Знаменитые призраки Гросвенор-Холла

ЗНАМЕНИТЫЕ ПРИЗРАКИ ГРОСВЕНОР-ХОЛЛА

Корноуольское поместье Гросвенор-холл — превосходный образчик ранней английской готики и зрелой псевдоготики, еще хранящий черты средневековой крепости. Особенно сильно время ощущается близь часовни и родового склепа семьи Лагрос, чьи темные камни кажутся непосвященным вымазанными кровью.

Жозефин Ланглез

Из книги "Темные поместья Европы"

Часть первая. Западная башня

Колыбельная для леди Ровены

Корнуолл, май, 1913 год

And so, all the night-tide, I lie down by the side

Of my darling, my darling, my life and my bride

In her sepulche there by the sea

In Her tomb by the side of the sea.

E. A. Poe

Письмо первое

Дорогая мадам писташ,

как и обещала, пишу вам сразу по прибытии в Гросвенор-Холл. С вашей стороны необычайной, изощренной жестокостью было послать меня в Англию. Да, здесь я отвлекаюсь от того, что вы называете "навязчивой идеей", но вместе с тем оно причиняет мне огромную боль. Хотела бы я никогда больше не видеть "наши английские берега". Вне всякого сомнения, вы считаете меня малодушной.

Я понимаю, что должна прекратить, как вы говорите, "нытьё" и перейти к делу.

Гросвенор-Холл стоит на скале над морем, словно древняя крепость. О былом говорят только западная башня, сохранившаяся еще от тех времен, когда земли рода Лагрос разоряли датчане, а также часовня и склеп. Для последнего выбрано довольно странное место: под скалой почти у самой кромки воды. Говорят, все дело в том, что лорд Уильям Лагрос, морской капитан времен Елизаветы, не пожелал расставаться с морскими просторами.

Сейчас в имении проживает сэр Персиваль Лагос — человек невероятно самодовольный и свято убежденный в своей неотразимости. Конечно, он хорош собой (знаю, вы обращаете внимание на это). Сэру Персивалю уже а пятьдесят, но молодая супруга — леди Ровена — его просто обожает.

Именно о ней вы просили меня разузнать. Наш общий друг, мсье Дюбуа может быть спокоен — леди Ровена счастлива и чудесно выглядит. У нее дивный цвет лица, и сегодня за завтраком она была весела. У нее чудесный, заразительный смех.

Леди Ровена кажется мне жизнерадостным и счастливым человеком, так что можете успокоить мсье Дюбуа: его возлюбленной ничего не грозит.

В. Д.

Письмо второе

Дорогая мадам Писташ,

пишу вам, чтобы посоветоваться. Сегодня ночью я была свидетельницей престранного явления. Я слышала колыбельную. Вы спросите, что тут страшного? Песня доносилась с Западной башни, которая уже много десятилетий пустует в силу своего плачевного состояния. Туда никто не поднимается.

Ночью мне не спалось, я вышла во двор, чтобы подышать воздухом, послушать шум моря, он успокаивает. Было слегка за полночь, все спали. И тут со стороны Западной башни я услышала тихое пение. Не сразу я опознала одну из знакомых мне колыбельных из "Песен матушки Гусыни":

Баюшки, на ели мальчик засыпает,

А подует ветер — люльку раскачает,

Ветка обломилась, полетела колыбель —

Падает и люлька, и дитя, и ель.*

Странная колыбельная. Злая, как это часто у нас бывает. Я подошла поближе, невольно заинтригованная. Голос был не мужской и не женский, странный. Словно со дна глубокого кувшина. Я подошла еще ближе и увидела в бледном лунном сиянии леди Ровену. Она спускалась со второго этажа башни, который еще можно было посещать, в одной только сорочке и легком шелковом французском дезабилье. Взгляд у нее был пустой и бессмысленный, как у сомнамбулы. Леди Ровена прошла мимо меня и удалилась в дом.

Наутро она была столь же бодрой, как и обычно. Словно все это мне почудилось. Я первая же признаюсь, мадам Писташ, что не страдаю от недостатка воображения. Однако, ночью я видела леди Ровену-сомнамбулу, и теперь это пугает меня. Возможно, я по своему обыкновению поторопилась с выводами. Однако, возможно, я поторопилась с утверждением, что мсье Дюбуа может не беспокоиться о леди Ровене.

Продолжаю свои изыскания,

Ваша В. Д.

Письмо третье

Дорогая мадам Писташ,

сегодня я изучила Западную башню. По крайней мере, ту ее часть, куда не страшно ступить. Башня очень древняя и сложена из светлых местных камней. Перекрытия деревянные и почти полностью сгнили. Там где пол еще есть, он страшно скрипит под ногами. Камни выпадают из стен, а лестница грозит обрушиться от малейшего прикосновения. Что леди Ровена делала здесь ночью? Почему она пела колыбельную и кому? Она ли это была. Эти вопросы одолевают меня.

Сегодня ночью я постараюсь кое что прояснить.

Остаюсь Ваша, В.Д.

Письмо четвертое

Вчера вечером я опросила деликатно слуг. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. И колыбельную никто не слышал.

Я рискнула ночью выйти к башне, чтобы подкараулить леди Ровену, но ничего не добилась. Ни звука, ни проблеска. И никто не вышел но двор. Надежд прояснить ситуацию я не оставляю.

Остаюсь Ваша В. Д.

Письмо пятое

Сэр Персиваль ездил сегодня в деревню — это в пяти милях от поместья, и я напросилась к нему в попутчики. Мы говорили о леди Ровене — это любимая тема. Я обмолвилась (изрядно погрешив против истины) что леди Ровена за завтраком показалась мне бледной и невыспавшейся. Словно бы после бессонной ночи. Сэр Персиваль пробормотал, что не заметил ничего подобного, но бросил на меня очень странный взгляд. Я почувствовала, что ступила на опасную территорию. Сэр Персиваль сказал, конечно, что ничего подобного не заметил, и больше не позволил поднять эту тему. Тогда я напела колыбельную. Взгляд сэра Персиваля был страшен, но он промолчал. Возможно, мне не следует более поднимать эту тему.

В деревне я поговорила с местными, однако ничего особенно важного не узнала. Единственное, но вполне закономерное: леди Ровена — вторая жена сэра Персиваля. Об этом несложно догадаться, учитывая разница в возрасте, превышающую, кажется, четверть века. Первая супруга — леди Аннабель — скончалась пятнадцать лет назад во время эпидемии гриппа, и покоиться в фамильном склепе. Со всей моей склонностью к мистике я не готова утверждать, что это имеет какое-то отношение к леди Ровене. Но я продолжу свои изыскания и в поместье, и в деревне.

В. Д.

Письмо шестое

Сегодня ночью я вновь слышала колыбельную. На этот раз я была в постели. Было около полуночи. Ночь стояла необычайно теплая, и я не стала закрывать окно, чтобы шум моря убаюкивал меня. И вот сквозь шелест прибоя я различила слова колыбельной. Я подошла к окну. Звук, как мне показалось, доносился одновременна слева — от башни, и справа — от часовни. Вернее, как мне почудилось, из склепа, устроенного под скалой. Это мне, конечно, подсказало воображение. Я не стала выходить, но наутро куда внимательнее изучила лицо леди Ровены. Она свежа, как майская роза.

В. Д.

Письмо седьмое

Дорогая мадам Писташ!

Наше с вами поручение провалено! Леди Ровену нашли сегодня утром в Западной башне. Она мертва, и, видит Бог, я не могу понять из-за чего. Она так же свежа и прекрасна, как и вчера, но абсолютно, бесповоротно мертва.

Сэр Персиваля закрылся в своем кабинете, а заботы о похоронах взяла на себя его дальняя кузина, мисс Теодора Оуэн. Это весьма пожилая рассеянная особа, благодаря чему я смогла осмотреть тело леди Ровены, готовящееся к погребению в часовне. Она выглядит абсолютно здоровой, словно бы спит. Помня ваши рассказы о преждевременных похоронах, я тщательно все проверила. Увы, она мертва окончательно и бесповоротно.

Не оставляю надежд разобраться в этом странном деле,

В. Д.

Письмо восьмое

Похоже, мадам Писташ, не следовало нам так скоро ставить в известность мсье Дюбуа. Он появился в самом начале похорон и повел себя безобразно. Бросив в лицо сэру Персивалю обвинение в убийстве, он попытался вытащить тело леди Ровены из гроба, и это ему почти удалось. Зрелище бло отвратительное, и повергло всех гостей в ступор. Наконец, очнувшись, молодые кузены сэра Персиваля скрутили мсье Дюбуа, но тело леди Ровены уже лежало на полу в безобразное, непристойной позе, раскинув ноги. Мне пришлось подойти и поправить саван несчастной, коль скоро все пребывают в оцепенении. В этот момент я увидела жабу, выпрыгнувшую из гроба. Отвратительную, уродливую жабу. Может ли это послужить предупреждением?

В.Д.

Письмо девятое

Письма мои, мадам Писташ, становятся все короче, и в них все меньше моей обычной вежливости. Боюсь, я растратила все свои манеры.

Сегодня ночью — этой еще не завершившейся ночью — я вновь слышала колыбельную. На этот раз звук двигался: от Западной башни, по обрыву к часовне и вниз по крутой лестнице к склепу, где теперь покоится леди Ровена. Я подошла к окну, но увидела ли я ту бледную тень? Она шла тем же маршрутом, и звезды просвечивали сквозь нее. Затем небо заволокли тучи, и пошел дождь. Я закрыла окно из чистого малодушия.

Что мне делать, мадам Писташ? Что искать? И следует ли?

В.Д.

Письмо десятое

Дело принимает все более скверный оборот. Сегодня ночью кто-то осквернил склеп и раскидал по полу старые кости предков Лагросс. Вуаль, которая покрывала тело леди Ровены, разорвана в клочья. Вроде бы, больше ничего дурного не произошло, но меня мучают предчувствия. Вы всегда придаете им — проклятым моим предчувствиям — слишком много внимания.

Я решила присмотреться ко всем, кто находится сейчас в поместье. Разоренные могилы — дело рук людей, а не призраков.

Сэр Персиваль Лагросс, конечно же, обитает в имении постоянно, окруженный целой свитой прихлебателей. Это и упомянутая мисс Оуэн, пожилая старая дева; а также два молодых кузена: мистер Спарклер (такая диккенсовская фамилия!) и мистер Дженамарр, то ли француз, то ли итальянец наполовину. Весьма неприятные молодые люди. хотела бы я иметь возможность проследить за ними.

Весь день идет дождь, а дом и без того погружен в уныние. Я не видела сэра Персиваля с похорон. Почему-то это пугает меня.

Все еще напугана с конфужена,

Ваша В. Д.

Письмо одиннадцатое

Колыбельная существует, мадам Писташ! Ее слышали мисс Оуэн и оба кузена, а также и слуги. День был суматошный, мы не могли заснуть после всех перипетий. Мы собрались в гостиной, окна которой входили на обрыв, из них видна была стоящая одиноко Западная башня и серое небо за ней. Дождь так и не прекратился. Я настаиваю, мадам Писташ, что все было обыденно. И вдруг сквозь дождь мы услышали колыбельную — тихую, назойливую и злую песню. Звук двигался, как и прежде от башни к часовне и вниз — к склепу. Мисс Оэун страшно побледнела и произнесла только одно слово: "Аннабель". Имела ли она в виду первую жену сэра Персиваля?

Я попыталась расспрашивать о ней родственников лорда Лагросса, но так ничего и не добилась.

Вы преувеличиваете мою интуицию, мадам Писташ и мои скромные таланты.

В.Д.

Письмо двенадцатое

Сегодня, поднявшись на рассвете, я спустилась к склепу. Сложно представить, чтобы кто-то рискнул спускаться по крутой и тесной лестнице в темноте. Здесь нет перил, за которые можно ухватиться, а ступени влажны от прибоя и испарений.

Склеп невелик, это тесное низкое прямоугольное здание с двускатной черепичной крышей. Дверь никогда не запирается, а деревянные решетки на окнах сгнили. Любой, кому взбредет в голову спуститься и сотворить что-то, может это сделать без труда. Я открываю дверь, мадам Писташ, и в лицо мне ударяет запах разрытой могил. Кости, вчера так старательно собранные нами и уложенные обратно в свои гробы, вновь разбросан по полу. Покров леди Ровен разорван в клочья. Более того, кто-то разбил плиты в полу и разорил самые старые захоронения. Именно из этих глубоких ям и пахнет древним могильником.

Я сразу же поднялась в дом и рассказала об этом чудовищном акте вандализма. Все бросились к склепу, а я намерена побеседовать с сэром Персивалем. Я усматриваю определенную связь между ночным певцом и разорением могил.

В. Д.

Письмо тринадцатое

Мадам Писташ,

пересказываю вам свой разговор с сэром Персивалем. Он только что закончен, и я помню каждое слово.

Сэр Персивале со дня смерти леди Ровены не покидал свой кабинет, исключая, конечно, похорон. Он сидит в кресле, не сводя глаз с портрета покойной жены, на котором она, как живая.

— Сэр Персиваль, — сказала я, опускаясь в кресло, — вы знаете колыбельную "Баюшки, на ели мальчик засыпает". Вы знаете, что она звучит ночами. И вы знаете, кто ее поет.

Сперва, судя по всему, сэр Персиваль хотел выставить меня за дверь, но потом все же ответил:

— Да, мисс Дерби, я знаю эту колыбельную. Думаю, многим, даже вам пели ее в детстве.

— Но кто сейчас ее поет в Западной башне? Кого там убаюкивать?

Сэр Персиваль поднялся с места и, клянусь, мне стало страшно. Он очень высок и грозен, и я испугалась, что он задушит меня. Его длинные пальцы шевелились, словно тянулись к моему горлу. Однако он взял себя в руки, сел обратно в кресло.

— Вам показалось, мисс Дерби.

— Могу я задать вопрос: ваша первая жена, леди Аннабель, как она умерла? Когда? Есть ли у нее родственники? Не стали ли они случайно вашими врагами? Не желают ли они навредить вам каким-либо образом?

— Вон, — сказал сэр Персиваль, указывая на дверь.

Я не стала испытывать судьбу и покинула кабинет.

Меня не покидает ощущение, что история связана с леди Аннабель, о которой не желают вспоминать ни сам сэр Персиваль, ни его родственники. Не могли бы вы мне сделать одолжение, мадам Писташ, и выяснить все об этой таинственной даме?

По прежнему Ваша В. Д.

Письмо четырнадцатое

Благодарю вас, мадам Писташ, за быстрый ответ. Следом за вами удивляюсь, что ничего не известно о ней кроме девичьей фамилии. Аннабель Ли — словно какой-то литературный персонаж.

Рассказываю вам еще одно удивительное происшествие, связанное с этой дамой. Через час после беседы с сэром Персивалем меня позвал мистер Дженамарр (он, похоже, ухаживает за мной). Место для встречи он выбрал странное: склеп. Я спустилась, и он объявил, что желает показать мне нечто любопытное. Могилу леди Аннабель Лагросс, "Таинственной дамы", как он выразился.

Могила в самом деле примечательная. Она была устроена не в стенной нише, как все поздние захоронения, а в полу рядом с могилой сэра Уильяма Лагросса. Однако, кости леди Аннабель, уже порядком тронутые тлением, не были вытащены из рассохшегося гроба. Но даже не это привлекло внимание мистера Д. и вместе с тем мое. В могиле, в гробу леди Аннабель ледала толстая, потрепанная книга, перетянутая ремешками.

— Можете вы достать ее? — спросила я.

Ни я, ни мистер Д, увы, не облаем ни малейшим трепетом перед мертвыми костями. Он спрыгнул в яму и достал книгу. На ней значится "Corvus Vitreolus"*, а на первом же листе стоит надпись выцветшими коричневыми чернилами: "In cruce pascere corvos"*. Слышали ли вы нечто подобное? В любом случае, я напишу одному знакомому, сведущему в редких книгах.