Хозяйка Заколдованного Леса

Кристина Соловьева

Хозяйка Заколдованного леса

Все хорошее, увы, заканчивается дюже быстро. Вот и лето пролетело в хлопотах почти незаметно, будто и не было его вовсе. Начался сезон сбора урожая. Впрочем, несмотря на первые ночные заморозки, солнце старалось изо всех сил согреть землю, отдавало последние крупицы тепла напоследок, перед тем, как осень вступит в свои права. Благородная красавица с волосами цвета опавших листьев в свою очередь позволяла младшей сестрице порезвиться еще немного, ведь ее очередь править настанет теперь ой как нескоро.

День выдался ясным, на небе — ни облачка. От нагретой земли поднимался пряный запах уже сухой пожелтевшей травы. По узкой, вытоптанной коровами да пастухами тропинке шел еще совсем молодой белобрысый паренек. На обгоревшем розовом пухлом лице, сплошь веснушками золотыми усыпанном, почти потерялись маленькие бесцветные глазки. Парень улыбался какой-то безумной улыбкой, взгляд его в никуда был устремлен, и напевал он при этом на удивление мрачную песенку. Иногда паренек спотыкался о коряги и ветки, и мелодия сбивалась, но белобрысый, будто не замечал этого, на лице появлялась еще более глупая улыбка, и он начинал песню сызнова:

Есть в дубраве старый дом,

Злые силы правят там!

Так он и дошел до родного села, глупо улыбаясь и напевая странную песню.

А в селе царила привычная суета — гулявшие по улицам важные куры кудахтали озабоченно, упитанная белая гусыня вела на прогулку выводок, надрывно мычала чья-то недоенная с утра корова, лохматый черно-белый пес лаял под деревом, на коем вылизывалась, с превосходством поглядывая сверху вниз, кошка, девки сновали с коромыслами, да расписными ведрами мимо возвышавшегося грозным исполином огромного резного колодца — гордости местных мастеров.

А белобрысый шел, не разбирая дороги, пока одна из девок его не окликнула:

— Эй, Микула! Ты откель такой шальной взялся? Тебя мать третий день ищет, ночами не спит!

Ее возмущенные возгласы привлекли внимание односельчан, и те, как это водится, не потрудившись разобраться, в чем тут дело, накинулись на несчастного Микулу с бранью и криками.

А тому все ни по чем, знай себе, лыбится, да странную песню напевает:

Есть в дубраве старый дом,

Приведенья бродят в нем...

— Что за чертовщина?..— выдохнула баба Забава, главная сплетница на селе. — Что он такое мелет?

— Женщина, можешь ты помолчать хоть минуту? — накинулся на нее сухощавый сутулый дедок с клюкой — ее муж.

— А что это ты мне рот затыкаешь? — уперла руки в боки баба Забава.

— А ну тихо вы! — вмешался староста, прежде чем склочные супруги затеют разборки прямо на улице. — Спасу от вас нет. Дайте послушать!

...Злые силы правят там!

Да зеленые глаза.

Напряжение нарастало, простое деревенское лицо белобрысого становилось злее и выглядело почти комичным, если бы не грозные слова песни:

Колдовство в ее руках,

Не останется костей!

Последнюю строчку песни диковинной белобрысый выкрикнул, страшно выпучив бесцветные глаза. Толпа дружно ахнула, и баба Забава упала без чувств на руки своему дряхлому мужу, уронившему клюку и едва устоявшему на ногах под тяжестью жены. Некоторые бросились приводить Забаву в чувство, махали платками перед побледневшим и враз принявшим несчастное выражение лицом, осуждающе поглядывали на юношу.

Певец вдруг схватился за сердце, стал хватать ртом воздух, закатил глаза, захрипел и рухнул наземь. Толпа ахнула во второй раз, и те, кто не проникся сочувствием к бабе Забаве, обступили несчастного. Никто, однако, не решался подойти к нему близко — видно же, что безумец, а от безумца чего угодно ждать можн. А вдруг вскочит, да в горло кому вцепится?

Баба Забава тем временем один глаз приоткрыла, поглядела недовольно на толпу вокруг белобрысого, и громко охнула. Никто не обернулся. Тогда она перестала претворяться и, бранясь и кряхтя, подниматься начала, громко требуя помощи.

— Да посмотрите кто-нибудь, живой он аль нет! — не выдержала одна девка, и бабы стали толкать своих мужей в бока, мол иди, не трусь, не позорь семью.

Но не успел никто и шага сделать, как баба Забава растолкала собравшихся и рухнула рядом с белобрысым.

— На кого же ты нас поки-и-ину-у-ул! — завыла она.

Стоявшие в первых рядах селяне сморщились: бабу Забаву хлебом не корми, дай устроить представление, и чем больше зрителей будет, тем лучше.

— Да жив он! — крикнул кто-то из толпы, и тотчас бабы Забавы взглядом жгучим испепелен был.

— Лекарь! Позовите лекаря! — крикнула девка, узнавшая Микулу.

— Багро! Багро, иди сюда!

— Не зовите этого балия *! — воскликнула толстая баба в цветастом переднике и сбившемся набок платке, открывавшем чернющие с проседью волосы.— Он нынче двух курей моих уморил, а обещал вылечить, да так, чтоб в два раза больше яиц несли. Обдувало **!

— Цыц, дурная! — накинулись на нее со всех сторон. — Если Багро не возьмется, помрет наш Микула, точно помрет!

Толпа расступилась, пропуская мужчину в мешковатых вытертых латаных — перелатаных одеждах с короткой бородой и тонкими светлыми волосами до плеч. Тщедушный, бледный, с синяками и мешками под глазами — ему самому впору было помощи искать. Он неспешно подошел к Микуле и склонился над ним. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как плачет ребенок живущей на краю села недавно разродившейся Ирицы.

Багро осмотрел белобрысого Микулу, пощупал его живот, приподнял веки. Так же неспеша поднялся и направился прочь, сопровождаемый недоуменными взглядами. На ходу он едва слышно бросил через плечо: "Жив" и скрылся в своем доме, оставив дверь открытой.

Зеваки кинулись к Микуле, подняли и понесли к Багро. Девки обливались слезами и целовали Микулу на радостях. Парень был бы счастлив, знай он, что стал на короткое время любимцем всех красавиц на селе.

Когда Микула вместе с многочисленной толпой скрылся в доме лекаря, остановившаяся было жизнь вновь пошла своим чередом, будто и не было вовсе юноши, распевавшего странные песни. У колодца остались лишь разочарованная донельзя баба Забава с мужем, да Велимир — Драконоборец, герой совсем недавно утихшей войны. Покинувший родное село еще почти мальчишкой с едва пробивавшимся пушком на нежном розовощеком лице, вернулся он воином суровым, мужчиной зрелым с угрожающим прозвищем.

А получил он его вот как.

В одно из самых темных времен истории, когда повсюду лютовала Великая Война, по городам и селам прокатился Часлав Дракон со своим войском — оравой воров, лиходеев и головорезов. Будто без них горя было мало. Немало жизней унесло мерзкое Чаславово войско, немало лесов порубило, городов разграбило, да сел выжгло. Но недолог оказался их век. Некий храбрец вызвал Часлава на бой и в честном бою одолел негодяя. Приспешников же его рассеял, многих убил. По возвращении с Войны Велимир стал налево и направо рассказывать, что, мол, это он избавил мирных жителей от страха перед злодеем и в доказательство принес его позолоченный пояс, украшенный письменами, да каменьями, что таил в себе колдовскую силу. Никто не посмел усомниться в истинности велимировых слов. А за то, что избавил он земли родные от Дракона, и прозвали его Драконоборцем.

— О какой— такой девице пел безумец? — неожиданно над ухом бабы Забавы прозвучал низкий утробный голос Велимира.

— Так ведомо, о какой, — прокудахтала та, едва заметно вздрогнув: грозный воин вызывал у односельчан благоговение и страх. — О той, что в Заколдованном лесу живет.

Велимир нахмурил брови и властно потребовал:

— Расскажи.

А словоохотливая баба Забава и рада стараться:

— Много о ней легенд ходит. Говорят, будто живет она на свете уже много сотен лет, а на вид — что твоя молодка, юна и прекрасна. Глаза горят, точно звездочки, голос — журчащий ручеек, в волосах — живые цветы, в рукавах широких длинных — певчие птицы, а еще...

— Язык у нее, поди, намного короче твоего, — буркнул старичок с клюкой, за что получил увесистый подзатыльник.

-А ты не перебивай! — пригрозила баба Забава и с улыбкой повернулась к Велимиру, но увидела лишь его спину.

Воин не желал дальше слушать болтовню главной сельской сплетницы и отправился прямиком в Заколдованный лес. Негоже всякой нечисти его соседей обижать. Пора воздать ведьме по заслугам.

— Эй, милок, ты до конца-то дослушай! — обиженно протянула баба Забава, но тот не обернулся.

Женщина постояла, повздыхала и печально добавила:

— Самого главного — то и не услышал...

* * *

— Маааарьяааа...— протянула Василиса.

Не отрываясь от рукоделия, она искоса глянула на забравшуюся на стол в поисках вкусностей угольно— черную кошку и погрозила ей пальцем. Та выгнулась, распушив хвост, и сладко зевнула, блаженно прикрыв огромные желтые глаза. Потом, как ни в чем не бывало, развалилась на столе, мол, лежачих не бьют.

Василиса поцокала языком и, отложив пяльцы с наполовину вышитой салфеткой, схватила метлу. Марья смекнула, что это не к добру, и с недовольным возгласом поспешила ретироваться.

— Брысь! — замахнулась на нее Василиса. — Ишь, хозяйкой себя возомнила...

Марья недовольно фыркнула и лениво замахнулась на Василису лапой.

— Ах ты, колотовка

* * *

!

Девушка распахнула дверь и метлой погнала шипящую и орущую от возмущения кошку на улицу. Марья выскочила за порог и спряталась за ноги стоявшего в дверях мужчины, довольно замурлыкала и с наслаждением потерлась о его обитый мехом сапог.

Василиса обомлела и едва не выронила метлу. Давно в этой избе не было гостей.

_____________________________________________________________________________

* Балий — колдун, заклинатель, врач, лекарь.

**Обдувало — обманщик.

* * *

Колотовка — драчливая, сварливая.

_____________________________________________________________________________

Пущай пугают сказками младенцев,

Не устрашит тебя вовек такой пустяк!

"Далеко же забралась окаянная ведьма", — со злостью думал Велимир, размахивая булатным мечом направо и налево, разрубая непроходимый бурелом. Это оружие досталось Велимиру от отца, коему не удалось уцелеть в Войне, что они бок о бок прошли почти до самого конца, и потому был особой гордостью воина. Какой позор, ведь когда-то меч сносил на раз головы врагам, а теперь им разве что ветки рубить.

— Ничего, ничего... Вот найду змею, полетит и ее голова с плеч. Напьемся с тобой еще крови... — бормотал воин, пробираясь через чащу.

И тут глядь — дом стоит посреди поляны, со всех сторон частоколом окружен, ни ворот тебе, ни калитки. Остановился Велимир, задумавшись, посмотрел на ограду и решил, что ежели все одно со свету сживать проклятую ведьму, так и забор беречь незачем, все равно все уничтожит огонь еще прежде, чем солнце за горизонт закатится.

Незваный гость хуже бешеного красного дракона. А уж коли он еще и с мечом в твой дом пришел, а тебе окромя метлы и оборониться нечем, так это совсем беда.

Однако Василису этим было не напугать — видала и пострашнее. К тому же в родном доме, как говорится в народе, и стены помогают. Девушка отбросила толстую растрепавшуюся косу за спину и вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, беззастенчиво разглядывая гостя. Тот был высок и статен, косая сажень в плечах, суровое лицо с кустистыми бровями и натруженные крепкие руки. О чем еще девице мечтать? Но не надо быть мудрецом, чтобы понимать — этот точно не свататься пришел. Вон как рукоять меча булатного сжимает, будто страшится, что тот у него из руки выпрыгнет. А глазищи-то, глазищи! Того и гляди из глазниц выпадут, так он их таращит.

-Ну? И с чем пожаловал, добрый молодец? — обратилась Василиса к гостю, хихикнув про себя.

Велимиру невольно вспомнились слова странной песни, что распевал в селе безумец Микула:

...С руку толщиной коса,

Да зеленые глаза...

Девица была и впрямь хороша, глаз не оторвать, но коли верить микулиной песне, внутри эта красота была гнилая:

...Пусть хозяйка хороша,

Но черна ее душа...

Велимир тряхнул головой, прогоняя наваждение, ибо противиться явно колдовским чарам ведьмы было ох как непросто. А та, знай себе, насмехается над ним:

— Что, богатырь, али язык проглотил? Заходи, коль пришел, хоть отваром тебя травяным напою, плюшками накормлю...

— Не надобно мне зелий твоих колдовских! — отвечал Велимир, украдкой проглотив слюну. — И плюшек отравленных не надо. Ведьма ты, и разговор с тобой короткий!

Василиса усмехнулась и уперла руки в боки.

— Ведьма, значит. Так что ж говоришь со мной, а, молодец? Али жизнь не мила? А вдруг зачарую, заманю, да чарами опутаю, так что забудешь, как звать тебя? Воины не языком чешут, а дело делают. Иль не воин ты вовсе, а ратай* без роду без племени, и не мечом тебе престало махать, а сохой, да мотыгой?

Велимир опешил. Никогда еще баба с ним так не говаривала. Брови его сошлись в одну линию, а язык прилип к небу.

— Да ты... да я тебя...— задохнулся он от гнева.

Василиса подняла руку, предусмотрительно останавливая и предупреждая невысказанную брань.

— Ладно, молодец, давай так. Я назначу тебе испытание, и ежели выдержишь его, вернешься и срубишь с плеч мою голову, препятствовать тебе не буду, а ежели нет, так оставишь в живых. Я тебе свою косу отдам — отнесешь ее домой и скажешь, что ведьму из Заколдованного Леса порешил.

Велимир помолчал, обдумывая предложение. В целом сделка показалась ему справедливой, ведь кем бы ни была красавица, она имеет право сразиться за свою жизнь. Драться с бабой мужику негоже — стыд и позор вызывать на бой того, кто заведомо слабее тебя. Но кто сказал, что соревноваться можно только в силе?

Велимир кивнул.

— Будь по-твоему, змея. Я пройду твои испытания. И выдержу их. И тогда не сносить тебе головы. А ежели сбежишь, так найду тебя, где бы ни схоронилась.

Василиса улыбнулась.

— Тогда слушай.

Тут черная кошка, прятавшаяся за ногами Велимира, вдруг вскочила на лавку, и к изумлению воина, схватила с полки дудку, да заиграла на ней совсем по— человечески. А Василиса запела:

В гае**, где растет емшан

Тут же, в гае, и помрешь.