Мой эльфийский папа

Глава 1

— Ринка! Пошевеливайся, эльфячье отродье, во имя всех Богов! — от рева отчима в ушах ощутимо зазвенело.

Ох, плохи мои дела. Ведь, что обидно, я-то как раз пошевеливалась: едва заслышав громогласное "Ринка, вина!", живо метнулась в погреб, нацедила из бочки полкувшина, поколебалась секунду — нести сейчас или заполнить кувшин до верху? С одной стороны такому борову уполовиненная порция на один зуб, значит через несколько минут мне снова придется нырять в погреб; с другой стороны если буду долго возиться, наверняка заработаю крепкую затрещину, и самое страшное — бабка Зосья успеет выползти из своей комнатушки. Я все же решила рискнуть и... проиграла. Теперь коротенький коридорчик, — единственный путь между мною и ревущим белугой отчимом, — перекрыт сгорбленной фигурой сумасшедшей бабки. "Благодетель" так громко орал, что она, конечно же, все услышала, сообразила самое главное, — из погреба к обеденному столу путь один, — и поспешила занять тактически выгодную позицию.

— Ба-а-бушка, пропусти-и-те, — заныла я. Даже отчим так меня не пугал, как эта безумная старуха. Мать Пресветлая, Заступница, спаси, не дай в обиду! Руки мелко затряслись, и я плотнее прижала тяжелый глиняный кувшин к животу.

— Не смей звать меня бабушкой, подменыш эльфячий! — карга злобно сплюнула в мою сторону и поудобнее перехватила клюку, глазки азартно блестнули. Ну точно, выбьет из рук кувшин, сама, змеюка, уползет назад в комнату, а мне, "лживому отродью", отчим ни в жисть не поверит, что виновата не я.

— Уууу, зенки наглые вылупила! — зашипела старуха, — Эх, надо было тебя придушить еще в колыбели. Прижать подушкой — и все дела. Я-то, дура старая, пожалела дочку — уж как любила она тебя. Да верно люди говорят: подменыш в доме — жди беды. Где теперь моя Марика? Померла, сердешная. А все колдовство ваше эльфячье богопротивное. Так-то ты ей отплатила злом за добро?

По опыту знаю, бормотание на тему "во всем виноват проклятый подменыш" — это надолго. Пока она немного отвлеклась, надо прорываться... Покрепче прижала к себе кувшин и, скрючившись, бросилась под бабкину левую руку, неужто получилось? В прыжке выпрямилась и... подскользнулась на выплеснувшемся от резкого движения вине. Дальше все замедлилось как в страшном сне: тяжелая ноша вырывается из рук, летит вперед, я подрубленным деревом падаю плашмя лицом вниз, кувшин достигает пола, с грохотом взрывается глиняными осколками и брызгами содержимого; пытаюсь вскочить, правая рука скользит в луже вина, левая напарывается на осколок, болью вспарывает ладонь, и тут же карающая бабкина клюка опускается на левое плечо, от боли темнеет в глазах, от удара рука отнимается, — главное, не останавливаться, иначе бабка меня убьет — один удар палкой по голове и все, прощай, Рина. Не пытаясь больше подняться, скоренько перебираю конечностями — ползу вперед на четвереньках, "хромая" на левую руку и... утыкаюсь носом в медвежьего размера кожаные сапоги. Очень знакомые сапоги. Сама их обычно начищаю. Ручища отчима сгребла меня за шиворот и как котенка вздернула вверх, ворот платья угрожающе затрещал, ноги грустно повисли в воздухе. Из огня да в полымя. Подлой старухи уже след простыл, как я и боялась — снова подставила, карга старая. На бабку вину валить бесполезно, остается только отчиму на жалость давить, чтобы сильно не перепало. Крепко зажмурилась и начала скулить:

— Батюшка, простите! — любит Хорт, когда я его батюшкой называю. Хоть и он, и я, и вся деревня в курсе, что я у мамки "от нелюдя нагуляная", да вроде так я ему уважение оказываю: не тот отец, кто родил, а тот, кто воспитал, — Я нечаянно упала!

— Нечаянно, морда остроухая? Столько вина попортила, кувшин, платье — все псу под хвост! Думаешь, мне все даром достается? Кормлю тебя, одеваю, а ты в ответ только пакостишь?

Вконец раздраконенный "благодетель" единым мощным движением швырнул меня в горницу, я птичкой пролетела мимо стола и с силой впечаталась спиной и затылком в стену — в глазах поплыли темные круги, воздух выбило из легких...

По крыльцу капелью простучали сапожки младшего брата, рыжий Динька вихрем ворвался в горницу:

— Батя-я, не тронь Ринку! — ох, что ж у тебя голос-то такой звонкий, братишка... Или это в ушах звенит?

— Ты еще мне поговори, щенок! Не дорос отцу указывать! — Хорт все еще злится, но интонации при виде родимой кровинушки отчетливо смягчились.

— Батя, не тронь, а то убьешь! — малыш клещем-растопырой повис на рубахе отца.

Ох, братишка, спасибо. Медленно, по стеночке встала, тряхнула головой и со стоном едва не свалилась обратно — тошнота подкатила к горлу, горница поплыла перед глазами...

— Ринка, ты чего? — охает брат, — Ринка-а. Дядьку Инжия позвать?

— Да что ей сделается? Эльфы ж крепкие, что твои дубы. Неча знахаря зазря беспокоить, — послышалось, или в низкое гудение отчима закралось смущение?

— Не волнуйся, Дин, — мой голос совсем слабый, я до "эльфийских дубов" явно не дотягиваю, — меня тошнит только, сейчас подышу на свежем воздухе и все пройдет.

Брат схватил меня за руку и помог спуститься с крыльца. Я доползла до последней ступеньки и повисла на перилах, пытаясь отдышаться.

— Ринка, ты точно в порядке? — брат обеспокоенно вглядывается в мое лицо.

— Кажется, да. Не бойся, конопушка, — я с улыбкой взъерошила рыжую лохматую голову.

Брат в ответ лишь презрительно фыркнул: он, дескать, в свои преклонные лета (аж двенадцать годочков!) уже не ребенок, а "настоящий мужчина", поэтому ничего не боится, и детское прозвище "конопушка" явно более неуместно.

— Дин, я в лес схожу.

— Не ходи! А если тебе там хуже станет? Упадешь, помочь некому будет. Давай лучше к знахарю, а?

— Не станет. Ты же знаешь — в лесу мне нечего бояться.

Динька сморщил свой конопатый нос — он не любит упоминаний о моих нечеловеческих способностях. Прекрасно его понимаю — я бы вообще все отдала, чтобы ни капли эльфийской крови во мне было, но куда ж деваться? Тяжело вздыхаю.

— Давай так: сначала в лес схожу, совсем ненадолго. А на обратном пути к дядьке Инжею заскочу.

Дин принял задумчиво-важный вид, явно копируя поведение Хорта во время деловых переговоров, и степенно кивнул, одобряя:

— Ага. Только смотри, чтобы недолго!

— Договорились, — каких трудов мне стоило сдержать смех, известно только мне и Пресветлой. Подчеркнуто-серьезно кивнула в ответ, открыла калитку и потащилась в сторону лесной опушки — благо, недалеко. Плечо ноет, ладонь порезана, коса растрепана, платье залито вином, воротник почти оторван, тошнит и ноги заплетаются — краса неописуемая. Благо, никто из деревенских меня не остановил, с вопросами не полез. А зачем? И так все ясно — снова отродье эльфячье чего-то учудило, вот отчим-благодетель и отлупил. По всему видать, за дело.

Глава 2

С лесом говорить очень просто. Я делала это всегда, с раннего детства. Помню свое удивление, когда выяснила, что никто из окружающих, даже близких мне людей, не умеет того же, что и я. Более того — не в силах понять и повторить даже после моих объяснений. Позже дядька Инжей, местный знахарь, объяснил мне, что общение с лесом — исключительно эльфийская способность, явно переданная мне по наследству неведомым папашей-эльфом вместе с острыми ушами.

На опушке я замерла, прикрыла глаза и потянулась к лесу всей своей сущностью, всей душой — "привет, большой друг".[1] Солнечный лучик скользнул по ресницам, теплый летний ветерок колыхнул прядки, выбившиеся из тяжелой косы, трава щекотной волной прошлась по боковым поверхностям ступней, где-то в кроне дерева певчая птичка выдала приветственную трель. Я невольно улыбнулась, чувствуя как нечто большое, сильное и теплое касается души, будто обволакивает сердце — "привет, малышка-говорящая".[2] Конечно, никаких слов мы другу не передавали. Лес не понимает слова, общение происходит только на уровне чувств, ощущений, эмоций, образов. Показываю-транслирую куда хочу попасть — в мое собственное безопасное место. Когда-то, еще в детстве, лес вывел меня на чудесную поляну. Вообще-то выглядела она совершенно обычно, если не вслушиваться в ощущения — такой мир, покой, тихая радость и тепло царили на ней. Я тогда просто опустилась на траву и просидела так пару часов, не шевелясь. Конечно, старый добрый лес с легкостью читал в моей душе, понял, чего мне не хватает в жизни, и просто подарил это — полянку, островок покоя и безопасности, созданную специально для меня.

Сегодня, после всего случившегося, мне просто жизненно необходимо попасть на эту поляну. Лес понял мое желание и открыл тропу, уловив направление, я шагнула между кустами шиповника и вышла на берег быстрой речушки, пару шагов в воде — и оказалась возле бурелома, двигаюсь по направлению к непролазной чаше — и оказываюсь посреди малинника. Вот такой принцип передвижения. Лес сам ведет меня, а я, полностью ему доверившись, знай себе иду и иду. Если разложить карту леса и светящейся точкой обозначить мое местоположение, то точка будет то появляться, то исчезать и появляться уже совсем в другой части леса, потом снова исчезать и так далее. Была бы я человеческим магом, мне бы для подобного эффекта потребовалось создать целую сеть порталов по всему лесу. Но меня ведет лес какими-то собственными хитро-пространственными тропами, а я вообще колдовать не умею. Дядька Инжей говорит, что во мне нет магической силы. Ну, или она пока не проснулась. Была бы я чистокровным человеком, стало бы уже понятно, что не проснется. Это всегда происходит в детском или подростковом возрасте. Но всегда до 15-16 лет. Мне как раз 15. Ну, почти... Через 4 месяца будет. Но моя кровь наполовину эльфийская и поэтому понятно лишь, что ничего не понятно. А вот и моя полянка. Посылаю лесу теплую благодарность, устало ложусь на траву и смотрю в небо.

Подступили слезы — так всегда, когда я вспоминаю маму. Все же при ней было куда легче пережить и бред бабки Зосьи, и наказания отчима. Конечно, я всегда была "эльфячьим выродком", но рядом с мамой я чувствовала себя дома не смотря ни на что: дом мой матери — мой дом. А потом в один день я вдруг оказалась чужачкой-приживалкой, объедающей семью и делающей мелкие пакости Хорту-благодетелю. Видимо, исключительно от вредности мерзкой "эльфячей натуры". Теперь, со смертью мамы, во всей деревне осталось только два человека, с которыми я не чувствую себя чужой: братец Дин и дядька Инжей.

Я никогда не спрашивала у мамы, как так получилось, что мой отец — светлый эльф. Во-первых, меня бы маманя собственноручно за косу оттаскала за такие вопросы, во-вторых, сама не маленькая — знаю, откуда дети берутся, в-третьих, дядька Инжей мне все объяснил. Не то, чтобы местный знахарь был крупным специалистом-эльфологом — он почти всю жизнь прожил в нашей деревне и никогда никого из них не видел, и близко знаком лишь с одной полукровкой — со мной. Зато Инжею от его Учителя досталась в наследство большая библиотека, так что он кое-что прочел "по моей проблеме". И теперь я точно знаю, что мама, слава Пресветлой, не пала жертвой сексуального насилия. Эльфы вообще на это не способны. Для них секс может являться чем угодно — любовью, искусством, способом выражения радости жизни или вовсе гармонией слиния противоположностей (да, эльфы — они такие тонко чувствующие натуры, мать их за ногу!), но вот с чем никогда секс для них не связан, так это с агрессией или подчинением себе, как это частенько бывает у людей. Секс же эльфов с людьми — это вовсе не крайний вид извращения, как многие думают, а всего лишь проявление неуемного любопытства, свойственное обычно совсем молодым эльфам, активно познающим окружающий мир. Кстати, в силу того же любопытства эльфа никогда не заинтересует классическая человечья красавица — бледных хрупких большеглазых девиц полным-полно и среди "родных" эльфиек (при том, что как раз в хрупкости, большеглазости и бледности человечьи красавицы эльфийкам сильно проигрывают). Зато к необычным женщинам молодых любопытных эльфов тянет как магнитом. Моя мама была именно такой — маленькой, пухленькой, с (небывалым для эльфов) ярко-рыжим цветом волос, живой, смешливой, игривой — подвижной, как капелька ртути.

Другое дело, что человеку встретиться с эльфом — это надо еще умудриться! Во-первых, эльфы — малочисленная раса. Во-вторых, они, мягко говоря, не любители путешествий, а если и пускаются в дорогу, то только по очень важным и таинственным эльфийским делам. При этом путешествуют светлые эльфы как раз пространственными лесными тропами (читай — на одном месте не задерживаются), плюс выходить из леса сильно не любят, хотя и могут конечно. В-третьих, попасть человеку в Светлый Лес — еще более невероятно. За все время существования человечества чести пересечь границу Леса удостоились хорошо если два десятка смертных, и каждый случай — великое историческое событие. Просто "заглянуть в гости" тоже не получится — Светлый Лес поводит нарушителя границы пару-тройку дней запутанными тропами, после чего выведет аккурат в точку входа. Огонь не зажигается, человеческая магия блокируется, любое оружие тут же осыпается ржавой трухой.

Так что лично меня, мягко говоря, удивляет даже теоретическая вероятность встречи моих мамы и папы при таком раскладе. Единственное, что меня удивляет еще больше, так это количество полукровок на душу населения в нашем королевстве. Даже если допустить, что половина — потомки не светлых эльфов, а темных. То есть, не то, чтобы нас, полукровок, очень много... Но, говорят, в любом мало-мальски крупном городе найдется хотя бы пара-тройка, а то и пяток. А дядька Грен из торговой артели отчима и вовсе сказывал, что в столице так привыкли к "остроухим мордам", что никто мало того, что пальцем не тычет, так даже головы не повернет, когда та самая морда мимо по улице дефилирует — дескать, дело привычное. Дядька Грен в столице как раз бывал и своими глазами все видел.

Так что оно из трех: либо в тех книгах что-то не то про эльфов написано, либо знахарь мне что-то не так рассказал, либо дядька Грен врет и не краснеет.

[1] Дословно (если можно так выразиться) больше похоже на: "Тепло, радость от встречи, мне с тобой спокойно, хорошо, безопасно, ты — большой, сильный".

[2] "Тепло, радость от встречи, помню тебя, ты — забавная маленькая молодая сущность, понимающая и чувствующая меня".

Глава 3

Попрощавшись с лесом, быстренько побежала к домику дядьки Инжея, благо он недалеко от опушки, загостилась я на лесной полянке, солнце скоро сядет, а я обещала Диньке, что непременно знахарю свои "боевые ранения" покажу. К Инжею мы с Динькой с самого детства ходим, нас мама впервые отвела к нему еще совсем маленькими — знахарь учил нас счету, чтению и письму. Потом Динька перестал ходить к дядьке, зато Хорт начал приучать его к семейному делу. Когда-то наши деревенские организовали торговую артель, а Хорта избрали ее главой, так что мой отчим — уважаемый человек, и у него самый большой и богатый дом во всей деревне — каменный, аж в 2 этажа, да с погребом; так что хотя "благодетель" и любит лишний раз куском хлеба меня попрекнуть, но это не всерьез — Хорт еще пяток полукровок ко мне внагрузку запросто прокормил бы.