Хозяйка Заколдованного Леса

Воин быстро шел по поросшей ромашками поляне, по памяти повторяя затейливую ведьмину песню, и не сразу услышал быстрые шаги за спиной. Но узнал их тотчас же — то был Дедята. Он дышал тяжко, хрипло, да ругался еще такими словами, коих Велимир и не слыхивал.

— Я велел тебе ждать меня! — наконец, членораздельно выговорил волкодлак.

— Велел? — усмехнулся Велимир. — Кто ты такой выискался, чтобы всеми подряд повелевать, шкура ты волчья? Ждал я. Пока солнце палить во всю силу не стало, ждал, хоть и о другом уговор был. Решил, что убили тебя, и ты под кустом каким гниешь, потому уж и не рассчитывал на тебя.

— И не пошел меня искать?

— С чего бы вдруг? Мы не товарищи с тобой, волк, нам дело нужно сделать общее. А как завершим начатое, разойдемся и никогда впредь не увидимся боле.

Дедята поник.

— Твоя правда, — не мог не признать он. — Дело общее... И ничего боле.

Некоторое время шли молча. Дедята хмуро глядел себе под ноги. Потом вздохнул шумно, тяжко и промолвил:

— Лес с каждым разом все неохотнее отпускает меня. Однажды я, наверное, так и останусь волком, не вернусь в тело человеческое... Может, оно и к лучшему. Кому я нужен в мире людей?

Велимир жалости к Дедяте не испытывал, но вспомнился вдруг ему волчий вой, что он ночью слышал, вспомнилась ему тоска и безнадега в вое том, хлопнул он Лютого Зверя по плечу крепкому, и сказал:

— Не печалься. Вот одолеем... одолею... колдуна, станешь ты снова человеком и не будешь впредь по лесам бегать, аки зверье какое. А там, глядишь, и жизнь наладится, семью заведешь, детишек...

— Твоими бы устами да мед пить, — слабо улыбнулся Дедята.

— Только вот одна беда, — нахмурился Велимир. — Ведьма та бредкая*, Василиса, о каких — то солнечных слугах пела. Дай— ка вспомню...

...Для стрелы волшебный лук

Раздобудь у солнца слуг...

— Якобы без лука и смысла нет в бой с колдуном идти, гиблое это дело, ибо не возьмут его стрелы волшебные.

— Аааа, это самая интересная часть загадки, — развеселился вдруг Дедята. — Но никому еще не удалось ее разгадать.

— Не пойму я тебя, Зверь. Твоя судьба решается, а ты игрой этой треклятой забавляешься.

— А что еще мне остается делать? И так нет радости в жизни, так что же мне, в нору забиться, да избавления ждать ниоткуда, по ночам на луну воя?

Велимир покачал головой. Знать бы ему, что сам бы делал, будь он на волкодлаковом месте. Наверное, уж себя порешил бы от отчаянья.

-Так как же мы их найдем, слуг этих? — с досадой проговорил Велимир, сжал в кулаке несколько ромашек и выдрал их с корнем.

— Слышал я от Василисы стишок один...

— Нет уж, уволь. Хватит с меня ваших стишков, да песен! — рассердился Велимир.— Что я, дитя что ли малое, петь да плясать передо мной тут?

Рывком выхватил он из ножен меч булатный. Дедята в ужасе отшатнулся, да чуть со страху наутек не кинулся. Но воин и не думал на него нападать. Он начал яростно оружием размахивать, срезая ненавистные ромашки. Догнав Велимира, волкодлак глянул на него опасливо и проговорил чуть ли не скороговоркой:

Неподвластен солнца свет

Без труда ты победишь.

Велимир ничего не ответил, только нахмурился и все больше стал на грозовую тучу походить. Тогда Дедята продолжил уже не таясь:

Не ищи волшебный лук,

Колдуна не победит.

— Это все ясно, — перебил его Велимир, — добрый человек и все такое. Слуги-то где? Как они лук мне передать должны?

— В песне поется, что они в тебе должны быть,— неуверенно проговорил Дедята.

Драконоборец с досадой рубанул мечом:

— Ты себя-то послушай, — рыкнул он. — Брюхо мне себе распороть прикажешь, али как?

— Зачем? — испугался не на шутку волкодлак.

— Чтобы достать слуг этих проклятущих с луком вместе!

Дедята похлопал глазами и расплылся в улыбке:

— Так ты не понял, это же образное выражение эдакое...

— Шли бы вы все к чертям собачьим с вашими загадками мудренами, да образностью! — вконец разъярился Велимир. — Слышать ничего больше не желаю о колдовских штучках ваших. Давай покончим с этим поскорее, да распрощаемся. Убью колдуна и без лука.

— Но как же? Ведь в песне сказано...

Велимир сплюнул и поглядел на Дедяту решительно и зло. Тот еще некоторое время поборолся с собой, но сдался и с песнями, да прибаутками больше не приставал.

Велимир и Дедята торопились, и потому ромашковую поляну пересекли быстро, не успев ею налюбоваться вдосталь, и снова ступили под сень Заколдованного леса. А тот жил своей жизнью, и ему не было никакого дела до спешивших по своим делам странников. Птицы, вычистив поутру перышки, заливались на все лады, будто упрашивая уходящее лето остаться еще ненадолго. Деревья с сожалением сбрасывали первые пожелтевшие листья. Под ногами у Велимира пробежала сердитая белка, волоча за собой еловую шишку.

— Рановато ты, бурнастая**, — задумчиво проговорил Велимир, одновременно решая предупредить односельчан о приходе ранней зимы — природа— мать знает лучше.

Солнце тем временем за тучами попряталось, заморосил холодный осенний дождь.

— Этого не хватало, — заворчал Велимир, снимая потрепанную накидку, коей его еще во времена Войны наградили, и накинул на голову, от каждой упавшей на нос капли морщась брезгливо.

— Мы уже близко, — сказал Дедята, указывая на огромный валун впереди.

Ему на себя накинуть было нечего, и он молча завидовал воину. Тяжелые капли выстукивали замысловатый ритм на кольчуге дедятовой.

Велимир силился разглядеть, на что это волкодлак указывает, но смог узреть лишь бесформенную груду валунов, к коей они скоро приблизились.

— Вот он, вход, — кивнул Дедята на узкий лаз размером с кроличью нору у основания горы камней.

— Да ты надо мной потешаться вздумал, — Велимиру стало почти смешно.

— Вовсе нет, — непонимающе покачало головой волкодлак. — А кто сказал, что легко будет? Али ты думал, что колдун в свое логово ворота в дюжину локтей высотой и шириной из золота, да серебра выковал и служку у них поставил, что всякому входящему хлеб, да соль раздает?

Велимир не ответил. Кряхтя и ругаясь, сбросил он плащ и полез в нору головой вперед. Но понял скоро, что в мирное время послевоенное брюхо у него едва ли не шире плеч стало, и в узкую нору ни за что не пролезет.

— Дедята! — завопил воин, и голос его гулким эхом отдалось в глубине норы. — Тащи обратно! Не пролезу!

Волкодлак не шевельнулся.

— Тащи, кому говорят! Задыхаюсь! Дедята! Ах ты, зверь паршивый, бросить меня тут удумал? Вот я тебя найду... Тащи обратно!

— Эээ, нет, дружочек, — тихо проговорил волкодлак. — Взялся за гуж, не говори, что не дюж!

И с этими словами не без труда затолкал крупного воина в лаз.

Велимир кубарем вниз покатился. Сырая рыхлая земля набивалась ему в рот и нос. Бранясь и отплевываясь, он пытался хоть какую-то корягу найти, дабы зацепиться за нее, да падение прекратить. Ан нет. Грохнулся наш славный Драконоборец совсем не славно прямо на откормленное брюхо в лужу зловонную. Выплюнув грязь, отсморкавшись и вытерев лицо, не без труда поднялся он на ноги, да огляделся. Впереди был длинный коридор, полутьмой, да туманом зябким окутанный, а у стен чадили факелы, синим мертвенным светом горевшие. И тишина такая, что аж мурашки по коже...

Рядом в лужу почти беззвучно плюхнулся Дедята. Ну а чем ему шуметь -то, костями разве что.

— Так себе жилище у колдуна твоего, — хмыкнул Велимир, рукой сырой каменной стены касаясь. — Ни тебе тепла, ни света, ни бабы, по хозяйству хлопочущей.

— Тебе только бы шутки шутить, — Дедята ощутимо вздрогнул. — Мест более жутких во всем мире не сыщешь...

— Разумею теперича, почему он зла воплощенье,— будто не слыша его, продолжал Велимир. — Кому ж такая вечная жизнь в радость-то? Вот и озлобился вконец...

— Что же теперь, пожалеть его прикажешь? — горько усмехнулся Дедята.

— Эх ты, волчья шкура, — Велимир похлопал его по плечу и, казалось, без всякой опаски пошел по коридору мимо жутких синих огней. — Не знаешь ты жизни еще... Что мужику надо, а? Вот скажи мне...

Дедята пожал плечами:

— Храбро биться и умереть в бою?

— Ааай, — махнул Велимир с досадой рукой. — Чтоб в доме тепло, светло и чисто было, на столе хлеб домашний, да каша с мясом. Чтоб жена — хозяюшка, на лицо мила и телом привлекательна. Чтобы из похода ждала, говорила мало, мужа слушалась. Чтоб дети не донимали, радовали, да росли быстро. Чтоб теща с тестем подальше жили, лучше в землях чужих, заморских. Чтобы выйти на крыльцо резное в чем мать родила и с гордостью сказать: "Хозяин...". Вот оно, счастье. А битвы... Что они значат, битвы эти, ежели после победы возвращаться некуда?

Дедята задумался.

— Не понять мне. Лес, да стая волчья — вот и вся жизнь, что я знаю...

Велимир слабо улыбнулся и ускорил шаг.

С каждым следующим шагом земля становилась жиже, на глазах болотом обращаясь, хлюпала под ногами. Любой звук эхом от стен отражался, и колдун наверняка давно прознал о гостях незванных. Что-то зашуршало под потолком, и Велимир, доселе хранивший спокойствие, за меч вдруг схватился.

— Пригнись! — крикнул Дедята, сам ничком падая в затхлую смердящую жижу.

Велимир послушался и присел на корточки, руками голову закрыв. Прямо над ухом его захлопали крылья. Что-то вонзилось воину в руку, но тот не почувствовал боли — будто комарик укусил. На руке его сидела маленькая черная тварь с крыльями кожистыми, да клыками до пуза. Наруч его прокусить норовила, но вот незадача — клыками в кожу добротную свиную, что в три слоя была, вонзилась, да так там и застряла.

— Кровопивцы! — сдавленно пискнул Дедята.

— В самом деле? Я вижу только потешных зубастых малышей, — улыбнулся Велимир, поглаживая черную крылатую тварь.

— Отпусти ее!— испуганно вскрикнул волкодлак. — Она на нас всю стаю натравит!

Велимир подкинул кровопивца в воздух, и тот присоединился к остальным, вероятно, выводы из своей ошибки сделавший. Вскоре все стихло. Стая гостями колдуна незваными не интересовалась вовсе, на охоту ночную полетела.

— Неправильный ты какой-то волкодлак, — сказал воин, вытаскивая трясущегося от ужаса Дедяту из грязи. — Мышей крылатых боишься, словно девка какая.

Дедята оскорблено нахмурился, но в следующий же момент побледнел и глаза распахнул испуганно.

Синее пламя потухло, а потом вдруг вспыхнуло во стократ ярче, ослепив смельчаков, в логово древнее забравшихся. Стены исчезли, будто и не было их вовсе, и оказались Велимир с Дедятою в огромном зале подземном, о каких прежде и слыхом не слыхивали. Глядят -пол белым гладким камнем выложен, да такой скользкий, что аж ноги разъезжаются, будто потрудилась сотня усердных слуг. Потолок — полукруг, с картинами странными, а в картине каждой камни — самоцветы поблескивают. Из самой его середки крюк торчит, на крюке — цепь золотая, что клетку держит. А в клетке той...

— Василиса! — ахнул Дедята, собственным глазам с трудом веря.

— Знал же, дрянное дело то, в коем баба замешана... — хмуро пробасил Велимир.

__________________________________________________________________________________

* Бредкий — говорливый, болтливый.

**Бурнастый — рыжий, рыже-бурый.

__________________________________________________________________________________

Моя судьба — златая клеть

Кто больше не живет...

— Пой, пой, девка, пока связки в труху не обратилися, — хихикал скакавший вокруг заплаканной Василисы крохотный человечек.

Ведьма, о коей в селах окрестных легенды слагали, запертая ныне в огромной золотой клетке, совсем уж жалко выглядела: коса русая растрепалась, платье вышитое все в прорехах было, да перекособочилось. Василиса вдруг повернулась, взглядом с Велимиром встретилась, и почувствовал воин, как пот его прошиб холодный. Лицо ее белое все слезами залито было, но показалась она Велимиру такой загадочно-прекрасной, что глаз не отвести. Понял вдруг суровый Драконоборец, что пропал. А может, это вновь чары колдовские действуют?

— Пой, я сказал! — взвизгнул человечек, ударив по золотым прутьям клюкой деревянной, отчего те зазвенели, аки струны.

Василиса вздрогнула, потом всхлипнула и послушно продолжила:

Я б вольной птицей быть могла

Меня избавить смог.

Человечек смешно прижимал ручки к выпиравшим ребрам, да посмеивался тихонько, будто и слов песни-то не понимал вовсе.

Велимир не любитель был болтать, и молча за меч взялся, но не успел и шага сделать, как Дедята все испортил.

— Эй, ты! — крикнул волкодлак, кулаки сжавши и на глазах шерстю обрастая. — А ну прочь от нее!

Человечек подпрыгнул на месте и посмотрел на него с улыбкой безумной глазами желтыми, затуманенными, испещренными ниточками буро-синих сосудов. Дедята отшатнулся невольно. Коротышка явно был немолод: на почти лысом черепе, синими, да бурыми пятнами покрытом торчал клок грязно— серых волос, зубы раскрошились, кожа, тонкая, словно пергамент заморский, обтягивала кости, а спина была согнута полумесяцем, отчего человечек казался совсем крошечкой.

— А вот и гости пожаловали, — захлопал в ладоши коротышка. — Проходите, гости дорогие, чувствуйте себя как дома...

Волкодлака передернуло. Не желал он, чтобы подземелья мрачные его домом стали.

— Что же вы, гости, невеселы? — причитал человечек, приближаясь к мужчинам с той же безумной улыбкой, подпрыгивая на каждом шагу. — А мы уж заждались вас, думали, вовсе не придете...

— Где колдун? С ним хотим говорить! — набычился Дедята.

Василиса всхлипнула и глазами на человечка показала, а тот знай, улыбается, да вокруг Велимира и Дедяты, аки козел горный скачет.

— Да зачем вам колдун этот, давайте я вас лучше вином угощу заморским, да яствами, что боги милостиво послали...

Велимир все не мог оторвать глаз от Василисы, что знак ему подать пыталась. Воин нахмурился, силясь понять, что девка сказать хочет. А та, знай себе глазами стреляет, да на колдуна кивает.

— Да, вино бы очень кстати, — как завороженный произнес в пустоту Дедята.

Велимир глянул на него непонимающе, да в бок ткнул ощутимо. Ишь чего удумал, в логове врага вино распивать. А коли оно отравлено? Но волкодлак тычка и не заметил, пустыми глазами уставился в никуда и двинулся прямо, да так неуклюже, будто ноги не его были.

— Дедята, ты чего? А ну стой! — спохватился Велимир и сгреб мужчину за шиворот.

Василиса шумно вздохнула. Велимир глянул на нее еще разок и понял.