Знаменитые призраки Гросвенор-Холла

ЗНАМЕНИТЫЕ ПРИЗРАКИ ГРОСВЕНОР-ХОЛЛА

Корноуольское поместье Гросвенор-холл — превосходный образчик ранней английской готики и зрелой псевдоготики, еще хранящий черты средневековой крепости. Особенно сильно время ощущается близь часовни и родового склепа семьи Лагрос, чьи темные камни кажутся непосвященным вымазанными кровью.

Жозефин Ланглез

Из книги "Темные поместья Европы"

Часть первая. Западная башня

Колыбельная для леди Ровены

Корнуолл, май, 1913 год

And so, all the night-tide, I lie down by the side

Of my darling, my darling, my life and my bride

In her sepulche there by the sea

In Her tomb by the side of the sea.

E. A. Poe

Письмо первое

Дорогая мадам писташ,

как и обещала, пишу вам сразу по прибытии в Гросвенор-Холл. С вашей стороны необычайной, изощренной жестокостью было послать меня в Англию. Да, здесь я отвлекаюсь от того, что вы называете "навязчивой идеей", но вместе с тем оно причиняет мне огромную боль. Хотела бы я никогда больше не видеть "наши английские берега". Вне всякого сомнения, вы считаете меня малодушной.

Я понимаю, что должна прекратить, как вы говорите, "нытьё" и перейти к делу.

Гросвенор-Холл стоит на скале над морем, словно древняя крепость. О былом говорят только западная башня, сохранившаяся еще от тех времен, когда земли рода Лагрос разоряли датчане, а также часовня и склеп. Для последнего выбрано довольно странное место: под скалой почти у самой кромки воды. Говорят, все дело в том, что лорд Уильям Лагрос, морской капитан времен Елизаветы, не пожелал расставаться с морскими просторами.

Сейчас в имении проживает сэр Персиваль Лагос — человек невероятно самодовольный и свято убежденный в своей неотразимости. Конечно, он хорош собой (знаю, вы обращаете внимание на это). Сэру Персивалю уже а пятьдесят, но молодая супруга — леди Ровена — его просто обожает.

Именно о ней вы просили меня разузнать. Наш общий друг, мсье Дюбуа может быть спокоен — леди Ровена счастлива и чудесно выглядит. У нее дивный цвет лица, и сегодня за завтраком она была весела. У нее чудесный, заразительный смех.

Леди Ровена кажется мне жизнерадостным и счастливым человеком, так что можете успокоить мсье Дюбуа: его возлюбленной ничего не грозит.

В. Д.

Письмо второе

Дорогая мадам Писташ,

пишу вам, чтобы посоветоваться. Сегодня ночью я была свидетельницей престранного явления. Я слышала колыбельную. Вы спросите, что тут страшного? Песня доносилась с Западной башни, которая уже много десятилетий пустует в силу своего плачевного состояния. Туда никто не поднимается.

Ночью мне не спалось, я вышла во двор, чтобы подышать воздухом, послушать шум моря, он успокаивает. Было слегка за полночь, все спали. И тут со стороны Западной башни я услышала тихое пение. Не сразу я опознала одну из знакомых мне колыбельных из "Песен матушки Гусыни":

Баюшки, на ели мальчик засыпает,

А подует ветер — люльку раскачает,

Ветка обломилась, полетела колыбель —

Падает и люлька, и дитя, и ель.*

Странная колыбельная. Злая, как это часто у нас бывает. Я подошла поближе, невольно заинтригованная. Голос был не мужской и не женский, странный. Словно со дна глубокого кувшина. Я подошла еще ближе и увидела в бледном лунном сиянии леди Ровену. Она спускалась со второго этажа башни, который еще можно было посещать, в одной только сорочке и легком шелковом французском дезабилье. Взгляд у нее был пустой и бессмысленный, как у сомнамбулы. Леди Ровена прошла мимо меня и удалилась в дом.

Наутро она была столь же бодрой, как и обычно. Словно все это мне почудилось. Я первая же признаюсь, мадам Писташ, что не страдаю от недостатка воображения. Однако, ночью я видела леди Ровену-сомнамбулу, и теперь это пугает меня. Возможно, я по своему обыкновению поторопилась с выводами. Однако, возможно, я поторопилась с утверждением, что мсье Дюбуа может не беспокоиться о леди Ровене.

Продолжаю свои изыскания,

Ваша В. Д.

Письмо третье

Дорогая мадам Писташ,

сегодня я изучила Западную башню. По крайней мере, ту ее часть, куда не страшно ступить. Башня очень древняя и сложена из светлых местных камней. Перекрытия деревянные и почти полностью сгнили. Там где пол еще есть, он страшно скрипит под ногами. Камни выпадают из стен, а лестница грозит обрушиться от малейшего прикосновения. Что леди Ровена делала здесь ночью? Почему она пела колыбельную и кому? Она ли это была. Эти вопросы одолевают меня.

Сегодня ночью я постараюсь кое что прояснить.

Остаюсь Ваша, В.Д.

Письмо четвертое

Вчера вечером я опросила деликатно слуг. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. И колыбельную никто не слышал.

Я рискнула ночью выйти к башне, чтобы подкараулить леди Ровену, но ничего не добилась. Ни звука, ни проблеска. И никто не вышел но двор. Надежд прояснить ситуацию я не оставляю.

Остаюсь Ваша В. Д.

Письмо пятое

Сэр Персиваль ездил сегодня в деревню — это в пяти милях от поместья, и я напросилась к нему в попутчики. Мы говорили о леди Ровене — это любимая тема. Я обмолвилась (изрядно погрешив против истины) что леди Ровена за завтраком показалась мне бледной и невыспавшейся. Словно бы после бессонной ночи. Сэр Персиваль пробормотал, что не заметил ничего подобного, но бросил на меня очень странный взгляд. Я почувствовала, что ступила на опасную территорию. Сэр Персиваль сказал, конечно, что ничего подобного не заметил, и больше не позволил поднять эту тему. Тогда я напела колыбельную. Взгляд сэра Персиваля был страшен, но он промолчал. Возможно, мне не следует более поднимать эту тему.

В деревне я поговорила с местными, однако ничего особенно важного не узнала. Единственное, но вполне закономерное: леди Ровена — вторая жена сэра Персиваля. Об этом несложно догадаться, учитывая разница в возрасте, превышающую, кажется, четверть века. Первая супруга — леди Аннабель — скончалась пятнадцать лет назад во время эпидемии гриппа, и покоиться в фамильном склепе. Со всей моей склонностью к мистике я не готова утверждать, что это имеет какое-то отношение к леди Ровене. Но я продолжу свои изыскания и в поместье, и в деревне.

В. Д.

Письмо шестое

Сегодня ночью я вновь слышала колыбельную. На этот раз я была в постели. Было около полуночи. Ночь стояла необычайно теплая, и я не стала закрывать окно, чтобы шум моря убаюкивал меня. И вот сквозь шелест прибоя я различила слова колыбельной. Я подошла к окну. Звук, как мне показалось, доносился одновременна слева — от башни, и справа — от часовни. Вернее, как мне почудилось, из склепа, устроенного под скалой. Это мне, конечно, подсказало воображение. Я не стала выходить, но наутро куда внимательнее изучила лицо леди Ровены. Она свежа, как майская роза.

В. Д.

Письмо седьмое

Дорогая мадам Писташ!

Наше с вами поручение провалено! Леди Ровену нашли сегодня утром в Западной башне. Она мертва, и, видит Бог, я не могу понять из-за чего. Она так же свежа и прекрасна, как и вчера, но абсолютно, бесповоротно мертва.

Сэр Персиваля закрылся в своем кабинете, а заботы о похоронах взяла на себя его дальняя кузина, мисс Теодора Оуэн. Это весьма пожилая рассеянная особа, благодаря чему я смогла осмотреть тело леди Ровены, готовящееся к погребению в часовне. Она выглядит абсолютно здоровой, словно бы спит. Помня ваши рассказы о преждевременных похоронах, я тщательно все проверила. Увы, она мертва окончательно и бесповоротно.

Не оставляю надежд разобраться в этом странном деле,

В. Д.

Письмо восьмое

Похоже, мадам Писташ, не следовало нам так скоро ставить в известность мсье Дюбуа. Он появился в самом начале похорон и повел себя безобразно. Бросив в лицо сэру Персивалю обвинение в убийстве, он попытался вытащить тело леди Ровены из гроба, и это ему почти удалось. Зрелище бло отвратительное, и повергло всех гостей в ступор. Наконец, очнувшись, молодые кузены сэра Персиваля скрутили мсье Дюбуа, но тело леди Ровены уже лежало на полу в безобразное, непристойной позе, раскинув ноги. Мне пришлось подойти и поправить саван несчастной, коль скоро все пребывают в оцепенении. В этот момент я увидела жабу, выпрыгнувшую из гроба. Отвратительную, уродливую жабу. Может ли это послужить предупреждением?

В.Д.

Письмо девятое

Письма мои, мадам Писташ, становятся все короче, и в них все меньше моей обычной вежливости. Боюсь, я растратила все свои манеры.

Сегодня ночью — этой еще не завершившейся ночью — я вновь слышала колыбельную. На этот раз звук двигался: от Западной башни, по обрыву к часовне и вниз по крутой лестнице к склепу, где теперь покоится леди Ровена. Я подошла к окну, но увидела ли я ту бледную тень? Она шла тем же маршрутом, и звезды просвечивали сквозь нее. Затем небо заволокли тучи, и пошел дождь. Я закрыла окно из чистого малодушия.

Что мне делать, мадам Писташ? Что искать? И следует ли?

В.Д.

Письмо десятое

Дело принимает все более скверный оборот. Сегодня ночью кто-то осквернил склеп и раскидал по полу старые кости предков Лагросс. Вуаль, которая покрывала тело леди Ровены, разорвана в клочья. Вроде бы, больше ничего дурного не произошло, но меня мучают предчувствия. Вы всегда придаете им — проклятым моим предчувствиям — слишком много внимания.

Я решила присмотреться ко всем, кто находится сейчас в поместье. Разоренные могилы — дело рук людей, а не призраков.

Сэр Персиваль Лагросс, конечно же, обитает в имении постоянно, окруженный целой свитой прихлебателей. Это и упомянутая мисс Оуэн, пожилая старая дева; а также два молодых кузена: мистер Спарклер (такая диккенсовская фамилия!) и мистер Дженамарр, то ли француз, то ли итальянец наполовину. Весьма неприятные молодые люди. хотела бы я иметь возможность проследить за ними.

Весь день идет дождь, а дом и без того погружен в уныние. Я не видела сэра Персиваля с похорон. Почему-то это пугает меня.

Все еще напугана с конфужена,

Ваша В. Д.

Письмо одиннадцатое

Колыбельная существует, мадам Писташ! Ее слышали мисс Оуэн и оба кузена, а также и слуги. День был суматошный, мы не могли заснуть после всех перипетий. Мы собрались в гостиной, окна которой входили на обрыв, из них видна была стоящая одиноко Западная башня и серое небо за ней. Дождь так и не прекратился. Я настаиваю, мадам Писташ, что все было обыденно. И вдруг сквозь дождь мы услышали колыбельную — тихую, назойливую и злую песню. Звук двигался, как и прежде от башни к часовне и вниз — к склепу. Мисс Оэун страшно побледнела и произнесла только одно слово: "Аннабель". Имела ли она в виду первую жену сэра Персиваля?

Я попыталась расспрашивать о ней родственников лорда Лагросса, но так ничего и не добилась.

Вы преувеличиваете мою интуицию, мадам Писташ и мои скромные таланты.

В.Д.

Письмо двенадцатое

Сегодня, поднявшись на рассвете, я спустилась к склепу. Сложно представить, чтобы кто-то рискнул спускаться по крутой и тесной лестнице в темноте. Здесь нет перил, за которые можно ухватиться, а ступени влажны от прибоя и испарений.

Склеп невелик, это тесное низкое прямоугольное здание с двускатной черепичной крышей. Дверь никогда не запирается, а деревянные решетки на окнах сгнили. Любой, кому взбредет в голову спуститься и сотворить что-то, может это сделать без труда. Я открываю дверь, мадам Писташ, и в лицо мне ударяет запах разрытой могил. Кости, вчера так старательно собранные нами и уложенные обратно в свои гробы, вновь разбросан по полу. Покров леди Ровен разорван в клочья. Более того, кто-то разбил плиты в полу и разорил самые старые захоронения. Именно из этих глубоких ям и пахнет древним могильником.

Я сразу же поднялась в дом и рассказала об этом чудовищном акте вандализма. Все бросились к склепу, а я намерена побеседовать с сэром Персивалем. Я усматриваю определенную связь между ночным певцом и разорением могил.

В. Д.

Письмо тринадцатое

Мадам Писташ,

пересказываю вам свой разговор с сэром Персивалем. Он только что закончен, и я помню каждое слово.

Сэр Персивале со дня смерти леди Ровены не покидал свой кабинет, исключая, конечно, похорон. Он сидит в кресле, не сводя глаз с портрета покойной жены, на котором она, как живая.

— Сэр Персиваль, — сказала я, опускаясь в кресло, — вы знаете колыбельную "Баюшки, на ели мальчик засыпает". Вы знаете, что она звучит ночами. И вы знаете, кто ее поет.

Сперва, судя по всему, сэр Персиваль хотел выставить меня за дверь, но потом все же ответил:

— Да, мисс Дерби, я знаю эту колыбельную. Думаю, многим, даже вам пели ее в детстве.

— Но кто сейчас ее поет в Западной башне? Кого там убаюкивать?

Сэр Персиваль поднялся с места и, клянусь, мне стало страшно. Он очень высок и грозен, и я испугалась, что он задушит меня. Его длинные пальцы шевелились, словно тянулись к моему горлу. Однако он взял себя в руки, сел обратно в кресло.

— Вам показалось, мисс Дерби.

— Могу я задать вопрос: ваша первая жена, леди Аннабель, как она умерла? Когда? Есть ли у нее родственники? Не стали ли они случайно вашими врагами? Не желают ли они навредить вам каким-либо образом?

— Вон, — сказал сэр Персиваль, указывая на дверь.

Я не стала испытывать судьбу и покинула кабинет.

Меня не покидает ощущение, что история связана с леди Аннабель, о которой не желают вспоминать ни сам сэр Персиваль, ни его родственники. Не могли бы вы мне сделать одолжение, мадам Писташ, и выяснить все об этой таинственной даме?

По прежнему Ваша В. Д.

Письмо четырнадцатое

Благодарю вас, мадам Писташ, за быстрый ответ. Следом за вами удивляюсь, что ничего не известно о ней кроме девичьей фамилии. Аннабель Ли — словно какой-то литературный персонаж.

Рассказываю вам еще одно удивительное происшествие, связанное с этой дамой. Через час после беседы с сэром Персивалем меня позвал мистер Дженамарр (он, похоже, ухаживает за мной). Место для встречи он выбрал странное: склеп. Я спустилась, и он объявил, что желает показать мне нечто любопытное. Могилу леди Аннабель Лагросс, "Таинственной дамы", как он выразился.

Могила в самом деле примечательная. Она была устроена не в стенной нише, как все поздние захоронения, а в полу рядом с могилой сэра Уильяма Лагросса. Однако, кости леди Аннабель, уже порядком тронутые тлением, не были вытащены из рассохшегося гроба. Но даже не это привлекло внимание мистера Д. и вместе с тем мое. В могиле, в гробу леди Аннабель ледала толстая, потрепанная книга, перетянутая ремешками.

— Можете вы достать ее? — спросила я.

Ни я, ни мистер Д, увы, не облаем ни малейшим трепетом перед мертвыми костями. Он спрыгнул в яму и достал книгу. На ней значится "Corvus Vitreolus"*, а на первом же листе стоит надпись выцветшими коричневыми чернилами: "In cruce pascere corvos"*. Слышали ли вы нечто подобное? В любом случае, я напишу одному знакомому, сведущему в редких книгах.

В.Д.

Письмо пятнадцатое

Уважаемый сэр,

не думала, что когда-нибудь мне придется писать вам что-либо, кроме выражения моей скупой благодарности. Однако, я нуждаюсь в вашем профессиональном совете. Известна ли вам книга "Corvus Vitreolus"? Что она представляет из себя? Чем грозит своему владельцу?

В. Д.

Письмо шестнадцатое

Мой бойцовый воробей!

Бесконечные слова вашей благодарности я все еще храню у сердца. Учитывайте это, когда будете затачивать кол.

Да, мне знакома упомянутая книга. "Стеклянный ворон", вульгарная латынь. Впервые замечена во Франции в XII веке. Также именуется "ведьминым малым гримуаром". Известно три экземпляра этого труда: один сгорел вместе со своим владельцем в Салеме в 1692 году. Второй, принадлежащий итальянскому чернокнижнику Джованни Альбриццы, передан им перед смертью в Библиотеку. Третий, принадлежавший ведьме елизаветинских времен Хелен Ли Дарн, затерялся после революции, вероятно, пуритане не пощадили его. Это вся информация, которой я располагаю.

Берегите себя, мой бойцовый воробей, и не выходите одна на болота, когда силы зла властвуют безраздельно.

Остаюсь преданный ваш враг,

Бэзил.

Письмо семнадцатое

Мадам Писташ,

увы, ни я, ни мистер Д. не владеем в достаточной мере латынью. Знания наши отрывочны, и мы не можем извлечь из попавшей к нам в руки книги пользу. однако, кое-какой информацией я теперь располагаю. Известно ли вам имя ведьма Хелен Ли Дарн? Отпишите, как только сможете.

Ваша В. Д.

Письмо восемнадцатое

Мой бойцовый воробей,

взглянув внимательнее на адрес отправителя, я обнаружил, что у тебя несомненный личный интерес. Полагаю, ты уже связала Хелен Ли Дарн с Аннабель Ли, первой женой сэра П. Лагросса, у которого гостишь. Если ты проглядишь бумаги определенных архивов, то обнаружишь, что связь Ли и Лагроссов гораздо глубже. Высылаю тебе отрывок из протокола суда, произошедшего 16 декабря 1906 года в Корнуолле, в нескольких милях от места, где ты сейчас обитаешь.

Б.

Приложение к восемнадцатому письму

Протокол процесса "Король Яков против Хелен Ли Дарн, прозванной Черной Хелен Ли"

Обвинитель: сэр Уильям Л.

Судья: достопочтенный сэр Питер Д.

Обв. Как долго ты являешься ведьмой?

Х. Л. Д. молчит

Обв. Почему ты стала ведьмой?

Х. Л. Д. молчит и скалится.

Обв. Что давал тебе твой инкуб после сношений с тобой?

Х. Л. Д. изрыгает проклятия и богохульства

[Пропущена страница, еще одна страница замарана, можно различить только "применено peine forte et dure*"]

Обв. У тебя было четыре чертенка?

Х. Л. Д. affirmat*.

Обв. Их имена Пифон, Велиал, Мерихим и Абадонна?*

Х. Л. Д. affirmat.

Обв. Посылала ли ты своего чертенка убить ребенка Мэри А.?

Х. Л. Д. affirmat.

Письмо восемнадцатое (продолжение)

Я, воробей, обнаружил еще десять страниц подобных "вопросов и ответов". Также было указано, что у ней были применены дополнительные пытки, такие как выворачивание и вырывание плоти раскаленными щипцами. Наконец 8 января 1607 года по решению судьи Д. Хелен Ли Дарн была казнена через повешение.

Это все, что известно о связи Черной Хелен Ли и семьи Лагросса, хотя в бумагах мне встречались намеки на связь более тесную и интересную. Нет, дело не в любовной истории. По свидетельству некоей Мэри Албан (вероятно, та самая Мэри А, в убийстве ребенка которой обвинялась Хелен Ли Дарн), сэр Уильям на старости лет увлекся ее дочерью, Мод, и пытался склонить девушку к сожительству. Когда Мод отказалась, сэр Уильям обратился к некоей ведьме, имя которой напрямую не называется, и которая указана, как ведьма из Тайбер-Хилл (место в Корнуолле, неподалеку от Гросвенор-Холла, ныне не существующее). По мнению Мэри Албан, любовный напиток, сваренный ведьмой, убил Мод. Это было в ноябре 1606 года.

Воробей, если, как я думаю, тебе в руки попал гримуар Черной Хлене Ли, будь осторожна. Такие книги опасны. Сожги ее, или найди способ передать мне.

Бэзил.

Письмо девятнадцатое

Мадам Писташ,

к сведениям, которые получены от вас, я могу теперь добавить протокол суда над Черной Хелен Ли, присланный мне старым знакомым. Насколько все же велика вероятность, что леди Аннабель Лагросс принадлежит к ее потомкам? Являлась ли она ведьмой? Я пыталась разузнать об этой женщине, но не преуспела. Я не знаю даже дату ее смерти — надписи стерты с могильных плит, там есть только имя.

Жду от вас более подробных сведений,

В. Д.

Письмо двадцатое

Минувшей ночью я вновь услышала колыбельную и увидела фигурку, идущую по берегу над обрывом. На этот раз я последовала за ней, не смотря на то, что ночь была ненастной и холодной.

Чудилась ли мне эта колышущаяся фигура в длинном светлом платье? Туман обманывал меня? Или же я в самом деле видела приведение, скорбно бредущее над обрывом и напевающее злую колыбельную? Оно — видение, или же привидение — дошло до часовни и начало спускаться вниз по лестнице. Море было неспокойно, и брызги соленой воды замочили мои ноги, когда я начала спускаться.

Призрак вошел в склеп, в распахнутые сильным порывом ветра двери. А потом я увидела, как леди Ровена, аккуратно уложенная в гроб, поднялась и раскрыла свои объятья. Призрак и мертвец слились в поцелуе. Зрелище было отвратительным: сплетаясь в непристойных объятьях, они упали на пол. Призрачные стоны пронзили воздух.

Слуги нашли меня утром на берегу, совсем продрогшую. По их словам я бормотала полнейшую бессмыслицу и проклинала "мертвых развратниц". Я до сих пор не знаю, видела ли приведений-любовниц, или только галлюцинировала так жутко и непристойно.

Мадам Писташ, я в величайшем смятении и здорово напугана. Вы обяжете меня, если найдете и как можно скорее пришлете всю информацию о кончине леди Аннабель.

Ваша В. Д.

Письмо двадцать первое

Мадам Писташ,

ваша ученица три дня не встает с постели, но уже настолько бодра и воодушевлена, что заставила меня написать вам. С ней сложно спорить, хотя наша Виктория не больше сердитого воробья.

Я прибыл в Гросвенор-Холл утром того дня, когда она слегла с горячкой после ночной прогулки по берегу. Она еще сумела написать вам письмо, но затем свалилась без сознания. Из ее бессвязных стонов сложно было что-то понять. Раз за разом notre petit passereau* повторяла: "мертвые развратницы! похотливые мертвые развратницы!" и цитировала: "Из-за тучи безжалостный ветер подул и убил мою Аннабель Ли". Кажется, это из По.

Первоначальные расспросы ни к чему не привели. К счастью, я неплохо знаком с сэром Персивалем Лакроссом (пусть это не удивляет вас) и консультировал его во время болезни его первой жены около двадцати лет назад. Сэр Персиваль обязан мне, и после легкого (не пересекающего разумные границы) давления согласился дополнить любопытную историю. И вы, и птичка (я хотел сказать, мисс Дерби) услышите ее сейчас впервые.

Леди Аннабель Ли появилась в Гросвенор-Холле из ниоткуда. Ее лошадь захромала, перепрыгивая изгородь. Но, что удивительно, никто не знал, откуда она взялась. Никакие Ли не жили в окрестностях поместья со времен казни Хелен Ли Дарн. Однако, загадочность только привлекла сэра Персиваля. Он, зрелый тридцатилетний мужчина влюбился, как мальчишка. Леди Аннабель долго не отвечала на его ухаживания, но сдалась наконец.

Последний кусок принадлежит только вашим ушам и глазам, мадам французский медиум. Боюсь, он слишком опасен для викторианских ушек мисс Дерби. Леди Аннабель была необычайно страстной, даже ненасытной особой, и ночи с ней выматывали сэра Персиваля. Впрочем (надеюсь, это не дойдет до ушек воробья) в те времена люди не желали осознавать свою сексуальность.

Поскольку мисс Дерби не по нраву, что я не зачитываю ей письмо (наш с вами воробей мнителен) я продолжаю.

Не смотря ни на что первый брак сэра Персиваля был удачным. Он души не чаял в леди Аннабель, и когда она заболела, все средства готов был потратить на излечение. Я в те времена слыл в Европе кем-то вроде врача-гомеопата, к которому обращались в самых трудных ситуациях. Сэр Персиваль написал мне и попросил о помощи. Я приехал в Гросвенор-Холл незамедлительно, и, должен заметить, поместье с тех пор нисколько не изменилось.

Симптомы леди Аннабель были следующими: как сомнамбула покидала она свою спальню и шла в Западную башню в ночи, когда над поместьем звучала музыка, уже известная вам колыбельная. Я следил за ней несколько ночей, но ничего так и не обнаружил. Зло — уж положитесь на мой богатый опыт — прекрасно умеет таиться.

Я следил за леди Аннабель четыре ночи, а на утро после четвертой ее нашли мертвой у подножия Западной башни. В точности, как леди Ровену неделю назад. Как видите, даже если призрак покойной первой леди Лакросс и бродит по поместью, то он не повинен в смерти второй леди Лагросс. И самым разумным для бойцового воробья и для вас будит покинуть Гросвенор-Холл и оставить всех призраков в покое.

Что ж, мадам Питсаш, умолкаю; как говорит мисс Дерби, откладываю перо. А вскоре переложу на вас заботу о нашем общем друге.

Б.

Письмо двадцать второе

Вы спрашиваете, кто тот человек, что написал вам, мадам Писташ? Мой заклятый враг. Он не человек вовсе. Он вампир, подкарауливающий свою жертву в ночи. Его я поклялась однажды убить. Почему он приехал в Гросвенор-Холл, когда я подверглась опасности? На это у меня нет ответа. Возможно, он забавляется со мной, как кошка с мышью. Возможно, ждет, когда я отступлюсь, чтобы впиться в меня клыками. Он утверждает, что пьет лишь кровь грешников, но верить ему я не готова.

Увы, мадам Писташ, я следую его совету: я покидаю Гросвенор-Холл. Колыбельная не звучит больше. Сэр Персиваль повесил на склеп замок и отсылает меня прочь. Я вынуждена подчиниться.

Возможно, однажды тайн, окутывающие поместье, его башню и склеп рассеятся. Но я сейчас не готова срывать это покрывало. Я напугана увиденным и услышанным. Дождемся же человека смелее меня.

В. Д.

P.S. Я возвращаюсь в Париж, мадам, но на душе у меня неспокойно. Меня мучают сны. Должна ли я верить в призраков? Могу ли я что-то изменить? Могла ли я помешать гибели леди Ровены?

P.P.S. (другой рукой, частично на полях, мелким убористым почерком) Я прослежу, чтобы Виктория в безопасности добралась до Парижа. И запомните: если вы еще раз столь же необдуманно пошлете ее в столь опасное место, я найду на вашу шею пару грехов.

26-28. 08. 2010

— — — — — —

* Перевод Ольги Седаковой

* "Corvus Vitreolus" (лат.) — Стеклянный ворон

* "In cruce pascere corvos" (лат.) — Кормить воронов на кресте

* Рeine forte et dure (фр.) — "Сильное и продолжительное мучение". В англо-саксонской системе права вид пыток, применявшихся к подозреваемым, которые отказывались выступить перед судом. На грудь человека устанавливали доску и укладывали камни, постепенно увеличивая давление, что могло привести к смерти. В Англии отменена в 1772 году. См. http://en.wikipedia.org/wiki/Crushing

* Affirmat (лат.) — признает

* Пифон, Велиал, Мерихим и Абадонна — имена демонов, упоминаемые в книге Фрэнсиса Баррета "Magus or Celestial Intelligencer". Пифон — князь духов лжи; Велиал — вместилище порока; Мерихим — предводитель духов, вызывающих заразные болезни; Абадонна — демон войн

* Notre petit passereau (фр.) — Наш маленький воробей, наша маленькая пташка

Часть вторая. Склеп

Портрет леди в синем платье

Корнуолл, 1948 год

Body's blood in the breakwater

And a buries body's beir

Buried bones in the breakwater

And bubble of the bravling weir

D. G. Rossetti

— А это портрет леди в синем кисти Джона Опи*. Вероятно, это одна из почтенных леди Лагросс, но время не донесло до нас ее имя.

— А это? — гостья бесцеремонно ткнула пальцем в огромный портрет амазонки на черном коне. Каштановые волосы красавицы, выбившись из-под шляпки, развевались по ветру, а платье было пронзительно-алым.

— Леди Аннабель, первая супруга моего деда, — молодой лорд Лагросс подошел ближе и запрокинул голову, разглядывая лицо женщины на портрете. — Трагическая судьба. Впрочем, и вторая его жена скончалась молодой от того же таинственного недуга.

— Грустная история... — рассеяно пробормотала гостья. — Идемте в кабинет, мсье Лагросс. Я хочу услышать детали вашей грустной истории.

Гросвенор-Холл не менялся с годами, лишенной этой счастливой возможности. Вирджиния мысленно сверяло увиденное с описанием, данным викторией Дерби. Главное здание — массивный, почти идеальной формы параллелепипед елизаветинских времен на более раннем фундаменте, оставшемся от какого-то аббатства; стоит "в фарлонге от обрывистого края берега". Из окон, выходящих на обрыв, видно бушующее море и полуразрушенная башня. С юго-восточного угла в дом врезан меньший параллелепипед — службы, а в него еще один: конюшня, переделанная в гараж. Из южных окон видна маленькая часовня, а от нее лестница ведет к фамильному склепу Лагроссов, запертому и заброшенному. Показывая его утром, Лагрос пояснил: по некоей причине его дед, сэр Персиваль, приказал заложить дверь, а сам отбыл в Америку, где впоследствии и скончался, и сам был похоронен в Бостоне. Сам сэр Эдмунд вступил во владение домом три года назад и был весьма смущен многими обстоятельствами.

— Это началось в прошлом ноябре, — проговорил он, вертя в пальцах бокал с едва пригубленным бренди. — Я въехал в поместье в июле, что приготовить все к приезду Элеоноры, моей невесты. Она прибыла в самом начале ноября, и тотчас же... поверите ли вы мне, мадам Лэ?

— У меня на карточке написано "медиум", — усмехнулась Вирджиния. — Медиумы, как правило, доверчивы.

— Элеонора видела призрака. Женщину, которая бродила по берегу, напевая колыбельную. Знаете: "Баюшки, на ели мальчик засыпает..."

— А подует ветер — люльку раскачает, — кивнула Вирджиния. — Да, мне знакома эта колыбельная. Что еще делал призрак?.

— Те четыре раза, что Элеонора видела ее, женщина поднималась от склепа (это бывало вскоре после полуночи), стояла некоторое время перед часовней, а потом уходила в башню.

— В обратном направлении, — пробормотала Вирджиния.

— Простите?

— Нет-нет, продолжайте.

Сэр Эдмунд чуть поменял позу и мрачно посмотрел на стакан бренди, словно это он был во всем виноват.

— Это было только начала, мадам Лэ. Затем Элеонора начла ходить во сне. Засыпая у себя в постели, она просыпалась на скале перед склепом. И ничего не помнила о произошедшем.

— Совсем ничего? — Вирджиния вскинула брови.

— Совсем ничего, — кивнул молодой лорд.

— Вы ночевали в комнате невесты, чтобы выяснить, что происходит?

— Как можно?! — возмутился молодой человек.

— Конечно, конечно, — Вирджиния криво усмехнулась. — Леди Элеонора уверена, что видела именно женщину с портрета?

— То же лицо, — кивнул сэр Эдмунд. — То же платье.

— Мне нужны ключи ото всех дверей, включая склеп, мистер Лагросс, доступ в библиотеку и ко всем семейным бумагам. А еще мне нужен телефон.

Устроившись поудобнее в кресле, Вирджиния закинула ноги на обитый плюшем пуфик и набрала номер. Чарльз ответил не сразу.

— Сэр?

— Когда ты уже повзрослеешь? — вздохнул Чарльз.

— Полагаю, теперь уже никогда. Я еще не разобралась в происходящем, но похоже, над женщинами, желающими стать леди Лагросс, висит какое-то проклятье. Узнай у Виктории, не знает ли она, кто изображен на портрете кисти Опи. Что это за женщина в синем. О ней в тот раз были разговоры?

— Не могу, — вздохнул Чарльз. — Она уехала.

— Куда?!

— Ну а куда может уехать влюбленная женщина? Сказала, что в Китай. И я даже склонен ей верить.

— Она с ума сошла?!

— А она никогда и не была в своем уме. Чего ждать от женщины, водящей нежную дружбу с вампирами? Чем еще я могу помочь?

— Пока ничем, Чарльз. Молись. Хотя, у тебя нет такой привычки.

Поднявшись, Вирджиния вышла в картинную галерею и замерла перед портретом.

Элеонора, будущая леди Лагросс, показалась Вирджинии заурядной особой. Самая обыкновенная, даже скучная блондинка лет двадцати пяти. На Вирджинию она посматривала свысока, словно что-то значила помимо своего жениха. И в целом выглядела великолепно, особенно для женщины, мучимой призраками.

— Можем ли мы поговорить с вами, мисс Дойл? Я хотела уточнить кое-что.

Элеонора насупилась. Ей не нравилось присутствие в поместье назойливой канадки. Словно та мешала чему-то. Вирджинии хотелось знать, чему именно.

— Сэр Эдмунд сказал, что вы видели призрака.

Элеонора неспешно прикурила и, прежде чем кивнуть, изучила дым над своей сигаретой.

— Видела.

— Возле склепа?

— Именно там, — в глазах девушки читался вызов, тем более странный, ведь Вирджиния не выказывала своего недоверия.

— Вы уверены, что это была женщина с портрета?

— Ее платье, ее лицо, — пожала плечами Элеонора.

— Вы так хорошо ее рассмотрели?

Вот теперь Вирджиния ощутила недоверия. Призраки застенчивы. Они не расхаживают запросто перед глазами человека, никак с ними не связанного. Если, конечно, призрак не преследует лично Элеонору, что полностью опровергает ее цветущий вид. Да и выросла мисс Дойл в Пенсильвании.

Благоразумнее всего — решила Вирджиния — проследить сегодня ночью за этой одержимой призраками американкой.

Трудность заключалась в том, что Вирджинии отвели спальню с видом на море. Очень удобно, когда наблюдаешь за происходящим в башне. Очень хлопотно, если речь заходит об Элеоноре Дойл, чья комната выходит окнами в расположенный с восточной стороны сад. Высокая живая изгородь скрывала служебные постройки, и редким недостатком было раннее солнце. Впрочем, мисс Элеонора, по словам жениха, привыкла подниматься не позже восьми. И это при том, что время шло к полуночи, а она еще не ложилась. Сидела в музыкальном салоне, где сэр Эдмунд и его кузен — мистер Питер Райк — в четыре руки играли что-то из "Порги и Бесс".

Вирджиния воспользовалась передышкой, скинула туфли и устроилась на кровати с томиком Эдгара По. В незнакомых домах, тем более населенных призраками, она не позвояла сее засыпать.

Книга, захваченная из дома, оказалась томиком стихов, и Вирджиния открыла ее наугад.

"Оставив в скорби жениха, оставив Гай де Вира

Безвременно погибшую оплакивать Линор..."*

— В живой костер косы Линор, в угасший мертвый взор... — Вирджиния захлопнула книгу.

Она не была суеверна. Какая угодно, нет, только не суеверная. Сложно быть таковой, если точно знаешь о существовании потустороннего мира. Но порой и на Вирджинию накатывали дурные предчувствия, и после войны, когда она разлучилась с детьми, это стало происходить чаще. Сюзон, Камиль, Франси и Жиль служили тем якорем, что привязывал ее к реальности. Веревка оборвалась, якорь остался на дне, а Вирджиния поплыла дальше. Взяв с прикроватного столика Библию, она открыла ее наугад. Способ далеко не безупречный, но порой хорошо бывает положиться на случай.

— "Ибо всякое дерево познается по плоду", — Вирджиния провела пальцем по строке. — Лука, шесть, сорок четыре. Интересно, к чему...

Она поднялась и подошла к окну. Музыка смолкла. Окна музыкального салона, также выходящего на море, потухли. Накинув шаль, несмотря на то, что ночь была теплой, Вирджиния босиком вышла в коридор. Дом казался вымершим из-за царившей в нем тишины. Как на кладбище. Вирджиния поежилась. Гросвенор-Холл был ей неприятен, пугал ее. Увы, Чарльз, пусть и не утративший за двадцать пять лет брака трепетное отношение к супруге, не приедет. Дела удерживали его на противоположном берегу Атлантического океана. Вирджиния привалилась к стене и обняла себя за плечи.

Постепенно сквозь покров тишины пробилась та самая колыбельная. "Баюшки, на ели мальчик засыпает, а подует ветер — люльку раскачает". Голос не мужской и не женский. И звук идет отовсюду.

Дверь открылась. Элеонора в тонком дезабилье вышла в коридор. Глаза были открыты, но взгляд — как у слепой. Вирджиния рискнула окликнуть ее, но Элеонора не обратила ни малейшего внимания и пошла по коридору. Вирджиния последовала за ней.

На улице было ветрено. Кожа, несмотря на плотную шерсть платья и шали, покрылась мурашками. Не замечая холодна, Элеонора пошла к обрыву, и дальше — по самому его краю к крутой узкой лестнице. Страшно было вообразить, как Виктория Дерби (маленькая и хрупкая, как эльф) спускалась по ней в дождь. Это и при ясной погоде страшно было делать.

Звук стал громче, слова яснее, они раз за разом повторялись, и Элеонора начала подпевать неожиданно хриплым голосом. Затем из склепа послышался жуткий треск, грохот и стук, подобный стуку костей. Вирджиния, застигнутая врасплох, кубарем скатилась с нескольких последний ступеней. Боль пронзила щиколотку.

— Мисс Элеонор! Элеонор!

Женщина не обернулась, даже не показала, что слышит чей-то голос. Кинувшись на двери склепа, она принялась сдирать замок и широкие железные скобы. Створки сотрясались изнутри.

— Элеонор!

Дверь распахнулась, выбитая одним мощным ударом. На лунный свет вышли, стуча и лязгая, кости, едва прикрытые лохмотьями погребальных одежд. Среди них были три фигуры, чуть более человеческие, чуть более бесплотные, чуть более красивые. Три женщины с портретов: леди Аннабель, леди Ровена и безымянная женщина в синем. Они увлекли Элеонору в танец, уже выплясываемый костями. Они целовали американку, а та отвечала им, вполне счастливая.

— Теперь понятно, почему Виктория упала в оборок... — пробормотала Вирджиния. — С ее-то викторианским воспитанием.

Она попыталась подняться. Наступать на левую ногу было немыслимо больно. А не успела она сделать и пару шагов, как порыв холодного и влажного ветра с моря швырнул ее обратно на ступени. Нога подвернулась во второй раз, послышался хруст. Превознемогая боль, Вирджиния приподнялась и крикнула в третий раз:

— Элеонора!

Ветер вновь швырнул ее на землю, и Вирджиния потеряла сознание.

— Мсье Лэ... — деревенский доктор от волнения покусывал свой карандаш. — Я не могу пустить вас к мадам Лэ. Она без сознания. У нее горячка.

— У моей жены не бывает горячки, — холодно сказал Чарльз. Хорошо. Могу я поговорить с мистером Лагроссом?

Доктор облегченно выдохнул.

— Он в кабинете.

Бросив шляпу и трость на руки дворецкому, Чарльз уверенно прошел по коридору. Планировка поместья была ему знакома по описаниям Виктории и Вирджинии, необычайно точным. Окна кабинета выходили в сад, и здесь можно было укрыться от назойливого грохота прибоя. И все же сэр Эдмунд сидел, заткнув уши руками, и смотрел в одну точку на столе. Вскинув голову, он затравленно посмотрел на Чарльза.

— Кто вы?

— Шарль Лэ.

— Ох...

— Прибыл так быстро, как только смог.

— Я звонил вам только час назад... — пробормотал молодой человек.

Чарльз едва заметно улыбнулся.

— У меня широкие возможности.

Он устроился в кресле и сплел пальцы на животе.

— Присаживайтесь, — запоздало сказал сэр Эдмунд.

— Итак?

— Чуть более часа назад мадам Лэ и мою Элеонору нашли на скале возле склепа. И это еще не все. Двери склепа были раскрыты и... — молодой человек замялся.

— Гробы и плиты вскрыты, а кости разбросаны по полу? — предположил Чарльз.

— Откуда вы?..

— Такое уже было в 1913 году. Возможно, случалось и ранее, но это еще требуется выяснить, — Чарльз неспешно набил трубку, откинулся в кресле и принялся кончиками пальцев поглаживать подлокотник. — Каково состояние моей жены? Ваш врач сказал, что у нее горячка.

— Мадам Лэ бредит. Полагаю, именно поэтому мистер Симпсон не пустил вас к ней.

— Бредит? — Чарльз недоверчиво хмыкнул. — О чем?

— О пляшущих костях. О призраках, которые... которые... — сэр Эдмунд отчаянно покраснел и на одном дыхании выпалил. — Которые целовали мою невесту! О женских призраках.

— Как ужасно, — неискренне посочувствовал Чарльз. — Я поговорю с Виржинии, а потом осмотрю склеп. Потрудитесь сделать так, чтобы там ничего не трогали.

— И оставив молодого человека беспомощно оглядывать кабинет, Чарльз вышел.

Вирджиния выглядела ужасно. Бледная, с нервным румянцем на щеках. Волосы, обычно уложенные в аккуратную прическу по моде двадцатых (Вирджиния все не могла с нею расстаться) были растрепаны, а надо лбом стояли дыбом.

— Как ты, девочка? — Чарльз присел на край постели и взял жену за руку.

— Лучше прочих, сэр, — Вирджиния оторвала голову от подушки. — Когда ты приехал?

— Только что. Еще не осматривал склеп, — Чарльз помог женщине сесть и бережно обнял ее. — Ты в самом деле в порядке.

— В полном. Хотя это удивительно, — Вирджиния чихнула. — Я жутко простыла. У меня температура и эта, как её?

— Горячка? — с улыбкой предположил Чарльз. — Что ты видела?

Откинувшись на гору подушек, Вирджиния пересказала кратко произошедшее ночью. Колыбельная, сомнамбулизм леди Элеоноры, сломанные двери склепа и пляска скелетов. И призраки погибших в поместье женщин.

— Виктория видела только одно приведение: бедную леди Аннабель. Вторая — леди Ровена. Но что за женщина в синем платье?

— Я позвоню Джин Роуэн, — кивнул Чарльз. — Если кто и разбирается в живописи того времени, так это она. И к тому же обожает Опии.

— Не лучше ли посоветовать сэру Эдмунду увезти невесту обратно в Америку? — предложила Вирджиния.

— Именно с этого мы и начнем, — кивнул Чарльз. — Полагаю, правда, что сэр Эдмунд Лагросс не из тех, кто слушается чужих советов. Тебе очень скучно будет лежать тут в одиночестве?

— У меня есть пара книг. И снотворное. Я посплю немного.

Чарльз посмотрел на жену внимательно.

-Я отвезу тебя в деревню.

— Нет надобности, Чарльз. Здешние призраки опасны только для жен и невест Лагроссов.

— Вирджиния!

— Сэр!

— Черт с тобой, — вздохнул Чарльз. — Отдыхай. Я вернусь через час.

Джин Роуэн была женщиной рациональной, и не верила во всякую чертовщину. Она с легкостью находила объяснение всему, даже разгуливающим вне рам картинам. Однако, к чести ее, доктор Роуэн умела быть благодарной. Она если и не обрадовалась звонку Чарльза, то по крайней мере сделала вид.

— Мсье Лэ!

— Мисс Роуэн. У меня к вам одна просьба... вернее, я нуждаюсь в консультации.

— Конечно, мьсе Лэ. Для вас все, что угодно.

— Вы очень любезны, — улыбнулся Чарльз. — В корнуоллском поместье Гросвенор-Холл есть женский портрет кисти Опии. Молодая леди в синем. Известно, кто это? Возможно есть какие-то предположения?

— Леди в синем? Что ж, я выясню все, что смогу, — пообещала Джин.

Чарльз продиктовал номер, положил трубку и сел в кресло. Он посоветовал Эдмунду Лагроссу забрать невесту и уехать — это ни к чему не привело. Он и сам бы увез отсюда Вирджинию, но не любил бросать незаконченные дела.

Затрезвонил телефон.

— Шарль, — без малейших предисловий начала Джин, предпочитающая, если речь идет о деле, обходиться без лишних слов. — Ваша дама в синем оказалась известной особой.

— В самом деле? Секундочку, — Чарльз раскурил трубку и сунул ее в зубы. — Слушаю.

— Эту даму по всей видимости звали леди Годива Варуотер. По крайней мере в гравированном каталоге коллекции Леонарда Лагросса, который Бойделл* издавал в 1798-99 годах, портрет значится именно под этим именем. Великолепная вещь. Леди Годива была невестой сэра Леонарда. Портрет должен быть свадебным подарком, но, увы, в день свадьбы леди Годиву нашли мертвой.

— В западной башне? — уточнил Чарльз.

— Не знаю, мсье Лэ, — явно было слышно, как Джин пожимает плечами. — Взгляните в дневниках сэра Леонарда, или кого-то из его кузин. Все они значатся в описи библиотеки Гросвенор-Холла.

Отблагодарив Джин Роуэн, Чарльз повесил трубку на рычаг и вернулся в кабинет. Сэр Эдмунд сидел в прежней позе, и только запустил пальцы в волосы с явным намерением их выдрать.

— Сэр Эдмунд?

Молодой человек вскинул голову в испуге.

— А, это снова вы. Я только что был у Элеоноры. Она очень плоха. Бредит. Зовет "милых подруг". Всё умоляет их не уходить. Все зовет и зовет... Го-годиву...

— Годиву, Аннабель и Ровену, — кивнул Чарльз.

— Откуда вы знаете? — в глазах молодого человека блеснуло подозрение.

— Об этом я и пришел поговорить. Мне нужны дневники одного из ваших предков, сэра Леонарда.

Сэр Эдмунд безразлично пожал плечами.

— Берите. Какое теперь дело до конфиденциальности мыслей давно умершего человека.

— Благодарю.

Чарльз вышел и прикрыл за собой дверь, оставив юношу в одиночку предаваться жалости к себе. Некоторые люди, столкнувшись со сверхъестественным, впадают в прострацию и не в состоянии оказываются пошевелиться и что-либо сделать. Таких-то и настигает смерть.

Чарльз оглядел огромную библиотеку, заполненную книгами и пребывающую в полнейшем беспорядке. Нечто подобное он совсем недавно наблюдал в доме профессора Тарта. Впрочем, здесь не было таких ценных томов, по большей части книги были весьма заурядны. По крайней мере с точки зрения человека, у которого на визитной карточке значилось "медиум".

Потратив не меньше часа, Чарльз отыскал наконец целую стопку старых дневников сэра Леонарда, переплетенных в кожу. Устроившись в кресле, Чарльз бегло проглядел записи, относящиеся к последнему десятилетию XIX века, пока не наткнулся на нужную.

"1791 год, Май, 8

Годива, сердце моё, Годива найдена мертвой у подножия проклятой башни. Еще вчера она была свежа и весела, и вот теперь готовиться к погребению, и вместо подвенечного наряда наденет саван..."

Чарльз закрыл книгу и в глубокой задумчивости изучил свою трубку, словно на ее чубуке начертаны были некие таинственные знаки. Три покойных женщины, май, западная башня. И еще одна, и снова башня, и снова май. Чарльз поднялся и вернул дневник на полку.

Вирджиния лежала в постели, отгородившись от всего мира книгой. Чарльз взглянул на ее лицо. Женщина хмурилась, сводила брови на переносице и шевелила губами. И едва ли такое мрачное впечатление на нее производила Библия.

— Узнал что-нибудь.

— Все очень предсказуемо, — Чарльз устроился в ногах жены и подпер щеку рукой. — Женщина с портрета: Годива Варутоер, невеста Леонарда Лагросса. Найдена мертвой восьмого мая 1791 года возле западной башни.

Вирджиния села и подтянула колени к груди.

— Рок?

— Скорее родовое проклятье. Ты умеешь с такими бороться?

Вирджиния изучила невидящим взглядом страницы Библии.

— Элеонору нужно увезти отсюда. А дома закрыть.

— Это очень дорогой дом, — покачал головой Чарльз. — Содержать его накладно, продавать — незаконно. Американец будет жить здесь из чистого упрямства. Нужна серьезная встряска...

Чарльз затих и задумался, поглаживая жену по ноге.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — в голосе Вирджинии прозвучали лукавые нотки.

— А ты настолько жестока, что хочешь отвести американца к склепу?

Вирджиния кивнула.

— Но это только если зазвучит колыбельная.

Вирджиния кивнула во второй раз.

— Слушай и жди ее, — Чарльз поднялся и поцеловал жену в лоб. — А я не дам сэру Эдмунду лечь в постель.

Ветер завывал, словно оплакивал кого-то, словно знал нечто ужасное, неведомое пока людям. Дождь расходился все сильнее, и вместе с тем казалось, что вода, оседающая на коже и одежде, это капли прибоя, в бешенстве бьющегося о скалы. Темно было, словно в могиле, и лишь изредка молнии рассекали черноту. Чарльз включил электрический фонарь, второй такой же сунул в руки Эдмунду и пробормотал:

— Мисс Дерби приходилось хуже.

— Мисс Дерби? — нервозно переспросил молодой человек.

— Не берите в голову, сэр Эдмунд. Идемте.

Элеонора успела уже дойти до лестницы и начала спускаться, едва касаясь кончиками пальцев влажной скалы. Луч фонаря осветил ее тонкую фигурку, облепленную влажной ночной сорочкой, блеснул в золотистых волосах, прежде, чем девушка скрылась за камнями.

— Пора! — Эдмунд бросился следом за невестой, поскальзываясь на мокрых камнях.

Чарльз старался держаться к нему поближе. Ноги его также скользили, а ступени словно выпадали из-под ног. Ночь была черной, как в Аду. Луч фонаря высветил наконец подножие лестницы, а, скользнув выше, склеп, сложенный из красноватых камней. Чарльз ходил к нему днем, проверял замок на дверях и оценил толщину дверей, сотрясаемых сейчас ударами изнутри. Сэр Эдмунд забормотал молитву, но едва ли она могла помочь в данной ситуации. По крайней мере Чарльз предпочитал полагаться не на молитвы, а на себя.

— Не позволяйте ей подойти к краю! — крикнул он Эдмунду, стараясь перекрыть гром и грохот прибоя, и двинулся к склепу.

За дверями его что-то стучало и трещало, вполне напоминая пляску скелетов, о которой говорила Вирджиния. Элеонора бесстрашно шла вперед, пока не коснулась руками скобы, удерживающей двери. Каким колоссальным усилием отодрала она железо от старого дуба! Сэр Эдмунд вскрикнул. Чарльз обернулся через плечо. Экзальтированный американец едва не лишился чувств. И это дитя своего рационального племени?

— Держитесь! — крикнул Чарльз.

Двери склепа распахнулись, и из них вышла, приплясывая, чудовищная процессия. Мертвые, полуистлевшие, в обрывках своих погребальных пелен. И впереди три элегантные тени, каждая в платье своей эпохи. Леди Аннабель в синем наряде и маленькой шляпке, леди Аннабель в шоколадного цвета амазонке и леди Ровена в кружевном платье, сошедшая со своего фотоснимка. Что-то в них было неестественное, но Чарльз никак не мог ухватить суть.

Призраки обступили Элеонору, увлекли ее в свой хоровод. Их руки ласкали шею и грудь девушки, а глаза светились похотливо. Сияние молний словно фотовспышка озаряло жуткую картину. Когда призрак Ровены, обняв Элеонору за шею, впился в полураскрытые губы девушки, Эдмунд застонал.

— Нужно забрать вашу невесту! — крикнул Чарльз. — Я отвлеку призраков, а вы хватайте ее.

Чарльз не стал выяснять, услышал ли его сэр Эдмунд и понял ли. Он бросился в гущу скелетов, источающих жуткое зловоние, силясь коснуться женщин-призраков. Те, неуловимые, как дым, ускользали от его пальцев и влекли Элеонору к лестнице. Наверх, к западной башне, где ей наверняка суждено было умереть. Неостановимые.

Чарльз колдуном не был, и не особенно в них верил. Хотя познакомился минувшей осенью сразу с тремя. Колдуны для Чарльза оставались чем-то из области сказок и легенд, как Мерлин. И вместе с тем он понимал, что не обойдется здесь без колдовства. Или хотя бы без по-настоящему искренней молитвы. И вот здесь крылась проблема. Колдуном Чарльз не был, а вера его в течении жизни колебалась от полной и слепой преданности до такого же скептицизма. Используя последний шанс, Чарльз шагнул в склеп, в зловоние и осветил помещение: расколотые плиты, сломанные гробы. И что-то, таящееся в темноте. Чарльз осветил каждый угол, но это что-то, прогнавшее кости из могил, ускользало всякий раз. Это что-то и было всему причиной.

Вдалеке послышался удар колокола. Этот звук далеко разнесся в сыром воздухе, перекрыв и раскаты грома, и гневный рокот моря. С негромким, но отчетливым стуком кости посыпались на землю.

-Элеонора у меня! У меня! — радостно крикнул Эдмунд.

Чарльз привалился к ледяной стене и пробормотал:

— Колокол...

Вирджиния встретила их на вершине скалы. Она стояла в тени часовни, кутаясь в огромную вязаную шаль, укрываясь зонтом, а большой переносной фонарь у ее ног порождал фантастичные тени. Колокол продолжал раскачиваться и гудеть.

— В средние века так прогоняли чуму, — слабо улыбнулась Вирджиния. — Я привязала к веревке скамью.

— Умница, — улыбнулся Чарльз. — Это помогло.

— Рада стараться, сэр.

Чарльз обнял ее за плечи и уткнулся лицом в мягкие встрепанные волосы.

— Обожаю это твое "сэр".

— Опять же рада стараться. Что с леди Элеонорой?

— Она без сознания, полагаю, — рука Чарльза скользнула на талию жены. — Пойдем, девочка моя. Нам всем нужно выпить бренди и кое-что обсудить.

Слуга уже умчался встречать доктора, а сэр Эдмунд принялся за бессмысленные хлопоты над своей невестой. Чарльз посмотрел на часы. Час ночи без малого. Прошло так мало времени. Он смешал пару виски с содовой и налил жене рюмку шерри.

— Выпейте, сэр Эдмунд, и успокойтесь.

Американец сделал жадный глоток и закашлялся.

— Это... это...

— Теперь вы все видели своими глазами, — голос Чарльза звучал спокойно, хотя самого его потряхивало от возбуждения.

— Это призраки?

— Вероятно.

Чарльз присел на подлокотник кресла. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Рука Вирджинии, легшая на колена, казалась горячей. Дрожь унималась потихоньку.

Появился доктор, сонный, но неимоверно суетливый. Леди Элеонору унесли в спальню, окна которой выходили в тихий, сонный сад. Спустя минут пятнадцать Эдмунд вернулся.

— Мсье Лэ, что мне делать?

Чарльз поднялся и налил себе еще виски.

— Я вам уже сказал.

— Я наследник. Это мои владения.

Чарльз опустился в кресло, нимало не заботясь о дорогой обивки. С его одежды все еще текла вода.

— Над вашим домов висит... Назовем это проклятьем. Женщины, готовящиеся вступить в семью Лагроссу, или только что в нее вступившие, погибают. Леди Годива в 1791, леди Аннабель в 1880-е, леди Ровена в 1913. И это только случаи, которые нам известны. Ваши предки, полагаю, рождались в отдалении от Гросвенор-Холла и не жили здесь подолгу. Уезжайте и вы, и увозите леди Элеонору. А дом пускай ветшает, пока не умрет тихо от старости.

Эдмунд залпом допил виски и поставил стакан на край кофейного столика, но промахнулся. Стакан разлетелся вдребезги. Несколько секунд молодой человек не мигая смотрел на осколки.

— Вы правы, мсье Лэ. Правы. И нет смысла цепляться за отжившее. Уедем завтра же. Нет, уже сегодня.

— Аминь, — сказала Вирджиния.

— Итак, вы тоже потерпели неудачу, — сказала Виктория, не отрываясь от книги. Она сидела в кресле-качалке на веранде, и солнечные зайчики скользили по индейскому одеялу, укутывающему ее ноги.

— Увы, — легко согласился Чарльз. — Как там в Китае?

— Как и везде. Уныло и однообразно, — Виктория закрыла книгу и положила ее на колени. — Как было сто лет назад и еще будет спустя сто лет.

— Что может развеять вашу вековую меланхолию?

Виктория качнулась в кресле.

— Думаю, мне нужно найти себе занятие.

— Не хотите стать писательницей, как мадам? — Чарльз с усмешкой кивнул в сторону Вирджинии, причитающей над больным розовым кустом.

Виктория покачала головой.

— Увольте. Никогда не испытывала желания делиться своими наблюдениями, а возможно мне и нечего сказать. Я присмотрела себе в Лондоне книжный магазин.

— Это лучше, чем Китай, — серьезно сказал Чарльз.

— Много лучше, — Виктория поднялась и накинула одеяло на плечи. — Как думаете, кто-нибудь наконец разберется с призраками Гросвенор-Холла?

— Уверен, — кивнул Чарльз. — Но не мы и не сейчас.

— Кто-нибудь более умный? — в глазах Виктории Дерби засветились столь редкие для нее лукавые искорки.

— Кто-нибудь более безумный, — ответил Чарльз. — Кому жизнь не дорога.

28-30.08.2010

— — — — — — —

* Джон Опи (1761-1807) английский портретист и исторический живописец родом из Корнуолла. Современники прозвали его "Корнуоллским чудом"

* Э. А. По "Линор", пер. Н. вольпина

* Олдермен Джон Бойделл — английский издатель книг и гравюр; в числе его проектов колоссальная "Бойделловская Шекспировская Галерея" а также гравированный каталог коллекции Горацио Уолполла, впоследствии распроданной

Часть третья. Тихая обитель

Кому приятно лежать в таком соседстве, или Пляска смерти

Корнуолл, 1973 год

Удивительно, что никто из нас не умер, более того — каждый сохранил здравый рассудок в этот день убийственных открытий. Ни Гофман, ни Гюисмас не могли бы представить себе сцену более дикую, более отталкивающую и варварски абсурдную, нежели эта сумрачная пещера...

Г. Ф. Лавкрафт

"Крысы в стенах"

— "Теперь оба некроманта скакали с торжественностью странствующих императоров, сопровождаемые свитой из двух скелетов..."*

— Фрэнни!

От пронзительного голоса Эдмонда задрожали стекла в окне детской. Он стоял в дверях — типичный яппи в своей белой рубашке и вязаной жилетке. Судя по ужасному подбору цветов, это было творение Дженнифер, а не мамы.

— Что ты читаешь?!

Я посмотрела на обложку книги.

— Смит, "Зотика". Забрала ее сегодня у Викки.

— Поставлю вопрос по другому... Зачем ты читаешь это четырехлетнему ребенку?

Все это время он старательно не замечал Стража, стоящего в углу. У Эдмонда вообще была потрясающая выборочная слепота: он умел не видеть то, во что не хотел верить. Некий абсолютный солипсизм. Иногда мне казалось — когда он выкинет нас из своей жизни, мы исчезнем. Именно поэтому я и старалась почаще мозолить ему глаза.

— Как мама? — тон Эдмонда смягчился.

— Нормально.

Мама — это было уже ее чудесное свойство — всегда чувствовала себя нормально. Изволила выглядеть на двадцать пять и одевалась сейчас, как хиппи. Папа находил это забавным. В сочетании с тем, что она была ведьмой, выходило занятно, но жутковато.

— Мы с Джен собирались заехать на обед в субботу.

Это опять же кое-что значило. "Скажи родителям, чтобы выглядели прилично". Отцу не сложно было выглядеть на свой возраст, но мама ее сорок четыре — как нож по горлу. Впрочем, в отцовских очках и с пучком она выглядела просто сногсшибательно.

— Ты будешь дома?

А вот это означало: "даже не появляйся моей жене на глаза!".

— Нет, — успокоила я брата. — Я буду в Корнуолле.

— Что ты там забыла? — удивился Эдмонд. У него это всегда отлично получалось.

Я вытащила из сумки газетную вырезку и протянула ему.

— "Мистер Х предлагает всем желающим провести десять дней в Гросвенор-Холле, Корнуолл. Продержавшийся до конца получит N фунтов стерлингов". Что это за... чушь?!

— Гросвенор-Холл, Эд.

Эти слова Эдмонду ничего не говорили. Честное слово, его в колыбели подменили эльфы. Или, что вероятнее, офисные клерки. Эдмонд, не позорь фамилию, уступи ее кому-нибудь другому. Ты не Тарт!

— Гросвенор-Холл, — терпеливо пояснила я, — известен своими призраками. На протяжении веков там погибали женщины семьи Лагросс, и творилась всякая чертовщина. А во времена короля Якова устроена была пара громких процессов над ведьмами.

— Фрэнни...

— Это часть моей жизни, Эд.

Вот этого он никогда не мог понять, и считал нас сумасшедшими. Мы пока держали оборону. Я поднялась.

— что ж, я посидела с Сэмми, как вы и просили. Надеюсь, вы сможете найти новую няню.

В чем я сильно сомневаюсь, потому что Сэм — необычный ребенок. В отличие от отца он видит призраков и хочет видеть их и дальше. Няньки надолго не задерживаются.

— Пошли, Страж.

Я вышла из комнаты, и серая фигура в погребальной накидке — моя собственная мертвая свита — двинулась следом.

День первый

Гросвенор-Холл был построен необычайно давно. Путеводители называли XVI век, но я употребила бы столь любимое Лавкрафтом и Эштоном Смитом слово "эоны". Неисчислимые эоны тому назад. Большая часть построек, надо сказать весьма невыразительных, и в самом деле относилась к елизаветинским временам, но оставалось еще ощущение. Нечто, от чего покалывало пальцы, что заставляло вздрагивать, как от холода.

Мы подъезжали к Гросвенор-холлу с северо-востока по широкой липовой аллее. Из-за деревьев видно было уже массивное серое здание, зубчатый парапет, обрамляющий темно-коричневую черепичную крышу, и высокий шпиль часовни. Передо мною разворачивалась великолепная декорация к готическому роману.

Гросвенор-Холл стоял необитаемый с 1948 года, когда, признав поражение перед силами тьмы, его покинули и владелец, и оккультисты-канадцы Лэ. Я немного знала последних, и дрожь предвкушения охватывала меня, как пишут в романах. Чарльз и Виржинии так запросто не отступались от начатого дела, значит меня ждал крепкий орешек.

Въехав на мощеный брусчаткой двор, таксист остановился.

— На месте, мисс.

Ему не терпелось покинуть поместье, пользующееся в округе дурной славой. Корнуольцы суеверны, или, с моей точки зрения, просто лучше видят и лучше осведомлены о том, что твориться вокруг. Я не стала мучить шофера, расплатилась и дождалась, пока выгрузят мои чемоданы. Запас одежды и белья на неделю, записные книжки, кое-какие бумаги и новейшая фотокамера Палароид, позволяющая делать мгновенные снимки. Ну и кое-какая мелочевка, в последние моменты всунутая отцом. Ах, да, еще травки Эммы и зачарованный пояс, сплетенный Беки. В общем, неимоверное количество всякого хлама.

Таксист укатил, а я поднялась по ступенькам и надавила кнопку звонка. Дверь открылась без излишних звуковых эффектов, а вот стоящий на пороге напомнил мне дворецкого из "Семейки Адамс".

— Фрэнсин Тарт. По объявлению, — я протянула вырезку.

Щелчком пальцев дворецкий вызвал лакея, подхватившего мои чемоданы.

— Следуйте за мной, мисс Тарт. Я представлю вас остальным.

Голос у него для такой внешности был возмутительно заурядный.

— А кто эти остальные? — я без особой охоты последовала за дворецким. Конкуренты меня не интересовали, не ради денег старалась. А еще, каюсь, меня тревожила судьба фотоаппарата. Он обошелся в кругленькую сумму.

Дворецкий распахнул двери в гостиную и провозгласил своим заурядным голосом:

— Мисс Фрэнсин Тарт. А это мистер Джеральд Обэлл и миссис Исабель Сарт-Обэлл.

Он — лет пятидесяти (благородный возраст) высокий и самодовольный, ровно настолько, чтобы это казалось достоинством. Она — не достигла еще тридцати, тонкая, как тростинка и с медово-золотыми волосами. Эльф, сказала бы мама без малейшего причем желания сделать комплимент.

— Мистер Роберт Филипп Вернан и его сестра мисс Айседора Вернан.

И снова — высокий красавец и блондинка. У него волосы вьются мелким бесом, пластика гепарда, руки пианиста и какая-то бесовщинка в лице. Она — тоже из породы эльфов... или скорее из прошлого века. Викки такая же: утонченно-викторианская.

— Мистер Джон Флинт.

По-моему — детектив. Рост — средний. Лицо — среднее. Глаза тоже — средние, как и повадки.

— Мистер Родерик Йорк.

Я с трудом сдержала рвущееся с губ ругательство. Йорк — тоже. Черт побери! Я была в него влюблена в пятнадцать, и за это он меня ненавидит. Я до сих пор влюблена в него, и за это ненавижу его сама.

Мистер Родерик Йорк — человек круга моих родителей. За шестьдесят, выглядит лет на десять моложе (а в пятнадцать мне и вовсе было безразлично). Высок, опять же, и очень строен. Военная выправка (полевой хирург). Обладатель ровного тихого голоса, обаятельно-развязных манер и ярчайших голубых глаз. В глазах моих родителей у него только один недостаток: Родерик Йорк — некромант. В моих глазах обнаруживался еще один недостаток: Родерик Йорк — засранец.

— Добрый вечер, дамы и господа, — я всегда старалась быть вежливой. Родители дали мне хорошее воспитание, кроме того этим занимались такие эксперты по Bon Ton, как Эмма и Викки. — Рада знакомству.

Судя по взглядам конкурентов, они не разделяли моих пламенных чувств. Наконец Обэлл, как самый если не старший, то по крайней мере — вальяжный, взял на себя обязанности хозяина.

— Выпьете, мисс Тарт? — у него был восхитительный низкий и глубокий голос.

— Вина, — я села в свободное кресло. — Белого.

— Шардоне?

— Сойдет.

— Боюсь, наш любимый управляющий был не вполне точен, когда представлял нас друг другу...

— Полагайте, род занятий имеет значение?

Обэлл улыбнулся. Вышло у него примерно, как у акулы.

— Полагаю, имеет смысл сказать, что привело всех нас сюда.

Я откинулась на спинку кресла и улыбнулась. Такой постановкой вопроса меня не испугать.

— Любопытство. А вас?

— Личные интересы.

— А вас, мистер Вернан?

Красавец улыбнулася.

— Практические соображения, мисс Тарт. В музыкальном салоне стоит фантастический клавикорд, стоящий, вздумай я его купить, баснословные деньги. Я заберу его по истечении срока.

С пианистом я не ошиблась, а вот насчет всего остального... не уверена, не уверена.

— Я это делаю ради денег, — объявил Флинт и залпом выпил полстакана виски. — И нечего тут стыдиться.

— Безусловно, — ухмыльнулся Йорк. — Я это делаю из любви к искусству. И, признаться, я хочу познакомиться с местными призраками. Говорят, они очаровательны.

— Вы верите в приведений, мистер Йорк? — Вернан вскинул брови.

— Нет-нет. Я всего лишь уверен в их существовании. А вы, мисс Тарт.

Я почувствовала себя мишенью, с которой тренируется чемпион по дартсу. Уж лучше дротики, чем Йорковы остроты.

Окна отведенной мне спальни выходили на море. Рокот прибоя и блики на потолке вызывали у меня странную неприязнь. Возможно, во всем виноваты были письма, которыми снабдила меня Викки. Я изначально подходила к этой истории с пристрастием.

Прекратив изучать удручающий космический пейзаж, я занялась чемоданами. Первым делом я проверила полароид, который к счастью был на месте, а затем занялась самым ответственным: выбором платья к ужину.

— Что тебе здесь нужно?

Я обернулась, прижимая платья к груди.

— Вас не учили стучать, мистер Йорк?

— Такой пробел в образовании, — он с комфортом устроился в кресле. — Какого черта ты сюда приехала?

Он и по сей день сводил меня с ума, за что я порой его ненавидела. Никто не мог в моих глазах сравниться с Родериком Йорком. Я завела три романа с однокурсниками, два с выпускниками и один — с профессором, но это не помогло. Зато я приобрела репутацию распутницы, что помогает в распутный наш век.

Йорк подпер щеку рукой и посмотрел на меня.

— Неужели принцессе нужны деньги?

— Неужели это ваше дело?

— Touche, — согласился Йорк. — Что тебе здесь нужно?

— Я сказала, мне любопытно.

— Слышала когда-нибудь, что любопытство сгубило кошку?

— Вот только поучать не надо. Я знаю о призраках Гросвенор-Холла из первых рук.

Йорк устроился поудобнее в кресле и достал портсигар. Определенно, я наблюдала ужасающие пробелы в его воспитании. Как там было у Уайлда?

— Имеешь в виду мисс Викки Дерби и мадам Лэ? Паршивые у тебя бонны.

Он прикурил и выпустил в потолок облако дыма.

— Уезжай, девочка.

Я бросила платья на кровать и уперла руки в бока.

— И не подумаю!

— Ладно-ладно, — Йорк махнул рукой. — Воля твоя. Только не плачь, когда придется туго.

И он ушел, привычно оставив меня в раздрае. Впрочем, я еще восемь лет наза вдосталь наплакалась в подушку. Осталась только злость.

После обеда мы собрались в музыкальном салоне, где Вернан сразу же завладел клавикордом. Играл он просто божественно. Время близилось к полуночи.

Я нервничала. Тряслась в ожидании, когда же прозвучит наконец колыбельная. Я уже и сама была готова ее напеть. Внимательный взгляд Йорка преследовал меня.

Время перевалило за полночь, а ничего так и не произошло. Я почувствовала себя обманутой. Наверное, сходные чувства испытывали и другие участники авантюры, потому что спать все разошлись с кислыми лицами.

Переодевшись, я подошла к окну. Море мерно и назойливо шлепало по камням, таинственно пришепетывая время от времени. Западная башня торчала на фоне усыпанного звездами неба, как сломанный зуб. И ни призраков, ни жутких песенок. Ужасно разочарованная, я легла в постель.

День второй

За тихую, разочаровывающее-безмятежную ночь я сполна была вознаграждена чудесным скандалом, начавшимся еще до завтрака. Зажав в угол душку мистера Флинта, Вернан шипел, что не позволит всякой сомнительной шушере (тут он на самом деле употребил смутно знакомое мне гэльское слово, означающее, вроде бы, нечто очень непристойное) приставать к мисс, а по мне так скорее миссис Вернан. Скульптурно прекрасный предмет склоки безмятежно пил кофе. Йорк, которому, судя по всему уже досталось на орехи, спокойно грыз тост. У него фантастически толстая кожа.

Завидев меня, Вернан переменился в лице. Улыбка у него была жутковатая, но обаятельная. Я даже подумала: если миссис Вернан в самом деле не существует, я готова ею стать.

— Как спалось, мисс Тарт?

— Слишком хорошо и безмятежно для дома с привидениями. Что мешает местным жителям наслаждаться жизнью в этом поместье? Скука?

— А вы что ожидали, мисс Тарт? — хмыкнул Йорк. — Что призрак пройдет по коридору, завывая и гремя кандалами?

— Я ожидала, — в голосе моем было прискорбно мало яда, — увидеть и услышать кого-то из знаменитых призраков Гросвенор-Холла.

— Кого-то из Танцующих Леди, — кивнула мисс (миссис?) Вернан. — Я читала о них.

"Танцующие леди" — такое прозвище я слышала впервые. Викки называла из "развратницами", а мадам Лэ — "дамочки с портретов".

— Возможно, они являются не каждому? — предположил Обэлл, величественно, как испанский галеон изрядно нагруженный золотом, вплывая в комнату.

— Возможно, — кивнула я. — А может ночь неудачная.

— А может их вовсе не существует, — фыркнул Флинт.

— Тогда бы за десять дней в этом доме не предлагали такие деньги, — резонно заметила Айседора Вернан.

— Все это чертовски напоминает один фильм... — пробормотал Йорк. — Хотя нет, даже не один, а сразу много дешевых фильмов ужасов из провинциальных кинотеатров. Если я вдруг пропаду, можете поискать на подъездной аллее.

Охотнее всего большинство людей верит в дурной исход дела. Хотя, конечно же, все утверждают, что искренне надеются на будущее. Черта с два.

Когда я подошла к ограде, огромная кованая решетка ворот оказалась заперта. Справа и слева тянулась высоченная — в три моих роста — каменная стена, густо увитая плющом. Она, я видела по карте, имела форму подковы и упиралась концами в обрыв, там стояли аккуратные башенки. Где-то, конечно, была калитка, но ее нахождения оставалось мне неизвестным.

— Недурно спланированная ловушка, — Йорк с прытью непозволительной в его возрасте соскочил с дерева. — Вот только не делай такое лицо!

— Какое?

— Невинной неосведомленности, — он прислонился к дереву и достал портсигар. — Лучше сделай снимок этих чудесных ворот.

Что у Йорка получается великолепно, так это командовать всеми, кто под руку попадется. Мама то и дело рвется к нему в ассистентки, чтобы позлить папу. Тем не менее, не желая ввязываться в бессмысленный спор, я щелкнула фотоаппаратом и протянула карточку Йорку.

— Никаких белых фигур, — с сожалением констатировал некромант и сунул фотокарточку в карман. — Веришь в призраков?

— Вы имеете в виду дефекты не пленке? — я сделала еще один снимок ворот и куска прилегающей стены.

— Я имею в виду Танцующих Леди.

Тут я могла только пожать плечами.

— Я ради них приехала. Надеюсь, что меня не разочаруют.

— В лубом случае, уехать вам все равно не удастся, — хмыкнул Йорк и подергал ворота, запертые снаружи огромным навесным замком. — Хотел бы я посмотреть, как Флинт, Обэлл или этот франт Вернан перелезают через забор. Я иду налево, мисс Тарт.

— В таком случае, я иду направо, мистер Йорк.

Наверное, если бы я не любила его до сих пор, то все было бы куда проще и уж точно безболезненнее. Но мы оказались заперты на площади в N акров, и это очень мало, когда речь идет о заклятых друзьях. К счастью, можно разойтись в разные стороны, а подковообразная форма стены не даст так уж легко встретиться в одной точке.

День был чудесный. Для поместья с привидениями — слишком чудесный. Ярко светило солнце, пели птицы, и в воздухе пахло солью и ранними цветами. И все же, это был май, время, когда в Гросвенор-Холле начинается всякая чертовщина. Впрочем, возможно призраки нацеливались только на жен и невест Лагроссов.

Парк — заросший и неухоженный — закончился. Он вместе со стеной подступал к самому обрыву. Скала резко уходила вниз, и там билось о камни море. По правую руку от меня стояла часовня. Склеп видно не было, его закрывал выступ скалы, на которой, сунув руки в карманы, замер мистер Вернан. Я подошла поближе.

— Чудесный вид, мисс Тарт, не правда ли?

— Если вам нравится безысходность.

— Когда я был юн, я уплыл по безбрежному морю

К любимой моей златокудрой в далекой земле,

Но шторм разыгрался — жестоко безбрежное море;

Меня не дождалась голубка на голой скале.

Когда-то был юн, теперь кости мои гложет море,

И кто-то другой поплывет к златокудрой моей...

— Кольдридж?

Вернан достал сигарету. Все сегодня вознамерились испортить чудесный воздух.

— Нет. Алекс Уэлш. Вы не из тех, кто ценит поэзию, верно? Скорее прозу.

— Я из тех, кто ценит испанскую поэзию. И Лео Маркса. Зачем вы на сама деле сюда приехали?

Вернан иронично поднял брови.

— Никому не доверяете?

— Наоборот. Но иногда закрадываются сомнения.

— Разочарую вас, мисс Тарт, но я действительно приехал из-за клавикорда. Он принадлежал моей семье, но в начале тридцатых был продан. А я сентиментален.

— Охотнее поверю, что там в ножке спрятаны золотые дублоны.

Вернан лукаво улыбнулся.

— Нечто вроде, мисс Тарт.

Достав из жилетного кармана часы, он откинул крышку и поцокал языком.

— Боже мой! Время обеда. Я могу вас проводить?

Я оперлась на предложенный локоть. Гросвенор-Холл застрял во времени, и мы были словно не в семидесятых, а в начале этого глупого, суматошного века.

— А как же мисс Вернан? — спросила я.

— Айседора — самостоятельная женщина и может о себе позаботиться. А вы совсем одна.

— Мне двадцать три, — напомнила я.

— Сейчас это считается глубокой старостью?— хмыкнул Вернан, и я ощутила, что ему много больше тридцати пяти, на которые он изволит выглядеть.

Нормальные люди, ау! Где вы?

Обед был накрыт на семь персон, но слуг нигде не было. Ворота заперты, мы отрезаны от мира.

— Занятно, — выразил общее мнение Обэлл и продемонстрировал виниловую пластинку в бело без рисунка конверте и с единственной надписью "Поставь меня".

Кэрролл, "Алиса в стране чудес", номер главы не помню.

— Ставьте, — кивнул Вернан. Йорк пожал плечами, а Флинт, которому еще утром крепко досталось, благоразумно помолчал. Мнение женщин судя по всему не учитывалось.

Обэлл вытащил пластинку из конверта и подошел к старинному красавцу-граммофону, чья труба казалась зёвом хищного цветка-мухолова. Несколько секунд слышно было только тихое шипение, а затем глубокий, необыкновенно богатый на полутона голос произнес:

— "Дамы и господа. Гости. Вы прибыли сюда, в Гросвенор-Холл, чтобы провести десять дней и десять ночей и покинуть поместье с N тысяч фунтов в кармане. Простите мне маленькое жульничество, но ворота закрыты, а ваши автомобили некоторым образом не на ходу. Вы можете покинуть поместье пешком, в южной стене есть калитка, выходящая на пастбище, но вам еще предстоит отыскать ее. Удачи".

И снова — только шипение.

— Кто-нибудь видит здесь негритят или маленьких фарфоровых индейцев?

Все посмотрели на меня неодобрительно. Хорошо, поучусь держать язык за зубами. Я села за стол и положила себе печеный картофель.

Обед началься, и возобновились ничего не значащие разговоры. Все, конечно же, обдумывали слова мистера Икс. Какова его цель? Что ему нужно от гостей? И случайнее ли это люди?

Сама я ничего из себя не представляю, но мои родители — известные коллекционеры разных сомнительных реликвий и, чего греха таить, колдуны. Йорк — видный некромант, если знаешь, кого о нем спрашивать. Вернан с сестрой — явно не те, за кого себя выдают. Обэлл со своими "личными интересами" весьма подозрителен. Флинт... Флинт тоже темная лошадка.

После обеда погода испортилась, пошел дождь, и осматривать окрестности стало совершенно невозможно. Поэтому все собрались в гостиной, неосознанно, вероятно, стараясь держаться на виду. В конце концов мы уселись играть в бридж, чему способствовала атмосфера.

— У вас такой вид, словно вы в самом деле верите в местных призраков, — заметил Флинт после недолгого молчания.

— А вы нет? — поинтересовался Йорк, в игре не участвующий и с книгой устроившийся в кресле.

— Я никогда их не видел, — пожал плечами Флинт. — Я реалист.

— А в Плутон вы верите? — хмыкнул Йорк. — Его вы тоже не видели.

— Плутон можно снять через телескоп, — парировал Флинт.

— Призраков тоже можно заснять, — рассеяно заметил Вернан.

— Чушь!

— Я видел один такой снимок.

— И что там было? Пятно в автомобиле? — Флинт фыркнул презрительно. — А может бледная тень под вязом?

Вернан отложил карты и посмотрел на "сестру".

— Это было в... пятнадцатом?

— Четырнадцатом, — поправила Айседора.

— Да, в четырнадцатом. Также на морском побережье. Неподалеку от Примута, кажется. Там жил Алекс Уэлш, ему было двадцать шесть, и как многие люди этого возраста он воображал себя поэтом.

— И что?

Вернан улыбнулся.

— Запаситесь терпением, Флинт. Времена были неспокойные, но из-за слабого здоровья Алексу не грозила опасность попасть на войну. Он и не рвался. Чего нельзя было сказать о его возлюбленной, мисс Мэри Брук. Она была патриоткой, и голова ее к тому же была забита всякой чепухой о равноправии. Мисс Брук обвинила Уэлша в трусости и отсутствии внятной жизненной позиции (звучит просто чудесно, не так ли?) и, переодевшись мужчиной, сбежала во Францию. Неизвестно, как долго продержался ее маскарад, и как она погибла, но обнаруженное тело выглядело страшно: истерзанное, изуродованное. И главное, Мэри Брук была там по подложным бумагам, так что никто не мог рассказать о трагедии ее родным. Впрочем, Уэлш давно уже забыл о девушке и нашел себе новую музу. Ида Мерит. Она была красива, а кроме того — богата. Наследница нескольких ткацких фабрик и леди в третьем поколении. Ей тоже понравился молодой поэт.

— Скорее, она его жалела, — поправила Айседора. — Ореол умирающего поэта. Как Китс.

— Не думаю, что Уэлш видел между этими чувствами разницу, — хмыкнул Вернар. — Он начал ухаживать за мисс Мерит, забыв свои прежние обещания.

— Такие истории случаются сплошь и рядом, — пожал плечами Флинт.

За диалогом увлеченности и скептицизма наблюдать было забавно. А еще меня чем-то привлекала эта история.

— Мы говорим о четырнадцатом годе. Закат Belle иpoque. Мисс Брук была брошена и опозорена, да к тому же мертва. И забыта. Опасно забывать живых, но еще опаснее — мертвых.

— Речь шла о фотографии, — насмешливо напомнил Флинт.

— Ах, да. Совершенно заурядная фотография, я ее видел собственными глазами. Пикник на пляже. Трава, песок, пледы, зонтики и девять человек. Алекс Уэлш в ударе и читает благосклонной публике свои стихи.

— И бледное пятно с краю, куда так неудачно ткнул палец фотографа, — ядовито закончил Флинт.

Вернан закурил.

— На пикнике помимо Уэлша и фотограва присутствовали семь человек. Три леди, включая мисс Мерит, и четыре джентльмена. На фото восемь человек. Из них четыре женщины. За спиной Уэлша стоит девушка, которую впоследствии опознали, как мисс Брук. На пикнике ее не было. Более того, выезд на море произошел десятого июня, а тело мисс Брук обнаружили восьмого.

— Фотомонтаж.

— В четырнадцатом году? — Вернан вскинул брови.

— И что?

— И все, — пожал плечами Вернан. — Уэлша через неделю выловили в море, речь шла о самоубийстве. И поговаривали, его и мисс Мерит преследовал призрак. Но у нас речь шла о фотографии.

Йорк закрыл книгу (Кольридж, кстати) и улыбнулся, что всегда делало его лицо шкодливо-обаятельным.

— Слышал я об одной мисс Мерит, которая в двадцать девятом угодила в неприятности в Эссоне. Впрочем, ее звали не Ида, а... Иза. Изабель, или, возможно, Изадора.

— Полагаю, это совершенно другая мисс Мерит, — сказала Айседора Вернан.

— Совершенно другая, — кивнул Йорк.

— Теперь ваша очередь рассказывать о привидениях.

Некромант улыбнулся, и мне на секунду сделалось дурно. Этот может порассказать.

— Завтра, мисс Вернан. Мне еще нужно подобрать подходящую историю. К тому же, сейчас уже поздно.

Разбудил меня раскат грома, расколовший небо прямо над головой. До того мне снилось море, накатывающееся на отвесные корнуоллские скалы и перемалывающее что-то. То ли бревно, то ли русалку, то ли тело Алекса Уэлша. Я проснулась, и море никуда не делось. Прибой был слышен даже сквозь шелест дождя и дробные раскаты грома. А еще...

— Баюшки, на ели мальчик засыпает,

А подует ветер — люльку раскачает...

Я поднялась, кутаясь в покрывало, и подошла к окну. В кромешной тьме лишь изредка сверкали молнии, и так легко было вообразить три призрачные фигуры, идущие по самому краю обрыва.

— Ветка обломилась — полетела колыбель

Падает и люлька, и дитя, и ель.

Я отошла от окна и собралась уже залезть обратно под одеяло. Призраки призраками, но ни один из них не стоит пневмонии. Я уже отогнула край одеяла. Дом затрясся от топота, захлопали двери.

— Что еще?!

Я выглянула в коридор и наткнулась на заспанную Айседору Вернан, кутающуюся в халат.

— Что случилось?

Та зевнула, изящно прикрыв рот рукой.

— Кажется, миссис Обэлл исчезла.

— Миссис Обэлл?

— Ну, я здесь, вы здесь, а это место любит преследовать женщин.

По лестнице взбежал Вернан с фонарем.

— Нигде нет.

Я вернулась в спальню и подошла к окну. Я слышала колыбельную, которая манит своих жертв, как дудочка крысолова. Как верно подметила Айседора, я здесь, и она тоже. Я распахнула створки окна, но так ничего и не разглядела. Только продрогла и намочила сорочку. Вернулась в коридор.

— На улице смотрели?

— Там мистер Обэлл и мистер Йорк.

— Тогда что мы здесь делаем?

Запахнув поплотнее сооруженную из покрывала накидку, я спустилась вниз и зажгла свет во всех комнатах, выходящих на море. Спустя пять или семь минут на пороге появились Йорк и Обэлл, несущий на руках жену. С них ручьем текла вода.

— Возле часовни, — коротко сказали мужчины.

Положив Исабель на диван, Обэлл беспомощно огляделся.

— Надо вызвать врача...

— Вам несказанно повезло, что я врач, — Йорк склонился над женщиной. — Пока самое страшное, что ей грозит, это простуда. Отнесите ее в постель, разденьте и суньте под одеяло. Стоит еще напоить бренди.

Он чихнул.

— Чего и вам всем желаю.

— я сделаю грог, — объявил Вернан. — А дамам лучше идти спать.

Дамы, по крайней мере в моем лице, не стали спорить.

День третий

Поднявшись рано, я еще до завтрака улизнула из дома. Я располагала минимальной информацией: колыбельная, призрачное шествие от башни к склепу и обратно. С этого и следовало начинать.

По влажной траве я пересекла аккуратно подстриженную лужайку и оказалась в тени Западной башни. Сколько ей было лет — неизвестно. Она должно быть пережила нашествия и осады, потеряла несколько этажей и походила сейчас на гнилой зуб. И все же... эоны и эоны томе назад...

Насвистывая "Жизнь на Марсе"*, чтобы придать себе храбрости, я шагнула в дверной проем. В башне было темно. К счастью, в мою обычную экипировку входили фотоаппарат, блокнот и электрический фонарик. Я осветила голые влажные стены и винтовую лестницу, уходящую в гнилой деревянный потолок. Я не рискнула бы ходить там, где шестьдесят лет назад ступала Викки. К тому же, все самое интересное похоже происходило внизу. Здесь находили женщин, умерших от неизвестных причин. Вот бы эксгумировать хоть одно тело...

Обводя фонариком все темные углы и щели, я пошла через первый этаж башни. Я не ожидала подвоха, ведь многие люди и до меня проходили здесь. Но, очевидно, просто не всем так везло, как мне: наступив на некую плиту, ушедшую тотчас вниз, я ухнула на неимоверную глубину, и только ценой содранный коленей и ладоней смогла затормозить падение прежде, чем угодила в воду. Холодная, по колено. Что-то вроде потайного колодца. Я посветила наверх, радуясь, что фонарь, как и фотоаппарат, носила на шее, но коварная плита уже встала на место. Как крышка от мусорного бачка. Я оказалась в ловушку в колодце, диаметром не более полуметра.

Чудесно. Вот теперь самое время для паники.

Кричать все время было бессмысленно — легко сорвать горло. Но я то и дело набрав побольше воздуха, вопила "Спасите!" и "Караул!" в надежде, что кто-то будет проходить мимо. Батарейки в фонарике будут работать еще часа три, а выключать его мне страшно. Больше всего я, проведшая детство в доме с дружелюбными монстрами и призраками, боюсь остаться в темноте.

Луч фонаря осветил смурные гнилые стены, сложенные из темного, покрытого красноватыми пятнами камня. Я не хотела бы пить воду из этого колодца.

Время тянулось медленно, и разглядывание стен его не скрашивало. Скорее уж — выть хотелось. А еще спустя какое-то время я почувствовала, что не одна. Это ощущение сложно было обосновать или объяснить. Присутствие чего-то чужого выдавало даже не дыхание, не плеск, не биение сердца; выдавали мои собственные мурашки, бегущие по спине. Что-то прячется в воде, в любой момент готовое напасть. Что-то, имеющее клыки. Что-то...

— Помогите! — крикнула я отчаянно, срывая голос. В этот момент ЧТО-ТО коснулось моей ноги. — Помогите!!!

Плита над моей головой сдвинулась со скрежетом, и в этот самый момент погас мой фонарь.

— О, мисс Тарт, — Йорк произнес это таким тоном, словно мы были на прогулке в Гайд-парке.

— Родерик! Вытащите меня отсюда!

— Ну, сами угодили в неприятности, так научитесь из них выпутываться.

— Родерик! — по моей ноге скользнул склизкий голый хвост. — Родериктутчтотоесть!

Он — Йорк, увы, а не тварь — исчез. Свет от оставленной на краю ямы лампы не проникал так глубоко, и я осталась одна и в темноте. И тварь в воде продолжала медленно ко мне примериваться, прежде чем вонзить острые, как у крысы, резцы. Я заорала так, как не кричала никогда в жизни.

— Хватайся!

Веревка была скользкой, зато с петлей на конце, и именно за эту петлю я и ухватилась. Оказавшись на поверхности, я с безобразными рыданиями (не помню уже, когда в последний раз так плакала) повисла на шее у Йорка, болтая в воздухе ногами. Он обнял меня за талию, а затем, спустя минуту, отодрал от себя. Я не могла ступить на правую ногу и едва не рухнула обратно в колодец. Йорку пришлось снова ловить меня. Мы оба посмотрели на липкую лужу, в которой я стояла.

— Так. Садись.

Я послушно опустилась на ступеньку, и Йорк смог осмотреть мою ногу. Щиколотка начала гореть огнем и медленно распухать. Под коркой крови этого видно не было, но, кажется, ногу мне прокусили насквозь. Йорк подхватил меня на руки.

На улице царили сумерки, сглаживающие углы и придающие всему ореол таинственности. Небо опять заволокли плотные тучи, а море было неспокойно.

— Как долго я там просидела?

— Достаточно, — проворчал Йорк, — чтобы я начал придумывать, что скажу Беа.

Он ее боиться что ли?

— Она кидается ценными вазами, — пожал плечами Йорк, толкая ногой дверь. — И норовит спустить на меня свою собаку. Мисс Тарт нашлась.

— Мило с ее стороны, — Вернан оглядел меня с головы до ног. — Приготовлю бренди.

— Я принесу горячей воды, — побежала Айседора.

Приятно, черт побери, когда о тебе заботятся. Впрочем, в спальне Йорк развеял все мои иллюзии, швырнув меня на кровать.

— Принесу чемоданчик. Лежи.

Я, постанывая от боли, откинулась на подушки. Вернулся Йорк со своим докторским чемоданчиком (некромант-хирург, это колоссальный цинизм и насмешка над здравым смыслом). Он забрал у Айседоры Вернан тазик с водой, смыл кровь и принялся изучать мою щиколотку. На ум невольно приходило: "единственной его страстью было тайное изучение феномена жизни, ее естественного конца, а также возможностей воскрешения мёртвых"*.

Кажется, я сказала это вслух.

— Это лучше любопытства, которое движет Аристидом, — спокойно ответил Йорк. Его голубые глаза сосредоточенно изучали маленькие ранки на меой ноге, а длинные пальцы ощупывали горячую кожу. — Тебе следует сделать прививку от бешенства и столбняка, а еще инъекцию здравого смысла.

— Я случайно упала в этот колодец!

— А я именно это и имел в виду, — спокойно ответил Йорк. — Переоденься, вид у тебя тот еще.

Не то, чтобы я ждала комплименты... Может быть, мне тоже начать кидаться ценным вазами?

У чая, который мне принесли затем, был забавный эффект: целый кусок жизни выпал у меня из памяти. Я очнулась, кругом было темно, а чьи-то руки стискивали мои плечи. Я пошевелилась, перенесла вес на правую ногу и застонала от боли. Вспыхнул свет.

— Надеюсь, эта неделя скоро закончится, — вздохнул Йорк.

— Что вы... что я...

— Не помнишь? — Йорк довольно бесцеремонно перекинул меня через плечо и донес до постели, где скинул, как куль с мукой. — Колыбельная? Дождь?

Я мотнула головой.

— Интересная идея... Почти гениальная, — Йорк редко страдал от скромности, но сейчас превзошел самого себя. — Можно тебя оставить на пять минут?

Я пожала плечами.

— Ладно, не сбежишь.

Он выскочил за дверь. Я забралась под одеяло и натянула его до подбородка. Что со мной было? Куда я собралась среди ночи, как... сомнамбула?

Йорк вернулся и кинул свой чемоданчик на кресло.

— Покажи-ка ногу.

Я послушно высунула ногу из-под одеяла. Размотав бинт, Йорк придирчиво изучил вспухшие ранки.

— Ага.

Это было "ага" того сорта, что может означать что угодно. В общем, не очень хорошее "ага".

— Мне нужна твоя кровь. На анализ.

— Спасибо за уточнение, — буркнула я. — А я уж подумала, что вы заделались вампиром.

Пока Йорк на письменном столе под лампой возился с походной лабораторией (а он из тех, кто носит в сумке микроскоп), я, посасывая палец, размышляла над ситуацией. Медленно, но до меня начал доходить смысл происходящего.

— Я одурманена?

— О, нет-нет, — безмятежно отмахнулся Йорк. — Ты отравлена, как три почтенные леди Лагросс и, скорее всего, миссис Обэлл.

Я похолодела. Ранняя смерть в мои планы не входила.

— Успокойся. Отравление должно быть долшим и систематическим. Эта тварь на протяжении многих ночей впрыскивала им яд. Сначала что-то, оказывающее на них влияние — в твоем случае глупость — приводило их в башню, а затем они ходили туда под действием яда. Пока не умирали и не оказывались в фамильном склепе... — Йорк умолк, задумался, потом встрепенулся. — Вот что, Фрэнни, поспи. А я прослежу, чтобы ты никуда не ушла.

Это "Фрэнни" мне ужасно понравилось. Ведь так меня звали все, кроме Родерика. То есть, мистера Йорка. Вообще, если мерить нормальными общечеловеческим категориями, он старше меня на тридцать восемь лет. К счастью, мы принадлежим к племени то ли упрямцев, то ли безумцев.

Йорк погасил свет, не давая мне больше любоваться собой, и я заодно прекратила все размышления.

День четвертый

— Как вы себя чувствуете, мисс Тарт?

Я оторвала голову от подушки и отогнула край одеяла.

— А я должна? Должна как-то себя чувствовать?

Айседора Вернан рассмеялась.

— выше нос, мисс Тарт.

— Как миссис Обэлл?

— Бледновато выглядит. Ночью муж не дал ей улизнуть. Съешьте свой завтрак.

Я села и посмотрела на поднос. Кофе, омлет, тосты. Мне кусок в горло не лез. С другой стороны, я ничего не ела весь прошлый день, который, выходит, провела в колодце. Я отломила кусочек тоста.

— А где мистер Йорк?

Вернан рассмеялась и лукаво подмигнула.

— Кажется, вы его неплохо знаете.

— А вы, кажется, мистеру Вернану вовсе не сестра, — парировала я.

Айседора сощурилась, скульптурно-прекрасное лицо стало напоминать маску.

— Простите, не мое дело.

Лицо Айседоры вновь смягчилось.

— Наша с Робертом извечная ошибка. Мы не слишком похожи.

— Скорее, дело во взглядах, которыми вы обмениваетесь. Родерик Йорк — давний друг моих родителей.

— Роберт Вернан — отец моего покойного жениха. Вы ведь в состоянии это понять.

— Э, нет. Я просто принимаю все, как данность, — я отставила пустой поднос. — Поможете мне спуститься?

Айседора пожала плечами.

— Мистер Йорк, полагаю, разозлиться.

— Это мистера Йорка совершенно не касается. Он смело может пойти к черту.

Я откинула одеяло и потянулась к раскрытому чемодану. Распухшая нога выглядела ужасно, и я предпочла скрыть ее под широкими моряцкими брюками, которые вызывали смех мамы и возмущение Эдмунда.

— Наверное, я слишком консервативна, — вздохнула Айседора, разглядывая мой костюм.

Я повязала бант на вороте блузы и аккуратно встала на обе ноги. Больно, но не смертельно.

— На поверку как правило оказывается, что это я слишком радикальна.

Айседора хмыкнула и подставила мне локоть.

Йорк был, мягко говоря, не в восторге от моего появления в гостиной, но смолчал. У меня же самой особого желания ссориться не было. Устроившись в кресле, я положила ногу на пуфик и приготовилась наблюдать. Мне не терпелось обсудить кое-какие свои догадки с Йорком и, пожалуй, еще с Вернанами. И останавливало меня только присутствие скептика Флинта и темных лошадок Обэллов, которые, по моему мнению, могли быть только скрывающими своё истинное имя Лагроссами. Главным образом потому, что проклятие затронуло в первую очередь их.

Йорк убрал свои инструменты — он изучал ногу Исабель Обэлл — и закурил.

— Ну что, доктор, — ухмыльнулся Флинт. — Ваш диагноз? Происки призрака?

— Призрак, мистер Флинт, при всем желании не может причинить вам вред, — лениво ответил Родерик. — Если вы имеете в виду общепринятое понимание призрака, как духа умершего. Он может напугать вас так, что вы понесетесь со всех ног, споткнетесь в неурочном месте и свернете себе шею. Стихия призрака — страх. Но он — лишь одна разновидностей обитателей мира мёртвых. Вампиры, стригои мора, еретики, русалки, мавки, утбурды, драуги, вриколасы, ворволаки, зомби, в конце концов.

Флинт расхохотался.

— Браво, сэр!

С моей точки зрения глумиться над призраками и прочими обитателями мира мёртвых непристойно, а кроме того — небезопасно.

— Желаю вам встречи с кустос фунебрис, — процедила я.

— Кустос фунебрис, — ирочнично хмыкнул Йорк. — Как я мог забыть. А еще адские гончие. Но дело вовсе не в призраках, дело в алгоритме.

— Алгоритм? Поясните, — потребовал до того молчавший Обэлл.

— Колыбельная, — ответила я за Родерика, — которую мы слышали. Снохождение. И смерть.

— Разоренный склеп, девочка, — добавил Йорк. — Это очень важно. Разоренный склеп и пляска мертвецов. "Нечестивое сотрясание костей", как писал в своей дневнике один из Лагроссов XVII века.

Оглядев наши по всей видимости одинаково недоумевающие и глупые лица, он усмехнулся.

— Британский музей. Там имеет смысл посещать не только кафетерий.

— Значит, вы во всем разобрались? — спросил Обэлл.

— Значит у меня есть кое-какие догадки, — ответил Родерик. — Я их подтвержу, или опровергну, когда эксгумирую леди Аннабель, леди Ровену или леди Годиву Лагросс. Дамам лучше остаться в доме, а в остальном я бы не отказался от помощи.

Дождь прекратился, но солнце так и не выглянуло. Воздух был влажным и, казалось, блестел от мелкой взвеси капель. А еще было не по майски холодно, и мне пришлось закутаться в широкий вязаный кардиган, а поверх него накинуть шаль. В холле сыскалась старинная мужская трость с рукоятью в виде головы борзой, и я теперь опиралась на нее, стараясь лишний раз не переносить вес на правую ногу.

Дойдя до часовни, я остановилась, глядя вниз. Лестница, так впечатлившая и Викки, и мадам Лэ, была невероятно крутой, узкой и скользкой. Ступени блестели от ночной влаги. Опасливо я подошла к самому краю, чтобы разглядеть каменный склеп с остроконечной крышей. Айседора поймала меня за локоть.

— Осторожнее!

— я не боюсь высоты.

— А я боюсь, — отрезала Айседора. — С тех самых пор, как Алекс сорвался со скалы. Я боюсь высоты и ненавижу море.

— Зачем же тогда Вернан привез вас сюда?

— Нам нужен этот клавикорд.

— Зачем?

Айседора не ответила.

— Спустимся и посмотрим, что там происходит...

Ноги на ступенях скользили, но еще больше скользила и норовила выскочить у меня из рук трость, без которой я была сейчас совершенно беспомощна. Айседора шла впереди, словно готова была поймать меня в любой момент.

Мы спустились примерно на середину лестницы, когда расслышали веселенький мотивчик и звон лопат. Мне представились сразу гамлетовские могильщики, и в принципе это видение было вполне близко к реальности. Йорк и Вернан, скинув пиджаки и закатав рукава рубашек, снимали массивные плиты, уложенные на пол часовни. В стороне аккуратно были сложены кости. Завидев нас, Йорк вздохнул.

— Иного и не ждал... Мисс Вернан, вы не боитесь мёртвых?

— А должна?

— Мне нужно отыскать череп одной из трех известных нам дам.

Мы с Айседорой склонились над костями. Меня давно уже не пугало нечто подобное, да и Вернан отличалась бесстрашием. Как писала Викки, мы не обладали ни малейшим трепетом перед мёртвыми. Черепа и кости были тщательно изучены.

— Это мужские. Вот этот женский, но она была старше, чем нам нужно, — вынесла вердикт Айседора и пояснила: — Я работала в свое время в госпитале.

— Хорошо. Посмотрите под той плитой, — Йорк, любящий, как я говорила, командовать, указал в угол. Там стояла могильная плита, на которой выбито было "Возлюбленной", но имя давно стёрлось.

Используя трость, как рычаг и поругивая мужчин, от которых не дождёшься помощи в ответственный момент, мы с Айседорой подняли камень. Гроб сгнил почти полностью в местном влажном климате, и запах от могилы шел мерзкий, но среди кусков дерева, обрывков тканей и костей мы нашли маленькую табличку с едва различимой гравировкой.

— Леди Ровена Лагросс.

Я, превознемогая боль, села на корточки, пытаясь отрешиться от вони, и рассмотрела скелет. Кости казались перепутанными, переворошенными, и мне потребовалось время, чтобы найти череп, все еще опутанный каштановыми волосами. Я взяла его в руки и рассматривала несколько минут, прежде чем осознала увиденное.

— Родерик... мистер Йорк...

Йорк подошел и забрал у меня череп, и тоже рассматривал его минут пять.

— Следы зубов.

— Крысы? — поморщился Вернан.

— Человеческих.

Вернан отбросил кирку и подошел ближе.

— Как так?

— О, это очень хорошо видно. Медик определит это сразу.

Энтузиазм Йорка в вопросах, связанных с мёртвыми, порой пугал даже меня. Забывалось как-то, что я имею дело с практикующим некромантом, посвятившим свою жизнь (о каламбур!) вопросам смерти.

— Мне нужна будет прядь ее волос и зуб, — объявил Йорк, который о существовании трепета перед мертвыми даже не подозревал. — И нужно постараться снять слепок с этих следов.

— Что вы надеетесь найти? — спросил Вернан.

Йорк небрежно положил, едва ли не бросил изуродованный череп на небольшой постамент и на свет придирчиво изучил зуб.

— Следы яда, которым отравили леди Ровену, а также одурманили миссис Обэлл и мисс Тарт. Его наличие кое-что объяснит.

— Вам требуется помощь? — в голосе Вернана не было особого желания помочь, но мне сложно было его осуждать. Нет ничего приятного в возне с костями.

— У меня по химии был высший балл, — усмехнулся Йорк. — А Марш* был одним из моих кумиров.

— Тогда я прдолжу изыскания в склепе, — решил Вернан. — Ида, сходи за фотоаппаратом.

Думаю, девичья фамилия этой Иды была — Меррит, и нам оказали редкое доверие.

— Я дам свой. У меня цветной полароид.

Преодолев подъем, оказавшийся гораздо страшнее спуска, я отдала Айседоре свой фотоаппарат, из мелкого тщеславия привела себя в порядок и постучала в комнату Йорка.

— Заходи, хромоножка.

Звучало одинаково ласково и обидно, так что я не знала, как мне следует реагировать.

— Садись.

Я опустилась на край постели, единственное свободное место в комнате. Все остальное было завалено рубашками, галстуками, книгами, амулетами и загадочными клочками бумаги. В отличие от своего педанта кузена, Родерик был ценителем творческого беспорядка, и любопытно было однажды взглянуть на его квартиру.

— Ногу покажи.

Я послушно вытянула ногу. Йорк снял бинт и пощелкал неодобрительно языком.

— Вы с Фредериком упорно сводите на нет все мои старания, — Родерик ногой подвинул к себе чемоданчик и вытащил зловещего вида флакон. — Сиди смирно, будет немного больно.

Щипало знатно, но я мужественно стиснула зубы, за что заслужила одобрительный смешок.

— Нашли что-нибудь?

Йорк аккуратно наложил бинт, бросила на пол обтянутую шелком думочку, на которую я смогла поставить ногу, и вернулся за стол. Он молчал, и я уже не ждала ответа.

— Трупный яд, — в голосе Йорка звучало сомнение. — Или что-то в этом роде.

— Вы не уверены.

— Эти кости лежат в склепе черти сколько лет. К тому же... в мертвечине обычное дело — трупный яд.

— Но что-то вас смущает?

Йорк прикурил сигарету и качнулся на стуле.

— Тварь, которая укусила тебя и миссис Обэлл, впрыснула вам очень похожий яд. Доза и концентрация, конечно, значительно меньше.

— Это очень опасно?

Йорк пожал плечами.

— Я жить хочу! — в голосе моем прозвучали противные нотки. Йорк усмехнулся.

— А я не зря говорил об инъекции здравого смысла. Не беспокойся, такая доза не в состоянии причинить тебе вред. Письма Виктории Дерби у тебя с собой? Что мы знаем?

— Едва ли мы что-то упустили, — я пожала плечами в свою очередь. — Звучит колыбельная. Женщина начинает ходить во сне. Потом появляются призраки. Потом кто-то ломает гробы в склепе и разбрасывает скелеты, или же, как утверждает мадам Лэ, они выходят сами. Затем женщина умирает.

— Напрашивается ряд выводов, — Йорк затушил сигарету в чашке Петри и тотчас же прикурил новую.

— А именно?

— Кто становился жертвами в этой истории?

— Женщины.

— конкретно? — менторским тоном уточнил Йорк.

— Молодые.

— Еще конкретнее?

— Из семьи Лагросс...— Тут меня не то, чтобы осенило. Эта мысль уже мне приходила в голову. — Думаете, миссис Обэлл...

— Едем дальше. Все происшествия случаются в мае, как правило в сырые дни. И мертвецы, надо заметить, весь оставшийся год лежат себе тихо.

Я поболтала в воздухе здоровой ногой, то пальцами касаясь пола, то пяткой. Как не странно, это помогало мне думать.

— Некто в склепе... под склепом заманивает людей, женщин Лагроссов в башню, травит, а затем поедает захороненное тело?

Одна мысль об этом, и меня замутило.

— А зубки-то человеческие, — не без удовольствия заметил Йорк.

Я хотела возмутиться, но меня прервал стук в дверь.

— Войдите.

Вернан шагнул в комнату, огляделся и прислонился к стене. Идеально одетый франт в заваленной хламом комнате.

— Я нашел кое-что любопытное. Ваш фотоаппарат, мисс Тарт

Я забарала фотокамеру. Кассета была пуста, надо заменить. Йорк освободил одно из кресел, сбросив все книги и одежду на пол. Вернан сел, закинув ногу на ногу, и бросил на стол небольшую пачку фотоснимков.

— Под захоронением леди Ровены мы обнаружили лаз.

— Большой? — живо спросил Йорк и схватил фотографии. Я хотела подняться и тоже взглянуть на них, но передумала.

— Ну... — Вернан сощурился. — Пролезет, пожалуй, некрупная собака.

— А ребенок?

— Ребенок? — Вернан вытащил портсигар и принялся вертеть его в руках. — Пожалуй.

— Пойду, пройдусь, — Йорк поднялся с кресла и сунул фотографии в карман. — Мисс Тарт, приглядите за Исабель Обэлл. Не желательно, чтобы она сегодня выходила из дома.

День пятый

Хотела бы я сказать, что меня разбудили дурные предчувствия, но нет. Это была гроза, разразившаяся прямо над домом. Косой дождь лупил по стенам; форточку я оставила открытой, так что подоконник залило. Я подошла к окну, чтобы захлопнуть его поплотнее. То, что я увидела возле башни, несомненно было подсказано воображением. Три призрачные фигуры в платьях своего времени. Леди Годива, леди Аннабель и леди Ровена. Баюшки, на ели мальчик засыпает.

Почему Викки и Лэ видели скелеты, и только этих трех в образе призраков? Почему они одеты в точности, как на портретах? Почему Викки не видела Годиву, чей призрак должен был бродить по поместью?

И если некто хочет, чтобы мы видели призраков, то что же на самом деле движется сейчас по краю обрыва?

Внизу хлопнула входная дверь. Секундой спустя дом ожил, взорвался звуками. Топот, голоса, стук дверей. Я выглянула в коридор и столкнулась с Айседорой.

— Что случилось?

— Миссис Обэлл сбежала из-под опеки мужа.

Мы переглянулись и одновременно сказали:

— Склеп!

Я была в пижаме, Айседора — в отделанной брюссельским кружевом шелковой сорочке, и мы не потрудились даже накинуть что-то сверху. Я задержалась только, чтобы зашнуровать ботинки и взять фонарик и фотоаппарат.

— Где Йорк? У него должен быть пистолет. Боюсь, мы имеем дело со вполне материальной опасностью!

Айседора посмотрела на меня встревожено.

— я не видела его. Роберт говорил, что вечером мистер Йорк ушел к склепу, а вернулся ли...

— Черт! Надеюсь, пистолет у него с собой!

Позабыв про боль в ноге, про скользкую траву, переходящую в скользкие камни, про страх перед лестницей, я побежала к склепу.

Стук костей в ночи вызывал дрожь. Это мог быть всего-навсего треск дерева, или пересыпающиеся камни. Но я-то знала, что это кости, пляшущие скелеты. Я включила фонарь и направила луч света на двери склепа, потом поняла, что мне никто не поверит, и сделала снимок. Мисс Обэлл к тому времени завлекли в танец три призрачные фигуры. Стояли они слишком близко к краю утеса, и мне стало страшно.

— Колокол! Нужно ударить в колокол!

Айседора сунула мне в руку свой фонарь и бросилась наверх. Вскоре в тяжелом сыром воздухе повисли низкие звуки колокола. Призраки исчезли, словно их развеяло ветром. Кости опали. Я спустилась вниз, и Вернаны нагнали меня возле склепа.

— Она без сознания...

Судьба миссис Обэлл мало волновала меня в тот момент. Я, перешагивая через кости, зашла в склеп и осветила все углы. Ни следа Йорка. Страх стал явственнее, отчетливее, как всегда, когда я боялась не за себя. Надо было взять Гончих и пустить их по следу.

Я поставила фонари на пол и заглянула в могилу, принадлежавшую леди Ровене. Там и в самом деле была дыра, уводящая вниз, в темноту. Ее, по всей видимости, расширили этим днем, вынув соседние камни. При желании — а у Йорка таковое несомненно было — в лаз можно было протиснуться и взрослому мужчине. Я посветила в темноту. Те же темные, словно кровью запятнанные камни, и больше ничего. Не размышляя слишком долго (а авантюризм у меня от мамы) я протиснулась в дыру.

Здесь было темно, и пахло еще хуже, чем в склепе. Словно вокруг что-то гнило и разлагалось. Стены были осклизлыми и влажными от плесени. Некоторое время я ползла по тесному лазу, задевая их плечами, и всякий раз меня передергивало. Наконец стены и потолок ушли в стороны и вверх, и я смогла подняться на ноги. Часть коридора была аккуратно высечена в скале, а часть сложена из более светлого, желтоватого песчаника. Справа располагалась заложенная темным кирпичом дверь, идеально ровная римская арка, которая привела бы мсье Лэ, с его тягой к античной архитектуре, в восторг. На замковом камне был вырезан некий символ. Подняв фонарь повыше, я сделала снимок и убрала карточку в карман. Будет еще время ее рассмотреть. Йорк. Я ищу Йорка.

Я могла бы позвать его, но что-то меня останавливало. Словно некий звоночек не прекращал назойливо звучать в ушах: не смей! Не смей! По коридору я прошла, как можно тише, стараясь слегка приглушить фонарь. Мне бы не хотелось, чтобы "некто" заметил меня и причинил мне боль.

На Йорка я наткнулась за поворотом коридора. Он шел прямо, слегка понижаясь, на полу под ногами начала хлюпать вода. Потом коридор повернул под углом в девяносто градусов, и я споткнулась о лежащего, привалившись к стене, Йорка.

— Родерик!

Я поставила фонарь на пол и опустилась на колени. Йорк дышал, и сердце его билось. Впрочем, с некромантами ни в чем нельзя быть уверенной. Я нашла место посуше, села и уложила голову Йорка себе на колени, после чего попыталась — безуспешно — привести его в чувство. Рука Родерика была в крови, а на некотором отдалении лежал пистолет. Я до него дотянулась, стиснула рукоять и сразу же почувствовала себя увереннее; защищенной. Это ощущение пришло вовремя, потому что я услышала шум во тьме. Шлепанье босых ног, и сопение, и скрежет зубовный. Фонарь, я не заметила как, упал и погас. Превознемогая ужас, я вцепилась в пистолет, но рука дрожала, и я знала, что не смогу выстрелить. Он слишком тяжел. Тогда я взялась за фотоаппарат. Вспышка. Так спасался герой в "Окно во двор", моем любимом хичкоковском фильме. Ослепленное и испуганное чудовище убежало прочь, шлепая по влажному полу. Я облегченно выдохнула.

Наверное, я сошла бы с ума в темноте. Но я вцепилась в Родерика обеими руками, прижалась к нему, вдыхая знакомый с детства запах: какие-то травы. Похоже пахли капли, которые принимал иногда отец. Время шло. Наверное, давно уже рассвело, и Вернаны искали нас. Кончилась четвертая ночь нашего пребывания в Гросвенор-Холле, и начался пятый день. Я уже сомневалась, что переживу все десять.

Йорк пошевелился. Я встрепенулась. Поймав меня за руку, Йорк пробормотал:

— Фрэнни, какого черта ты здесь делаешь?

— О-откуда...

— У тебя духи с запахом земляники. Помоги сесть.

Я поддержала его за плечи. Йорк сел и привалился спиной к стене, вновь сжал мою руку.

— Фонарь?

— Не работает.

— Скверно. Дай мне пистолет.

Послышался негромкий щелчок — похоже Йорк ощупью пересчитал пули. Я почувствовала себя слепой в этой темноте, да собственно, такой я и была. Слепой и беспомощной. На глаза навернулись непрошенные слезы.

— Выше нос, Фрэнни, — Йорк обнял меня за плечи. — Я доставлю тебя к родителям целой и невредимой.

Он поцеловал меня в лоб, и плакать захотелось еще сильнее. Конечно. К родителям.

— Надо уходить, — Йорк поднялся на ноги и потянул меня за собой.

— Вы представляете, куда идти?

— Смутно, — честно признался Йорк. — Но еще не было случая, чтобы я не выкрутился.

На этой оптимистичной ноте он и потянул меня за собой. Он наполовину тащил меня, а наполовину повисал на моем плече. Идти приходилось в темноте, ощупью, касаясь липкой, холодной стены. Смрад был особенно силен.

Коридор по счастью был прямой, а через какое-то время забрезжил свет. Я стала различать стены, и блеск воды под ногами, и силуэт Йорка. Стены и потолок сжались, норовя удавить нас, а потом мы выбрались из дыры в полу склепа.

Было уже, наверное, около десяти. Солнце то и дело выскальзывало из-за туч и тут же пряталось. В целом природа была под стать нашему внешнему виду: были мы грязные, мокрые и перемазанные кровью. Именно так и выглядят обычно бравые бойцы с призраками и монстрами.

Йорк оглядел меня и расхохотался.

— Не вижу повода...

— Нет-нет, — отмахнулся Йорк. — просто мне вспомнилась твоя мать при сходных обстоятельствах.

Иногда мне кажется, что Родерик в нее влюблен. А в таком случае, почему бы ему не полюбить и меня, пускай не очень сильно? Чуть-чуть...

Йорк поцеловал меня в лоб, наверное, невероятно грязный, и сказал:

— Пошли. Вернаны — чудесные люди. Не будем заставлять их волноваться.

Дверь распахнулась, и я угодила в крепкие объятия Айседоры. Она вертела меня, как куклу, осматривая со всех сторон, и перемазалась в минуту кровью и грязью.

— Мне нужно переодеться... — беспомощно пробормотала я.

— А еще умыться, — Айседора вгляделась в мое лицо. — И выпить кофе. Как мистер Йорк?

— Мистер Йорк всегда в порядке, — я проводила Родерика взглядом. — И это раздражает. Как Обэллы?

Айседора взяла меня за руку и повела наверх. Здравое решение, потому что я (а я себя знаю) наверняка пошла бы за Йорком. У меня легкое помутнение рассудка случается всегда, когда речь о нем заходит. К счастью, Айседора провела меня наверх и сидела в кресле, дожидаясь, пока я приму душ и переоденусь. Потом помогла мне перебинтовать ногу. Ранки выглядели не лучшим образом, как следы вампирьего укуса на шее девственница. Я достала из аптечки заживляющую мазь и смазала их без особой надежды на успех.

— Миссис Обэлл неплохо себя чувствует, но совершенно ничего не помнит.

— Может оно и к лучшему?

Я вытащила из кармана мятые грязные фотокарточки.

— Черт! Ида, взгляните на это!

Айседора не обиделась на фамильярность, а то и вовсе не обратила на нее внимания. Ее, как и меня, полностью захватило изображенное на фотографиях.

Снимки были плохие, и сложно было ожидать других. Но и на них было видно странное, невероятно уродливое существо, что самое ужасное, имеющее определенное сходство с человеком. У него были тонкие костлявые руки и ноги, бледная кожа и огромная деформированная голова. Именно так я себе воображала Горлума. Самое неприятное, что ни на одном из снимков существо не было видно полностью, и приходилось невольно додумывать детали. Фантазии выходили тошнотворные.

— Мерзость, — высказала общее наше мнение Айседора. — Мерзость нечеловеческая.

— Надо показать это Йорку.

Мы постучали в соседнюю дверь и едва дождались хмурого, отрывистого "войдите". Йорк, прислонившись к стене, зубами затягивал бинт на правой руке. В этом он весь: никогда не попросит о помощи.

— Дайте я.

Пока мы с Айседорой обрабатывали прокушенную руку (которая выглядела так же скверно, как моя нога), Йорк изучал фотоснимки.

— Я же говорил, зубки человеческие.

Только некроманты, Лэ и я можем находить удовольствие в такой ситуации.

— По-твоему это человек?

— Был им когда-то.

— А потом что? Обратился ко злу, голлм-голлм?

Йорк рассмеялся и пошевелил пальцами, проверяя их чувствительность.

— Не столь мелодраматично, дамы.

— А при чем здесь колыбельная? — спросила Айседора.

— Вот это еще предстоит выяснить, — Йорк с сожалением посмотрел на свою руку. — Завтра.

День шестой

Я легла в постель и отрубилась, и проснулась только к десяти часам утра следующего дня. Весь предыдущий отрезок времени попросту выпал у меня из памяти. Образовалась приятная пустота. И нога почти перестала болеть. Не такая уж страшная травма. Похоже, мазь все-таки помогла. И это было не удивительно, учитывая что составляла ее Эмма. Я заново перебинтовала стопу, зашнуровала ботинки и постучала в соседнюю дверь. Йорк не пожелал ответить, или спал, или его не было в комнате.

Я пошла вниз.

В столовой никого не было, зато я услышала голоса из библиотеки.

Мистер Йорк водил беспорядок за собой, образно говоря, за ручку. На столах — их в библиотеке, как и у нас, было три — лежали стопки книг, карты, планы дома и окрестностей. На подлокотниках кресел, опасно кренясь, стояли стаканы виски и полупустой бокал красного вина. Когда я открыла дверь, Айседора, лежащая на кушетке, оторвала голову от подушки и помахала в воздухе небольшой книжицей.

— Доброе утро. Что здесь происходит?

— Мы ищем планы поместья, — усмехнулась Айседора.

— Мы ищем планы поместья, — крикнул Йорк откуда-то сверху.

Я задрала голову и сквозь пыль и парящие в воздухе листки бумаги разглядела Родерика. Он стоял на галерее, прижимая к груди стопку книг. Правая рука висела плетью.

— Как ваша рука?

— В полном порядке, — отмахнулся Йорк.

— Дайте, я посмотрю.

— Начинайте с той стороны, — Йорк указал влево.

— Я вашу руку имела в виду...

Йорк спустился и свалил книги на стол поверх уже имеющихся. Беспорядка стало больше, и он явно не собирался на этом останавливаться.

— Родерик, позвольте мне взглянуть, — я поймала его за рукав.

Он глянул на меня сверху вниз, пользуясь преимуществом роста. К счастью, мои отец и брат достаточно высоки, и я научилась на это не реагировать.

— Если хотите помочь, мисс Тарт, то поищите планы поместья, — вздохнул Йорк.

— А эти вас чем не устраивают?

Йорк с раздражением отбросил листки.

— Все они слишком поздние, — ответила за Родерика Айседора. — Середины XVIII века. А мистеру Йорку потребовались времена по меньшей мере саксонские.

— А такие карты существуют?

— Вот и я о том же, — Айседора спустила ноги на пол и отряхнула юбку от пыли и паутины.

— Но нам нужны подробные карты подземелий, чтобы найти логово этой твари. Не блуждать же во мраке в запутанных переходах! Мы даже не знаем, велико ли оно.

— Ну, мы знаем определенные границы. И выходы: в склепе, в башне.

— Эта скала может быть изрезана дырами, как швейцарский сыр, — пожал плечами Йорк. — Как знать, сколько придется блуждать между этими точками.

Йорк посмотрел на меня, как на полнейшую дурру, и это было обидно. Затем он вздохнул.

— Ты всегда стараешься довести дело до конца, Фрэнни? Докопаться до истины? Ты еще не понимаешь, насколько неприятной она может быть.

Меня задел этот покровительственный тон. Словно бы для Родерика я до сих пор была той глупой пятнадцатилетней девчонкой, которую можно было дразнить, поощрять, а потом, обозвав глупышкой, с завидной легкостью отправить восвояси. И еще наподдать напоследок. Мама себя называла Ариадной, я же была скорее Кассандра: особа с неудачливой судьбой, склонная к кликушеству.

— И что же такого я могу узнать? — спросила я, подходя к Йорку вплотную. Он ушел от ответа, как делают взрослые, когда им нечего сказать. — Ну же, мистер Йорк. Что такого ужасного могу я узнать?

— Нужно пристрелить эту тварь, — Йорк обошел меня и склонился над все еще сидящей на диване Айседорой. — Где ваш... брат?

— В склепе, полагаю, — невозмутимо ответила Айседора, глядя снизу вверх на некроманта. И взгляд у нее был при этом такой, что и нас Страж стушевался бы и спрятался в свой камень. Это был, скажем так, взгляд человека, который видит не только смерть и то, что лежит за ней, но и то, что лежит вне ее, а это ужасающее зрелище. — Изучает лаз. Как горный инженер, он просто обожает копаться в земле.

— Я думала, мистер Вернан — пианист...

— Одно другому не мешает, — беспечно пожала плечами Айседора. — Он занимался разведкой полезных ископаемых где-то в Америке, а в свободное время играл в салунах на рояле.

— Это было во времена золотой лихорадки?

— Все может быть, — Айседора загадочно улыбнулась, поднялась, откладывая книгу, и вцепилась в мою руку. — Тебе нужно позавтракать, дорогая. Ты и без того очень бледная.

— У меня такой цвет лица от природы, — беспомощно пробормотала я, но безропотно пошла за Айседорой.

Йорк был прав: мне необходимо было докопаться до истины. Выцарапать ее собственными ногтями у всех тайн вселенной. Желательно — с кровью. И мне выть хотелось от бессилия, потому что не удавалось ухватить сейчас эту истину хотя бы за кончик хвоста.

Родерик был прав, когда говорил, что нужно пристрелить эту тварь. Но также нужно было понять, что она такое, откуда взялась, и чего хочет от семьи Лагросс. И при чем здесь колыбельная, слова которой навязли у меня на зубах.

Баюшки, на ели...

Я открыла пакет, в котором лежали письма Викки к ее наставнице, аккуратно перепечатанные на машинке. Малая часть великолепного архива Лэ. Я перебирала письма, перечитывала отдельные куски, надеясь уловить что же мы упускаем.

"Мой бойцовый воробей... Да, мне знакома упомянутая книга... А потом я увидела, как леди Ровена, аккуратно уложенная в гроб... О былом говорят только западная башня, а также часовня и склеп... сэр Персиваль Лагросс, человек невероятно самодовольный и свято убежденный в своей неотразимости. Конечно, он хорош собой... уже за пятьдесят, но леди Ровена его обожает..."

Приказал заложить дверь, а сам отбыл в Америку и был похоронен в Бостоне...

Я поднялась и быстро, насколько позволяла все еще подламывающаяся нога, пошла в кабинет. Мистер Обэлл был там и читал газету. Свежую, утреннуюю газету.

— Сэр Персиваль?

Он вскинул голову и посмотрел на меня. Даже лучшие лгуны и притворщики совершают порой ошибки. Но он быстро спохватился.

— О чем вы, мисс Тарт?

— Сэр Персиваль, — сказала я словами из письма Викки. — Вы знаете колыбельную "Баюшки, на ели мальчик засыпает"?

— Вы хорошо себя чувствуете, мисс Тарт?

— Вполне сносно, сэр Персиваль.

— Мое имя — Обэлл, — повторил он очень медленно. — Джеральд Обэлл.

— Сейчас, возможно. Но в 1913 вас определенно звали Персивалем Лагроссом.

Он усмехнулся.

— В таком случае мне должно быть больше ста лет.

— Ну, мой отец на свои семьдесят три тоже не выглядит.

Обэлл — или скорее все же Лагросс — внимательно на меня посмотрел. У него была жутковатая, и вместе с тем завораживающая улыбка. А еще в нем было нечто такое, присущее только людям, родившимся до наступления нашего суматошного века. Достоинство, наверное.

— Вы — необычная девушка, мисс Тарт, — сказал он.

— Вы таких и искали, когда давали объявление в газету.

Сэр Персиваль рассмеялся.

— Браво! Вы правы. Я искал таких, как вы, и мистер Йорк, и мистер Вернан. Тех, кто может разрешить эту проблему.

— Вечных жидов?

— Если угодно, — кивнул он.

— И почему вы думаете, что мы разрешим проблему, перед которой спасовал Бэзил? Он вампир, в отличие от людей он смерти не боится.

— Вот именно поэтому.

— И вы так легко подвергли опасности нас, — я начала потихоньку закипать. — а кроме того, очередную вашу жену!

Сэр Персиваль вскинул брови.

— Исабель сама это придумала. Видите ли, мисс тарт. Семья Сарт в свое время сбежала из Салема и скиталась по всей Новой Англии. Мы познакомились в Бостоне семь лет назад. Исабель — отчаянная девушка, и совершен не боится ни демонов, ни смерти.

— Наверное, вы долго искали такую жену... — пробормотала я.

Сэр Персиваль побил все рекорды по неприятным улыбкам. У меня дрожь пробежала по телу. Он поднялся, невероятно высокий и — права Викки — привлекательный. И словно герой фильма ужасов, при виде которого сердце замирает — от страха, или восхищения, не суть важно. Он завис надо мной, и впервые из-за кого-то столь высокого и внушительного мне стало страшновато. Хотела бы я взглянуть на сэра Персиваля в молодости.

Он легко поднял меня с кресла. Одной рукой.

— Я исполню обещание и заплачу вам, а вы в свою очередь убьете эту тварь. И выясните, откуда она взялась.

— А если я не сумею это выяснить?

Еще одна жуткая улыбка.

— Тайна будет мучить вас до конца жизни. Причем, безо всякого сарказма желаю вам многих лет, мисс Тарт.

— Могу я поговорить с вашей женой?

До этого момента я не старалась рассмотреть Исабель Сарт-Обэлл. На правнучку пуритан-колонистов, заселивших когда-то Новую Англию, она не походила. Где-то внутри прятался незаметный с первого взгляда огонь, который то и дело прорывался наружу. Глаза у нее были черные. Эта столь несомненная белая, я надеюсь, ведьма сидела на диване, разложив на коленях вышивку, как часто делала мама. По персиковому шелку расцветали огромные алые и бордовые пионы в китайском духе. Воткнув уголку в клубок яркого шелка, женщина посмотрела на меня.

— О чем вы хотели поговорить, мисс Тарт?

— О вашей опасной затее.

— Вы так любезны, что переживаете за меня? — улыбнулась Исабель.

— Нет. Я так благоразумна, что не желаю влезать в такую опасную и гадкую историю.

— И тем не менее, вы здесь.

И тем не менее, я здесь, и по уши в неприятностях.

— Мамина кровь. Дурная наследственность.

— Я ничем не могу вам помочь. Мои воспоминания обрывочны, — Исабель, не глядя мне в лицо, занялась вновь свой вышивкой. Врала ли она? А как понять? — Я приходила в себя в неожиданных местах, не зная, как там оказалась. Я чувствую в поместье зло, но не могу коснуться его. От меня мало помощи, верно?

— От вас вообще никакой помощи, миссис Сарт-Обэлл.

Снова эта жуткая улыбка, совсем как у ее мужа.

— Сожалею, мисс Тарт.

Айседору я нашла в саду. Вернее, на лужайке, отделяющей дом от обрыва и зависшей над ним западной башни. Там стоял столик, которого прежде не было, и несколько белых ротанговых кресел. Я прошла по выложенной камнями дорожке и села, укутав ноги шерстяным пледом.

— Как прошел день? — спросила Айседора, не поднимая глаз от книги.

— Я разговаривала с миссис Обэлл. Которая, конечно, ничегошеньки не помнит.

— А чего ты ждала, дорогая? — хмыкнула Айседора. — Эта девочка очень непроста.

— Ее предки сбежали из Салема.

— Это она мужу так сказала? — Айседора отложила книгу. — Кажется, наш бостонский друг не слишком хорошо разбирается в женщинах.

— Тем более, что один раз он уже был женат на ведьме.

Я высказала Айседоре свои предположения и рассказала все, что смогли в свое время разузнать Викки и мадам Лэ. Айседора слушала весьма внимательно, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Интересно, а что на самом деле произошло между Уильямом Лагроссом и Черной Хелен Ли?

— Почему бы не спросить их самих?

Я обернулась. Йорк стоял, тяжело опираясь на спинку моего кресла. На лбу блестели капельки пота. Раненую руку — это мне очень не понравилось — он прятал под пиджаком.

— Сядьте и покажите руку, — распорядилась я. — И я не умею говорить с мертвецами, когда они того не желают.

— Зато я умею, — отрезал Йорк. — В этом и заключается ремесло некроманта. Сэр Уильям похоронен в склепе. Постарайся отыскать, где погребли ведьму.

— Знать бы еще, как, — вздохнула я. Впрочем, я сама все это расследование затеяла.

— Еще кое что, — тихо и мягко сказала Айседора. — Когда все это началось? Была ли леди Годива первой жертвой, или это началось раньше?

— Дерзайте, дамы, — ухмыльнулся Йорк — А у нас с Робертом достаточно возни в склепе.

Он уже Роберт! Поразительно, как легко мистеру Йорку удается заводить друзей. Мне, впрочем, грех жаловаться.

В библиотеке было такое количество книг и документов, посвященных роду Лагросс, что на обед мы не пошли. Обошлись сандвичами и сладким чаем. Думается, я никогда больше не стану читать такое безумное количество пыльных старых документов. Здесь были дневники и письма, в которые мы залезли без малейшего позволения; имущественные описи; списки рождений смертей и бухгалтерские книги. Полная летопись того, что происходило в Гросвенор-Холле на протяжении четырехсот лет.

Трагические смерти начались сразу же после того, как Гросвенор-Холл был построен. Первыми жертвами чудовища стали жены Уильяма Лагросса. Первая — Элизабет — умерла вскоре после свадьбы. Вторая — Мария — не дожила до своего двадцатилетия. Обе скончались от неизвестного недуга.

— Теперь понятно, почему Мэри Албан была против связи дочери с лордом, — заметила Айседора. — Наверняка он слыл Синей Бородой.

— Остается неясным, что именно Черная Хелен должна была сделать для сэра Уильяма. И откуда взялась Аннабель Ли...

— Осмотрим останки, — предложила Айседора и в ответ на мой мученический взгляд улыбнулась. — Мне ведь случалось быть медицинской сестрой.

— Да, я так и подумала, — кивнула я.

Мужчин мы нашли возле склепа. Сидя на камнях, они курили, занятые беседой, и не слышали нас.

— Мы пришли взглянуть на самые старые захоронения, — сказала Айседора. — На жен сэра Уильяма.

— Жен? — Йорк нахмурился.

— В этом польза архивной работы, сэр, — не без едкости сказала я, хотя, конечно, до "сэр" мадам Лэ мне было далеко. — Мы знаем, что у сэра Уильяма было две жены. Первая, Элизабет, скончалась "неизвестных причин" в 1594 году; вторая, Мэри, три или четыре года спустя.

— Леди Мэри Лагросс, — кивнул Вернан. — Ее гробница расположена в дальнем углу, рядом с захоронением мужа. А вот Элизабет...

— Ее могилы здесь точно нет, — Йорк поднялся. — Это чудно... В склепе нет ни одной могилы ранее 1600 года.

— Но это ведь нелепо! Даже если леди Элизабет умерла до того, как склеп был закончен, ее тело должны были перенести туда.

Йорк пожал плечами.

— В этой истории много странностей и несоответствий.

Он провоцировал меня. Я уже научилась это определять. Родерик Йорк так же, как я, хотел разобраться в этой истории, и плевать ему было на ужасные тайны, которые могли вдруг открыться. И он хотел сделать полдела моими руками. Или, если взглянуть на это с другой стороны, он позволял мне присоединиться.

— Я спрошу у сэра Персиваля, что ему известно о леди Элизабет.

Йорк кивнул.

— Я подготовлю все. Думаю, мы сумеем этой ночью поболтать с сэром Уильямом.

— Есть еще третий способ, — Вернан затушил сигарету и поднялся. — Обыскать поместье и изучить каждый камень. Едва ли Элизабет Лагросс похоронили на деревенском кладбище.

— Я с тобой! — Айседора легонько пожала мою руку и подошла к мужу.

Минутой позже мы разошлись в разные стороны.

Сэр Персиваль разговаривал со мной любезно, даже радушно, но ничего нового не добавил. Он не знал об особенностях захоронения жены своего предка, или же не пожелал мне говорить. Переубеждать или умолять было бесполезно, и я расписалась в том, что задание провалено. Я вышла прогуляться в надежде проветрить голову, и ноги сами привели меня к западной башне. В самом деле, торчит, как гнилой зуб. Если стоять к ней спиной, то взгляд упирается в часовню. Она, как и башня, гораздо старше всего поместья. Шарль Лэ определил бы точнее, но мне кажется — XII — XIII век, и становится любопытно, что здесь было в то время. Мне попадалась самая противоречивая информация на этот счет.

Эта церковь — вернее часовня — волновала мое воображение. В церквях ведь тоже бывают захоронения.

Внутри было холодно и сыро. Свет, льющийся сквозь узкие и высокие витражные окна, казался совершенно ледяным. И призрачным. Помещение было, пожалуй, церковью скорее, чем часовней. В узком пределе стояла купель и свисала веревка колокола. Пройдя между скамьями — всего четыре ряда — можно было упереться в алтарь, украшенный скромной резьбой, скорее романской. Я оглядела стены и пол, присела, провела пальцами по камням. Здесь, под алтарем, на камне что-то было написано. Думаю, листа писчей бумаги должно хватить.

Я сходила за нею в дом, с удовольствием отметив, что нога почти перестала болеть. Затем, опустившись на пол, я принялась переводить на лист надпись. Камень стерся почти полностью, но что-то все еще можно было разобрать. В частности, изображение креста и жабы, или какого-то подобного неприятного существа. Где-то я видела уже подобный рисунок, и совсем недавно.

— "Место последнего упокоения Элизабет Лагросс, рожденной в Шордиче мая 3 1572 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа".

Я вскинула голову. Йорк возвышался надо мной, чуть сутулился и опирался на спинку дубовой скамьи. На луб выступил пот, а на щеках проступил нехороший румянец — штука Родерику вообще не свойственная.

— Отличная латынь, — сказал он. — Чистейшая. Дальше тут...

— Я знаю латынь, — оборвала я. Викки отчего-то настояла на этой стороне моего образования. — Покажите руку.

Я поднялась на ноги. Впрочем, чтобы с укоризной посмотреть Йорку в глаза, мне пришлось бы встать на скамью, а это несколько кощунственно. Мы играли в гляделки около минуты, а потом Родерик к моему глубокому изумлению сдался. Он бросил пиджак на спинку скамьи и размотал бинт.

Рука его с отметинами зубов выглядела куда хуже, чем моя нога. Кожа была бледной, даже выцветшей, и очень холодной наощупь.

— Это...

— Плохо, — кивнул Йорк. — Говорю как доктор и некромант. Яд сидит глубоко. А поскольку я не знаю, что это за яд, то о лекарстве не может быть и речи. Ты удручена?

Я была... ну да, удручена. А еще, совершенно беспомощна. А еще я понимала, что лучше бы ничего не знала. Помочь я не могла, а только волновалась и переживала безо всякого толка. Я села на пол и продолжила переводить надпись, чтобы хоть чем-то заняться. Йорк опустился на скамью.

— "Покойся с миром, дщерь человеческая, да не вернешься ты ламией ночной, дьяволицей, или же вампиром". Странное напутствие.

— Если только ты не собираешься ею стать, — я закончила сводить надпись и присоединилась к Йорку на скамье. — Поднимем плиту?

— Когда Вернанам надоест бегать по округе. Я сейчас не в той форме, чтобы возиться тут в одиночку.

— Вы с самого начала знали, что Элизабет захоронена в церкви?

Йорк усмехнулся и раздражающим жестом потрепал меня по волосам.

— Какая умная девочка! Я подозревал. С самого начала было ясно, что дело нечисто. Либо сэр Уильям так любил эту женщину, либо...

— Ночной ламией, дьяволицей или вампиром, — кивнула я. — Пойду, поищу мистера Вернана и Айседору.

Вернаны не обиделись на очередную маленькую пакость Йорка. Впрочем — и то верно — обижаться на него было бессмысленно. В отличие от своего миляги-кузена Ланкастера, Родерик был по-настоящему беззлобным парнем. Думаю, он манипулировал людьми только потому, что ими можно манипулировать, без какого-либо злого умысла и корысти.

Уже начало темнеть, и в часовне это особенно ощущалось. Тени зловеще сгущались по углам. Дав волю воображению, я сумею разглядеть дьявола за алтарем.

Мы с Айседорой держали фонари, пока мужчины (Йорк неловко одной рукой) поднимали плиту. Под ней оказалась неглубокая яма, вырезанная прямо в скале клеть, где покоились останки. Яма была небольшой, и кости в ней были сложены небрежно, словно могильщики не слишком беспокоились о приличиях. Собственно, чтобы кости так перемешались, надо было запихнуть тело в сложенном — бр-р! — даже смятом состоянии.

— Надо вынуть останки, — распорядился Йорк.

— Вы проявляете не слишком много уважения к мертвым...

Мы все резко обернулись. Обэлл — или Лагросс — стоял в дверях. Истинный хозяин в своих владениях. Высокий, внушительный и пугающий.

— А вы не проявляете достаточного уважения к живым, — спокойно парировал Йорк, разгибаясь. — Я некромант. Тревожить мертвых — моя профессия. И я собираюсь внимательно осмотреть останки Элизабет Лагросс.

— Я не возражаю, — сэр Персиваль словно собирался пожать плечами, а потом решил, что это его недостойно. — Я распоряжусь, чтобы в гараж принесли яркие лампы.

— Интересно, а где прячутся слуги? — прошептала Айседора.

Мне это было совершенно неинтересно... И как-то даже боязно было узнавать.

— С чего вы взяли, что они вообще есть? — хмыкнул Йорк.

— Мой девиз, — сказал Йорк, — никогда не откладывай на завтра то, что можно вообще не делать.

Мы сидели за тем самым столиком, что и утром (теперь его перенесли к гаражу) и пили кофе. На столе за нашими спинами были разложены останки леди Элизабет, и замечание Родерика относилось главным образом к ним.

Из костей леди Элизабет сложили некое подобие скелета, но нам отчего-то не хотелось встречаться с ними взглядом. Останки именно, что смотрели на нас, каждой косточкой. Наконец Йорк допил кофе, поднялся и пошел в гараж. Здоровой рукой он откинул простыню и сказал:

— Ага.

Знаете, в детстве я очень любила один фильм, он называется "Излучина реки"*. Я в детстве вообще любила игры в ковбоев и пиратов, чем и компенсировала в глазах юных соседей непомерное занудство Эдмонда. Так вот, в том фильме главный герой вот так же многозначительно говорил "ага". Данное конкретное означало: "Все очень занятно, но скверно".

Я подошла.

— Что "ага"?

— Взгляни на шейные позвонки, — Йорк провел пальцами по костям. — Этой даме свернули шею, а вероятнее всего ее вздернули.

— Вы уверены? — Вернан склонился над останками, внимательно их изучая.

— Моим детским кумиром был Бернард Спилсбери*. Ага...

Это было "ага" несколько иного сорта, но также ничего хорошего не предвещало.

— Наша леди Элизабет рожала.

— Вы и в этом уверены?

— Я проходил практику в Королевском госпитале, а тогда это что-нибудь да значило, — Родерик взял тазовую кость и повертел ее в пальцах. — Эта леди безусловно рожала.

— О чем нет записей в домовых или церковных книгах, хранящихся в поместье, — я подошла и посмотрела в пустые глазницы черепа. Какой у них бессмысленный, и вместе с тем злой взгляд.— Ночной ламией, дьяволицей, или же вампиром...

— Я могу сочинить историю, — Йорк со вздохом положил кость на стол, — о матери, младенце, о кошке, пробежавшей между Элизабет и сэром Уильямом. Любой кошке. Но будет ли эта история правдивой?

— Вы обещали пробудить сэра Уильяма, — напомнила я.

— Завтра ночью. Завтра будет полнолуние.

День седьмой

Ночь прошла без каких-либо происшествий, если не считать назойливой колыбельной. Она проникла в мой сон, и там я видела красивую женщину в платье елизаветинских времен, которая шла по берегу моря, по самой кромке обрыва, укачивая невероятно уродливого младенца, и пела. Мелодия была знакома, но вот слова совсем другие.

— Баюшки, мой мальчик,

Ты порезал пальчик.

Кровь течет рекою,

Нет тебе покоя.

Море бесновалось и билось о скалы.

Проснулась я с дикой головной болью и, кажется, походила сама на призрака. На завтрак я спустилась, цепляясь за стену, и непременно упала бы на нижней ступеньке, не подхвати меня Йорк.

— А не пойти ли тебе в постель, Фрэнни?

Он и сам выглядел не лучшим образом. Что не говори, мы не на курорте. Это часть побережья вообще мало на него похожа.

— Сейчас выпью кофе и буду в полном порядке.

В столовую мы вошли, подпирая друг друга. Мне пришло в голову, что еще три дня я здесь не вынесу.

— Стоит ли предавать значение снам?

Йорк хмыкнул.

— Беда в том, что ты не можешь отделить кошмар от провиденья. Где кончаются впечатления прошедшего дня и начинаются мистические видения?

— Не спорю. Вам тоже не спалось?

— Мне положено, — ухмыльнулся Родерик. — Я некромант, у меня нечистая совесть.

— Что, у мисс Вернан тоже? — я указала на сонную, квелую и зевающую Айседору.

— Мало ли у нее поводов не спать всю ночь? — Родерик ухмыльнулся особенно гадко, и я его ущипнула.

— что бы вы не имели в виду, прекратите, — посоветовала я. — Что мы делаем сегодня?

— Отдыхаем и готовимся к сеансу некромантии. Давненько я не практиковался. А где наш общий друг мистер Флинт?

— Уехал с одним поручением, — спокойно ответил сэр Персиваль.

— Работает на вас, — вздохнул Йорк. — Ну конечно. Впрочем, так даже лучше. Не люблю работать со скептиками.

Сэр Персиваль уселся в кресло, плеснул себе кофе на самое дно наперсточных размеров чашечки (там была всего пара капель) и хмуро поинтересовался:

— Что вам потребуется для этого спиритического сеанса?

— Поднятия мертвых, — щепетильно поправил Йорк. — Есть существенная разница. Увы, профессионал в этом — мой кузен, но я сделаю все, что в моих силах. Все необходимое у меня есть, нужен еще только лунный свет и ассистент. Тут потребуются две руки.

— Я помогу вам, — пообещала я, не до конца, впрочем, уверенная. Родители не слишком жаловали сомнительное искусство, которым занимались Йорк и Ланкастер.

— До вечера еще дожить надо, — резонно заметил Родерик и занялся своим завтраком.

Я уже облазила и перефотографировала все поместье. Заняться было нечем. Погода не располагала к прогулкам: с моря дул сильный ветер, так что я села в библиотеке разбирать фотокарточки. Их было уже больше полусотни. Дом, западная башня, склеп, часовня, окрестности. Захоронения и могила Элизабет. Две карточки чудовища и снимок, сделанный в подземелье: заложенная дверь. Я поднесла его к глазам. Жаба. Или какое-то столь же гнусное земноводное. В точности, как на могиле Элизабет. Совпадение? Эти катакомбы: приказал их вырыть сэр Уильям, или они появились раньше.

Я вскарабкалась по лестнице к полке, где стояли книги по истории графства, в том числе и описи местных владений. Увы, без указания точного месторасположения усадеб. По ним невозможно было определить, кому прежде принадлежал конкретно этот кусок суши. Несколько маноров, пустые земли, монастырь... Сэнт-Тоад. Странное название для обители. Земли монастыря... столько-то акров, яблоневые сады, большая каменная церковь... захоронение мощей Святого Андрея, знать бы еще, какого. Расформирован в 1502 году и перешел во владение... я трижды перечитала имя.

— Питер Ли Дарн.

— Что ты там делаешь, Фрэнни? Изображаешь летучую мышь?

Я глянула вниз, перегнувшись через перила.

— Нашла кое-что, Йорк.

Он сощурился.

— Взгляните, — я спустилась, прижимая к груди книгу. — Вот тут, монастырь Сэнт-Тоад.

— Сэнт-Тоадского звона берегись*, — зловеще процитировал Йорк. — Питер Дарн. Вся эта история вращается вокруг двух имен: Дарны и Лагроссы. Лагроссы и Дарны.

— Интересно, какова была девичья фамилия леди Элизабет?

— На камне не написано, — покачал головой Йорк, задумчиво рассматривающий страницы книги. — Мы знаем только, что она родилась в Шордиче... И мы знаем герб Дарнов.

— Где он?!

— Вот, — Родерик ткнул пальцем в страницу.

— Жаба, — констатировала я, глядя на рисунок. — Как на надгробии и в подземелье.

Йорк захлопнул книгу и внимательно оглядел полки.

— Там должны стоять справочники под дворянским родам. Принеси том на "Д", поищем Дарнов.

Я подошла уже к книжным шкафам, когда резкий, как удар хлыста, голос приказал:

— Стоять! Ничего не трогай!

В голосе звучала сталь. Обычно он сталью и поддерживается. Я обернулась. Исабель чуть повела пистолетом и заставила меня отступить.

— И вы сидите на месте, мистер Йорк. Или присоединитесь к своим мёртвым.

— Фрэнни, познакомься, — в голосе Родерика прозвучали неуместные насмешливые нотки, — с леди Элизабет Лагросс, в девичестве Дарн. Самой старшей из присутствующих среди нас дам.

— Я догадалась, — угрюмо кивнула я.

— Сядь, девочка, — велела Элизабет.

Йорк дернул меня за руку, заставив сесть к нему на колени. Его присутствие давало некоторое чувство защищенности, и все же от пули убежать никак нельзя.

— Если хотите жить, — продолжила Исабель, — молчите и не мешайте мне.

— Если хотели успеха, не нужно было позволять сэру Персивалю давать это глупое объявление, — тоном, который я прежде не слышала, сказал Йорк.

— Издержки.

— Ничего себе издержки! Хорошо, вы ненавидите сэра Уильяма. Но при чем тут сэр Персиваль?

Элизебат дернула угрожающе пистолетом.

— Не делайте вид, что понимаете хоть что-нибудь.

— Тут совершенно нечего понимать, — пожал плечами Йорк. — Вы — а вернее все же не вы, а леди Элизабет во плоти — родили ребенка,, невероятно уродливого. Сэр Уильям понял, что вы ведьма, и в порыве гнева приказал вас повесить.

— Бедняжка Уильям. Он узнал, что мое дитя зачато от Дьявола и страшно разгневался, — Элизабет самым мерзким образом хихикнула. — И самолично вздернул меня на дубу.

— Дьявол — это концепция. Он концепции нельзя забеременеть, — фыркнул Йорк. — Впрочем, при занятиях черной магией такое бывает. Но вы так и не сказали, при чем здесь сэр Персиваль.

— Он — плоть от плоти Уильяма, кровь от крови Уильяма. Уильяма и той патаскухи — Мод.

— А вот это уже интересно... — пробормотал Йорк.

— Я вошла в мою племянницу, Хелен и убила потаскуху Мод, — страстно продолжила Элизабет, или Исабель, или черт знает что, пусть хоть Великий Ктулху. Мне она была в этот момент омерзительна. А еще я боялась. — Я убила Мод, но ребенок уже родился, и Уильям увез его в Лондон. Этот ублюдок купался в роскоши, пока мой мальчик гнил в земле.

Глаза ведьму сузились.

— Не заговаривайте мне зубы! Вставайте!

— Фрэнни, ты любишь "Тварь на пороге"*? — хмыкнул Йорк.

— Я очень люблю "Тварь на пороге", Родерик, — кивнула я.

— Поднимайтесь и идите за мной.

Йорк подтолкнул меня, заставляя встать, а потом прижал к себе здоровой рукой. Мы прошли коридорами, через кухню, а потом через лужайку к западной башне. Внутри было как-то особенно холодно и сыро и пахло гнилой рыбой. Я инстинктивно прижалась к Родерику сильнее, потому что дело пахло жареным. Ну, это помимо рыбы.

— Залезайте, — Элизабет указала на колодец. В нем плескалась вонючая стоячая вода. И в нем жило нечто. Последнее место, где я желала бы очутиться. Однако, единственной доступной альтернативой была пуля.

Мы спрыгнули вниз, в холодную воды. Не так глубоко, чтобы переломать ноги. Но и выбраться невозможно. Я привалилась к стене.

— Браво, мы все умрем.

— Выше нос, Фрэнни, — посоветовал Йорк.

— Как давно вы поняли, что Исабель...

— Она мне с самого начала не понравилась, — Родерик неловко одной рукой достал сигарету и прикурил. — Но по-настоящему — только сейчас. Слишком много Дарнов вокруг. И, думаю, Сарты — их потомки.

— Как будем выбираться? — я посмотрела наверх. Два человеческих роста. Причем, речь идет о росте Йорка. Гладкие скользкие стены. Без шансов.

— Тем же путем, каким сюда попадает наш уродливый друг, — Йорк присел на корточки и принялся шарить в воде здоровой рукой. — Нашел!

— Мы несколько крупнее этого Горлума, — напомнила я.

— Хочешь жить Фрэнни, — назидательно ответил Родерик, — умей вертеться. Задержи дыхание и протискивайся в дыру. Вот и все.

Как будто это было так просто.

Дальнейшее осталось в памяти одним долгим и тягучим кошмаром, в котором было темно и холодно, и мне не хватало воздуха. Кончился он, как и все кошмары, внезапно. Я вздохнула полной грудью. Воздух был спертый, полный отвратительных запахов, но он был.

Вспыхнул свет.

— У некромантов всегда при себе фонарик и пистолет. — улыбнулся Йорк. — Профессиональное.

Он обвел желтым лучом помещение, где мы оказались. Осветил и внимательно осмотре потолок (хотя я бы больше внимания уделила полу, покрытому крошевом костей), достал, зажав в зубах фонарик, компас. Убрал компас.

— Мы где-то под часовней.

Я прикинула расстояние и ужаснулась. Йорк продолжил невозмутимо осматриваться.

— Там море. Значит и склеп в той стороне... любопытно, что приливная волна затапливает не все тоннели. Логово "сыночка" должно быть где-то здесь. Он ведь не амфибия.

Йорк пошел вперед, в темноту, а я уцепилась за его рукав.

— Послушай, а как же Вернаны?

— Не дети. Сами о себе позаботятся.

— А что мы будем делать, если встретимся с этой тварью?

— Пристрелим ее.

— А...

Йорк развернулся и положил руки мне на плечи. Правая немного дрожала.

— Фрэнни, ты доверяешь мне?

Я кивнула.

— Тогда заткнись.

Он взял меня за локоть, и мы пошли в темноту, едва разгоняемую лучом фонарика.

— Умеешь вязать узлы? — спросил вдруг Родерик.

— Какие узлы?

— Узлы.

— А-а. отец учил. Но тут я звезд с неба не хватаю.

— Ни ты, ни кто другой, — кивнул Йорк и потер запястье прокушенной руки. — После того, как мы разберемся с ребенком, придется заняться мамашей.

— Почему бы просто не пристрелить ее?

Йорк, сощурившись, посмотрел на меня.

— Убивала уже кого-нибудь, детка?

— Нет.

— Оно и видно. Мы не будем убивать ее. Помимо всего прочего, всяких глупых морально-этических вопросов, это бессмысленно. Элизабет просто найдет новое вместилище, родственников у нее должно хватать. Тут нужно действовать хитрее и уничтожить ее саму.

— Как?

— Фрэнни, извини, что спрашиваю, но ты точно дочь Фредерика и Беатрис Тарт? — ухмылка у него была несказанно гадкая в этот момент. — Что в таких случаях говорит твоя мать?

— Мы что-нибудь придумаем.

— Бинго, — ухмыльнулся Родерик. — Пошли, найдем сперва Гренделя, а потом уже займемся его мамашей.

Катакомбы расползались паутиной в разные стороны. Родерик как-то ориентировался по компасу, а вот я окончательно запуталась. Мы столько раз сворачивали. Из некоторых коридоров несло гнилой рыбой, а из других чем-то еще более мерзким. Ни в один из таких мы, слава богу, не свернули. Вдруг Йорк замер и остановил меня.

— Он рядом.

— Откуда?!

— Ш-ш-ш, — Родерик приложил палец к губам.

Теперь мы шли, стараясь не производить лишнего шума. Йорк задвинул меня за спину и вытащил пистолет. Внезапно я ощутила всю серьезность ситуации. До того я как-то упускала этот момент из виду. Все очень серьезно и очень опасно. И я могу погибнуть. Забавно, как осознание этого меняет людей. Я поняла, что могу умереть, и мне стало страшно. безмерно страшно. По-настоящему страшно. Я вцепилась в пиджак Родерика так, что отодрать меня смогли бы только великаны-силачи.

Потом я почувствовала запах. Мерзкий, удушающий запах. Я не знала, с чем его сравнить... вот когда Лавкрафт, мою любимый писатель, описывал мерзкое зловоние, он явно имел в виду именно это.

Йорк напрягся, опустил руку с пистолетом, а вторую — раненую — прижал к груди.

— Возьми фонарь.

Я сжала фонарь обеими руками и посветила в глубину темного, сводчатого коридора. Сперва я увидела все тот же знак жабы, а потом — существо. Оно двигалось рывками, словно бы не знало до конца, как надо пользоваться конечностями. И оно было фантастически уродливым. Непропорциональное, противоестественное... гнилое. И оно шло к нам. Я могла только надеяться, что эта мерзость — падальщик, и живые ему не слишком интересны.

Однако, все ускоряясь, существо бросилось на нас. Йорк выстрелил, от бедра, по ковбойски. Раз за разом, пуля за улей. Он всадил в "гренделя" всю обойму, прежде чем тварь упала и к моему ужасу растеклась мерзостной, зловонной, лавкрафтовской жижей.

— Ага, — сказал Йорк.

— Хватит уже агакать!

Он обессилено повалился на пол, выронив пистолет. Сел в двух шагах от жижи.

— Что с ним сталось?

— Он всегда был таким, — Йорк дернул плечом.

— Но... то существо...

— А те призраки? Галлюцинации. Мы видели только то, что ожидали увидеть.

— фотографии! Мы с Айседорой видели эту тварь на снимках.

— Фотографии лгут, — спокойно сказал Йорк. — Все лгут, и тебе придется к этому привыкнуть. Ладно, девочка, пошли. Займемся мамашей Гренеделя, пока не стало слишком поздно. И пока сэр Персиваль нам не помешал.

Я помогла ему подняться и бросила последний взгляд на лужу... вещества.

— Как думаешь, что это?

— Многоклеточная протоплазменная масса, — ухмыльнулся Йорк, — способная под гипнозом формировать из своего состава всевозможные временные органы.* Пошли, пока не стемнело.

К тому моменту, когда мы — мокрые, продрогшие и смертельно уставшие — выбрались из лаза в склепе, уже стемнело. Йорк достал часы.

— Уже...

— Девять тридцать семь, — холодно ответил Вернан. Он стоял в дверях склепа и, кажется, рассматривал нас. Мне виден был только его силуэт. — Где вы были весь день?

— Так любезно, вы о нас беспокоитесь, — не удержался от сарказма Йорк.

— К черту вас! Я беспокоюсь о мисс Тарт. Айседора места себе не находит!

— Я в полном порядке, мистер Вернан.

— Да, — ядовито согласился он. — По вам обоим это очень заметно. Идите в дом.

— Нет, — Йорк коснулся его руки. — Сперва нам нужно поговорить.

Вернан слушал внимательно, и только кивал задумчиво. Он не высказал ни удивления, ни возмущения.

— В Амазонии я познакомился с одной парой, занятой исследованием феномена переселения душ...

— Их фамилия была Лэ, я полагаю, — усмехнулся Йорк.

— Вы, конечно, знакомы. Что вы намерены делать?

— Ждать до завтра. Узлы лучше вязать при свете дня. Кроме того, мне нужно подготовиться.

— В северной части парка есть сторожка садовника. Не бог весть что, но если пойдет дождь, вы хотя бы не промокнете. А мы с Идой принесем вам что-нибудь поесть.

— Идет, — кивнул Йорк.

У меня на этот счет было свое мнение, но оно явно не учитывалось. Так что я промолчала.

Сторожка больше напоминала шкафчик для садового инвентаря, который стоял возле дома Лэ. Я играла там в детстве в прятки. С тех пор я не играю в прятки с привидениями, они жульничают. Этот домик был сделан из фанеры, прежде покрашенной в темно-коричневый цвет, а крыша его была из зеленого шифера. Внутри, вероятно, когда-то действительно хранили инвентарь, после него остались крепления на стенах, но сейчас здесь стоял только низкий столик, по которому разбросаны были прошлогодние яблоки. Приторно пахло фруктовой гнилью.

— Неплохо, — оценил обстановку Йорк. — И из дома эту сторожку не видно.

— Я вернусь через полчаса, — Вернан снял пиджак. — Возьмите, мисс Тарт. Что еще вам нужно?

— Два мотка тонкой бечевки, кость Уильяма и немного краски с портрета леди Аннабель.

— Что ж, — вздохнул Вернан. — Пойду разорять могилы.

И он ушел. Я сбросила яблоки на пол и села на край стола.

— По-вашему у нас получится?

Йорк присел рядом, размотал бинт и критически осмотрел руку.

— Будем надеяться, Фрэнни.

— И что мы собираемся делать?

— Сейчас? Поесть и немного отдохнуть.

— Нет, я...

— Поесть и немного отдохнуть, — с нажимом сказал Йорк.

Я прикорнула у Родерика на плече, так и не дождавшись возвращения Вернана. Проснулась оттого, что затекла шея. Выпрямилась. В сторожке было темно и тихо, и я с трудом различила чужое дыхание.

— Полночь.

Я едва не подпрыгнула на месте. Щелкнула зажигалка, затрепетал язычок пламени. В неверном свете свечи лицо Йорка казалось призрачным и зловещим. Слова, впрочем, прозвучали буднично.

— Вернан принес сэндвичи и немного вина. Поешь.

— Тут очень холодно...

— Ничем не могу помочь, — Йорк протянул мне флягу. — Зато безопасно.

— Думаете, эта "Элизабет" попыталась бы убить нас?

— Она уже это делала, и не один раз. Твоя нога и моя рука — лишние тому доказательства. И в дальнейшем она едва ли остановиться. Она хочет извести Лагроссов любой ценой, а мы ей в этом мешаем.

— И что нам делать? — я откусила кусочек сэндвича и отхлебнула из фляги, в которое было скорее бренди, чем вино.

— Мы, пока есть время, поучимся вязать узлы, — Йорк кинул мне моток бечевки.

Узлы, если верить легендам, были излюбленной забавой шаманов, друидов, а то и гималайских йети. Словом, всех тех, кому нечем заняться долгими зимними вечерами. Больше всего это занятие напоминало "колыбель для кошки", при учете, конечно, что эта самая колыбель может ловить и удерживать призраков.

Впрочем, какой смысл об этом говорить? У меня все равно не получалось. Даже Йорк сдался.

— Извини, что повторяю вопрос, но ты точно из семьи Тарт?

— Не получается у меня — и все! — я попыталась обидеться, но и это не получилось. — У меня просто руки не тем концом вставлены.

— Тебя просто не так учили. Вытяни руки.

Я послушно вытянула руки вперед, и Йорк накрыл их своими. Через пять минут у меня разболелись пальцы, и я вычеркнула узлы из списка романтических занятий. Наконец Йорк сдался.

— Ладно. Завтра как-нибудь выкрутимся. Ложись спать.

День восьмой

— Отличое утро для завершения мрачной многовековой истории! — жизнерадостно объявил Йорк.

В орнитологической классификации некроманты гораздо хуже жаворонков. Мало того, что они подскакивают чуть свет, так они еще ночью заснуть не дают, пристают со всякими магическими глупостями.

— Ну же, Фрэнни! Ты же сама рвалась докопаться до истины.

— Это было после полудня.

Я села. От лежания на столе у меня затекло все тело. И запах гнилых яблок преследовал меня во сне. Особая разновидность ночных кошмаров, в которых на тебя охотится плотоядное плодовое дерево. В моем сне оно больше походило на акацию, чем на яблоню, но суть при этом не менялась. Оно хотело сожрать меня во что бы то не стало.

— Пункт первый, — Йорк, не заботясь о моем состоянии, приступил к делу. — Нам нужно отвлечь сэра Персиваля.

И проклятый некромант посмотрел на меня. А я — как уже было сказано, кромешная влюбленная дурра — послушно включилась в обсуждение. Голубые глаза мистера Йорка оказывают на меня ужасающее влияние.

— Мы могли бы запереть сэра Персиваля в часовне. Окна там расположены... — я прикинула. — Высоко. Значительно выше вашей головы. Не станет же почтенный пожилой джентльмен подпрыгивать или громоздить дубовые скамейки.

— Как знать, — хмыкнул Йорк. — Джентльмены разные бывают. Но ты права. Там на двери прочный засов. Займись сэром Персивалем, а мы с Вернаном побеседуем с "миссис Сарт-Обэлл" в кабинете. Там на окнах решетки, сбежать ей не удастся. И постарайся поторопиться. Узлы я одной рукой не завяжу.

Йорк, как я уже неоднократно говорила, очень любит командовать.

Когда Эдмунду было лет шестнадцать, он увлекся всевозможными конспирологическими теориями. Меня это раздражало, как, надо сказать, очень многое в брате, и я научилась загадочным шепотом нести полную ахинею. Это неоднократно помогало мне в жизни. Впрочем, в окно мне при этом влезать еще ни разу не приходилось, и это придавало всей затее. Пикантную окраску.

— Сэр Персиваль, — сказала я, переведя дух. — Мне нужно вам кое-что показать.

Лагросс оглядел меня с головы до ног. Зрелище, наверное, было занятное: девица в мятой, грязной одежде и мужском пиджаке. Жертва катастрофы. Молча сэр Персиваль открыл шкаф, достал рюмку и плеснул мне шерри. Я выпила, чувствуя редкую благодарность.

— Показать, мисс Тарт?

— Мы с мистером Йорком нашли кое-что. В часовне.

— Кое-что кроме могилы леди Элизабет? — Лагросс поднял брови.

— Да, — сказала я просто потому, что хоть что-то нужно было сказать.

— Идемте... Но, может быть, вы хотите отдохнуть?

Взгляд сэра Персиваля был достаточно красноречив. Впрочем, я естественно выглядела, как чучело.

— Нет-нет, это срочно.

Мы незаметно вышли из дома и пересекли лужайку. Сэр Персиваль шел впереди, и я едва поспевала за ним. Распахнув двери, он бросил на меня внимательный взгляд.

— Возле алтаря.

Сэр Персиваль прошел между рядами лавок. Когда он миновал третий, я захлопнула тяжелые двери и щелкнула задвижкой. Перевела дух. Теперь надо спешить к Йорку.

Поднявшись в кабинет, я застала всю компанию, но далеко не в лучшем виде. Родерик, Айседора и Вернан в креслах, а "Элизабет" перед ними с пистолетом в руке. И оружие направлено на Иду.

Ведьма с пистолетом. Как вульгарно!

— А-а, мисс Тарт, — скучным тоном сказала "Элизабет". — Садитесь.

Йорк вновь дернул меня к себе на колени, я почувствовала, как в руку мне ложится конец бечевки, сальный, противный на ощупь. Ночью Родерик пропитал его особенным составом: прах мужа, краска с полотна, несколько капель той мерзости из катакомб, вино. Я завязала первый узел и накинула петлю на пальцы Йорка.

Это было дьявольски сложно. Вязать узлы приходилось не в четыре, не в три — в две руки.

— Я довершу начатое, — "Элизабет" стояла, опираясь на стол. — Я старше и опытнее всех вас. Я довершу начатое, и род Лагроссов будет стерт с лица земли.

Я завязала узел и уронила бечеву в ладонь Йорка, подцепила обратно, переплела.

— Дело не в гибели леди Элизабет, — сказал Вернан. — В чем на самом деле?

— Дарнов обвинили в измене при Елизавете, — спокойно ответила Айседора, словно и не на нее был направлен пистолет. — А земли пожаловали Лагроссам.

— Разве это достаточная причина?

Узлы-узлы-узлы. Только бы не сбиться. В отличие от отца и Йорка я не ведьма, я медиум. Наблюдатель, но не деятель. Пальцы дрожат.

— Ожидаете монолога в книжном духе? — ухмыльнулась "Элизабет", а потом впервые сбилась. — Я... я...

Узлы-узлы-узлы. С руки на руку. Дьявольская колыбель для кошки. Глаза женщины побелели, рука дернулась. Она выстрелила, но Айседора успела пригнуться, и пуля вошла глубоко в спинку кресла, расщепив дерево и распотрошив обивку, выставив напоказ клочья кожи и конский волос. Пистолет выскользнул из ослабевших пальцев; я вскочила, выставляя вперед руку, ловя в сеть то, что осталось от Элизабет Ли Дарн, Аннабаль Ли, Черной Хелен и любой другой женщины, которой она была. Все, что после осталось — черная сажа на бечеве.

— Мисс Тарт.

Сэр Персиваль протянул мне каменную пепельницу, в которую я бросила узды. За минуту до того он выскользнул из потайного хода возле камина и подхватил оседающую на пол Исабель.

— Старый манипулятор, — проворчала Айседора. Выпрямившись, она принялась поправлять прическу.

— Вы все это придумали?

Какая роскошная многоходовая игра: собрать в доме столько идиотов и заставить их...

— Я радел о результате, мисс Тарт, — улыбнулся сэр Персиваль. — Сам я не колдун, а тут нужна была магия.

— Это большая политика, Фрэнни, — Йорк похлопал меня по спине. — Не переживай.

— Ценой вашей руки?!

— Необходимые жертвы, — пожал плечами некромант. — Спроси любого. Comme a la guerre.

— Пойду умоюсь, — я пошла к двери, чувствуя себя обманутой и оплеванной.

Десять тысяч я взяла. Как плату за сделанную работу, как компенсацию за причиненный ущерб. В конце концов, десять тысяч — это определенная независимость. Она мне не особенно нужна, но об этом приятно думать.

В Лондоне было тепло, и пахло бензином. Совершенно иной, современный, на неделю позабытый мир. Я заехала в банк, положила деньги на счет. Затем отправилась домой, на Х-стрит. Пора уже завести собственную квартиру. Людям обычным в нашем доме становится не по себе, а людей нашего круга шокируют Страж и Леди, брюзгливый Старик и две постоянно ругающиеся ведьмы, и мамин Пес. Не то место, куда я пригасила бы Иду выпить чаю. В кармане у меня лежал их лондонский адрес, не более чем гостиничный номер, зато, похоже, роскошный.

Родители, уже позавтракав, пили кофе в гостиной. Отец с седьмым томом Фрезера* и мама со своей вышивкой.

— Добрый день, дорогая.

— Ага, — сказала я.

— Кофе будешь?

Я села в кресло.

— Нет. Яду — не возражаю.

Отец вынул изо рта трубку и посмотрел на меня с легкой улыбкой. Впрочем, он почти на всех так смотрел.

— Как съездила?

— Куда? — бесцветным голосом спросила я.

— В Гросвенор-Холл.

Поразительно, как мои родители все узнают. Любые мелочи. Насморк у Сэма и все неприятности Фрэнни.

— Нормально съездила.

— Нам Виктория звонила, — снизошла до пояснений мама. — Волновалась.

— Может больше не волноваться. С призраками Гросвенор-Холла покончено.

Отец перевернул страницу.

— Как поживает мистер Йорк?

Я даже удивляться не стала. Родители всегда все знают, но то они и родители, я так думаю.

— Нездоров. Не знаю, мы расстались вчера.

— Надо его навестить, — решил отец. — Пока не примчался Ланкастер.

— У них там опять война Роз, — хмыкнула мама.

— Вот и навестите.

Я выбралась из кресла и поплелась наверх. Вечером, конечно, объявился Аристид Ланкастер, но я сделала вид, что меня это не волнует. Истории с призраками мне хватило.

30.08. — 06.09.2010

— — — — —

* К. Э. Смит "Империя некромантов"

* "Life on Mars" — песня Дэвида Боуи

* Г. Ф. Лавкрафт "Герберт Уэст, воскреситель мёртвых"

* Джеймс Марш — химик, разработчик аппарата для обнаружения в организме следов мышьяка; статья о его методе была опубликована впервые в 1836 году в "Эдинбургском философском журнале". Достижения Д. Марша практически перевернули всю токсикологию.

* Bend of the river — американский вестер 195* года, в главной роли Джеймс Стюарт

* Бернард Спилсбери — английский патологоанатом, фигурировал в знаменитом деле об убийстве Коры Криппен

* Первая строка из сонета Г.Ф. Лавкрафта "Сэнт-Тоад". Цикл сонетов "Грибы с Юггота", N25

* "Тварь на пороге" — рассказ Г.Ф. Лавкрафта, где речь идет об обмене разумами, о переселении разума из тела в тело

* Неточная цитата из Г. Ф. Лавкрафта. Так он описывает шогготов, в частности, в "Хребтах безумия"

* Джеймс Джордж Фрезер "Золотая ветвь", первоначально издавалось в 2-х (1890), 3-х (1900) и 12 (1906-1915) томах. В России вышел только перевод сокращенного варианта

61