Седьмой крестраж

Глава 1. Гарри Поттер и детство

Я — Лорд Вольдеморт и я в одном шаге от покорения Магической Британии.

Тридцать первое октября 1981-го начиналось как совершенно обычный день — организация рейдов, круциатусы некомпетентным, ленивое безделье на моём троне, — но меня отчего-то раздражало всё, что бы мои подчинённые ни делали.

У моих ног примостилась Беллатрикс, бросающая украдкой взгляды и временами издающая мечтательные вздохи — именно то поведение, из-за которого я и превратил себя в безносую змею. Рабастан Лестрейндж играл в "Прокляни новобранца". Новобранцы кричали. Нотт листал один из моих тёмномагических манускриптов, а Люциус куда-то пропал — должно быть, пошёл причёсываться. В общем, Хэллоуин не из худших.

— М-мой Лорд! — прозвучал гнусавый голос, и его обладатель просеменил к трону. — У меня есть сведения о Поттерах!

Я замер на мгновение, обдумывая его слова. Поттеры были прихвостнями Дамблдора, те самые, с напророченным ребёнком. Они трижды бросали мне вызов: я помню, потому что такие вещи всегда беру на карандаш.

— Так говори поскорей, — бросил я. — Не люблю, когда меня заставляют ждать.

— П-п-простите, мой лорд. Я завоевал их доверие, как вы приказали, и теперь могу сообщить... — он судорожно вздохнул, — что Поттеры живут в Годриковой Лощине.

Запинаясь через слово, он продиктовал точный адрес. Жалкий тип, но он принёс мне пользу.

— Я безмерно доволен твоими сведениями... — как бишь там его зовут? Я прищурился на непримечательные каштановые волосы всё ещё дрожащего слуги. В этом и заключается неудобство, когда даёшь всем последователям маски: они выглядят так одинаково.

— ...мой верный слуга, — договорил я наконец.

— Благодарю вас, мой л-лорд, — пробормотал он, кланяясь снова и снова. С пятым поклоном моё терпение лопнуло и ленивым взмахом палочки я впечатал его в камни.

— Свободен!

Окровавленный прихвостень захромал прочь.

Хватаясь за шанс сбежать от своих сторонников, я грациозно поднялся и заявил:

— Я буду занят некоторое время. Не убивайте никого из своих Упивающихся коллег без моего разрешения. — я строго взглянул на Беллатрикс. — Нам не нужно повторение Дня Святого Валентина.

— Да, мой лорд, — угрюмо кивнула она, но через секунду воспрянула. Это почти наверняка было не к добру. — Позвольте помочь вам избавиться от предателей крови, мой лорд?

Беллатрикс сделала большие глаза и захлопала ресницами. Отвратительно. Она была похожа на ребёнка, умоляющего купить щенка. Поглядев на маниакальную улыбку, судорогой прорвавшуюся на её лице, я пообещал себе никогда больше не упоминать Беллатрикс и щенков в одном предложении.

— Нет, — ответил я чуть поспешно и, прочистив горло, пояснил, — Это простая задача, ибо я — Тёмный Лорд Вольдеморт. Твоё содействие будет излишним.

Я отвернулся от надувшейся подчинённой. Беллатрикс очень ценная сотрудница — сильная, верная и кровожадная, но всё-таки её рвение подчас действует раздражающе.

Быстро пройдя сумрачным холлом, я распахнул тяжёлую дверь, услышал щелчок, минуя защитный барьер, и дизаппарировал на ходу.

Я появился посреди тихой улицы, в посёлке, известном как Годрикова Лощина. Пару раз я уже бывал здесь, осматривая резиденцию Дамблдора. Знай своего врага и всё такое прочее. Было ещё довольно рано и несколько ряженых детишек ходили от дома к дому, поглядывая на меня и мой, цитирую, "охрененно клёвый костюм".

На одном из коттеджей никто из детей даже не задерживал взгляд, хотя он выглядел жилым и из трубы вился дымок. Учитывая их ненасытное пристрастие к сладостям, я мог заключить только, что нашёл нужный адрес.

Я не стал морочиться с искусными манёврами. В одно мгновение дверь была вышиблена взрывом и начались крики. Ещё раз хочу подчеркнуть, что до сих пор это был совершенно обычный день.

Быстренько упокоив отца, я весело поднимался по лестнице, ориентируясь на истерические всхлипы матери и ребёнка. Я никогда не считал себя жестоким человеком, но есть определённое удовольствие в победе, даже при серьёзном превосходстве сил над противником. Ну и что, даже если я любил растянуть его немножко?

Мамаша Поттер попыталась оградить своего щенка жалким объятием. Она была как зверь, защищающий потомство: "Только не Гарри! Нет, только не Гарри! Я сделаю всё, что угодно!".

Я предложил ей шанс спастись, ведь вопреки распространённому мнению я вполне могу быть добрым. Кроме того, я могу быть хорошим собеседником, когда мне не пытаются лизать ноги. В самом деле, кому такое может понравиться? Но не будем отвлекаться.

Мамаша в конце концов истощила моё терпение и я убил её Авадакедаврой. Мой смех почти заглушил плач младенца. И это — ребёнок пророчества? Жалкое зрелище.

— Авада Кедавра, — сказал я. Малыш закричал, я захихикал, и всё окрасилось зелёным.

Внезапно я почувствовал нечто, подозрительно похожее на ужасную смерть, и потерял сознание. Мои воспоминания о последующих годах довольно смутны.

Этот день — 31 октября 1981 — стал концом моего правления и Первой магической войны. Он также стал началом моей второй жизни. На этот раз я постараюсь проделать всё несколько иначе.

Я — Гарри Поттер, бывший Тёмный Лорд.

* * *

Если подумать, я понятия не имел о том, как работают крестражи.

Возможно, не следовало бы их создавать, — тем более, целых пять штук, — основываясь лишь на трёх абзацах текста, который больше касался самого ритуала, чем его последствий. Но в то время мой доступ к Запретной секции был сильно ограничен, а я был очень увлечённым юношей.

Сначала я предполагал, что они сделают моё тело неуязвимым, но это оказалось не так. Возможно, они просто привязывали меня к миру, позволяя овладевать более слабыми существами. Очевидно, младенец Поттер поддался превосходящей силе моей воли (полагаю, это не самое плохое объяснение).

И, кстати, что насчёт пророчества? Было бы, конечно, легче, если б я знал его полностью. Может быть, я уже исполнил эту хренотень? Моё тело испепелено отражённым заклинанием; считается ли, что я побеждён? Теперь я Гарри Поттер, и вряд ли смогу победить себя самого.

Этим вопросам суждено было на некоторое время остаться без ответа.

* * *

Дурсли почуяли моё зло сразу же. Это особенно впечатляет, так как мне понадобилось несколько месяцев, чтобы вспомнить свою бытность Тёмным Лордом, они же сочли меня монстром, как только я появился у них на крыльце.

Среди ежедневных унижений — смены подгузников, лепета первых слов и неуверенности первых шагов, — я находил глубокое удовлетворение, наблюдая растущий страх своих опекунов. Даже став младенцем, я по прежнему мог вселять ужас в сердца грязных маглов.

Всё начиналось понемногу, по мере того, как я заново осваивал искусство беспалочковой магии. Забудешь покормить маленького Гарри, и бутылочка Дадли взрывается. Обзовёшь его, и язык распухнет. Давай, запри его в чулане. Он всегда найдёт путь наружу, а ты непонятно как окажешься внутри.

Даже несчастья, к которым я не мог иметь отношения, например, понижение Вернона в должности, приписывались моей злой воле. Я, конечно, никогда не оспаривал то, что позволяло мне казаться более могущественным.

Дурсли, наконец, решили, что боятся меня больше, чем угроз Дамблдора. Они подбрасывали меня к приюту, к пожарной станции, оставляли в лесу. Они даже жаловались на себя в Службу защиты детей. Несколько раз. Но каждое утро я возвращался.

Думаю, что тут постарался Дамблдор.

Мне было пять лет, когда Петуния поняла, что никогда не избавится от меня. Я узнал это, когда она зарыдала, повторяя снова и снова, что ей никогда от меня не избавиться.

При всей своей тупости, со временем Дурсли осознали, что единственный способ оставаться невредимыми состоял в исполнении моих желаний. О таком детстве я мечтал всегда.

* * *

В течение этих ранних лет у меня была масса времени на размышления.

Совершив несколько вылазок в магический мир я выяснил картину событий. Я, понятное дело, исчез, и мои сторонники были либо под арестом, либо отреклись от меня. В то же время, все верили, что Гарри Поттер — удивительный и невероятно талантливый ребёнок (и это правда).

Надо признать, что я утомился быть Тёмным Лордом. Это скучно, упиванцы раздражают, и нет особого интереса в том, чтобы царить над народом безмозглых британских овец. Было своё очарование в борьбе с хитрым дураком Дамблдором, да и убийства неплохо снимают стресс. Но, возможно, настало время отбросить мою предыдущую жизнь. Новая личность могла открыть те двери, которые моё предыдущее "я" по глупости захлопнуло перед собой.

Настало время вернуться к моей первой мечте.

К преподаванию.

* * *

Честно говоря, я не планировал всё это темнолордство. Оно как бы получилось само.

Я всегда хотел быть профессором Защиты от Тёмных Искусств, ну или просто Тёмных Искусств. Однако последние не преподавались в Хогвартсе, а Хогвартс был моим первым настоящим домом. Больше всего я хотел вернуться и жить там. Вечно.

Создав и спрятав свои крестражи, я мог бы стать гораздо лучшим украшением школы, чем несчастный придурок Биннс. Моя мечта была разбита Дамблдором. Первое, что он сделал, став директором, — официально отказал мне. После очень трудного собеседования, между прочим. Убитый горем и оскорблённый, я проклял должность ЗоТИ и бросился прочь из замка.

И вот он я: безработный, в депрессии, и постепенно напиваюсь. Я завис в баре "Кабаньей Головы" с несколькими старыми приятелями со Слизерина. Мы предавались воспоминаниям, отпускали расистские шуточки, и жаловались на грязнокровок, крадущих у нас работу. В какой-то момент мы переключились на тему ужасного качества образования в Хогвартсе. Отказ молодому, энергичному и даровитому соискателю — пусть и немножечко злому — был знаком крайней близорукости.

— Детишки ничерта теперь не умеют, — бормотал я заплетающимся языком. — Готов поспорить, мы вшестером можем одолеть всех недоумков, которым дают теперь дипломы, и показать им, насколько они сосут в Защите. Тогда им придётся нанять меня.

Это последнее, что я помню о той ночи.

Несколько дней спустя я проснулся с гудящей головой в каком-то закоулке. К тому времени, как я добрался домой и проглотил антипохмельное, свежий номер "Пророка" уже доставили. Оказалось, что по пьяни я убил шесть министерских служащих и обьявил себя Тёмным Лордом Вольдемортом (никогда бы не выбрал такое имя на трезвую голову).

После подобного поступка становится крайне трудно получить работу, связанную с детьми. Я знаю, я пробовал.

Несколько следующих лет прошли в попытках придать моему движению официальность. Я заказывал униформу; наводил мосты с темнейшими существами Европы; сколачивал идеологическую платформу, чтобы сплотить новобранцев. Одно только воссоздание Тёмной Метки отняло почти пол года. Понятия не имею, как я сотворил её вдребезги пьяным, если не учитывать мой врождённый гений.

Моей политической базой стали чистокровные выпускники Слизерина, по мере того, как мои бывшие собутыльники развернули вербовку среди своих союзников. Они трудились не за страх, а за совесть, не только связанные моей тёмной магией, но также стараясь скрыть правду о нашей пьяной выходке, представив её политическим выступлением. Если бы истина раскрылась, такой конфуз нанёс бы сеьёзный ущерб их упадочной чистокровной олигархии.

Могло быть и хуже. Хоть я и вступил в союз со сборищем напыщенных идиотов и откровенных трусов, но, по крайней мере, я был их лидером, а значит, лучшим из них.

* * *

Я нежно погладил пергамент хогвартского письма. При виде безумной улыбки на моём лице младший Дурсль едва не обмочился: как правило, я приберегал такое выражение лица для наших "маленьких разговоров". (В них обычно было больше криков, чем разговоров, но я всегда вылечивал его потом, так что ему не на что жаловаться.)

Мои "любящие родственники" были более чем счастливы спровадить меня подальше, в Хогвартс. Желание это было взаимным. Я с трудом выносил их троицу, даже после дресcировки.

* * *

Знай я, что шрам доставит столько беспокойства, надел бы шляпу. Как будущий темный лорд, я, конечно, вполне одобрял раболепие, но чтобы незнакомцы в самом деле пытались поцеловать край моей мантии — и целовали? Честное слово! Куда девалось уважение к личному пространству? Что стало с обычаем соблюдать почтительную дистанцию?

Захлопнув перед лицом особо настойчивого фаната дверь убогой тихой лавочки, я запер её беспалочковым заклинанием и воспользовался моментом, чтобы перевести дух.

— Добрый вечер, — пробормотал тихий голос у меня за спиной. Я аж подпрыгнул от неожиданности. Ради Мерлина, как он сумел так подкрасться?

— Мистер Олливандер, — поздоровался я с бледноглазым стариком.

Поти пятьдесят лет прошло с тех пор, как я последний раз его видел, а он не постарел ни на день. Я явно не единственный в Англии бессмертный колдун. С трудом я подавил желание спросить, как он этого добился.

— Да, да. Я так и думал, что скоро вас увижу. Гарри Поттер. — моё имя он произнёс с каким-то странным ударением.

Пока я раздумывал о тёмных секретах создателя палочек, он бессмысленно болтал ни о чём конкретном. Его маска рассеянного маразматика была превосходна.

Одну за другой он подавал мне волшебные палочки, ещё и ещё, и тут же выхватывал из рук, не давая мне даже взмахнуть ими. Он проделывал это с каждой долбаной палочкой в этой проклятой лавке, и я бы заколол его одной из них, если б не был уверен, что он предпринял меры против такого жалкого покушения. Мордред его раздери, я же Лорд Вольдеморт! Я могу добиться подчинения даже от неподходящей палочки!

В его серых глазах появился тревожащий блеск. Бормоча что-то себе под нос, Олливандер раскопал в своих запасах палочку из остролиста. которая загудела у меня в ладони, тёплая на ощупь. Я невольно улыбнулся знакомому ощущению и взмахнул ею, вызвав дождь серебряных искр.

Упаковывая её, он бормотал: "Любопытно... Любопытно... Весьма любопытно...", и я заподозрил, что случилось нечто любопытное.

— Любопытно? — спросил я с осторожной вежливостью.

— Любопытно, — согласился он, потом выдал какой-то бред по поводу моей палочки, и наконец заключил, — Весьма любопытным является обстоятельство, что эта палочка предназначалась именно вам, в то время как её сестра... сестра её наградила вас этим шрамом.

— Какое совпадение, — выдавил я.

Олливандер уставился на меня очень сосредоточенно, и я заледенел. Он знал. Я мог прочесть это в его пристальном взгляде, в насмешливом наклоне его головы. Старик точно знал, кем я был. Или, точнее, кем я не был. Мой взгляд метнулся к коробке с палочкой в его руках. Если я всё сделаю быстро, то, возможно, успею выхватить её, убить его и сбежать отсюда. Я предпочёл бы избегать убийств по крайней мере ещё несколько лет, но в отчаянные времена приходится прибегать к отчаянным средствам.