Жестокая игра

Пролог. Мир иллюзий

Москва. Ночной клуб. Около двенадцати ночи...

— Выпьете?

— Не откажусь, — я взяла предложенный бокал, улыбнулась краешком губ и пригубила коктейль. Отставила бокал в сторону, чувствуя капли алкоголя на губах. — Очаровательно.

Ложь.

Терпкая горечь, обволакивающая горло, обжигающий огонь, вспыхнувший в глубине души, запрятанные под кожей желания, что, наконец, вырываются наружу, будто сотня иголок мгновением раньше пронзила хрупкое тело.

Я слишком давно лгу, чтобы сейчас сказать правду. Да это и не важно. Кому здесь нужна правда? Здесь от нее бегут.

Ненавидят.

Боятся.

Презирают...

Хотят навечно уничтожить, а затем видят, как очередная ложь превращается в прах, вместе с безумцем, полезшим против реальности с картонным щитом.

Одним глотком я допила оставшуюся в бокале жидкость. Провела языком по влажным, все еще горьким от коктейля губам. Поставила сосуд от здешней амброзии на столик, еще раз улыбнулась дарителю манящей, надменной улыбкой. Будто весь этот мир принадлежит только мне!

Очередная ложь. Все ложь. Этот мир, горечь, ненависть, кошачьи движения назад во тьму...

Это и был другой мир. Иллюзорный. Выдуманный. Мозаичный. Обрывки реальности сплелись в одно — футуристическое полотно. Острые, оторванные от целостной картины края. Обрывки мыслей, чувств и сводящий с ума вкус алкоголя на языке, с бешенной скоростью разносящийся с кровью по всему телу, скрепляющий куски реальности воедино.

Громкая, манящая музыка, сверкающие огни, что, казалось, прожигали меня насквозь, и плотный дым, скрывавший лица, блеск в глазах. Движения. Дикие, необузданные, будто в меня вселился сам Сатана. Горящие огнем глаза. Попробуй возьми! Ты ведь этого хочешь!

Узкие бретельки, что вот-вот спадут с плеч, не выдержав бешеного ритма. На свете нет ничего более скучного, чем неприкрытая нагота. Манит тайна, вызов. Сдобренное изрядной долей ненависти желание. Сладостный грех — верный спутник полуобнаженного тела, страсть, коей пропитан весь зал. Каждый оттенок вечно меняющихся цветов, каждый музыкальный аккорд. Здесь даже воздух самый лучший в мире афродизиак.

Старый мир — стерильный плоский, лишенный страсти на неопределенный строк. Он — непорочен, безумно скучен, иллюзорен. Даже не замок на песочном пляже — карточный домик. Порыв ветра сносит хрупкую реальность, наполняет ее страстью, лишает рассудка.

Зазеркалье — давно описанная Кэрроллом реальность — выход за рамки, за границы, что сковывают нас, заставляют цепляться за постылую форму. Ломая когти, зубы, жизнь. Борьба и смерть здесь. Порок и грех, страсть и сводящие с ума прикосновения, безумное желание и свободный полет. Там — покой! Что лучше дикие, изматывающие беспощадные чувства, падение в пропасть, или вечное ожидание?

Без поражения, без победы...

Взмах головы, прищуренные сводящие с ума горящие глаза, грешно рассыпающиеся по плечам упругие локоны. Обжигающе горячая кожа и леденящий кровь мертвый черный воздух...

— Заставила же ты за собой побегать! — насмешливый голос разбивает сладкий мираж. Гонит прочь иллюзии, слабости, забытье.

— Мог бы меня не искать! — фыркнула я. — Я только сегодня избавилась от дела кровопийцы.

— Вот видишь, значит, скучаешь. Иначе, чтобы ты забыла в этой дыре?

— Тебя не спросила!

— Зря! — сильные руки обхватывают осиную талию. На лице ангела появляется порок. Светлые волосы смешиваются с иссиня черными, превращая объятия в шахматную доску. Сладкие губы насмешливо шепчут на ухо. — Не думал, что ты променяешь грацию на лишенные вкуса движения, человека на безликую толпу. Любовь на...

— Порок! — я вырвалась из сладостных объятий. — Чего пришел, Велизар? Я уже не твоя, помнишь? Послушная марионетка решила обрести волю, чтобы, подобно птице, взмыть в небеса.

— Тебе ли не знать, что абсолютной свободы не бывает, — глубокий, грудной голос. Он уже раз заманил меня в золотую клетку. — Это только иллюзии, самообман...

— Так и не мешай мне наслаждаться хотя бы ими! — шаг в сторону. — Оставь меня! Дай испить эту ночь до дна. А завтра...

— И завтра и сегодня, — внезапно он оставил соблазнительный шепот, убрал руки, еще недавно доводившие меня до экстаза. Бархатный голос утратил свою мягкость. Только короткие лаконичные фразы. — Нас вызывает хозяин. Новое дело. Кто-то рвется в мир. Граница прорвана. Идем!

Дорога в обман, иллюзию, мираж... Окончилась тупиком.

Нет выхода!

Не забыться!

Не отдаться животной страсти!

Не перечеркнуть бессмертную душу!

Реальность грязными сапогами вторгалась в мою мечту. Как это и было всегда.

Последняя ласка густого тягучего тумана. И мелкий, противный дождь снаружи. Дверцы черного мерседеса распахнулись, впуская меня в середину.

— Неужели хоть раз не могли найти что-то попроще? — я откинула волосы назад, насмешливо разглядывая роскошный салон.

— В следующий раз выберем старую развалюху с неисправными тормозами, — Велизар залез в машину следом за мной и крикнул водителю, чтобы двигал. Снова поглядел на меня. — Хочешь?

— Все равно итог один! — я открыла пошире окно и закурила сигарету. Отравляющий дым, проникнувший сначала в горло, затем в кровь, заставил меня примириться с испорченным вечером. — Если причина, по которой ты меня оторвал от развлечений, не стоит выеденного яйца, я буду очень недовольна.

— Поверь, она того стоит.

Резкий удар. Красный свет впереди. Скольжение по мокрой мостовой. Визг тормозов. Сигарета, что выпала из дрожащих пальцев. Короткий, стремительный полет вниз. Писк часов на руке у Вилизара. Вспыхнувшее на миг пламя, новый удар и адская боль, пронзившая каждый кусочек тела...

Час спустя...

— Я не понимаю, как это могло случиться! Этот мерс появился так внезапно. Подрезал его кто-то. А он все равно гнал все двести. Сумасшедший! Ни одного шанса увернуться и не было. Ох, уж эти новые русские. Жить им надоело. А ведь, казалось бы, все у них есть. Чего же они за смертью гонятся?..

В безвременьи...

Яркий взрыв. Боль, что, словно электрический ток, пронзила тело. От кончиков пальцев до волос. Сладостная боль, живительная. Как холод в пустыне, огонь в темную морозную ночь. Слаще адреналина, экстази, героина...

— До чего же примитивные у тебя мысли!

— Мог бы не подслушивать, если не интересно! — мой голос был холоден, безразличен. Любовь часто становится адом. А я любила как никогда раньше.

Я открыла глаза, слизала каплю алой крови с потрескавшихся губ. Словно вампир, коих кровь приравнивает к Богам.

Который раз уже покидаю внешний мир, а все равно не могу привыкнуть к смерти! Велизару проще. Истинный ангел. Не то, что я — полукровка. И если бы не одна партия, меня бы не было на свете...

— Игра не стоит свеч, — безразличный, немного насмешливый голос. Жаль только в жилах его владельца течет кровь искусителя. И будь эти слова даже шипением змея, они бы заставили сердце биться. Кровь кипеть. С безрассудной, обнажающей нервы страстью принимать вызов. Ставить на кон все и делать первый сумасбродный ход.

— Еще как стоит! Делай ставку!

— Ты...

Холодное, мертвое пламя обожгло мраморную фигуру. Всего лишь пешка, которой пожертвуют в великой игре. Разве есть до нее дело Высшим — ангелам и демонам — слугам Богов? Бога Света и Бога Тьмы, Бога Дня и Богини Ночи...

Впрочем, как не назови их, суть одна — не добро и зло, две равные силы. Непримиримые враги, делящиеся крохами могущества со своими рабами. Хотя и той крохи хватает на создание мира!

Хватило бы...

К чему становится зодчим? Люди неблагодарны, с легкостью забывают своих создателей, придумывают несуществующих идолов. Поклоняются лишь одной стороне. А сторон у звонкой, котящейся по столу монеты не одна — две!

Смешные людишки! Разве можно создать день без ночи, добро без зла? Даже день может быть горьким, пустым, выцветшим на ярком солнце, как краски на старой картине. А ночь сладостной, крушащей искусно созданные слепым разумом границы.

Никак не поймут этого смертные! А потому, зачем создавать новый мир, что, как и множество предыдущих, насытит ложная истина, самообман?

Лучше уж разрушить одну из уже созданных реальностей!

Не Боги. Всего лишь их рабы...

Человеческая жизнь... Миллионы жизней не имеют цены. Разменная монета в вечной игре. Даже песок на безлюдном пляже стоит дороже!

Черная королева вспыхивает. Краска течет вниз, обнажая гротескную сердцевину. Серость, уродство.

— Продолжим?

— Да!

Казалось, они хотят превзойти друг друга в жестокости, ненависти, количестве пролитой крови. Только в глупых сказках ангелы полны сострадания, жалости, всепрощения. Податливы, словно вода, что так легко просачивается сквозь пальцы, оставляя после себя лишь сладостные воспоминания.

Они искушают не хуже демонов. Проливают реки крови, разрушают миры. Ненавидят и страстно желают.

Мгновение истины...

И жаркое, взвившееся до несуществующих в этой полуреальности небес, пламя.

— Ты проиграла, моя дорогая.

— Сыграем еще? — короткое, как целая жизнь, мгновение, и новая шахматная доска. Целый мир на одном поле. Чужая жизнь — всего лишь игра, пустое развлечение для Высших существ, занятие на одну ночь. И одни звезды, безучастно глядящие на властолюбивых, отчаянных в своих страстях существ, знают, какой из миров не встретит рассвета. Сгорит в огне не то ненависти, не то... Не любви, страсти, желания властвовать... Или просто... Желания...

— Сыграем! — нет ничего сладостней порока. Ничего желанней запретного плода. Ничего притягательней искривленных в вечной насмешке губ. Ничего... — Но чем будешь расплачиваться за этот проигрыш?

Ничего и нет. Пустота. Съежившаяся до размеров жарких зрачков реальность. Две гибкие, объятые страстью фигуры. Последний раз мигнувшая во тьме свеча и объятая сладостными стонами мгла...

Я отвела взгляд от Велизара, проверила прочность мысленных барьеров, чтобы этот ханжа ненароком не увидел ничего такого. Ангелы, спасающие людей, ценой своих жизней вырывающие их из лап порока, оберегающие, несущие свет... Они ни в жизнь не признались бы, что веками были ничем не лучше демонов!

Не знаю, кто создавал миры. Но что не ангелы с демонами, так это точно! Они умели лишь разрушать. Вселенных всегда было слишком много, чтобы их ценить. Почему бы не уничтожить с десяток? За один миг или за сотню лет, глядя на агонию низших существ — не важно!

Бессмертные так и делали. Ни один, самый жестокий беспощадный душегуб не пролил столько крови, как Высшие — те, кому поклонялись, словно Богам.

А затем миров стало слишком мало. Одни осколки и застыли в вечности. Обрывки, сначала выжженные досуха, а затем покрывшейся тонкой коркой горького, как черный шоколад, льда.

Тогда и был создан ненавистный, одинаково чуждым ангелам и демонам, невыносимый... Но смертельно необходимый запрет на разрушения миров. А тем, кто ослушается — вечное одиночество. Холод и черная засасывающая в себя мгла.

Мы бессмертны, но порой лучше смерть, чем такое существование!

Я родилась уже после запрета. Но еще мои родители не находили забавы краше шахмат с очередным из миров на кону.

Порой хочется рассмеяться. Диким, причиняющим боль смехом. Мы должны хранить то, что наши предки разрушали!

Ангелы без зазрения совести забыли, что творили раньше. Демоны не смогли да и не захотели поверить в ложь. Я пыталась, действительно пыталась. Кровь матери успокаивала, дарила забвение...

Ненадолго!

В мозгу вновь и вновь возникали ненавистные картины жестокости и чужой боли. Кровь отца разрушала иллюзии, не давала укрыться в ложной истине. Видеть правду...

Порой это не дар, а проклятие!

Я вытянула длинные золотисто-алые когти — еще один подарок отца, закрыла глаза, мгновенно сняв все запреты и разрешив второй сущности наполнить меня до краев. Всего на один удар человеческого сердца...

А затем отступить!

Я втянула назад когти, заставила золотистую радужку глаз померкнуть, стянула волосы в хвост и кивнула Велизару.

— Я слушаю!

— Нас ждет хозяин. Он поведает обо всем, — холодно проронил ангел, привычно не обращая внимания на мои действия.

Мои губы искривила насмешка. Кровь демона забурлила, требуя сорвать покрывало вечного льда с бывшего любовника, оголить нервы, если не уничтожить, то хотя бы причинить боль!

— Что я слышу, всезнающий Велизар чего-то не ведает? Неужели тебе перестали доверять? Чистота крови больше не в чести? — насмешка, поистине жестокая игра. Только смертные могут бить на удачу, не зная, будет ли фортуна на их стороне. Блефовать, придумывать бесконечные комбинации, которые будто бы приведут их к победе. Я била наверняка. Точно в цель. В самое слабое место — гордыню.

Тот, кто писал о семи смертных грехах... Подлинный глупец! Слепой! Он не был знаком с истинными ангелами. Гордыня, зависть, пронизывающая каждый жест похоть. Великие, непостижимые грешники.

— Да что ты знаешь, полукровка?! — взорвался Велизар.

Постоянное, набившее оскомину оскорбление. Еще недавно я взрывалась, лишь услышав его. Если бы не запрет, смогла бы уничтожить целый мир. Стереть, сжечь дотла за неуловимое мгновение. Смертные бы даже не поняли, что старуха с косой подарила им прощальный, леденящий кровь поцелуй.

— Я говорю то, что вижу, Вилизар. Ни больше, ни меньше. Но нам пора. Неужели тебе не любопытно, что нам хотят сообщить?

— Прошу, — так часто истощающие яд губы все еще дрожали от бешенства.

Это демоны быстро вспыхивают и так же быстро цепенеют. Ангелы лишены подобной привилегии. Они не горят — вечно тлеют.

Щелчок пальцами — новая реальность.

— Хозяин, — два коротких кивка.

Хозяин... Существо, каждое мгновение меняющее свой лик. Беловолосый юноша с похотью на лице, глубокий старец, объятый алчностью, слепящая глаза птица феникс, сотканная из воды гидра. Изменчивый... Он не был Богом. Всего лишь ангелом, наделенным большим, чем другие, могуществом. И бесконечной гордыней.

— Я ждал вас. Проникновение демона в один из миров.

— Что за мир?

— Техногенный. Ты только оттуда, — кивок на меня. — Велизар, говорит, твоя любимая игрушка.

Ложь! А впрочем...

Умеют ли ангелы лгать? Умеют! Умеют лгать, умеют говорить правду так, чтобы она звучала ложью. Умеют выплетать из слов кружева.

— Я играю не с миром, а с его обитателями, — отрицаю я. — Становлюсь пороком и совращаю, — казалось, на губах все еще поблескивают капли алкоголя. — Я исполняю желания людишек. Гляжу, как они уничтожают сами себя, но не нарушаю правил. Я играю.

— А если однажды ты проиграешь? Поставишь на кон все, а выпадет зеро? — голубые, в этот миг, глаза Изменчивого вспыхнули в предвкушении.

— Разве Высшая может проиграть? — смех, в котором не было радости, лишь боль, заставил хозяина нахмурить белесые брови.

— Когда-нибудь ты споткнешься, — мрачно пророчествовал ставший белобородым старцем Хозяин. — И в то мгновение ты останешься одна. Разберись с проникновением. Велизар будет тебя курировать.

— Я всегда работала одна!

— Я не хочу, чтобы твои игры пошатнули равновесие. Если мы не сохраним этот мир, у демонов будет перевес. Поскользнешься ты одна, волна накроет нас всех. Я этого не допущу. Запомни, если ты свалишься с ног, мы тебя добьем. В тебе слишком много от демонов.

— Ровно половина. Половина света, половина тьмы... — я не стала дальше развивать эту тему. Вместо того произнесла. — Я не упаду. Не поскользнусь.

— Надеюсь, — он исчез, не сказав больше ни слова, оставив после себя ощущение пустоты. Дыру в реальности, что, впрочем, уже начинала съеживаться. А еще насмешливую улыбку на губах у Велизара.

— Значит, мы работаем вместе?

— Я работаю одна. Ведь сейчас ты лежишь мертвым в покореженной машине. Ты никогда не умел ценить оболочки, Велизар. Меня же пытаются откачать. Не хочу, чтобы усилия смертных оказались напрасными.

— Это приказ! — от его прикосновения рука отозвалась болью. — Мы вместе!

— Вместе что? Я буду передавать тебе информацию, но работать буду одна! — я выдернула руку из его клешней. — А сейчас не лишай смертных чуда!

То же время. Москва...

— Разряд! Еще раз! Еще... Есть сердечный ритм!

Глава 1. Пробуждение

Я открыла глаза, заморгала, пытаясь быстрее привыкнуть к яркому свету, бьющему прямо в глаза. Постепенно раздражающие блики исчезли. Я смогла различить унылые очертания палаты. Совсем маленькая. Четыре на четыре метра. А может, и того меньше. На полу лежит линолеум в черно-белую клетку. Стены обклеены светлыми обоями с незамысловатым рисунком. Потолок выделялся только небольшим серым пятном округлой формы в левом углу. Прямо под пятном обнаружились батареи. В противоположной же стене имелось большое окно, закрытое плотной шторой с пятнами бурого цвета. Видно, засохшая кровь. А может, еще что-то. Из мебели в палате наблюдались только моя кровать и капельница рядом с ней.

— Вы очнулись? — внезапно послышался незнакомый голос.

Я вздрогнула от неожиданности, посетовав на то, что за осмотром местности пропустила самое главное — в палате я была не одна.

— Да. Что произошло? — хриплым голосом, чтобы не выдать себя, спросила я.

Ответ незнакомца меня не интересовал. Сама знаю: авария, я — единственная выжившая. Пока санитар пытался что-то путано объяснить, я рассматривала его. Человек — впрочем, в этом мире единственно разумная раса. Молодой. Может, лет двадцать пять-тридцать. Высокий, несколько худоват. Широкие брови, прямой нос с небольшой горбинкой. Светло-русые волосы зачесаны влево. Большие зеленные глаза смотрят на меня с искренним интересом.

Длинные тонкие пальцы парня потянулись поправить прическу. Я с непонятным до конца интересом следила за ними. Потому и заметила бейдж на груди, мимо которого прошла рука больничного работника.

Борис Николаевич Головко. Следующая надпись заставила меня удивленно приподнять брови — врач. Ну, надо же! После своего пробуждения я ошибаюсь уже во второй раз.

— Вы меня слышите? — врач прервал мои мысли, коснувшись рукой моего плеча.

— Да, простите. Просто вы сказали, я единственная выжившая, а со мной в машине ехал мой друг... Он погиб?

— Он вел машину? — переспросил врач.

— Нет. Такой же пассажир, как и я.

Парень нахмурился.

— Вы были единственным пассажиром. Вы выжили, водитель — нет.

— Но... — я не договорила, отвернулась, чтобы доктор не заметил злого блеска в глазах.

Велизар выкрутился. Как он смог? И зачем? Не в его правилах спасать оболочки. Этого добра в любом мире хватает. Ангел меняет их как перчатки. Не то, что я — предпочитаю одно и то же тело — свое. Латаю его с помощью силы Высшей в случае надобности. Как в этой аварии. Обычный человек в ней никогда бы не выжил.

Куда же делась велизарова оболочка?!

— У меня такое чувство, что вы не рады, что вашего друга не было в машине, — проницательно заявил врач.

— Что вы, рада, — я с трудом удержалась от желания войти сознание человека передо мной, подавить его, заставить думать так, как нужно мне. Но, поступая таким образом, я лишь уподоблюсь Велизару, а это то, чего мне хочется меньше всего! — Я просто разозлилась на себя саму. Ваши слова обнадеживают. Но вдруг я ошиблась, он был не пассажиром, водителем... Тело опознали?

— Не знаю, — врач растерянно пожал плечами, став похожим на простого вечно неуверенного студента. — В операционную доставили только вас. Тело водителя в морге.

— Я должна убедиться, что это не он! — я попыталась встать с койки.

Приподняла спину. Но врач резко повалил меня обратно и с жаром заявил:

— Вы с ума сошли! Несколько часов назад мы думали, вы не выкарабкаетесь. То, что вы живы, — он вновь пожал плечами. Но речь свою закончил с воодушевлением. — Это чудо.

"Уж не опыты ли ты собираешься ставить на своем чуде?" — я еле слышно фыркнула. Но врач этого не заметил, вновь призывая меня прислушаться к голосу разума:

— Если вы и попадете сегодня в морг, то не на своих ногах!

— Вынесут нижними конечностями вперед? — я хмыкнула: уж этого со мной точно не случится! Но откуда врачу знать такие подробности? — Просто этот человек был мне очень дорог. Если с ним что-то случится... — я не договорила. Посмотрела в стену, пытаясь выжать из себя слезы. Не вышло! Не такая уж я и хорошая актриса. И ни смерть самого Велизара (хоть я и не представляю, как его можно убить), ни его оболочки не заставит меня рыдать.

— Я уверен, с ним все в порядке, — Борис мягко улыбнулся. — А сейчас назовите свое имя. При вас не было документов, поэтому мы не могли сообщить вашим родственникам...

— Я сирота, — отрубила я. — Зовут Милена. Каверина Милена Юрьевна. Адрес...

Записав мои данные и вколов мне какой-то препарат (по-видимому, снотворное), врач решил, что выполнил свою миссию.

Когда он был на пороге, я окликнула его:

— Какая это больница?

— Номер пятнадцать, — он замер, так и не открыв двери. — Если нужно кому-то сообщить... — осторожно начал Борис.

Редко встретишь такого внимательно эскулапа. Но мне его помощь была совершенно не нужна.

— Обойдусь. Но спасибо за предложение. Я просто проверяла свою память.

— Лежали уже у нас?

— Нет.

Врач кивнул и все же вышел из палаты. Дождавшись, пока его шаги стихнут, я поднялась на ноги, порадовавшись, что ни снотворное, ни прочие медицинские препараты на меня не действуют. Сама исцелюсь. Люди только все испортят.

К счастью, с меня не сняли одежду. Так что я было лишена "приятной" возможности бродить голой. Конечно, при первой возможности короткое в одном месте порванное платье нужно было сменить. Но сегодняшней ночью я собиралась просто потусить в клубе, выпить коктейль-другой, расслабиться, наконец, а не попасть в аварию, затем в больницу.

У Велизара просто поразительная способность появляться не вовремя!

За окном стояла ночь. Луна скрылась за тучами, а потому единственным светом, что проникал в палату, был свет от уличных фонарей. Перед уходом врач выключил лампу, которая горела внутри помещения, надеясь, что через минуту подействует снотворное, и мне уже будет все равно.

Люди глупы!

Я заправила постель, положила под одеяло подушку, надеясь обмануть проверяющего. Впрочем, полагаю, до утра здесь никто не появится. Какой смысл? Пациентка пришла в себя, затем ей вкололи снотворное. Не проснется.

Утром должен быть обход, но до того времени я вернусь. Я подошла к окну. Коснулась ладонью стекла, проходя сквозь него. А затем резко взмыла в небо, чувствуя, как холодный ветер хлестает голое тело. Морг этой больницы находился в соседнем здании. Отвечая на вопрос врача, лежала ли я уже у них, я не солгала. В больнице — нет. А вот в морге...

Несколько раз, возвращаясь из мира Высших, я попадала впросак — не успевала спасти тело. Воскрешала только когда возвращалась. То-то люди удивлялись! Расспрашивали, не видела ли я свет в конце туннеля. Видела, все видела. О чем "честно" рассказывала. Однажды вот пришла в себя в морге именно этой больницы.

Внешне это обыкновенное серое здание с облупившейся в нескольких местах штукатуркой. Только по табличке на двери узнать и можно, куда попадаешь.

Не утруждая себя стуком в двери, я проникла в здание через окно, прошла длинным коридором, стараясь не попасться никому на глаза. Впрочем, никого и не было. Лишь из одной комнаты доносился приглушенный звук. Я прислушалась — телевизор. По всему видно, ночной смотритель относится к своим обязанностям "очень" ответственно.

Я подошла к стойке регистраторши и просмотрела записи. Есть. Перовская улица. Одно тело. Калинович Максим Юрьевич. Пол мужской. Я прошла к холодильным камерам. Хорошо хоть память у меня совершенна, ноги сами ведут по уже раз пройденному пути.

Я коснулась крайнего холодильника. Потянула на себя, затем на миг замерла. Тихо прошептала:

— Пусть это будет он!

А затем резко потянула на себя.

Полноватый человек лет пятидесяти с небольшой лысиной на затылке. Короткие мясистые руки, кольцо на безымянном пальце. Говорят, смерть меняет человека. Не спорю. Но не на столько!

Это была не оболочка Велизара. Обыкновенный в прошлом человек — водитель!

Глава 2. Задание

— Доброе утро, — в палату вошел врач. Потянулся к выключателю, но передумал. Медленно приблизился к окну и раздвинул тяжелые шторы. Странно, ему казалось, он оставлял окно открытым. Ну, да чего только не может привидеться после ночного дежурства.

В комнату хлынул яркий свет. Солнце уже давно встало и теперь освещало улицы столицы. Врач бросил взгляд на свою пациентку, которая до сих пор не подавала признаков жизни. Лежала лицом к стене, по голову укутанная в одеяло. Он сам в детстве похожие чучелка делал перед тем, как свинтить из дому.

"Может, и эта сбежала?"

— Милена? — врач резко приблизился к койке и сдернул одеяло. Неужели ...

Пациентка была на месте. Мгновение она лежала спокойно. Затем начала шарить рукой по спине, выискивая одеяло. Еще через мгновение повернулась и с усмешкой поглядела на него:

— Я могу вам чем-то помочь?

* * *

Врач выглядел достаточно забавно. От моего, на первый взгляд, вполне невинного вопроса его щеки покраснели, а глаза забегали. Я усмехнулась про себя, успев подумать: "Вот бы Высших можно было прочесть с той же легкостью, что и смертных". Жаль, у моих братьев и сестер слишком много масок. За ними истину ни за что не увидишь.

— Я хотел проверить, все ли с вами в порядке, — врач, наконец, пришел в себя. — Вы хорошо себя чувствуете?

Я пошевелила руками, затем ногами, будто бы не могла дать точный ответ на вопрос. Не говорить же сразу, что я здоровее его. Мне-то лет через пятьдесят смерть не грозит. А вот ему как пить дать! После парочки телодвижений, я решила, что хватит с меня демонстраций. Есть дела поважнее.

— Вполне.

— Хорошо, я сейчас позову санитаров, они доставят вас в обычную палату, — врач искренне улыбнулся, обнажая ровные белые зубы, и направился к двери.

— Это лишнее. Я вполне могу дойти сама, — я быстро спрыгнула с кровати, выходя из образа больной. — А еще лучше, отпустите меня домой.

— Вы с ума сошли! Вы же еще вчера чуть не погибли. Вам приписан постельный режим и...

— Вы повторяетесь, — я поправила задравшееся почти до талии платье и приблизилась к врачу. — Ночью вы говорили то же самое. Тогда я вам подчинилась. Но сейчас я действительно прекрасно себя чувствую. И занимать лишнюю койку нет нужды.

Я прошмыгнула мимо порядком ошалевшего доктора, не дав ему больше вымолвить ни слова, и вышла из палаты интенсивной терапии. Быстро прошла по длинному коридору, надеясь, что врач оставит меня в покое.

И в очередной раз ошиблась!

— Милена! Милена, да подождите вы! — он нагнал меня уже у лестницы. Взял за руку. — Давайте я вас хотя бы осмотрю.

Я улыбнулась: до того милой мне показалась его забота. Немного назойливой, но все равно милой.

— Вы меня и так осматриваете. За этим платьем ничего не скрыть, — я показала рукой сначала на глубокое декольте, затем и на ультракороткую юбку, отчего врач покраснел. — И вы прекрасно видите, что все в порядке. На теле повреждений нет, а из комы я вышла еще вчера.

— Вы в рубашке родились. Давайте я вам хотя бы рецепт выпишу, — врач порылся в одном из карманов и выудил оттуда блокнот на пружине и ручку с погрызенным колпачком. Заметив мой взгляд, парень смутился и сунул колпачок обратно в карман. А затем что-то нацарапал в блокноте и вырвал мне страницу. — Держите. Принимайте три раза в день и обязательно посетите врача. После комы вероятны потеря памяти, изменения в личности, ухудшение хроники... Проверьтесь!

Я кивнула и улыбнулась на прощание, поражаясь столь высокому желанию помочь. В предыдущее возвращение я врача своего только к обеду увидела. И от него заметно разило горячительными напитками. Что ж, буду знать, что не все заботливые врачи вымерли как мамонты.

Я спустилась вниз по лестнице. Постояла возле мусорного бачка, разрывая рецепт на кусочки. Затем выбросила их в бак и вышла из больницы. Раз или два я ловила на себе несколько удивленные взгляды. Что, впрочем, не удивительно, для посетителя больницы у меня и в правду был странноватый вид: баснословно дорогое, но порванное платье, испорченные прическа и макияж, на венах следы от капельниц, которые мне поставили до того, как я воротилась из высшего мира.

Впрочем, с вопросами никто не лез. За что я была им всем благодарна. После бессонной ночи, во время которой я раздумывала только о том, куда делась оболочка Велизара, я могла и сорваться на чрезмерно любопытных граждан. А мое тело после возрождения к жизни жаждало отдыха как никакое иное.

Еще через несколько минут я покинула и саму больницу. На проспекте словила такси, мельком взглянув в свое отражение в тонированном стекле машины: передо мной предстала довольно таки высокая на вид хрупкая девушка двадцати четырех лет с темными волосами до плеч, тонкими четко очерченными бровями и пухлыми губами. Порезы, полученные в аварии, благополучно зажили. Платье не открывало слишком многое, так что в целом я выглядела не так плохо, как считала. Удовлетворившись осмотром, я открыла дверцу и договорилась с водителем о цене и уже через полчаса была дома.

Дома... Открывая дверь, я тихо хмыкнула. У меня не было дома. А все эти квартиры, что здесь, в Москве, что в Лондоне, что в Нью-Йорке, что во множестве других миров всего лишь временные убежища.

Я залезла под душ и тихо мурлыкала себе нос, чувствуя, как вода смывает грязь, засохшую кровь и запах больницы, которым я насквозь пропиталась. За что люблю техногенные миры, так это за льющую из крана обжигающе горячую воду.

Выйдя из душа, я надела короткие джинсовые шорты и майку без бретелек, затем сварила себе кофе, налила горячую жидкость в большую красную чашку с белой надписью "Мила" (что поделать, чашку с именем "Милена" мне найти не удалось) и сделала глоток, затем затянулась сигаретой. Наконец, жизнь начала наполнятся смыслом. Мне все еще требовался отдых, но до него у меня было еще одно неотложное дело. Встреча. Жаль, посетитель, как обычно, запаздывал.

Зато было время подумать о деле, в которое меня втравили!

К сожалению, на данный момент ничего определенного я не знала. Кто-то из демонов проникнул в этот мир — вот и все. Но странно, что ради одного проникновения меня оторвали от отдыха. Должно было случиться что-то еще! В конечном счете, подобные происшествия происходили постоянно: мелкие бесы не раз и не два гуляли по нашим мирам. Точно так же и юные ангелочки порой проникали в мир демонов. Любопытство свойственно всем детям. На это смотрели сквозь пальцы. Уничтожить мир дети не смогут, а одним пожаром меньше, одним больше — не важно.

Проникновение взрослых низших демонов тоже не составляло больших проблем. Суккубы, инкубы, демоны кошмаров... — люди часто вызывали их. Иногда по глупости, иногда по ошибке.

Мои раздумья прервал звонок в двери. Я отставила кофе и пятую по счету сигарету в сторону и пошла открывать.

— Велизар?

На пороге, опершись о стену, стоял парнишка лет двенадцати. Вьющиеся рыжие волосы., забавные веснушки на щеках, зеленые глаза с длинными ресницами. Он был похож на юного хулигана, который забавы ради прикрепляет жвачки на поручни лестницы и прижигает кнопки в лифтах. Точнее... Он был бы похож на него, если бы не едва видимая застыглость в чертах его лица, насмешливая холодность в глазах.

— Он самый, — ангел оттеснил меня в сторону и вторгся в квартиру, не подумав спросить разрешение. — Ну, и как смертные отреагировали на чудо?

— Им понравилось, — фыркнула я, пока мы прошли на кухню, и я вновь вернулась к кофе. — Ты пришел, чтобы спросить об этом или рассказать подробности дела?

— Ты знаешь, — он кивнул на мою чашку. — Не предложишь и мне кофе?

— Обойдешься, — я сделала еще один глоток. — Твоей оболочке осталось недолго. С таким-то хозяином! А твоей сущности пища не нужна.

— Разумно, — Велизар медленно присел на стул, что совершенно не шло к поведению шаловливому подростку, чье тело он захватил. — Но как же правила вежливости?

Я проигнорировала его вопрос.

— Расскажи о деле.

— Как всегда, вся в работе, — Велизар все же перешел к сути. — Кто-то решил вызвать в этот мир демона. Одного из Высших. Кого именно, точно не известно. Наши просто засекли точку разрыва в этой реальности.

— Кто вызывающий?

— Неизвестно. Но точка разрыва в этом мире. Точнее разузнаешь сама.

— Подожди, — я прервала Велизара, подняв руку. — Вы не знаете, кто вызывающий, кого вызывают, где это происходит... А что-то важное вообще случилось? Или все дело в том, что какой-то идиот решил повеселиться и, скажем, на спор вызвать демона. Или какая-то идиотка, поссорившись с "парнем своей жизни", предпочла найти себя в магии?

— Конечно, и эти идиоты на пару. На спор, — с ухмылкой уточнил Велизар. — Уже замочили десятерых для того, чтобы хватило сил на вызов. Эти идиоты на седьмой ступени силы и у них ключ Соломона.

— Интересно, — я задумчиво прищурилась, осознав серьезность происходящего. — Когда будет проводиться вызов?

— А вот это уже должна узнать ты.

— И узнаю, — я отхлебнула еще немного кофе. Поморщилась, заметив, что он уже успел остыть. Одна из возможностей ангелов — охлаждение. Хотя, конечно, будучи в оболочках, они способны глушить эту силу. Велизар не стал. — Это все?

— Удачи, полукровка!

Я не пошевелилась, привычно не обратив внимания на оскорбление. Только когда ангел поднялся, окликнула его:

— Велизар, что случилось с твоей предыдущей оболочкой?

— А что могло случиться? Она лишилась меня, — самоуверенно ответил ангел.

— Где она? Ее не было в машине, когда до нее добрались медики.

— Значит, в этом городе появился некрофил, — фыркнул Велизар. — Забудь о ней. Оболочки — ничто. Это ведь не мертвый мир, где живые существа наперечет, а если из-за моего прихода в этом мире умрет на одного человека больше, я не стану горевать. Смертные этого не стоят.

— До встречи, Велизар.

— Еще раз удачи, — он отсалютировал мне рукой, а затем подошел к окну, в одно мгновение залез на подоконник и привычно спрыгнул вниз.

Для перехода в Высший мир нужна смерть. Я обхожусь клиническими, Велизар — настоящими. Это ждет каждую из его оболочек — смерть. Даже если некоторыми он пользовался всего пару минут!

Я затянулась сигаретой и подошла к окну. Далеко внизу суетились люди, разглядывая погибшего. Казалось, я могла слышать их разговоры:

— Такой молодой, а с крыши сиганул.

— Это все наркотики! Вот мои дети...

— Может, его еще можно спасти?

Нельзя! Нельзя спасти смертного, который уже покинул свой мир. Нельзя спасти того, чье тело приглянулось ангелу. Ничего нельзя. Только и попытаться найти тех, кто за свою жизнь успел убить в тысячи раз меньше смертных существ, чем мой бывший любовник!

Что ж...

Я глотнула холодный кофе и поставила пустую чашку на стол. Дело есть дело!

Глава 3. Ищейка

Наметив план действия на день, я покемарила в кресле, так и не дойдя до кровати. Как ни странно, но Высшим, точно так же, как и смертным, требуется сон. К тому же Паша часов до девяти-десяти вечера и нос на улицу не сунет. Значит, и мне там появляться не стоит. Время терпит. До насыщения тайной печати Соломона — символа, дающего поистине огромную силу — нужно совершить не менее пятидесяти убийств. Хотелось бы поймать психа или психов быстрее, но это не столь важно. Люди каждый день мрут как мухи. Если их сгинет на пару человек больше, мир не перевернется с ног на голову. К тому же других знакомых дилеров, кроме Пашки, у меня в этом городе не было.

Проснулась я, когда на землю спустились сумерки. Выпила еще одну чашку кофе с бутербродом. Затем сделала себе яркий макияж — чтоб сойти за подростка. Пашка знает меня именно под этой личиной — вчерашняя школьница, забившая на поступление в университет и увлеченная лишь тем, как быстрее потратить деньги родителей.

Черная тушь, карандаш и серые тени, немного пудры, чтобы закрыть румянец — перед вами подросток лет семнадцати-восемнадцати увлекающийся готикой. Или попросту "гот натуральный" одна штука.

Днем такой макияж меня не спас бы. Но ночью никто в жизнь не догадается, что мое лицо помолодело лет на семь.

Нацепив шпильки и вызвав из дома такси, я отправилась в "Рай" — постоянное место обитания Пашки. Золотой остров приветствовал меня яркими, слепящими глаза прожекторами и громкой музыкой. Еще не увидев здание клуба, но разглядев знакомые лица, я поняла: мы на месте. Расплатившись с таксистом, я вышла из машины.

Deep inside, you cry, cry, cry

Don't let your hopes, die, die, die

Deep inside, you cry, cry, cry

Don't let your hopes, die, die, die...

Доносилось до меня из неплотно прикрытой двери, пока я расплачивалась за вход, и полный охранник ставил мне на кисть круглую печать.

Дверь захлопнулась за моей спиной. Глаза на мгновение ослепли от яркого зеленого света. А затем в уши ударило:

She fell in love for the first time

He was older than her

Na, na, na, na, na, na, na

Na, na, na, na, na, na, na...*

Громкая музыка. Десятки смертных существ, не способных совладать со своими пороками. Это был мир, сводящий меня с ума так же, как людей сводит с ума наркотик.

"К черту Пашу!"

Я завертелась в такт бешеному ритму. Поворот вправо, влево. Я резко присела, а затем медленно приподнялась, тряхнув волосами и наслаждаясь густым туманом.

Многоцветная, многоликая реальность...

Я купалась в ней. Вдыхала... Кроваво-алый гнев. Изумрудную зависть. Сапфировую боль. Аметистовую гордыню. Золото затмевающей глаза алчности. И бесконечную похоть... Смертные грехи, пороки, человеческие страсти. Сверкающие искры наслаждения и оседавшая на пол боль.

Мгновение тишины, недоступное человеческому уху.

Мгновение...

И мощный, сотрясающий пространство, взрыв.

Nothing to hide

I'm broken, I'm broken

My heart is oh, oh, oh

I'm broken, I'm broken

There's nothing left inside

Oh, oh, oh, oh, oh, oh

Save me...**

Блеснул аметист на покрытых блеском губах. Засверкали жемчужные пряди, выплясывая только им ведомый танец. Гнев обжог, заставляя тяжело дышать и вдыхать еще больше пороков. Наслаждаться ими, до изнеможения покусывая губы.

По телу каплями стекал пот, сверкая в свете огней. Майка прилипла к коже, обрисовывая окаменевшую грудь. Мокрые пальцы скользили по жаждущему наслаждения телу, даря короткие, как летние ночи, ласки.

Нежданное опьяняющее прикосновение и...

— Оргазм?

Официантка поднесла к моей руке поднос с вышеназванным коктейлем и кивнула на полноватого мужчину за стойкой.

Махнула головой.

— Обойдусь!

Даритель пожал плечами:

— Не больно-то надо. Другую дуру найду.

Я слизала каплю пота с губ. Прищурила ставшие на миг рубиновыми глаза и, словно округлый пятак, закружилась на месте, то прячась в изменчивом тумане, то вновь притягивая к себе взгляд незнакомца. Будто простой суккуб, пьющий похоть, что искажала черты лица неведомого дарителя.

Всего-навсего человек...

Смертный!

И новое прикосновение. Хриплый шепот, плохо угадываемый в грохоте музыке. Чужая, такая сладостная боль. Короткий шаг, отделяющий от падения в бездну. И слабость пусть вечного, но грешного тела!

Белое от пудры и исколотое пирсингом квадратное лицо обнимающего меня гуляки вернуло меня из забытия. В одно мгновение я оттолкнула незнакомца от себя и врезалась в толпу. В голову пришла первая разумная за последний час мысль: "Надо найти Пашку!"

Беловолосый крашеный парень с черными игриво-презрительными глазами, металлическим ошейником с шипами и порванной во многих местах рубахой вертелся вокруг вип-зоны. Заметив меня, он кивнул и, просигналив бармену, что его место занято, приблизился. Поцелуй. Едва укололась об один из шипов на его ошейнике, но лишь улыбнулась.

— Скучаешь? — он потерся носом о мою щеку и приблизил свои губы к моему уху, зная, что иначе я его не услышу. — У меня здесь, — он кивнул на вип-зону, на миг отстранившись, — двое парней. Дадут, что захочешь. Коктейли, дурь. Брюлики, если извернешься.

— Представляю, — в ответ и я прильнула к нему. — А в придачу к цацкам одарят тем, что я не просила.

— Это как повезет, — будто змей-искуситель прошептал местный сводник и наркобарон.

— Ты сегодня только сводишь? — перешла я к интересующей меня теме.

— Обижаешь, — соблазнительно протянул Пашка. — Экстези, ЛСД, кока

* * *

...

— Герыч.

— Как всегда неизменна, — Паша провел ладонью по моему животу, будто незаметно проникая сквозь майку к голому телу. — Только знаешь, цены растут.

— Так и я не беднею, — я едва касалась его тела своими губами. — Сколько?

— Двести.

— Всего-то? Стоило вспоминать! Хоть не разбавлял ничем?

— Герыч — сказка, — мгновение, Пашка поднес указательный палец к моим губам. — Ну-ка, проверь.

Открываю рот, чувствуя, как палец заходит внутрь и утыкается в зубы. Облизываю его и приподнимаю кончиком языка, чтобы подушечка коснулась десен. Тру его о ней и вмиг отпускаю!

Ничего. Знакомый душный танцпол, где уже в двух шагах не слышно, что творится.

— Что ты су... — не договорила.

Ослепла.

Оглохла.

Онемела.

Не люди — безликая толпа. Вертящиеся из стороны в сторону марионетки. Тряпичные куклы, холодные, как мраморные плиты на старом кладбище.

Смертники!

— Товарец что надо, — Павел улыбнулся, видя, что я пришла в себя.

— Давай, — согласно кивнула. — Тройную дозу.

Я вышла из клуба, спрятав пакетик с герычем в лифчик. Главное — сейчас на ментов не нарваться. Герыч, понятно, я им не отдам, да и от этой встречи хуже будет не мне, а им. Но попусту терять силы не хотелось. Ловить такси и возвращаться домой я не стала. Вместо этого зашла в ближайший темный переулок. Развернула пакетик с отравой. Впрочем... Отравой эта дрянь была только для людей. Для меня же возможность стать ищейкой, чувствовать свою цель, идти к ней, не заботясь обо всех остальных. Видеть правду сквозь килограммы штукатурки на лицах и звонкое постукивание золотых брюликов.

Цель... Облизав палец и сунув его в пакетик, я прошептала:

— Последняя жертва заклинателей.

Я вытянула палец из пакета и втерла дозу герыча в десна.

Закрыла глаза.

Бездонная тьма. Тишина. Смерть... То, чего боятся все Высшие — засасывающая в себя мгла. Глухая пустота в груди. Не боль — ничто. Я вся скрючилась и трупом упала на землю.

Боль!

Она бывает разной. Острой, как удар молнии. Режущей, как прикосновение зверя. Сладостной, как первый секс. Воспламеняющей, как укус вампира. Мучительной, как пытки на столе инквизитора.

Мгновенной.

Вечной.

Смертельной!

Я проносилась мимо смертных, не замечая их. Только стук тысячей сердец звучал в голове, как бесконечная канонада. Одно затихло. Еще одно...

А этому осталось лишь пара мгновений!

Я чувствовала приближение старухи с косой. Не для себя — бессмертной — для них: пестрых ночных мотыльков и пузатых папиков, горстки малолеток, отчаянно хотевших стать взрослыми и пьяных бомжей, лежащий прямо на тротуаре.

Новой приступ боли!

Мир завертелся перед глазами, лишая и без того непрочных ориентиров. Замер, как последний, соленый от слез, поцелуй ангела перед прощанием. Как ласковое прикосновение перед ударом плети. Как последний укол перед ломкой...

Задохнувшись, я вновь полетела на землю. Ударилась головой об острый камень и на мгновение потеряла сознание.

Ненадолго!

Я чувствовала горячую кровь, струящуюся из раны на затылке на лицо и дальше — на шею и грудь. Чувствовала соленый привкус на покусанных губах. Вот только боли не чувствовала. Хороший герыч, Пашка не солгал. Быстро, пока тело не лишилось жизненно-важного количества крови, я стянула края раны. Убрала оттуда кусочки каменной крошки и, как могла, вытерла кровь с волос.

Затем осмотрелась, в глубине души надеясь, что инстинкты Высшей вкупе с человеческим наркотиком на этот раз подвели.

Отнюдь!

Он лежал в нескольких метрах от меня. Мальчуган лет двенадцати. В грязи, как и я. С широкооткрытыми голубыми глазами и посиневшим опухшим телом. Торс мальчугана был нагим. Руки и ноги разведены в разные стороны и привязаны к вбитым в землю колышкам. Его грудь и живот покрывали кровавые раны. На губах застыла непонятная радостно-предвкушающая улыбка.

Неужто наркоту вкололи, чтоб не рыпался?

Я ощутила внезапный прилив ненависти к таким ублюдкам, как Паша. Одно дело, толкать дурь тем, кто решает только за себя. Кто и сам хочет поскорее сдохнуть. Другое — подсаживать на это малолеток или продавать уж и вовсе тварям!

Выбросив, хоть и с трудом, внезапно возникшую злость, я начала делать то, ради чего пришла. Приблизившись к телу, я коснулась одной из его ран. Мальчишка был холодным. Кровь давно засохла.

И все равно был шанс!

Я наклонилась над телом и языком лизнула его кровь. Вкуса почти не было. Только отвращение.

— Что это здесь? — неожиданно над самым ухом прозвучал хриплый голос.

Я резко вскинула голову, разметав волосы по спине.

Передо мной стоял мужик лет пятидесяти с красной рожей и блестящими глазами. А уж разило от него... Ведра два водки на грудь принял, не иначе!

— Митяй, ты что ли? — мужик с удивлением воззрился на мертвого паренька. — Шалопай ты эдакий. Мамка небось места себе не находит. Ану, брысь домой! К матери под юбку. Вот уж наседка эта твоя. Эй, ну чего ты лежишь? — он потянулся к пареньку. — Я говорю...

— Мужик, проспись! — я толкнула пьяницу в грудь.

Он упал на землю, чудом не раздавив мальчишку, и захрапел. Я же заранее достала еще два пакетика с герычем — хорошо все-таки, что про запас купила. Вновь лизнула кровь, пока меня еще кто-то не заметил, и втерла в десна сразу две дозы наркоты (одна уже не подействует).

— Такая же кровь — она должна была достаться заклинателям. Для того-то и проводился этот обряд — хочу найти ее, — проговорила я и вновь упала на землю.

Полумертвая от усталость, ненавидящая все то дер..., в которое вляпалась!

*Текст песни Oceana — Cry Cry

**слова песни Leona Lewis — Broken

* * *

кока — кокаин.

Глава 4. Метка

Хоть раз ходили нагими в стужу, когда каждый порыв ледяного ветра убивает, а снег уже кажется теплой шубой? Хоть раз радовались холоду и боли, осознавая, что, если и они исчезнут, уйдешь и ты? За грань. Хоть раз замерзали до смерти? Так, чтобы на щеках оставались льдинки слез.

Я — да!

Сейчас...

При предыдущем приеме наркотика я видела образы, чувствовала жар человеческого тела, видела их бьющиеся сердца. Сейчас не было ничего. Белоснежная мгла перед глазами, когда уже нестерпимо хочется закрыть очи, чтобы избавиться от этого слепящего глаза цвета, и воцарилась тьма.

Хочется!

Вот только...

Что будет, если остановиться на лютом морозе? Всего на мгновение — дух перевести. Ничего не будет! Ни осточертелого света, ни мягкого обволакивающего снега, ни коварного льда, что подстерегает тебя впереди и так и ждет, чтобы утащить вниз, ни тебя... Остановишься — сдохнешь. Закрою глаза — потеряю силы. Герыч станет бесполезным!

Не закрывать... Не закрывать!..

Глаза слезились. Губы трескались и начинали кровить от постоянного напряжения. Тело сводило судорогами. И лишь алая манящая нить не давала послать все к демонам. Заснуть. Закрыть...

Не закрывать глаза!..

Я увидела его. Почувствовала запах. Соленный — крови, травяной — тины из озера, рядом с которым лежало тело, а еще запах чернил, соболиного меха. И...

— Милена?

Странно знакомый голос. Теплая человеческая рука, легшая мне на плечо. Новый запах дешевых парфюмов...

— Милена?!

Не закрывать глаза. Не закрывать...

Я закрыла глаза.

Приходила в себя я долго. Будто вновь из мира Высших возвращалась. Доза все же оказалась немаленькой. Простой человек от такой сразу загнулся бы. К счастью, я не они! А потому избавлена и от смерти, и от долгой ломки.

Наконец, белая мгла начала рассеиваться. Я снова различала очертания предметов. Затем почувствовала холод, шедший от деревянной скамейки, на которой сидела, и тепло, исходящее от моего соседа.

"Главное, чтобы не бомж" — успела подумать. Затем вновь попыталась открыть глаза.

— Милена?

Громкий голос ударил по барабанным перепонкам, заставляя зажмуриться и махнуть головой, пытаясь избавиться от жуткого звука.

Не вышло!

Я облокотилась о спинку скамейки. Несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. Затем все же открыла глаза. Темная улица с несколькими фонарями. До ближайшего метров десять. Несколько высоток на противоположной стороне улицы. Одна из них стекляшка. Между высотками стояли пятиэтажки с золотистой отделкой. Один довольно примечательный домик красного цвета с большими, как любили строить в старину, окнами и потолками, несколькими ажурными балкончиками с живыми цветами в горшках.

Проезжая часть была пуста. Валялось лишь несколько бутылок, добавляя работы дворникам и счастья бомжам — в зависимости от того, кто явится первым.

Наконец, я отвлеклась от окружающего пейзажа и поглядела на человека, который помешал мне добраться до вызывающих. Молодой парень с легкой щетиной на подбородке — видно, с утра не успел побриться. Одет в шорты до колена и голубую футболку с забавной пятерней на груди. Под рисунком имелась не менее занятная формула, приведшая в восторг первоклашек: два плюс два равно пять. В зеленых глазах моего нового знакомого плескалась искренняя забота обо мне. Повезет же кому-то с парнем... Жать только, что пока "везло" мне!

— Милена, — прервал мои раздумья парень. — Вы меня узнаете?

— Разумеется, — фыркнула я, — вы врач. Мы с вами только сегодня утром виделись. Борис...

— Просто Борис, — прервал меня вчерашний эскулап.

Я кивнула, не подумав. И тотчас почувствовала резкую тошноту. В мозгу будто что-то взорвалось, причиняя адскую боль. Я прикусила нижнюю губу, пытаясь не застонать и снова вернуть себя в реальность.

— Милена?

Только через несколько мгновений до меня дошли слова Бориса, а вместе с тем, я заметила, что он уже несколько секунд рассматривает вены на моих руках. Я резко выдернула конечности, надеясь, что врач не заметит отсутствие уколов от капельниц. Впрочем, скорее всего, он искал повреждения от иной иглы.

— Вы знаете, наркоту можно не только колоть, — язвительно заявила я. — Ее можно нюхать, глотать... Вариантов множество.

— Простите, — Борис улыбнулся. — Привычка. Знаете, менты во всех преступников видят. Ну, а врачи — нариков.

— Заметила уже, — во всю проявлялась раздражительность, знакомая по тем временам, когда я так же перебарщивала с дозой. — Неужто я так похожа на наркошу?!

— Забыл, что вы всего сутки, как после комы, — примирительно сказал Борис.

Я лишь хмыкнула и обхватила себя руками за плечи, пытаясь согреться — очередная фаза ломки — озноб. Затем с той же целью перекинула одну ногу на вторую и покрепче прижалась к деревянной спинке. Прижаться к Борису было бы вернее, но врач мог бы что-то заподозрить, что только помешало бы мне.

— Слушайте, с вами все в порядке? — все же спросил врач.

Я рассмеялась.

— Вполне.

А потом, наплевав на то, что подумает обо мне Борис, сбросила с ног босоножки, притянула колени к груди и сцепила руки в замок, придерживая их. Заметив удивленный взгляд парня, фыркнула и все же придумала причину своему поведению:

— Ноги устали от каблучищ.

Борис сказал что-то в ответ, но я не слышала, уткнувшись лицом в колени и подавляя нестерпимое желание выпить жизненную силу так не вовремя появившегося мамонта от медицины.

Что поделать, порой Высшие ведут себя не лучше вампиров!

— Эй! — его рука дотронулась до моего плеча. — Что с вами?

Всего одно прикосновение...

Будто в тело ударила молния. Дала сил. Напоила жаждущее тело. Потянула за собой в многоцветную реальность, где каждое прикосновение одновременно несло боль и заживляло раны. Ледник в пустыне, по капле лишающийся своего тела. Гибнущий... И воцаряющийся на небесах.

Боль!

И наслаждение, в которое мечтает погрузиться тело. Всего один шаг, ветер залечит раны. Закружит в медленном вальсе, даря короткие поцелуи. Живая вода смоет алую кровь с тела. Благословит и покинет. Огонь зажжет сердце, согреет, даст силы, и...

Я резко вздернула голову, скидывая руку Бориса со своих плеч. Да, я исцелюсь, воспарю в небеса, насыщусь... Вот только к тому времени его тело станет холодным!

Я убрала ноги со скамейки и коснулась пятками асфальта. Надела босоножки, предварительно заправив за ухо упавшую прядь. Затем полностью поднялась и кивнула Борису:

— Спасибо за компанию. Только в следующий раз...

Договорить мне не удалось. Я сделала шаг в сторону, не заметив ямку под ногами, и со всей дури грохнулась в нее. Что-то треснуло, и еще через мгновение я оказалась на асфальте.

Парень тотчас кинулся мне на помощь. Помог встать, прощупал ногу на предмет повреждений. Я ему не препятствовала, хоть и знала заранее, что все в порядке. Непоправимый вред я нанесла одному лишь босоножку. Сломанный каблук и порванную застежку уже не восстановить.

Мелочь, конечно. Я подобных моделей еще с десяток могу купить, но все равно неприятно возвращаться в родные пенаты в образе золушки после бала. Я расстегнула и второй босоножек и зашвырнула пару в кусты. Затем достала мобильник и вызвала такси. Ну а после повернулась к Борису.

— Тебе придется терпеть меня еще несколько минут.

— Я не против, — он кивнул на мою ногу. — Не ушиблась хоть? Перелома-то вроде нет, а вот растяжение какое...

— Я абсолютно здорова.

— Первый раз встречаю такого везучего человека, — Борис улыбнулся. — Выжила в аварии да еще и обошлась без видимых повреждений, затем без последствий вышла из комы и сейчас тоже... У меня знакомая как-то упала, так она потом еще с месяц хромала.

— Ты же сказал, я везучая, — я подмигнула Борису, не вдаваясь в подробности анатомии Высших. — Так что не переживай и, если хочешь, иди, я могу сама дождаться такси. Не пропаду.

— Я никуда не спешу, — отмахнулся парень. — С другом должен был встретиться, но он в последний момент все отменил. Дела у него какие-то. Так что лучше с тобой такси подожду. Везение тоже не вечно.

— Да уж... — я с прищуром посмотрела на этого помощника сирых и убогих. Слишком он был хорош для обычного человека. Внешность Бориса я уже давно изучила, и в ней не было ничего отталкивающего или опасного, но мне ли не знать, какие твари порой скрываются за красивыми масками. Я попыталась заглянуть дальше. Прикусила губу, вместе с кровью высвобождая часть сути Высшей. И пригляделась к Борису. Высокую фигуру окружала золотистая сеть. В одних местах она отливала алым, в иных — зеленым. А попадались отдельные куски, таящий мрак: боль, смерть, жестокость. Я зацепилась взглядом за одну из таких воронок и заглянула в середину...

Небольшая темная комнатка с окном, задернутым шторой. Вдоль стены тянется длинная книжная полка. Я шла вдоль нее, рассматривая корешки книг: Кафка, Гюисманс, Бодлер, Уайльд... Потрепанные, часто погрызенные непонятно кем книги. Некоторые и вовсе без корешков. Лишь отдельные страницы и лежат. Я достала несколько листков. Вчиталась.

"Небольшая каменоломня, заброшенная и пустая, лежала у здания еще совершенно городского вида. Здесь оба господина остановились: то ли они наметили это место заранее, то ли слишком устали, чтобы бежать дальше... Но уже на его горло легли руки первого господина, а второй вонзил ему нож глубоко в сердце и повернул его дважды. Потухшими глазами..."

Что-то резко толкнуло меня, выбивая из рук листки. Они взлетели в воздух, а затем медленно, будто пушистые семья одуванчиков, начали падать на темный, весь в дырах и разводах ковер.

Я обернулась, пытаясь понять, кто на меня напал. Но комната была пустынна. Лишь ветер вздувал штору, да старое кресло у самой стены покачивалось в такт неведомой мелодии. Вправо, влево, вправо...

На мгновение мне показалось, в нем кто-то сидит. Старуха с седыми волосами, которая все перебирала нити спицами. Одна петля, вторая... Она подняла глаза и посмотрела на меня. Тонкие белесые губы приоткрылись, обнажая гнилые зубы. Еле слышно она прошептала:

— Высшая...

— Э-эй, — Борис водил рукой у меня перед глазами. — Твое такси приехало, хватит спать.

— Да... — я качнула головой, выбираясь из глубин ауры паренька. Улыбнулась ему чуть дрожащими губами и приподнялась со скамейки. Со своим желанием докопаться до чужих секретов я совершенно забыла о том, что только что приняла тройную дозу герыча и не успела полностью восстановиться.

Медленно, шатаясь, как на ходулях, я подошла к желтой тачке и села рядом с водителем. Назвала адрес, но отъехать не позволила. Вновь распахнула дверь такси и посмотрела на Бориса.

— Спасибо за помощь.

Парень что-то ответил. Я не вслушивалась. Вместо этого посмотрела ему в середину грудной клетки, сжала пальцами золотой кулон в виде кошки для лучшей концентрации и поставила метку, невидимую человеческому глазу. А затем захлопнула дверь обратно и обессиленная упала в кресло. Тихо, совсем как та тварь из ауры, прошептала:

— Поехали!

Глава 5