Зелёные слезинки

Аннотация

Автор сам затрудняется написать аннотацию. Попаданцев не будет, альтернативной истории не будет, будет просто история. Описываемый период — от XIII века до наших дней. Место действия — европейская часть России. Не Российской Федерации, а России в более широком смысле этого слова. То есть Киев — это часть России. Пролог не висит в воздухе, как может показаться. Он должен быть подхвачен в эпилоге, так и задумывалось с самого начала. Просто без эпилога пролог кажется странным, не обращайте внимания. Черновик, не дописано. Пишется, не заморожено.

Предисловие автора к данному черновику

Да, перед вами черновик, к тому же неоконченный. Потому воровать бессмысленно, тут финала нет ещё. Раз читаете этот текст, то значит автор не считает книгу завершённой хотя бы в первом приближении. Прошу не воровать и не раскладывать где попало черновики.

Изначально книга задумывалась как конкурсная работа для литературного конкурса "Куликово Поле". Вот, кстати, ссылка на него:

http://samlib.ru/k/kulikowo_p/

Однако, по мере написания книги она как-то стала сама собой уползать куда-то в сторону и сейчас я уже не уверен, что то, что получается, под этот конкурс подходит. Так что я решил пока выложить вот такой недоделанный вариант и посмотреть на реакцию читателей. По моим оценкам, на сегодняшний день (05.03.2014) тут примерно половина того, что я хотел написать. В общем, уже можно метать тапочки и тухлые помидоры...

Зелёные слезинки

Пролог

Тюк! Тюк! Тюк!

Крохотный молоточек в правой руке Фомы несильно тюкает по маленькой наковаленке, стоящей перед ним на столе. Фома сидит на лавке, осторожно тюкает молоточком, а клещиками в левой руке удерживает разогретую в горне серебряную заготовку. Серебряную, да!

Сегодня знаменательный день. Сегодня отец впервые разрешил Фоме работать с серебром. Не с медью, а с серебром, во! Так пойдёт, глядишь, через год-другой Фоме и золото доверят и станет от настоящим златокузнецом, как и отец и дед и прадед его. Прадеда-то Фома не видел ни разу, знал о нём лишь по рассказам отцовым, а вот деда Ивана помнил хорошо, тот помер, когда Фоме уже восемь лет исполнилось. Правда, сам дед тогда уже не работал — и глаза не те, и руки тряслись, но в мастерской всё равно целыми днями сидел, советами своими отцу да дядьке Василию помогал. В зрелые же годы дед Иван был, пожалуй, как бы и не лучшим златокузнецом на всю огромную Рязань. Сейчас же лучшим по праву считался отец Фомы, а лет через двадцать, возможно, и сам Фома станет...

Ай!!

Размечтавшись о том, каким великим и непревзойдённым Мастером в будущем он станет, какую замечательную и неповторимую цепочку когда-нибудь создаст, Фома неловко дёрнул левой рукой с клещиками. Горячая серебряная заготовка выскользнула и упала сначала Фоме на колени, а оттуда — на пол. Хорошо, что на парне был надет толстый кожаный фартук — он уберёг его от ожога.

БАЦ!!!

Ух!!

Аж в ушах зазвенело. Да, от этого фартук не защитит, рука у батьки тяжёлая. Немного потряся гудящей от отцовского подзатыльника головой, Фома почесал свою совсем недавно начавшую пробиваться, а потому весьма и весьма жиденькую бородёнку и со вздохом полез под стол — поднимать серебряную заготовку. Теперь снова греть придётся, остыла. Впрочем, обижаться Фоме не на кого — сам виноват, пенёк косорукий.

Но нагреть свою заготовку Фома не успел. Едва лишь он вылез с ней из-под стола, как во дворе послышались многочисленные возбуждённые голоса, конский топот и визг поросёнка Борьки. Последний обладал совершенно неуёмным любопытством и несомненным талантом постоянно находить приключения на свою упитанную задницу. Вероятно, опять нашёл.

— Хозяин! — вбегает в мастерскую Прошка. — Хозяин, там...

— Чего там? — удивлённо поднимает брови отец Фомы.

— Там это... боярин приехал.

— Какой боярин?

— Дык... боярин Коловрат. И с ним ещё люди какие-то, богатые, оружные. Кажись, там владимирские тоже приехали.

— Владимирские? Точно?

— Дык...

Дверь в мастерскую снова распахивается и, придерживая рукой висящий на боку меч, внутрь входит высокий крепкий мужчина средних лет.

— Будь здрав, боярин Евпатий, — наклоняет голову отец Фомы, а сам Фома кланяется в пояс известному всей Рязани воеводе.

— И тебе здоровья, мастер! — восклицает боярин Коловрат, подходит к отцу Фомы, обнимает за плечи и хлопает рукой по спине. — Вот, принимай гостей!

— Гостей? Гостям добрым я всегда рад. А кто там?

— Покупателя знатного привёз, из самого Владимира к тебе приехал!

— Из Владимира? Нешто во Владимире своих мастеров не осталось?

— Таких, как в Рязани — и не было никогда! А ты и в Рязани лучший!

— Так уж и лучший!

— Ну, ты давай, не скромничай. Раз я сказал лучший — значит лучший, мне виднее, — Коловрат выглядывает во двор и кричит туда: — Княжич, что стоишь? Заходи!

Открывается дверь и в сопровождении какого-то пожилого мужчины входит богато одетый парень примерно возраста Фомы. Фома вновь кланяется в пояс, а его отец лишь наклоняет голову и говорит:

— Будь здрав, княжич.

После ответного приветствия парня, Коловрат продолжает:

— Знакомься, мастер, это Владимир Юрьевич, младший сын великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича. А это, княжич, тот самый золотых дел мастер, о котором я говорил тебе. И нет ему равных ни в Рязани, ни вообще на Руси!..

* * *

Поросёнок Борька не зря визгом встречал знатных гостей — их приезд едва-едва не стал самым последним приключением в его короткой свиной жизни. Прибытие сопровождаемого Евпатием Коловратом Владимирского княжича со смешанной свитой (своей и местной, рязанской) мгновенно парализовало любую работу в ювелирной мастерской. Отец Фомы хотел устроить по такому случаю небольшой пир и даже уже распорядился по-быстрому заколоть поросёнка, но, к Борькиному счастью, гости отказались надолго задерживаться. Они ограничились лишь небольшими чарками десятилетнего мёда (лучшего, что можно найти на Рязанском торге), после чего перешли к обсуждению деловых вопросов. И Фома тоже на том обсуждении присутствовал на правах старшего сына хозяина.

Как выяснилось, гости из Владимира действительно приехали специально к отцу Фомы. Нет, само посольство имело иные, несомненно, более важные задачи. И посещение лучшего ювелира в городе стояло среди этих задач не вторым и даже не десятым пунктом — но оно там стояло. В самом деле, раз уж всё равно будут в Рязани, так почему бы и не завернуть заодно к выдающемуся мастеру? Ведь отец Фомы на самом деле, без дураков, был одним из лучших на Руси златокузнецов. Конечно, во Владимире и свои мастера есть, возможно, не хуже, но...

Всё дело в том, что по-настоящему выдающееся, достойное такого случая, украшение мастер может создавать годами, ведь это должно быть просто произведение искусства. Вот и не смогли во Владимире отыскать в продаже уже готовое изделие достойного качества, а ждать, пока мастера создадут что-то новое — слишком долго. Случай же, прямо скажем, редчайший. Сын великого князя женится!

Да, тот молодой парень, ровесник Фомы, женится. И ему понадобился свадебный подарок будущей жене. Что подарить? Ответ очевиден — женское украшение. И где взять достойное молодой княжны украшение? Конечно же, у лучшего мастера, на торге украшениями такого уровня не торгуют, они слишком дорогие. Вот и привёз боярин Коловрат княжича Владимира к самому знатному из Рязанских мастеров.

Честно говоря, сначала отец Фомы пытался продать владимирцам самые обычные кольца, серьги или цепочки, которые в его мастерской по нескольку десятков в год делают. Нет, они, конечно, хорошие, качественные, но... Княжич хотел обязательно что-то особенное. И тогда боярин Коловрат отвёл отца Фомы чуть в сторону, они там немного пошептались, после чего отец Фомы сходил ненадолго на второй этаж дома и, вернувшись, торжественно водрузил на стол небольшой, украшенный искусной резьбой, деревянный ларец.

Услышав цену, рязанский воевода как-то натужно крякнул, а один из сопровождавших молодого княжича владимирцев очень странно переменился в лице, зато сам княжич просиял и прямо сказал: "Да, это они!".

Собственно, действительно, они того стоили. Фома за свою жизнь повидал не одну сотню различных ювелирных изделий и толк в них знал. Это и вправду было что-то выдающееся. Серьги. Удивительной, невероятной красоты серьги. Работа настоящего Мастера. Золотые, очень лёгкие на вид, ажурные и прямо какие-то воздушные серьги. В каждую серёжку был вставлен исключительной чистоты изумруд, отшлифованный в форме капли. Фома даже подумал, что эти изумруды похожи на две зелёные слезинки.

Любопытно, что живя в доме своего отца, Фома до этого дня и не подозревал о существовании таких серёжек, он их раньше не видел. Собственно, он и самого деревянного ларца, где они хранились, тоже не встречал. Где отец прятал его? И что ещё столь же удивительное он прячет?

А пока гости и Фома любовались на сокровище, отец рассказывал его историю. Оказывается, делать эти серьги начал ещё прадед Фомы, тоже искусный златокузнец. Но доделать не успел — умер. Работу продолжил его сын и дед Фомы, Иван. Он же за баснословные деньги купил вот эти два изумруда у заезжих хорезмских купцов (аж из самого Ургенча!) и сам отшлифовал их в форме капель. И вот — результат его трудов.

В конце концов, сделка состоялась, молодая жена княжича Владимира получит достойный её подарок. Ну, а отец Фомы получил за серьги серебро. Много серебра. Очень много. Настолько много, что нужной суммы у гостей и с собой-то не было, пришлось посылать гонца к князю. И Владимирский князь после этого остался должен князю Рязанскому довольно-таки приличную сумму. Впрочем, как они там между собой с долгами разбираться будут — это уже их, князей, дело. Фоме на то было совершенно наплевать.

Хотя созданную дедом и прадедом красоту по-настоящему жалко. Так жалко, что ночью Фоме чудесные серёжки даже приснились. Впрочем... приснились не те, что отец продал княжичу. Похожие, но не те! Утром, проснувшись, Фома с удивлением понял, что серьги можно было сделать ЕЩЁ ЛУЧШЕ. Лучше, чем сделал дед!

Да, теперь Фома знает, как должны выглядеть действительно красивые серьги. Знает! Только вот... он знает, что должно получиться, но пока ещё не знает, как это сделать — его мастерства не хватит даже на то, чтобы попробовать. Сейчас не хватит, но потом...

Фома выучится, он обязательно выучится и сам, своими руками, сделает прекрасные серьги. Сделает ещё лучше деда! Но чтобы их сделать, нужно прилежно учиться, нужно слушать отца и дядьку Василия, они научат.

Поэтому с самого утра Фома сидит за своим рабочим столом в мастерской и маленьким молоточком прилежно тюкает по разогретой в горне серебряной заготовке. Он пока ещё не мастер, он учится. И он — выучится!

Тюк! Тюк! Тюк!..

Глава 1

Опять дождик пошёл, что за невезуха такая?! В кои-то веки собрались поехать куда-то, так с погодой не угадали. Не, я понимаю, осень, конечно, ноябрь месяц, но всё равно обидно. Небо всё серыми тучами затянуто, просвета нигде не видно. Холодные и противные на вид дождевые капли стекают вниз по оконному стеклу. Но вот светофор остался позади и наш могучий двухэтажный автобус, набирая скорость, понёсся вперёд по сонной воскресной Москве — поток встречного воздуха стекло рядом со мной почти высушил, однако по лужам за окном я всё равно вижу, что несильный дождь продолжается.

Светка на соседнем сиденье порылась в своей уродливой сумочке и выудила оттуда айфон. Опять фигню какую-нибудь слушать будет. Кузьминична, наша классная, через микрофон уже, наверное, в миллионный раз объясняет правила поведения. Не ломать, не трогать, не брать, не теряться, ходить везде не меньше, чем по двое и так далее. Напоминает номера мобильников — свой и Валерии Ильиничны. (Тьфу, вот ведь дал бог имечко! Бэшники, я знаю, стараются её по имени даже и не называть без совсем уж крайней необходимости — слишком противно выговаривать. Ещё даже гаже, чем "Михаил Сергеевич".)

Так, Кузьминична с повтором правил поведения закончила и передала микрофон экскурсоводу. Та пытается довести до нас план экскурсии, но получается у неё это плохо, так как она, верно в силу профессиональной привычки, постоянно сбивается на описание различных достопримечательностей, которые мы в настоящий момент проезжаем. А так как достопримечательностью с её точки зрения является чуть ли не каждый фонарный столб за окном, то она за десять минут не добралась пока и до конца сегодняшнего дня. Больше того, она даже представиться полностью не смогла. Сказала лишь, что зовут её Элеонора, но сообщить отчество не успела, так как мы выехали на площадь Рогожская Застава и вместо отчества Элеоноры нам был зачитан отрывок стихотворения про дядю Стёпу. Оказывается, он тут жил, только тогда эта площадь называлась "Застава Ильича".

Пухлый Пашка Величко через три ряда кресел от меня тянет руку, что-то спросить хочет. А, конечно, кто бы сомневался, что ещё его интересовать может? Спрашивает, когда будет остановка на предмет подкрепиться. А вот и облом тебе, Пашенька! Ближайшая остановка у нас в Ногинске, часа через полтора. Да-да, целых полтора часа пытки голодом! Какой ужас!

А Светка с наушниками в ушах закрыла глаза и развалилась в кресле. Балдеет, какую-то хрень слушает, ей по барабану бубнёж Элеоноры.

БДУМП!!

Наш автобус подпрыгнул на какой-то колдобине (опять асфальт чинят) и на меня сверху свалилась Светкина жёлтая сумка. Нетушки, фиг тебе, подруга, я не подряжалась ещё и сумку твою на коленках везти. Так что я растолкала соседку своим локтем и заставила сумку убрать с меня, причём положить так, чтобы она больше не падала. Или, хотя бы не падала на меня, на саму Светку пусть падает, мне не жалко. Княжна наша недоделанная рожу кривую скорчила, но сумку всё же убрала подальше на полку.

Княжна — это прозвище такое у Светки. Она не обижается на него. Собственно, Светка сама так и представилась, когда два года назад пришла в наш класс, её родители новую квартиру купили. Помню, она тогда сказала, что является потомком древнего княжеского рода. Чёрт его знает, как там на самом деле. Может, и впрямь родственница какая. Во всяком случае, фамилия у Светки вполне княжеская — Долгорукова, тут не подкопаешься. В общем, вот уже третий год мы всем классом Светку княжной и зовём. Княжна... фу-ты, ну-ты.

Да не, Светка хорошая, вообще-то, мы дружим с ней. В смысле, я. Она у меня лучшая подруга, никому не отдам! Единственное, вкуса у неё вовсе нет никакого, одевается она вечно как лахудра. И ладно бы родители её бедствовали — так нет, вовсе не бедные они. И чего Светку так одевают, как чучело? Айфончик у неё пятый (но звонит она всегда не с него, а по такому допотопному и ободранному мобильнику, который наверняка ещё Петра I застал). На уроках пишет не шариковой или гелевой ручкой, а перьевой, с золотым (!) пером, но портфель такой, что я бы постеснялась в нём и мусор ходить выбрасывать. Пальто такое, что впору на пугало надевать, но нижнее бельё (на физкультуру переодевались, я видела не раз)... да за него два нормальных пальто можно было бы купить, а все мальчишки захлебнулись бы собственной слюной, если бы увидели. Странная она. Впрочем, чего только не простишь лучшей подруге? К тому же, это у неё странности, видимо, наследственные. Я маму её видела пару раз, так та тоже одевается в стиле "1925 год, жена сталевара Угрюмченко". Ненормальные.