Повелители бабочек

Пролог

«Теперь всё будет хорошо».

Тонкая девичья рука с полупрозрачными пальцами, сияя в ореоле солнечного света, тянулась к лицу Руслана, чтобы коснуться щеки. Тополя шелковисто шелестели, шумя и шепча о счастье, карусели неслись в вихре летнего крылатого безумия.

Всё было вроде бы на своих местах, как в тот июльский день. Синяя футболка, шуршащий пакет сухариков в руке. Руслан попытался прочесть надпись на нём: «ветчина и сыр».

Сияющие солнечные пальцы коснулись его лица.

«Теперь всё будет хорошо», — сказала Златовласка с грустной и нежной улыбкой.

Он снова перевёл взгляд на пакетик, но там было написано уже не «ветчина и сыр», а «бекон». Значит, он успешно вошёл в сновидение.

Золотая бабочка села ему на плечо, и Руслан не шевелился, чтобы её не спугнуть. Сжав пальцы девушки, чтобы она уж точно не сбежала, он спросил:

«Как тебя зовут?»

«Майя», — ответила та, глядя на него тёплыми медовыми глазами сквозь прищур густых ресниц.

Они пошли по аллее парка. Руслан бережно нёс бабочку на плече, чувствуя её необыкновенный для такого маленького существа вес — по меньшей мере, с кошку. Майя впервые настолько приблизилась к нему во сне: до сих пор ему удавалось увидеть лишь её ускользающий силуэт. Белая юбка и топик, а волосы — как золотое руно, мелковолнистые и сказочные.

«Что ты хочешь этим сказать? — задал Руслан давно мучивший его вопрос. — Теперь у меня всё будет хорошо... Значит, могло быть плохо?»

Майя плавно шагала рядом с ним. В её глазах, как в двух каплях мёда, застыло его отражение.

«Не думай об этом, — золотисто прозвенел её голос. — Скоро ты встретишь свою Людмилу».

Они сели в кабинку колеса обозрения. Серый асфальт был всё дальше, люди — всё меньше, но по своему желанию Руслан мог видеть их близко, как в бинокль. Вон и Макс с Антохой бродили, как потерянные, ища кого-то глазами. Вот незадача: сухари-то остались у него. Кстати! Руслан отправил в рот сухарик, но вкус был почему-то уже земляничный — нелепо.

Вдалеке, за зелёным морем тополей, белело здание больницы. Его он тоже мог видеть вблизи, по-особому настроив зрение усилием воли. На крыльце стояла мама, вытирая платочком покрасневшие глаза. Золотая иголочка беспокойства кольнула парня, ему захотелось помчаться туда и успокоить мать. Недолго думая, он выпрыгнул из кабинки, находившейся в верхнем положении...

Бабочка, теперь уже размером с птеродактиля, подхватила его на спину и понесла над городом.

...В окно скрёбся мелкий дождик. Руслан поставил чайник и прислонился лбом к холодному стеклу, с другой стороны которого на него смотрел синий сумрак октябрьского утра. Сегодня ему сопутствовала небывалая удача: получилось поговорить с этой девушкой и даже узнать её имя. Она улыбнулась ему в парке летом, и эта улыбка осталась с ним, похоже, навсегда, засев в его душе золотой занозой.

Коричневые гранулы растворимого кофе. Начни свой день с... этой бурды.

— Русик, ты чего так рано вскочил? Тебе же ко второму уроку, вроде... Ох, что-то грузить вас стали в одиннадцатом классе: ты не спишь почти...

Мама, щуря от яркого света заспанные глаза, вышла на кухню. Какая-то она бледная в последнее время, и морщинок прибавилось. Может, «всё будет хорошо» — это про неё? Такое странное чувство, будто он, перебегая дорогу, каким-то чудом увернулся от грузовика... Сердце ёкало, колени слабели: пронесло...

Руслан промолчал, и мама, взъерошив ему волосы на макушке, со вздохом открыла холодильник и достала яйца с кефиром. Омлет на кефире получался более воздушным и нежным, чем на молоке...

В следующий раз, если Майя снова пойдёт на контакт, надо попробовать выяснить, какую роль во всём этом играют золотые бабочки.

* * *

На страницу раскрытой книги упала мёртвая бабочка. Размером она была чуть крупнее моли, с золотистым пушком на тельце и полупрозрачных крылышках. Лампа на столе тревожно моргнула, но не погасла. Оконные стёкла вздрогнули от обрушившегося на них порыва ураганного ветра.

На страницу раскрытой книги упала мёртвая бабочка. Размером она была чуть крупнее моли, с золотистым пушком на тельце и полупрозрачных крылышках. Лампа на столе тревожно моргнула, но не погасла. Оконные стёкла вздрогнули от обрушившегося на них порыва ураганного ветра.

Откуда в библиотеке было взяться моли? Или это какой-то особый, книжный её вид? А может, это ночной мотылёк? Я стряхнул мёртвое насекомое на стол, и покрывавший его пушок вспыхнул в свете лампы ярким бликом, кольнувшим мне глаза, как золотая игла. Нет, ночные бабочки не бывают такими блестящими...

Я вырвал из тетради лист, свернул его в виде конверта и положил туда необычное насекомое. Надо при случае показать Льву, он энтомолог — должен знать, что это за вид. Интересная штучка...

Снаружи бушевала непогода, а внутри было тихо и уютно. Я не заметил, как засиделся до самого закрытия: вокруг меня пустовали столы с погашенными лампами, лишь сотрудница читального зала сидела на своём месте. Я расправил затёкшие от однообразной позы плечи и откинулся на спинку стула, вслушиваясь в дождливое безумие за окнами. Ну и погодка... Как мне идти домой без зонта, интересно?

С обеда прошло уже часов восемь, и живот возмутился этим фактом, да так громко, что я покосился на сотрудницу зала: не услышала ли она голодную музыку моей утробы? Опущенная головка девушки золотилась в свете лампы — уютном, вкусном, цвета обжаренного с морковью лука... Мда, и основательно же я проголодался, раз в голову лезут кулинарные сравнения. Интересно, Дашка соизволила что-нибудь приготовить или опять весь день просидела в Интернете?

— Можно эту книгу на ночной абонемент?

Девушка вскинула глаза.

— Да, конечно.

Она напоминала эту бабочку: её волосы, брови и ресницы были словно покрыты мерцающей золотой пыльцой, а глаза блестели медовыми топазами. Всякий раз, приходя сюда, я невольно задерживал на ней взгляд. Меня занимала странная мысль: а если дунуть на неё, эта «пыльца» поднимется в воздух? Но, понятное дело, с соблазном проверить это приходилось бороться — из соображений общественного приличия.

Внеся залог, я положил книгу в пакет и направился к выходу. У самых дверей я обернулся и сказал:

— До свиданья.

— Всего доброго, — ответила девушка-бабочка приятным, тоже как будто золотисто-мерцающим голосом.

Выходить на улицу было даже страшновато: гроза драила город шершавой мочалкой из дождевых струй и гнула деревья, проверяя их на прочность. Я стоял под козырьком крыльца, раздумывая: идти или переждать полчаса?

Через пять минут дверь тихонько открылась: это вышла девушка-бабочка. Она тоже замешкалась на крыльце, не решаясь шагнуть в бурю.

— Что, у вас тоже нет зонтика? — спросил я.

— Угадали, — улыбнулась она. — Да даже если бы и был, то его тут же вывернуло бы наизнанку ветром.

Ветер действительно разбушевался — не только вырвал бы из рук зонт, но и человека, наверное, сбил бы с ног. Мы стали пережидать непогоду под козырьком.

— Дашка там, наверно, меня уже потеряла, — пробормотал я.

— Вы очень торопитесь домой? — спросила девушка. — Я могу помочь.

Я посмотрел на неё недоуменно. Что она подразумевала под этими словами? Как она могла помочь? Унять непогоду, что ли?

— Именно, — ответила девушка моим мыслям.

Я вздрогнул. Устремлённые к небу топазовые глаза моей соседки, впитывая в себя свет молний, вспыхивали мягким янтарным огнём, а взъерошенные кроны тополей начали успокаиваться. Дождь слабел.

— Да ладно, — проговорил я, не веря своим глазам.

Гроза буквально в течение минуты унялась. Укрощённый ветер только дышал сыростью в лицо, а пузырящаяся поверхность луж разгладилась. Я косился на девушку со смесью недоверия и оторопи. Не может быть такого! Она просто угадала окончание грозы по каким-то признакам... Да нет. С точностью до секунды угадать просто невозможно.

— Уфф... впечатляет, — сказал я с нервным смешком. — А можно этому научиться?

Девушка спокойно улыбнулась.

— Можно. Думаю, у вас получится. Теперь — получится.

— Теперь? — Я вопросительно двинул бровью.

Она кивнула. И, вдохнув освежённый дождём воздух, шагнула к ступенькам. Я — следом.

Странный розовый свет струился с облаков. Я спросил:

— Ваших рук дело?

— Нет, просто солнце, — ответила она.

Розовое небо смотрело из луж, мокрый асфальт был усеян листьями и сломанными грозой ветками. Я провожал девушку — точнее, бездумно шёл рядом с ней, словно привязанный золотой нитью.

— Можно узнать, как вас зовут? — Нужно было о чём-то говорить, и ничего лучше я не придумал.

— Майя.

— Очень... весеннее имя. А я — Ярослав.

— Знаю.

Я удивился, но потом сообразил: читательский билет.

— Как русский князь, — сказала Майя. — Ярослав Мудрый.

— Ну, жизнь показала, что я не так мудр, как хотелось бы, — пробормотал я. — А вы... вы правда умеете управлять погодой? Или вы просто... угадали, когда кончится гроза?

— Что изменится от моего ответа? — усмехнулась она. — Вы ведь и так уже всё для себя решили. Вы не верите.

— Ну... — смутился я. В общем-то, она угадала: скептицизм во мне пока перевешивал веру в чудеса. — Как сказать, как сказать...

В розовом свете вечера её волосы отливали медью. Сколько ей могло быть лет? Двадцать? Двадцать пять? На первый взгляд — не больше.

— Ну, вот вы и пришли, — сказала между тем Майя.

Я оторопел: мне казалось, что я провожал её, а на самом деле это она проводила меня. Мы стояли во дворе моего дома. Майя опять ответила на мои мысли:

— Ну, вас же ждут.

— Постойте, постойте... Как это? Мы разве не к вам шли? — поразился я.

Девушка золотисто засмеялась.

— Ваши ноги сами привели вас туда, куда вам нужно было поскорее попасть.

Я тоже засмеялся, окончательно запутавшись. Но выпутываться не очень хотелось — хотелось просто тонуть в топазовом тепле её глаз.

— Ерунда какая-то получается... Я полагал, что провожаю вас. А на самом деле, как выяснилось, шёл домой! Надо же... Колдовство прямо.

— Всего хорошего, — приветливо попрощалась Майя. — Вам пора... И мне тоже.

— Увидимся...

А мы должны были увидеться, потому что завтра мне предстояло сдавать книгу. Не исчезнет же Майя, обратившись в облачко золотой пыльцы?

Квартира встретила меня тишиной, сумраком и запахом съестного. Разувшись и бросив ключи на тумбочку, я позвал:

— Дашунь!

Молчание. Запах... Котлеты? Не может быть! Я сунул нос на кухню — точно. Сковородка с котлетами, кастрюля с картофельным пюре.

— Ого, да ты сегодня постаралась! Молодчина!

Я заглянул в комнату. Дашка, не отрывая взгляда от монитора, бросила мне через плечо:

— Привет, пап.

— Привет, Дашуткин. Ты, я вижу...

Она не дала мне договорить:

— Всё готово, ешь. Разогревай сам.

— Ну, уж разогреть-то я, поди, сумею! — усмехнулся я. — Ты не будешь?

— Я уже ела.

Она выпаливала ответы, едва я успевал закончить последнее слово, а её пальцы непрерывно бегали по клавишам. В Интернете, видимо, происходило что-то чрезвычайно важное.

Микроволновка тихо гудела, вращая тарелку с едой. У Дашки были летние каникулы и компьютер, у меня — отпуск и докторская. А могилу Дашкиной мамы уже два года мочили дожди и засыпал снег.

— Ну как, вкусно?

Это дочь подсела за стол с вопросом в глазах. Но отчего-то мне казалось, что спросить она хотела вовсе не об этом.

— Очень, — ответил я с набитым ртом. И усмехнулся: — Что ты так смотришь? В библиотеке я засиделся... Вон, книга в пакете — на ночь взял. Сейчас работать буду.

Я поймал себя на том, что оправдываюсь перед ней, как поздно вернувшийся муж.

* * *

Princess Arlene's Sanctuary.

Дата: 14 июля. Настроение: средней паршивости. Музыка: Evanescence, «Bring Me To Life»

Папа пришёл домой в полдевятого вечера. Была гроза, сильный ветер. Я думала, он промокнет без зонтика(( Но он пришёл сухой. Наверно, переждал где-то.

Сегодня я пожарила котлеты и сделала пюре. Иногда я забываю приготовить еду, и мне потом становится совестно смотреть, как папа сам варит себе холостяцкую сардельку. Он снова пишет диссертацию. Когда умерла мама, он год ничего писать не мог, а этой весной снова взялся. Жуёт сардельку и печатает на ноуте. А мама приготовила бы что-нибудь вкусненькое. Я должна стать чуть-чуть мамой... Чтобы папе было легче. Стараюсь, но иногда лень или на душе плохо...((((

Котлеты хорошие получились, а в пюре — комочки немножко. У меня не получается полностью их разделать(( То ли картошка дурацкая, то ли руки))) Гроза была страшная, деревья почти к самой земле пригибало. Наверно, некоторые и сломало...

Я слушала шаги на лестнице. Не папа ли? Нет, не он... Мимо прошли...

А потом выглянула в окно и увидела папу, он стоял с какой-то светловолосой женщиной :-/ Небо было странное, розовое. И свет от него шёл такой же, зелень на его фоне резче выделялась.

Когда в замке повернулся ключ, я быстро села за компьютер. Папа зашёл, заглянул ко мне, пошёл на кухню и стал разогревать то, что я приготовила. Сказал, что засиделся в библиотеке. В пакете у него и правда лежала библиотечная книга, а ещё какой-то конвертик. Он выпал, когда я достала книгу, чтобы посмотреть. Папа сказал, что там бабочка, которая упала прямо перед ним в читальном зале. Необычная. Он хотел показать её дяде Лёве. Дядя Лёва, папин брат, разбирается в насекомых.

Когда я открыла конвертик, из него вместо бабочки высыпался только золотистый порошочек. Он рассеялся в воздухе облачком и растаял О_о

— Ну вот, — сказал папа. — Теперь дяде Лёве нечего показывать. Странная бабочка...

Комментарии: 10

Katenok: Ты думаешь, что у твоего предка с этой тёткой что-то замутилось? ^_^

Princess Arlene: Не знаю О_о Он просто с ней стоял под окнами и разговаривал. Недолго. Потом пошёл домой.

Katenok: Надеюсь, он не собирается привести мачеху. Это стрёмно(((

Princess Arlene: Нет, я не верю, что он уже забыл маму :-/

Katenok: Смотри на вещи реально. Он мужик, и ему надо. Ему сколько лет?

Princess Arlene: 37.

Katenok: Ну, 37 — не 50, не такой уж старый ещё. Природа требует. А потом у них родится свой ребёнок, и ты не заметишь, как окажешься в ж... на задворках семьи.

Princess Arlene: Фу((( Нет, не верю. Если он кого-то приведёт, я уйду из дома.

Katenok: И куда ты подашься?

Princess Arlene: Не знаю...

* * *

Она не рассеялась облаком золотой пыльцы: я нашёл её на прежнем месте, когда принёс книгу. Не знаю, почему я обрадовался, как дурак... Я почему-то боялся, что всё это окажется сном.

В воскресенье заехал на кладбище, посидел в тишине берёз, думая: а правильно ли всё это? Хотя я и сам ещё не знал, что это такое — «всё». Наваждение золотой пыльцы, фокусы с погодой. Имя, шелестящее молодой листвой и пахнущее яблоневым цветом. Солнечные зайчики плясали под ногами и на гранитном памятнике. Моим рукам было тепло и щекотно от их бестолкового мельтешения, а родному лицу на портрете — уже всё равно.