Лютня

Лютня

Автор:

Дон Уэбб

Народ дал мне уродливое человеческое имя — Лютня. Я очень уродлив, потому что являюсь продуктом двенадцати поколений селекции, чтобы сойти за человека. У меня их отвратительная симметрия. Мне сделали операцию, чтобы у меня было только два глаза, и, как и все люди, я не вижу, что у меня за спиной. Когда меня только собрали, другие молодые особи получали огромное удовольствие, подкрадываясь ко мне. Мой учитель Алван наказывал их и говорил, что я стану Троянским конём. Это только разозлило их по отношению ко мне во время Игр. "Троянский конь" — это история о героях, которой несколько миллионов лет, с тех времён, когда ещё не было Наблюдателей, а Дыры не были постоянными. Группа наших пыталась прорваться в Первый Редут и превратила свои тела в животное для еды под названием "Лошадь". Голодные люди из Первого Редута поймали лошадь, а когда они собрались её зарезать, из внутренностей хлынули наши, крича: "Троянец!" "Троян!" — что на каком-то древнем дурацком человеческом языке означает "Убей!".

Иногда молодые привязывали меня и угрожали расправиться со мной, но обычно я мог высвободить одно из своих плечевых щупалец и задушить кого-нибудь из них.

Мои плечевые щупальца прекрасны. У меня их два. Одно вырастает в длину тела, а другое — в шесть раз длиннее тела. Я могу держать по вильтору в каждой руке и сражаться с двумя противниками. Я убил человека в экспедиции на дирижабле своим вильтором, когда мне было всего четыре дня от роду. Или, на человеческом языке, года. Я разлил его кровь по блюду перед нашей споровой матерью-отцом Левитмогом, которого люди называют Тем, Кто Кивает. Левитмог покрыл кровь спорами, и многие дети носят слоги моего имени.

Я рос сто дней, прежде чем Алван собрал меня. На девяностый день в трещинах моей кожи проросли глаза, и я мог видеть большую часть электромагнитного спектра. Вдалеке я видел огромные радужные дуги Воздушного Затвора. Я возненавидел его с первого взгляда, потому что знал, что я такой же, как они, а не как Народ. Алван сказал мне, что Народ произошел от людей, но мне трудно в это поверить. Он сказал, что, когда Солнце погасло, Другие прилетели сюда из космоса, чтобы жить здесь, как и раньше, когда небо было темным. Некоторые люди пошли по пути биологической адаптации, чтобы жить в холодной темноте. Они вдохнули споры Других, и так появились мы. Мы родились в войне с другими Народами, теневыми существами и огромными монстрами Ночи. Мы много дней растём в виде тонких белых корней, а затем вырастаем в виде плодовых тел, похожих на людей. По приказу Наблюдателей нас собирают, и мы живём как мобильные устройства в течение сотен дней, а затем возвращаемся в землю и становимся огромными Отцами-Матерями, получая жизнь от угасающего Земного Тока. Пока мы ходим, мы спариваемся, как люди, обмениваясь ДНК и нуклеотидами Других, а затем высвобождаем информацию в виде спор. Люди отличаются от нас, например, у людей (по большей части) есть только пенис или влагалище. У меня есть только одно из них, и оно находятся между моими ногами. Я очень, очень уродлив.

Я помню первые слова Алвана, обращенные ко мне.

"Я назову тебя Лютней, потому что ты настроен на мысли и эмоции людей. Ты будешь ходить среди них, и разрушать их ненавистные жилища".

Он открыл мне рот серпом, и я сказал: "Мысли Левитмога ползают во мне, и я ненавижу людей".

Алван подарил мне двух вилторов, и я вспомнил, как сражаться. Я могу вспомнить всех своих Других предков вплоть до их маленькой кометы в туманности Угольный Мешок и всех своих человеческих предков вплоть до Третьей Атомной Эры. Таким образом, весь Народ частично является результатом генной инженерии человека, а частично — нашего Другого наследия. Его следующие слова были: "Ты такой красивый. Я хочу спариться с тобой".

Алван был лучшим из нас, человеком и пауком в одном лице. Он прожил тысячу дней и был моим дедом и прапрадедом. Алван выделял галлюциногенный сок, который нам нравился на полуденном Фестивале Ненависти и Любви Наблюдателей. Благодаря соку Алвина я видел другие миры и места, которые не являются мирами, и знаю, какой может быть Земля.

Печально, очень печально, что люди когда-то пришли править Землёй. Из-за своей отвратительной симметрии они всё делят на пары: чёрное и белое, мёртвое и живое, "зло" и "добро", мужское и женское. Их законы глупы, они не получают удовольствия от войны, они не проводят Игры. Но не поэтому Наблюдатели их ненавидят.

Люди транслируют. Их мозг излучает реальность в виде слабых электрических сигналов. Люди сообщают остальному Космосу, какой Порядок следует принять. Люди никогда не осознавали этого в полной мере. Они догадывались. Сначала с помощью своей извращённой идеи под названием "религия" они заставляли силы Космоса принимать человеческую форму и мотивацию. Именно поэтому некоторые Наблюдатели здесь, и ненавидят человечество. Вторым предположением людей о своей низости стала физика, где они начали понимать, что тот факт, что они наблюдают за экспериментами, меняет сами эксперименты. Люди токсичны. Они воевали друг с другом из-за этих утечек из своих черепов. Они называют это "религиозными войнами", и некоторые из больших серебряных огненных дыр — это пережитки религиозных войн Второго и Четвёртого Атомных Веков. Они не получают удовольствия от войны, поэтому их оружие огромно и глупо, за исключением Дискосов.

Наш Народ родился в войне. Мы сражаемся в войнах, которые велись ещё до того, как появился наш род, в войнах, которые мы унаследовали от других существ из Великой Тьмы. Люди, приспособившиеся к Тьме, надеялись научиться новым способам сражаться, любить, убивать и умирать. Они ненавидели Орден, который построил Редут. Они открывали свои дыхательные маски, когда мимо пролетали споры Иных, и радовались своим изменениям. Я убил теневого монстра через несколько минут после рождения. Моим первым вкусом был его зеленый свернувшийся ихор.

После моего первого убийства Алван начал учить меня человеческому языку. В основном это была работа с памятью. Алван заставлял меня смотреть на кулон, который носил на шее. Ульфир, красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, синий, индиго, фиолетовый, джейл, нашмар, сенец — он вспыхивал, и я погружался в транс великого прошлого. Ко мне приходили слова, которые я слышал за тысячу жизней, а затем Алван учил меня грамматике и контексту. Я была солдатом, моряком, жрицей, писательницей, кухаркой, фермершей, инженером, капитаном дирижабля, интерфейсом "человек-компьютер", астронавтом, певицей, шлюхой, жонглёром. Когда Алван заканчивал свои уроки, приходили хирурги. Они были машинами, созданными другой расой десять тысяч дней назад. Они удалили три пениса, две вагины, девять глаз, несколько пальцев на руках и ногах. Они вставили зубы из кости и вырастили волосы на моей серо-голубой коже. Они сделали меня ниже ростом. Мне нужно было быть достаточно маленьким, чтобы поместиться в человеческой коже.

Ржавым роботам потребовалось два полных дня, чтобы провести операцию. Они погрузили кабели в мою кожу, чтобы забрать боль и сохранить её в оружии. Моему телу было так больно, что я два дня снабжал нашу армию в битве с Теми, Кто Стрекочет.

Мой разум очень уродлив, потому что в основном я думаю как человек. У меня много чувств, которых нет у Народа. Я должен быть таким, потому что моя голова устроена так, чтобы пропускать мысли, как и их головы. Все люди обладают телепатическими способностями, то есть мысли из одной головы всасываются другой, как личинки всасывают жидкости из трупа. Большинство людей лишь мельком видят то, о чём думают другие, но некоторые могут таким образом общаться друг с другом. Люди разработали способ скрывать свои мысли от Нелюдей более ста тысяч лет назад. Мы не понимаем, как они это делают, но в воздухе до сих пор полно их мыслей. И эти мысли удерживают Землю от Финальной Стадии. Земля принадлежала Другим с самого начала, и будет принадлежать им в конце. Человеческая интерлюдия была космическим кошмаром, чудовищной ошибкой.

В начале этого дня за мной послали хирурги. Я отправился в их пещеры, освещённые бактерицидным светом нашмара — цветом, который люди даже не видят. Один из них, который в нашмарском свете казался черным, подкатил ко мне и сказал: "Великий Левитмог поручил нам удалить ваши плечевые щупальца. Известно, что скоро прилетит дирижабль, и наш Народ собьёт его. Мы затолкаем тебя в один из трупов, чтобы тебя доставили в Редут".

Одна из его рук вытянулась и сделала мне укол. Позади меня двигалась кровать, чтобы подхватить меня, когда я падал. Это было очень долго, и, засыпая, я задавался вопросом, на что была похожа раса, создавшая роботов, и как мы их убили.

Меня поместили в тело женщины по имени Мэдлин. Её плоть была разорвана, обожжена и покрыта синяками. Хирурги сказали мне, что она быстро заживёт и прирастёт к моему телу. Они сняли с меня кожу, чтобы её кожа могла прижиться на моей плоти. Они дали мне её глаза, поэтому, когда я очнулся, я мало что видел, потому что человеческие глаза не могут видеть частоты выше джейла. Они дали мне её язык, чтобы он был нужного цвета в свете Редута. Они дали мне её кровь, чтобы я мог в какой-то степени получить доступ к её воспоминаниям.

Я закричал в темноте.

Пришел Алван и принес лампу из запасов на воздушном корабле.

"Доброе утро, Мэдлин", — сказал он на человеческом языке. "Не бойся. Твои страдания будут недолгими. Ты возьмёшь с собой этот фонарь. Он выглядит точно так же, как те, что делают люди. Ты отнесешь его к энергетическому узлу под Великим Редутом. Он взорвётся и проделает огромную дыру в основании Редута. Твои нити разлетятся от взрыва, но они укоренятся в почве. Через несколько сотен дней они воссоединятся, и ты снова вырастешь. Я соберу тебя, и ты больше не будешь уродливым. Ты станешь героем для нашего Народа".

Меня одели в скафандр для выживания и отнесли туда, где всё ещё тлел огромный дирижабль. Наши и теневые существа отбивались от группы спасателей. Пока я лежал среди трупов, наши отступили. Лекарства от боли, которые дали мне хирурги, перестали действовать, я впал в шок и потерял сознание.

Комната, в которой я очнулся, была невыносимо яркой. Людям нравится, когда в помещении так много света, что невозможно ошибиться в определении предметов. Это часть их космического яда; они высасывают магию и неопределённость из всего сущего. Медсестра с уродливыми жёлтыми волосами, как у моего нового тела, следила за датчиками у изножья моей кровати. Я чувствовал, как её мысли просачиваются сквозь меня. Я не понимал её тарабарщины, но чувствовал, что она полна беспокойства. Я хотел ответить ей любовью, но ощущение, что её мой разум утекает, было слишком мучительным. Я понял, что мои предки-люди решили стать абхуманами, потому что им не хватало человеческого тепла.

Я переключил своё восприятие на человеческий диапазон.

— Ты очнулся. — сказала она. — Мы думали, что ты не выживешь. Я скоро пошлю за твоим братом.

— Остался ли кто-нибудь в живых? Что случилось? — вот вопросы, которые, по словам Алвана, задал бы любой человек.

— "Альтея" была атакована электромагнитным импульсом. Это вывело из строя навигационные и сенсорные системы. Затем какое-то крупное птичье существо прикрепилось к баллону и разорвало его. Корабль упал в небольшой каньон рядом с Сущностью, которая Кивает, и Нелюди разграбили судно в поисках мяса и мелкой электроники. Вам повезло, вы были под обломками. Всех остальных съели.

— По крайней мере, их тела были включены в другие формы жизни, — сказал я, но медсестра выглядела растерянной.

— Бедняжка. Я должна сообщить, что ваш жених был среди убитых.

Это означало партнера для спаривания; секс и смерть были важными вещами для людей.

— О нет! — воскликнула я. — Неужели я одна во всём мире?

— Вашего брата не было на рейсе. Я его вызвала, — сказала медсестра. Она странно посмотрела на меня. Возможно, я не так сильно горевал, как было нужно. Казалось, что мои предки говорили то же самое, но нюансы — дело тонкое.

Медсестра ушла. Я чувствовал, как миллионы человеческих разумов в Редуте сливаются воедино. Для людей это был успокаивающий звук, похожий на шелест ветра в хрустальных деревьях, но для меня это было оглушающим фактором, как извержение вулкана. Я чувствовал, как человеческие части внутри меня пробуждаются, открываясь яркому свету в комнате. Я был Лютней, и мои струны гудели.

Затем вошёл Родерик. К моему удивлению, он не показался мне уродливым. Что-то в его взгляде напомнило мне о каком-то далёком воспоминании. Он был высоким мужчиной со светло-коричневой кожей, влажными тёмно-карими глазами миндалевидной формы и очень длинными тёмно-рыжими волосами. Он подбежал к моей кровати и поцеловал меня в губы, что не соответствовало тому, что мне рассказывали о человеческих обычаях между братом и сестрой.

— Мадлен! — воскликнул он. — Я неделями оплакивал твою смерть. Считалось, что никто не выжил после крушения дирижабля. Я заперся в своей комнате среди старых книг и ждал конца.

— Я рада, что осталась жива, Родерик.

— Но твой разум, — спросил он, — почему ты не смогла послать мне Слово? Я прислушивался, моя дорогая, прислушивался так, как не прислушивался ни один смертный. Раз или два мне казалось, что я слышу, как ты ворочаешься, но даже сейчас я не могу расслышать тебя. Твой разум подобен жужжанию пчёл.

— Я была в шоке несколько часов. Врачи говорят, что я, возможно, потеряла память.

Родерик сделал пасс руками. Он выглядел удрученным, когда я не ответила.

— Ты потеряла Слово. Великое Слово не в тебе.

Мое огорчение было искренним; я понятия не имела, что он имел в виду.

— Я сохраню тебя в безопасности. Я не скажу им, что ты забыла Слово Господне. Они будут сомневаться в тебе, но я знаю плоть наших родителей. Я знаю тебя как никто другой.

В моей человеческой части пробудились смутные и тревожные воспоминания. Этот человек и его сестра согрешили против Симметрии. Он мог бы стать союзником. Я не понимала их преступления, но мне могла понадобиться помощь в этом странном, слишком ярком мире.

— О Родерик, я люблю тебя! Пожалуйста, отвези меня домой.

— Я заберу тебя, как только заживут твои синяки. Без Великого Слова тебе потребуется больше времени на восстановление. Ты вызываешь много вопросов, но я буду рядом с тобой.

— Родерик, что случилось с вещами, которые я несла? С сушёной едой, фонарём?

— О, я думаю, они остались на месте крушения, а почему ты спрашиваешь?

— Я испытываю сентиментальную привязанность к фонарю. Он был моим светом в Великой Тьме.

— Какая ты сентиментальная, Мэдлин.

В последующие часы моя кожа приобрела кремовый оттенок. Я не мог не думать о том, что она похожа на кожу мертвеца. Внешняя плоть хорошо прилегала ко мне, я знал, что мои нити удерживают её рядом со мной и питают кровью, которую вырабатывает моё тело. Многие люди приходили и расспрашивали меня. Похоже, эпоха дирижаблей подходила к концу; все эти люди явно хотели, чтобы я высказался против любых исследований, проводимых Вовне. Я сказал им, что ничего не помню. Они очень боялись нас и племён, с которыми мы воевали. Они считали нас дикарями, потому что мы творили чудеса с помощью биологии, а не техники. Они, казалось, были склонны думать о магии и призраках, правящих их миром. Ужасно думать о том, что столько идиотов изо дня в день посылают свои желания в космос — даже несмотря на то, что их число сократилось до (возможно) одного этого мира — люди воняют слабоумием. Каким ужасным, должно быть, был их мир миллионы лет назад, когда по нему ползали миллиарды таких же, как они, отравляя его своими мыслями.

Мой брат приходил каждый день. Когда мне надоедали учёные, он просил их уйти. Я обнаружил, что мой фонарь действительно остался там. Мы всегда видели, как крепко люди сжимают их в руках; мы считали, что люди их любят. Нам и в голову не приходило, что это могут быть простые предметы, которые легко выбросить, когда тьма перестанет угрожать. Если я хотел уничтожить Воздушный Затвор, мне пришлось бы найти и вывести из строя механизм, ответственный за него.

Мой брат был мне не помощник. Он презирал жизнь в Редуте. Он был приверженцем старого уклада. Он целыми днями читал древние тексты и играл на забытых инструментах. У него были романтические представления о Великой Тьме. Наши родители погибли в авиакатастрофе. "Я", то есть Мадлен, отреагировала на эту катастрофу тем, что стала одной из членов Воздушной Корпорации. Он стал кем-то вроде "поэта". Он попросил меня взять имя Мадлен, а сам выбрал Родерика. Эти имена пришли из древнего компьютера, в котором хранились записи до Третьей Атомной Эры, хотя Родерик говорил, что они появились за миллионы лет до этого. Он нашёл древнюю историю о нарушении табу и решил воплотить её в жизнь. Мой Народ не придумывают истории о неудачах, и не перенимает их; это потому, что наш мозг не пропускает такую информацию. Мы не понимаем, что такое "трагедия" или "комедия", — Родерик сказал, что и то, и другое было судьбой и сценарием человечества после того, как был создан Редут.

Я также узнал о его преступлении. О их преступлении. Инцест. Человеческий запрет на сексуальные отношения между родственниками. Боясь разоблачения, Мэдлин отреклась от него и сбежала в экспедицию на дирижабле, чтобы найти останки их родителей, которые, по её мнению, почитались в каком-то нечеловеческом храме. Она не могла представить себе расу без религии. Конечно, мама и папа были её богами. Так отвратительно не есть мёртвых. Мы едим даже ужасных людей.

Пока я выздоравливал, я попросил у Родерика лампу, которая показывала бы весь спектр. Я сказал, что в темноте полюбил свет. Он нашёл такую игрушку — маленькую сферу, которая переливалась всеми цветами радуги. Однажды ночью я сказал медсестре, что хочу побыть один. Я смотрел на девять человеческих цветов. Ульфир. Красный. Оранжевый, жёлтый. Зелёный. Синий. Индиго, фиолетовый, джейл. Когда-то у них было всего семь цветов, и они были ещё более уродливым видом, ограниченным во многих отношениях. Мне потребовалось много времени, чтобы войти в транс из-за грусти, которую я испытывал из-за отсутствия нужных цветов. Но в конце концов я призвал на помощь мудрость своих предков. Я надеялся, что какой-нибудь человек знает, что мне нужно сделать, чтобы уничтожить Воздушный Затвор.

То, что я нашла, сильно отличалось от этого. Я нашла Родерика. Он был моим мужем в Марсианской колонии в Четвёртую Атомную Эру. Чувства, которые он испытывал ко мне, были не извращёнными чувствами, осуждаемыми нашим временем, а воспоминаниями о том, что было.

И когда я вышел из транса, я тоже почувствовал все это.

Если я не могла открыть мир для своего Народа, я могла принять прошлое, которое соответствовало моему нынешнему миру. Я любила Родерика. Я училась любить свет. Я была бы человеком. Я никогда не смогла бы стать обычным человеком, но я могла бы жить с Родериком в его фантазиях о прошлом. Пока мне не придётся произнести Великое Слово, я буду в безопасности.

— Через несколько часов меня выпустят из этой комнаты, — сказала я, — и я хочу сделать тебя счастливым. Я больше не буду говорить о Великой Тьме, потому что я поняла, что ты был прав и нам суждено быть вместе. Мы не похожи на существ из этого шумного мира. Но смогут ли наши разумы когда-нибудь стать единым целым?

— Моя сестра, моя Мэдлин, я знал, что ты вернулась по этой причине. Мне приснилось, что, когда "Альтея" разбилась, ты умерла и спала в пещере-гробнице, которую охраняли маленькие Нелюди. И мне приснилось, что они наложили на тебя заклятие, чтобы ты восстала и снова увидела меня, как написано в древних хранилищах данных. Мы можем быть едины. Я научу тебя Великому Слову, и твой разум откроется моему.

О, радость! Я снова стану собой. За этот долгий день многое из того, что было во мне Другим, ушло. Возможно, я смогу выучить их Слово. Сначала они использовали его для изгнания бесов, оно было фильтром для Порядка. Я приняла много Порядка. Я больше не тосковала по Играм, не испытывала желания слизывать сок с Алвана, я хотела своего мужа-брата. Я хотела свой новый народ. Я хотела тепла и света. Я знала, что если бы я не смогла взорвать бомбу в течение часа после того, как вошла в Редут, то не захотела бы этого потом, ибо во мне пробудилось человеколюбие. Кровь Мадлен просочилась в мои соки, и мои чувства были ограничены узким спектром, как человеческое зрение.

Медсестра отпустила меня, и я пошла сквозь огромное море людей, живущих в Редуте. Я и представить себе не могла, что существует такая огромная толпа. Их нечёткий разум создавал яркий, размытый и тёплый мир. Скоро он станет моим.

Мой муж-брат отвёл меня в свою квартиру на 297-м этаже. Дверь открылась, и он перевёл меня через порог. Комната была увешана старинными инструментами, а вокруг были сложены копии книг. Он предложил мне сесть и налил бокал бренди.

— Готова ли ты, любовь моя, полностью вернуться к человеческой жизни?

— Да, я готова.

Он наклонился ближе и произнёс Слово в моё правое ухо. Оно состояло из трёх коротких слогов. Они вписали его в свои нуклеотиды, обернули вокруг него свою ДНК. Это было на пике их науки, когда она была неотличима от магии. Я не могла избавиться от него, оно оживляло человеческую плоть и терзало плоть моего Отца-Матери.

Это была сама СИММЕТРИЯ. Это были прямые углы, разрывающие грибковые волокна моего разума. Это был чистый белый огонь и совершенная чёрная боль. Я с трудом поднялась, чтобы выплюнуть Великое Слово из своего существа. Это было всё, от чего бежали мои предки-люди. Это была Сила, которая сдерживала Наблюдателей. Она закрывала Дыры. Это был ПОРЯДОК, СВЕТ и ГАРМОНИЯ. Это изгнало мои нечеловеческие эмоции, я чувствовала, как они улетали из моего тела в огромную тьму. Это разорвало нити, которые связывали меня с прошлым. Я знала, что из моего рта хлынула красная кровь и зелёный ихор. Родерик выкрикнул моё имя, хватаясь за моё умирающее тело. Я чувствовала, как плоть Мадлен отделяется от моей, когда я падала.

И неподвижный я упал во Тьму, чтобы больше никогда не подняться.