Я приподнялась на постели, и огляделась. В комнате был... иллюминатор! Я даже прикоснулась к нему рукой — прогретое солнцем дерево рамы, медный винт, а вода за бортом — 'Блю Кюрасао' пополам с пенистым шампанским. Лихо мы отпраздновали Новый год, что я даже не заметила, как зажигательные карибские ритмы сменились тихим плеском воды и мерной качкой! Сейчас мой мозг напоминал раздавленную в бокале коктельную вишенку. Я всмотрелась в бегущие волны... тень парусника качалась на них, раздувая полотна полные морского ветра.

'Надо открыть, — подумала я, — заодно взгляну похмельным глазом, не алые ли?' Расправив слежавшийся бант платья, и вынув из волос конфетти, я открыла дверь каюты.

— Мадам, команда ожидает вас на палубе, — доложил развязный тип в линялых джинсах.

'Наверное, кто-то из нашей компании заказал прогулку под парусами, и теперь все ждут меня принять спасительный коктейль', — так думала я, поднимаясь по небольшому трапу на палубу. И тут же обнаружила, что стою босой на почти горячих досках, а передо мной шеренга из прожженных солнцем моряков во главе с красавцем в белом кителе и фуражке с высокой тульей.

— Мадам, — томно начал красавец, — разрешите представиться, Грег Олсен, капитан 'Dark Нorse'. А это ваш экипаж.

'Как это мой экипаж?' — внутренне удивилась я. — И что значит 'Тёмная Лошадка'? — спросила вслух.

— Что значит? Неожиданный победитель в гонках. Где-то так... я капитан, а не владелец судна. Итак, я представлю, — и он начал перечислять имена присутствующих, причем называемый обозначал себя жестом или кивком.

Похоже, команду он набрал в последнюю минуту, более разношерстной публики я не встречала.

— Мы рады приветствовать хозяйку на борту, — закончил Грег Олсен, и если бы у него была не фуражка, а шляпа с белоснежным пером, он непременно бы обмахнул ею палубу.

Однако мне было не до политеса, я почти подпрыгивала на раскаленных досках, пытаясь уберечь голые пятки.

— Парни, мне нравится 'версаль'... — миролюбиво начала я, но увидев недоумение на их лицах, отважно повысила голос: — Не соблаговолите ли вы показать мне, где накрыт завтрак?

— Мадам? Моник Гассельблат? — поднял брови белоснежный красавец.

— Между прочим — мадемуазель, и вы ошибаетесь насчет моей персоны, — заявила я, шагнув в сторону, в тень от корабельного ящика, упорно пытаясь вспомнить, куда же я дела свои туфельки.

— Мадемуазель, — исправился капитан, — завтрак накроют в моей каюте. Мне кажется, нам есть, что обсудить.

Больше всего мне хотелось упасть за борт, в прохладные воды Карибского бассейна, а еще лучше оказаться в бассейне моего отеля, и чтобы официант принес мне ледяного шампанского. Я облизнула пересохшие губы.

— По-моему я себя неважно чувствую... Лучше полежу в номере... ээ... каюте.

— Давайте так, завтрак будет через полчаса, за это время вы приведете себя в порядок, а то, действительно, выглядите неважно, — предложил любезный капитан, и двусмысленно так усмехнулся.

Сопротивляться или спорить мне не хотелось, я мечтала оказаться одна. Олсен принял мое молчание за согласие, поклонился, и я резво направилась к каюте. Но путь мне преградил тип, который прежде чуть не вынес кулаком мою дверь — его нога в спортивном ботинке, упиралась в катушку корабельного каната.

— Может, рому хлебнете, дамочка?

— Самхайн! Прекратите, — раздался голос капитана.

— Моя фамилия Самохин, — на чистом русском сказал моряк, приправив обращение к Олсену несколькими специфичными выражениями, — пора бы уже и запомнить.

Услышав родную речь, я вздрогнула. Хамское, по сути, предложение Самохина, теперь показалось наполненным состраданием. Я сделала вид, что не поняла тирады морячка, рано еще открываться незнакомцам, правда на Мартинике к русским относятся скорее с любопытством, чем с неприязнью. С невероятным облегчением я открыла дверь в маленькую каюту, сейчас служившую мне пристанищем. Надо умыться, найти туфли, и да! — постараться что-нибудь вспомнить о прошедшем вечере.

Смыв неуместный макияж, я присела на узкую койку, и, повертев в руках карнавальную корону, задумалась. Что мы имеем? Бредовую ситуацию, начало которой в ресторане отеля 'Софитель Бако', затем давка многолюдного танцпола, коктейли... Голубая Лагуна! Много-много 'Голубых Лагун', вот почему меня подташнивает от одного упоминания о Блю Кюрасао! Потом поездка в Форт-де-Франс, фейерверк на пристани, серпантин, конфетти, 'Голубые Гавайи'... Уу... по-моему, это последнее воспоминание о празднике. Или нет, есть еще одно — пари, заключенное мной с одним английским джентльменом. В силу своего почтенного возраста он утверждал, что приключения, а особенно морские, нисколько не романтичны, а просто-таки опасны для жизни. Я же, размягченная коктейлями и атмосферой праздника, была уверена в обратном, а также в абсолютной победе духа авантюризма над инстинктом самосохранения. Пари же состояло в том, что по окончанию моего отдыха я стану убежденной приверженкой его точки зрения. Заключили мы его веселясь, танцуя, и приветствуя Новый Год, а потом праздник... плавно перетёк на борт 'Тёмной Лошадки'. Кто привел меня сюда, и почему капитан величал меня хозяйкой? М-да, как говорят в таких случаях, вопросов больше, чем ответов.

На палубе зазвенел колокол. Как же это по-морскому? Читала же... А, вспомнила: 'отбить склянки'! Тут же пришел посыльный, и проводил меня к капитану. Олсен как раз открывал хрустальный графин, он обаятельно улыбнулся, и пригласил войти.

— По стаканчику, мадемуазель?

— Не слишком ли рано для спиртного? — изобразила я светскую даму.

— Хоть мы и говорили о завтраке, но время обеденное, в кают-компании вовсю орудует кок, — объяснил капитан, разливая вино по бокалам. — Бордо Кларет, рекомендую.

Я не стала ломаться, приняла бокал, и стала разглядывать каюту и ее владельца. Зря я назвала Олсена красавцем — его внешность напоминала моделей, растиражированных каналом 'Фэшн ТиВи'. Другую женщину в нем бы пленило приятное сочетание загорелой кожи, светлых волос и серых глаз, меня же оно настораживало. Однако в союзе с графином вина он был безумно обольстителен. 'Именно так выглядит порок', — решила я, чувствуя, как мне хочется выпить.

— Не считайте 'Тёмную Лошадку' плавучим дворцом, — сказал Грег, увидев мой рассеянный взгляд, — мы идем с грузом на Барбадос. Кстати, весьма неожиданным было известие о прибытии мадам Гассельблат на зафрахтованный рейс, — продолжил Олсен, глядя мне в глаза.

— Почему вы решили, что я хозяйка судна? — спросила, немного смутившись его взгляда.

— Мы не решили, — ответил он, — нас поставили в известность. И потом, на вас была корона.

— Карнавальная!

В этот момент дверь открылась, и вошел человек в белом фартуке, и большим подносом. Блюда, расставляемые им на столе, источали аппетитные запахи, и у меня, не евшей ничего с прошлого года, закружилась голова.

— Раз вы не Моник Гассельблат, то, может быть, назовете свое имя?

— Меня зовут Мэй.

— Странно.

— Меня назвали в честь бродвейской звезды Мэй Уэст, — соврала я, на самом деле меня звали Майей. — Сразу видно, что вы не американец, Грег.

— Я швед, — улыбнулся он, и предложил: — Вернемся из мира звезд на грешную землю. Прошу к столу.

Второй бокал Бордо развязал мне язык настолько, что я, не забывая отрезать кусочки нежнейшего мяса, стала делиться с душкой капитаном подробностями своего отпуска — комфортабельный отель, шикарная погода, великолепная компания. Только вот... вспомнить бы, как я очутилась на 'Тёмной Лошадке'. Может быть, любезный капитан расскажет историю моего появления на борту этой славной посудины?

— Устроить фейерверк на пристани вполне в духе порта Форт-де-Франс, — начал он, покончив с отбивной, и закурив сигару. — Чуть после полуночи мне позвонил судовладелец и сказал, что сразу после праздника его жена должна отбыть с нами на Барбадос. Он просил принять провожающих ее лиц, угостить шампанским, а затем строго проследить, чтобы подвыпившая супруга осталась на 'Тёмной Лошадке', а не сбежала вместе с гостями. Если возникнет необходимость, то следует ее запереть. Он объяснил это тем, что хозяйка собиралась на Барбадос с неохотой. Я четко выполнил указание.

— Однако подвыпившая Моник Гассельблат ушла с гостями праздновать далее, — хмыкнула я.

— Вот описание Моник, — почти перебил меня Олсен, начав перечислять: — длинные русые волосы, платье из синего атласа с большим бантом, корона.

— Хм, вы уверены, капитан? — опешила я, и поправила на талии покосившийся бант.

— Абсолютно.

— Выходит кто-то хотел, чтобы на шхуне осталась именно я, — сделанный мной вывод ничего не прояснял. Кто хотел? Зачем?

— Кроме вас, дорогая Мэй, не было никого похожего на Моник, — сказал Грег, снова разливая Бордо Кларет по бокалам. — К тому же вы были пьяны, и с удовольствием отправились спать.

От его насмешливых слов мне стало неловко, однако воспоминание о том, что я проснулась в платье, пусть и помятом, немного успокоило меня. Обед закончился, я хотела поблагодарить гостеприимного хозяина, и уйти, но капитан Грег Олсен остановил меня.

— Я не показал вам всей каюты, Мэй. Спешу исправить ошибку, — сказал он тоном, не терпящим возражений, и сдвинул переборку в сторону.

Остальное жилище было под стать капитану — полное света, с изящным псевдо антиквариатом, и старинным гобеленом у ристалища греха, двуспальной кровати. Сердце ёкнуло... Олсен взял мою руку, поднес к губам и выразительно произнес:

— Здесь, на 'Тёмной Лошадке', дикие нравы, а вы, дорогая, единственная женщина на судне. Позвольте же мне быть вашим покровителем.

Только вежливость — приказала себе я. Помни, здесь одни враги, верить нельзя никому, лишь время твой товарищ. Тяни!

— Мой милый капитан, благодарю за оказанную честь. Только прошу отсрочки до вечера...

— Романтический ужин? — осенило Грега, но он усмехнулся, и заявил: — Предрассудки, это парусная шхуна, а не Хилтон, и здесь не обязательно ждать сумерек, чтобы улечься в одну постель!

— Мне это важно! — крикнула я, выдергивая ладонь из сильных рук Олсена.

— Не надо нервничать, — теперь мужчина обхватил меня и прижал к себе.

— Отпустите меня! — воскликнула я снова.

— Не кричи, — сказал он мне на ухо, — матросам незачем знать о том, что происходит в моей каюте.

— Вам нравится насилие? — спросила я злым шепотом.

— Черт, я не насилую, я просто обнимаю! — также шепотом ответил Олсен.

— Я не хочу, чтобы меня обнимали! Сейчас не хочу... — опомнилась я.

Грег разомкнул объятия, я тут же отскочила, опасливо поглядывая на него. Похоже, он разозлился. Или обиделся?

— Не хочешь, — повторил он.

— Сейчас — не хочу. Вечером.

— Что изменится вечером? Чем я буду привлекательней для тебя, дорогая?

— Тем, что дашь мне возможность свыкнуться с мыслью, что мне приходится ложиться в постель с первым встречным.

Тут я поймала себя на неточности — первым встречным на Тёмной Лошадке был Самохин, мой соотечественник, вспыльчивая личность, питающая неприязнь к капитану. Кажется, я вижу свет в конце тоннеля, у меня появилась идея.

— Какой бред... ну да ладно. Самхайн! — нажав клавишу селектора, вызвал он матроса. Грег будто бы остыл, сейчас он был скорее высокомерен, чем любезен.

Буквально через минуту недовольный Самохин появился на пороге его каюты.

— Проводите даму, — приказал Олсен, и демонстративно отвернулся от меня.

— Дожили, теперь я эскортирую капитанскую подстилку, — пробормотал моряк, — но по-английски добавил: — Да, сэр!

Ах, вот оно что! Олсен специально вызвал Самохина, чтобы продемонстрировать мою участь — произвол судьбы, и то, что его покровительство кое-чего стоит. Но одного не учел красавец капитан, что эта демонстрация мне на руку. Матрос открыл шире дверь, пропуская меня, и я забеспокоилась, ощущая его дыхание в свой затылок. Правильно ли я поступаю, наметив его в сообщники?

Море было спокойным, качка едва ощущаемой, и я вполне сносно держалась на палубе, только постукивали по доскам каблучки. Полуденная жара спала, соленый ветер дул мне в лицо, и дышать им было приятно. Я чуть притормозила, хотя до моей каюты осталось несколько шагов. Матрос легонько толкнул меня в спину.

— Топайте, дамочка, некогда мне с вами валандаться, у меня скоро вахта.

— Слушайте, Самохин, а вы всегда такой зануда, или специально для меня? — спросила я по-русски.

Развязность с Самохина будто слетела, он весь собрался, даже ощетинился. Неужели я ошиблась, и встреча с соотечественницей для него новость не из приятных?

— Ты кто? — спросил он через мгновение.

— Человек, попавший в переделку.

Вот тут его и отпустило. Уж не прячется ли морячок на Карибских островах от российского правосудия?

— Меня Майя зовут, — я протянула ему руку. — А вас как? А то неудобно Самохиным...

— Владимир, — сказал моряк, но руку не пожал.

— Очень приятно, — сказала я в ответ, немного смутившись его строгости, и тут же торопливо предложила: — Пройдем ко мне, дело есть.

— До вахты полчаса, справимся? — ухмыльнулся Самохин.

— Обязаны, — помрачнела я. Ничего не выйдет, если он будет продолжать считать меня легкомысленной 'дамочкой'. И тут я подумала, что в принципе он прав: на корабле я появилась с пьяной компанией, утром выглядела черте как, и явно с похмелья, да еще провела наедине с капитаном более часа. Эх, придется ломать стереотипы...

Мы вошли в каюту, и он закрыл дверь, подперев ее для верности плечом.

— Что хотела?

— Помощи попросить. Капитан... В общем так: вечером я должна стать его любовницей.

— Ну а я-то тут причем?

— Ты единственный русский человек на этой посудине, а своим надо помогать.

— Кто сказал?

— Ленин, — брякнула я, и Самохин засмеялся.

— Шутница ты, однако, дамочка.

— Зовите меня просто Майей.

— Как же тебя занесло к нам, Майя? — Самохин, наконец, отлип от двери и присел на единственный стул.

— Для самой загадка... — развела я руками. — Грег Олсен говорит, что ему меня описали, как жену судовладельца, да еще и велели придержать на борту.

— Грег Олсен... и ты ему веришь?

— Как не верить, если я здесь!

— Впервые встречаю такого капитана, — поделился своими наблюдениями Владимир, — словно баба какая-то, все красуется, прихорашивается, а перед кем, спрашивается? Перед чайками? Говорят, что шкаф его забит барахлом, и выбрит всегда, и причесан. Правда, с девками якшается, и ни в чем, хм... замечен не был, — подмигнул мне моряк.

Утешил, нечего сказать!

— Метросексуал, — вздохнула я.

— Чего? — переспросил моряк.

— Культурный феномен, короче, мода такая.

— А...

Я грешным делом подумала, что для меня лучше, если бы красавчик Олсен был содомитом. Тем не менее, антипанегирик капитану, произнесенный Самохиным, дал своеобразный толчок, и я приняла окончательное решение.

12345

↓ Содержание ↓