Жестокая игра

Пролог. Мир иллюзий

Москва. Ночной клуб. Около двенадцати ночи...

— Выпьете?

— Не откажусь, — я взяла предложенный бокал, улыбнулась краешком губ и пригубила коктейль. Отставила бокал в сторону, чувствуя капли алкоголя на губах. — Очаровательно.

Ложь.

Терпкая горечь, обволакивающая горло, обжигающий огонь, вспыхнувший в глубине души, запрятанные под кожей желания, что, наконец, вырываются наружу, будто сотня иголок мгновением раньше пронзила хрупкое тело.

Я слишком давно лгу, чтобы сейчас сказать правду. Да это и не важно. Кому здесь нужна правда? Здесь от нее бегут.

Ненавидят.

Боятся.

Презирают...

Хотят навечно уничтожить, а затем видят, как очередная ложь превращается в прах, вместе с безумцем, полезшим против реальности с картонным щитом.

Одним глотком я допила оставшуюся в бокале жидкость. Провела языком по влажным, все еще горьким от коктейля губам. Поставила сосуд от здешней амброзии на столик, еще раз улыбнулась дарителю манящей, надменной улыбкой. Будто весь этот мир принадлежит только мне!

Очередная ложь. Все ложь. Этот мир, горечь, ненависть, кошачьи движения назад во тьму...

Это и был другой мир. Иллюзорный. Выдуманный. Мозаичный. Обрывки реальности сплелись в одно — футуристическое полотно. Острые, оторванные от целостной картины края. Обрывки мыслей, чувств и сводящий с ума вкус алкоголя на языке, с бешенной скоростью разносящийся с кровью по всему телу, скрепляющий куски реальности воедино.

Громкая, манящая музыка, сверкающие огни, что, казалось, прожигали меня насквозь, и плотный дым, скрывавший лица, блеск в глазах. Движения. Дикие, необузданные, будто в меня вселился сам Сатана. Горящие огнем глаза. Попробуй возьми! Ты ведь этого хочешь!

Узкие бретельки, что вот-вот спадут с плеч, не выдержав бешеного ритма. На свете нет ничего более скучного, чем неприкрытая нагота. Манит тайна, вызов. Сдобренное изрядной долей ненависти желание. Сладостный грех — верный спутник полуобнаженного тела, страсть, коей пропитан весь зал. Каждый оттенок вечно меняющихся цветов, каждый музыкальный аккорд. Здесь даже воздух самый лучший в мире афродизиак.

Старый мир — стерильный плоский, лишенный страсти на неопределенный строк. Он — непорочен, безумно скучен, иллюзорен. Даже не замок на песочном пляже — карточный домик. Порыв ветра сносит хрупкую реальность, наполняет ее страстью, лишает рассудка.

Зазеркалье — давно описанная Кэрроллом реальность — выход за рамки, за границы, что сковывают нас, заставляют цепляться за постылую форму. Ломая когти, зубы, жизнь. Борьба и смерть здесь. Порок и грех, страсть и сводящие с ума прикосновения, безумное желание и свободный полет. Там — покой! Что лучше дикие, изматывающие беспощадные чувства, падение в пропасть, или вечное ожидание?

Без поражения, без победы...

Взмах головы, прищуренные сводящие с ума горящие глаза, грешно рассыпающиеся по плечам упругие локоны. Обжигающе горячая кожа и леденящий кровь мертвый черный воздух...

— Заставила же ты за собой побегать! — насмешливый голос разбивает сладкий мираж. Гонит прочь иллюзии, слабости, забытье.

— Мог бы меня не искать! — фыркнула я. — Я только сегодня избавилась от дела кровопийцы.

— Вот видишь, значит, скучаешь. Иначе, чтобы ты забыла в этой дыре?

— Тебя не спросила!

— Зря! — сильные руки обхватывают осиную талию. На лице ангела появляется порок. Светлые волосы смешиваются с иссиня черными, превращая объятия в шахматную доску. Сладкие губы насмешливо шепчут на ухо. — Не думал, что ты променяешь грацию на лишенные вкуса движения, человека на безликую толпу. Любовь на...

— Порок! — я вырвалась из сладостных объятий. — Чего пришел, Велизар? Я уже не твоя, помнишь? Послушная марионетка решила обрести волю, чтобы, подобно птице, взмыть в небеса.

— Тебе ли не знать, что абсолютной свободы не бывает, — глубокий, грудной голос. Он уже раз заманил меня в золотую клетку. — Это только иллюзии, самообман...

— Так и не мешай мне наслаждаться хотя бы ими! — шаг в сторону. — Оставь меня! Дай испить эту ночь до дна. А завтра...

— И завтра и сегодня, — внезапно он оставил соблазнительный шепот, убрал руки, еще недавно доводившие меня до экстаза. Бархатный голос утратил свою мягкость. Только короткие лаконичные фразы. — Нас вызывает хозяин. Новое дело. Кто-то рвется в мир. Граница прорвана. Идем!

Дорога в обман, иллюзию, мираж... Окончилась тупиком.

Нет выхода!

Не забыться!

Не отдаться животной страсти!

Не перечеркнуть бессмертную душу!

Реальность грязными сапогами вторгалась в мою мечту. Как это и было всегда.

Последняя ласка густого тягучего тумана. И мелкий, противный дождь снаружи. Дверцы черного мерседеса распахнулись, впуская меня в середину.

— Неужели хоть раз не могли найти что-то попроще? — я откинула волосы назад, насмешливо разглядывая роскошный салон.

— В следующий раз выберем старую развалюху с неисправными тормозами, — Велизар залез в машину следом за мной и крикнул водителю, чтобы двигал. Снова поглядел на меня. — Хочешь?

— Все равно итог один! — я открыла пошире окно и закурила сигарету. Отравляющий дым, проникнувший сначала в горло, затем в кровь, заставил меня примириться с испорченным вечером. — Если причина, по которой ты меня оторвал от развлечений, не стоит выеденного яйца, я буду очень недовольна.

— Поверь, она того стоит.

Резкий удар. Красный свет впереди. Скольжение по мокрой мостовой. Визг тормозов. Сигарета, что выпала из дрожащих пальцев. Короткий, стремительный полет вниз. Писк часов на руке у Вилизара. Вспыхнувшее на миг пламя, новый удар и адская боль, пронзившая каждый кусочек тела...

Час спустя...

— Я не понимаю, как это могло случиться! Этот мерс появился так внезапно. Подрезал его кто-то. А он все равно гнал все двести. Сумасшедший! Ни одного шанса увернуться и не было. Ох, уж эти новые русские. Жить им надоело. А ведь, казалось бы, все у них есть. Чего же они за смертью гонятся?..

В безвременьи...

Яркий взрыв. Боль, что, словно электрический ток, пронзила тело. От кончиков пальцев до волос. Сладостная боль, живительная. Как холод в пустыне, огонь в темную морозную ночь. Слаще адреналина, экстази, героина...

— До чего же примитивные у тебя мысли!

— Мог бы не подслушивать, если не интересно! — мой голос был холоден, безразличен. Любовь часто становится адом. А я любила как никогда раньше.

Я открыла глаза, слизала каплю алой крови с потрескавшихся губ. Словно вампир, коих кровь приравнивает к Богам.

Который раз уже покидаю внешний мир, а все равно не могу привыкнуть к смерти! Велизару проще. Истинный ангел. Не то, что я — полукровка. И если бы не одна партия, меня бы не было на свете...

— Игра не стоит свеч, — безразличный, немного насмешливый голос. Жаль только в жилах его владельца течет кровь искусителя. И будь эти слова даже шипением змея, они бы заставили сердце биться. Кровь кипеть. С безрассудной, обнажающей нервы страстью принимать вызов. Ставить на кон все и делать первый сумасбродный ход.

— Еще как стоит! Делай ставку!

— Ты...

Холодное, мертвое пламя обожгло мраморную фигуру. Всего лишь пешка, которой пожертвуют в великой игре. Разве есть до нее дело Высшим — ангелам и демонам — слугам Богов? Бога Света и Бога Тьмы, Бога Дня и Богини Ночи...

Впрочем, как не назови их, суть одна — не добро и зло, две равные силы. Непримиримые враги, делящиеся крохами могущества со своими рабами. Хотя и той крохи хватает на создание мира!

Хватило бы...

К чему становится зодчим? Люди неблагодарны, с легкостью забывают своих создателей, придумывают несуществующих идолов. Поклоняются лишь одной стороне. А сторон у звонкой, котящейся по столу монеты не одна — две!

Смешные людишки! Разве можно создать день без ночи, добро без зла? Даже день может быть горьким, пустым, выцветшим на ярком солнце, как краски на старой картине. А ночь сладостной, крушащей искусно созданные слепым разумом границы.

Никак не поймут этого смертные! А потому, зачем создавать новый мир, что, как и множество предыдущих, насытит ложная истина, самообман?

Лучше уж разрушить одну из уже созданных реальностей!

Не Боги. Всего лишь их рабы...

Человеческая жизнь... Миллионы жизней не имеют цены. Разменная монета в вечной игре. Даже песок на безлюдном пляже стоит дороже!

Черная королева вспыхивает. Краска течет вниз, обнажая гротескную сердцевину. Серость, уродство.

— Продолжим?

— Да!

Казалось, они хотят превзойти друг друга в жестокости, ненависти, количестве пролитой крови. Только в глупых сказках ангелы полны сострадания, жалости, всепрощения. Податливы, словно вода, что так легко просачивается сквозь пальцы, оставляя после себя лишь сладостные воспоминания.

Они искушают не хуже демонов. Проливают реки крови, разрушают миры. Ненавидят и страстно желают.

Мгновение истины...

И жаркое, взвившееся до несуществующих в этой полуреальности небес, пламя.

— Ты проиграла, моя дорогая.

— Сыграем еще? — короткое, как целая жизнь, мгновение, и новая шахматная доска. Целый мир на одном поле. Чужая жизнь — всего лишь игра, пустое развлечение для Высших существ, занятие на одну ночь. И одни звезды, безучастно глядящие на властолюбивых, отчаянных в своих страстях существ, знают, какой из миров не встретит рассвета. Сгорит в огне не то ненависти, не то... Не любви, страсти, желания властвовать... Или просто... Желания...

— Сыграем! — нет ничего сладостней порока. Ничего желанней запретного плода. Ничего притягательней искривленных в вечной насмешке губ. Ничего... — Но чем будешь расплачиваться за этот проигрыш?

Ничего и нет. Пустота. Съежившаяся до размеров жарких зрачков реальность. Две гибкие, объятые страстью фигуры. Последний раз мигнувшая во тьме свеча и объятая сладостными стонами мгла...

Я отвела взгляд от Велизара, проверила прочность мысленных барьеров, чтобы этот ханжа ненароком не увидел ничего такого. Ангелы, спасающие людей, ценой своих жизней вырывающие их из лап порока, оберегающие, несущие свет... Они ни в жизнь не признались бы, что веками были ничем не лучше демонов!

Не знаю, кто создавал миры. Но что не ангелы с демонами, так это точно! Они умели лишь разрушать. Вселенных всегда было слишком много, чтобы их ценить. Почему бы не уничтожить с десяток? За один миг или за сотню лет, глядя на агонию низших существ — не важно!

Бессмертные так и делали. Ни один, самый жестокий беспощадный душегуб не пролил столько крови, как Высшие — те, кому поклонялись, словно Богам.

А затем миров стало слишком мало. Одни осколки и застыли в вечности. Обрывки, сначала выжженные досуха, а затем покрывшейся тонкой коркой горького, как черный шоколад, льда.

Тогда и был создан ненавистный, одинаково чуждым ангелам и демонам, невыносимый... Но смертельно необходимый запрет на разрушения миров. А тем, кто ослушается — вечное одиночество. Холод и черная засасывающая в себя мгла.

Мы бессмертны, но порой лучше смерть, чем такое существование!

Я родилась уже после запрета. Но еще мои родители не находили забавы краше шахмат с очередным из миров на кону.

Порой хочется рассмеяться. Диким, причиняющим боль смехом. Мы должны хранить то, что наши предки разрушали!

Ангелы без зазрения совести забыли, что творили раньше. Демоны не смогли да и не захотели поверить в ложь. Я пыталась, действительно пыталась. Кровь матери успокаивала, дарила забвение...

Ненадолго!

В мозгу вновь и вновь возникали ненавистные картины жестокости и чужой боли. Кровь отца разрушала иллюзии, не давала укрыться в ложной истине. Видеть правду...

Порой это не дар, а проклятие!

Я вытянула длинные золотисто-алые когти — еще один подарок отца, закрыла глаза, мгновенно сняв все запреты и разрешив второй сущности наполнить меня до краев. Всего на один удар человеческого сердца...

А затем отступить!

Я втянула назад когти, заставила золотистую радужку глаз померкнуть, стянула волосы в хвост и кивнула Велизару.

— Я слушаю!

— Нас ждет хозяин. Он поведает обо всем, — холодно проронил ангел, привычно не обращая внимания на мои действия.

Мои губы искривила насмешка. Кровь демона забурлила, требуя сорвать покрывало вечного льда с бывшего любовника, оголить нервы, если не уничтожить, то хотя бы причинить боль!

— Что я слышу, всезнающий Велизар чего-то не ведает? Неужели тебе перестали доверять? Чистота крови больше не в чести? — насмешка, поистине жестокая игра. Только смертные могут бить на удачу, не зная, будет ли фортуна на их стороне. Блефовать, придумывать бесконечные комбинации, которые будто бы приведут их к победе. Я била наверняка. Точно в цель. В самое слабое место — гордыню.

Тот, кто писал о семи смертных грехах... Подлинный глупец! Слепой! Он не был знаком с истинными ангелами. Гордыня, зависть, пронизывающая каждый жест похоть. Великие, непостижимые грешники.

— Да что ты знаешь, полукровка?! — взорвался Велизар.

Постоянное, набившее оскомину оскорбление. Еще недавно я взрывалась, лишь услышав его. Если бы не запрет, смогла бы уничтожить целый мир. Стереть, сжечь дотла за неуловимое мгновение. Смертные бы даже не поняли, что старуха с косой подарила им прощальный, леденящий кровь поцелуй.

— Я говорю то, что вижу, Вилизар. Ни больше, ни меньше. Но нам пора. Неужели тебе не любопытно, что нам хотят сообщить?

— Прошу, — так часто истощающие яд губы все еще дрожали от бешенства.

Это демоны быстро вспыхивают и так же быстро цепенеют. Ангелы лишены подобной привилегии. Они не горят — вечно тлеют.

Щелчок пальцами — новая реальность.

— Хозяин, — два коротких кивка.

Хозяин... Существо, каждое мгновение меняющее свой лик. Беловолосый юноша с похотью на лице, глубокий старец, объятый алчностью, слепящая глаза птица феникс, сотканная из воды гидра. Изменчивый... Он не был Богом. Всего лишь ангелом, наделенным большим, чем другие, могуществом. И бесконечной гордыней.

— Я ждал вас. Проникновение демона в один из миров.

— Что за мир?

— Техногенный. Ты только оттуда, — кивок на меня. — Велизар, говорит, твоя любимая игрушка.