тёмно-карими глазами миндалевидной формы и очень длинными тёмно-рыжими волосами. Он подбежал к моей кровати и поцеловал меня в губы, что не соответствовало тому, что мне рассказывали о человеческих обычаях между братом и сестрой.

— Мадлен! — воскликнул он. — Я неделями оплакивал твою смерть. Считалось, что никто не выжил после крушения дирижабля. Я заперся в своей комнате среди старых книг и ждал конца.

— Я рада, что осталась жива, Родерик.

— Но твой разум, — спросил он, — почему ты не смогла послать мне Слово? Я прислушивался, моя дорогая, прислушивался так, как не прислушивался ни один смертный. Раз или два мне казалось, что я слышу, как ты ворочаешься, но даже сейчас я не могу расслышать тебя. Твой разум подобен жужжанию пчёл.

— Я была в шоке несколько часов. Врачи говорят, что я, возможно, потеряла память.

Родерик сделал пасс руками. Он выглядел удрученным, когда я не ответила.

— Ты потеряла Слово. Великое Слово не в тебе.

Мое огорчение было искренним; я понятия не имела, что он имел в виду.

— Я сохраню тебя в безопасности. Я не скажу им, что ты забыла Слово Господне. Они будут сомневаться в тебе, но я знаю плоть наших родителей. Я знаю тебя как никто другой.

В моей человеческой части пробудились смутные и тревожные воспоминания. Этот человек и его сестра согрешили против Симметрии. Он мог бы стать союзником. Я не понимала их преступления, но мне могла понадобиться помощь в этом странном, слишком ярком мире.

— О Родерик, я люблю тебя! Пожалуйста, отвези меня домой.

— Я заберу тебя, как только заживут твои синяки. Без Великого Слова тебе потребуется больше времени на восстановление. Ты вызываешь много вопросов, но я буду рядом с тобой.

— Родерик, что случилось с вещами, которые я несла? С сушёной едой, фонарём?

— О, я думаю, они остались на месте крушения, а почему ты спрашиваешь?

— Я испытываю сентиментальную привязанность к фонарю. Он был моим светом в Великой Тьме.

— Какая ты сентиментальная, Мэдлин.

В последующие часы моя кожа приобрела кремовый оттенок. Я не мог не думать о том, что она похожа на кожу мертвеца. Внешняя плоть хорошо прилегала ко мне, я знал, что мои нити удерживают её рядом со мной и питают кровью, которую вырабатывает моё тело. Многие люди приходили и расспрашивали меня. Похоже, эпоха дирижаблей подходила к концу; все эти люди явно хотели, чтобы я высказался против любых исследований, проводимых Вовне. Я сказал им, что ничего не помню. Они очень боялись нас и племён, с которыми мы воевали. Они считали нас дикарями, потому что мы творили чудеса с помощью биологии, а не техники. Они, казалось, были склонны думать о магии и призраках, правящих их миром. Ужасно думать о том, что столько идиотов изо дня в день посылают свои желания в космос — даже несмотря на то, что их число сократилось до (возможно) одного этого мира — люди воняют слабоумием. Каким ужасным, должно быть, был их мир миллионы лет назад, когда по нему ползали миллиарды таких же, как они, отравляя его своими мыслями.

↓ Содержание ↓