Восход Сатурна (Мв-3)

От Советского Информбюро. 21 ноября 1942 (альт-ист).

В течение 21 ноября наши войска вели успешное наступление с северо-запада и с юга от гор. Сталинграда.

Нашими войсками заняты гор. Калач на восточном берегу Дона, станция Кривомуз-гинская (Советск), станция и город Абга-нерово.

Северо-западнее Сталинграда наши войска продолжали успешно продвигаться вперёд. На одном участке советские части в течение дня разгромили до двух полков румынской пехоты, уничтожили 18 танков, 12 орудий, разрушили до 30 дзотов противника. Захвачено много пленных. На другом участке наши бойцы выбили противника из сильно укреплённого пункта. B этом бою истреблено до 1.000 вражеских солдат и офицеров. Захвачены 23 пулемёта, 14 миномётов, 2 склада с боеприпасами, 2 склада с инженерным имуществом, склад с продовольствием и другие трофеи.

Южнее Сталинграда наши войска, преодолевая сопротивление противника, успешно продвигаются вперёд. Заняты десятки населённых пунктов. Бойцы Н-ской части разгромили румынскую пехотную дивизию и захватили в плен около 5 тысяч солдат и офицеров. Целиком сдался в плен вместе с командиром артиллерийский полк этой дивизии. За день боя захвачены 3 танка, 36 орудий, 22 миномёта, 100 противотанковых ружей, 2 миллиона винтовочных патронов и другие трофеи.

Контр-адмирал Лазарев Михаил Петрович. Северодвинск.

Снится мне город, которого нет. Не помню я такого — в нашем мире.

Синее небо, серые волны — и я отчего-то знаю, что это Север. Город большой, спускается к морю. Дома высокие, как башни — и в то же время простор вокруг. Много воздуха и света, зелень бульваров. Набережная длинная, до горизонта, и широкая, как проспект — открытая всем ветрам.

Солнце, лето. Много людей — веселых, красивых, нарядных. И я — одновременно и там, и смотрю со стороны. Седой уже — но не сгорбившись, без палочки, иду легко. На мне парадный мундир с кортиком и золотыми погонами. Рядом со мной женщина, красивая, в светлом шелковом платье, похожа на Ирочку. И молодой капитан-лейтенант, похожий на меня молодого — сын? И юноша лет семнадцати, в курсантской форме, а рядом с ним стройная девушка, русоволосая и синеглазая, в летящем по ветру платье — второй мой сын, и дочь.

Ветер, запах моря, крики чаек. Мы разговариваем о чем-то, смеемся — но я не слышу. И идем по набережной, вдаль.

Там стоит наш "Воронеж". Бухту забетонировали, превратив в сухой док, завели корабль, откачали воду, и намертво заделали вход. Атомарина — на вечной стоянке, как памятник и музей. На гранитной стелле выбит рисунок, военно-морской флаг и цифры, 1941-1944. Война здесь закончилась раньше. День Победы — тоже девятое, но не май а июль. Каждый год, в белые ночи, сюда приносят цветы — в память моряков-североморцев, и павших, и живых, кто честно выполнил свой долг.

На рубке "Воронежа" красная звезда, вижу ясно. И трехзначная цифра побед.

-Михаил Петрович! Командир!

Здесь все наши — постаревшие, седые.. Сан Саныч, Петрович, Григорьич, Серега Сирый, Бурый, ТриЭс, Мамаев, Самусин, Князь, Логачев, Большаков, Гаврилов, Смоленцев — все-все. Каждый год, девятого июля, мы собираемся здесь, возле нашего бывшего корабля. Вспомним былое, узнаем у кого как дела, и не нужна ли помощь. И чтобы дети, и внуки наши не забыли, чем было уплачено за Победу.

-Михаил Петрович! Товарищ контр-адмирал!

Стук в дверь каюты. Тьфу ты! Проснулся..

Сегодня двадцать первое ноября сорок второго года. Пятый месяц как атомная подводная лодка Северного флота К-119 "Воронеж", выйдя в поход в 2012 году, непонятным образом провалилась на семьдесят лет назад. Идет война, немцы под Сталинградом — но история здесь уже ложится на новый курс, сделав поворот оверштаг. Арктического флота у немцев больше нет — лежат на дне линкор "Тирпиц", ужас для всего британского флота, броненосец "Лютцов", крейсера "Эйген", "Кельн", "Нюрнберг", девять эсминцев, два десятка подлодок — не противники для атомарины, корабли этой войны. А "Адмирал Шеер" с нашей подачи вообще стал трофеем Северного Флота, и носит теперь имя "Диксон". И еще были два разгромленных конвоя со всей эскортно-противолодочной мелочью, и три ракетных удара по немецким авиабазам — и в результате наше господство на море, что для Заполярья, весьма бедного сухопутными дорогами имеет решающую роль. Наше наступление на Петсамо-Киркенес с превосходящим результатом было здесь на два года раньше чем в знакомой нам истории, в ноябре сорок второго. (прим. — об этих событиях см. в предыдущих книгах цикла, "Морской волк" и "Поворот оверштаг" — В.С.)

Только одни мы одни немного бы добились. Боезапас у нас все же не бесконечный, чтобы перетопить даже весь немецкий флот, и даже наши шесть ядерных боеголовок в "Гранитах" и две такие же торпеды сами по себе значат гораздо меньше, чем информация, которой мы владеем. Товарищ Сталин сказал, кадры решают все. Любое оружие, любая техника страшны для врага, лишь когда им хорошо владеют. Что более весомо, потопленный "Тирпиц" или бесценный опыт войны, собранный в Боевом Уставе Советской Армии сорок четвертого года, переданном нами и внедряемом уже сейчас? Сразу, конечно все и всему не научатся, но сколько времени ушло в нашей истории, чтобы данные для него собрать, обработать? И будет в итоге, как в мемуарах, "задачу, которая дивизиям и корпусам РККА сорок первого года стоила огромного труда и крови — те же соединения сорок пятого решали походя, не сильно отвлекаясь от основной поставленной цели". Что сделает с вермахтом Советская Армия конца войны, с тактикой, организацией, вооружением сорок пятого? И если на командных постах будут те маршалы и генералы, которые блеснут талантом — а бездарные, безинициативные, не соответствующие должности, будут переведены в тыл?

Адмирала Октябрьского сняли с командования Черноморским флотом — за то, что он провалит Новороссийский десант в феврале сорок третьего, превратив замысел разгрома немцев на Тамани в полугодовой героизм Малой Земли. А Лаврентий Палыч Берия успел покомандовать на Закавказском фронте, но сейчас вроде снова в Москве.

-Михаил Петрович!

Идет битва под Сталинградом, наше контрнаступление началось 19 ноября, как и в нашей истории. А мы стоим у стенки завода в Молотовске (в дальнейшем я буду называть этот город как привык, Северодвинск, хотя это имя он стал носить лишь с 1957 года). Четыре с лишним месяца почти непрерывных боев и походов, даже дизельные лодки этих времен не эксплуатировались с такой интенсивностью — не дай бог, трещина в забортной арматуре, или еще что-то откажет, и сгинем в океане как "Трешер". И теперь, когда флота у немцев здесь не осталось, мы можем позволить осмотр, техобслуживание и ремонт в доке. По воле судьбы, это будет на Севмаше, где "Воронеж" построят через сорок семь лет, в 1989. Последние ночи на борту — когда встанем в док, временно переселимся на береговые квартиры.

И как сказал мне Сталин, ответом на мой вопрос, будет ли экипаж "Воронежа" расформирован — что вы, товарищ Лазарев, чтобы содержать и эксплуатировать такой корабль, подготовленные люди нужны! Вы приводите себя в порядок — теперь мы сами повоюем!

А вот кто сейчас при деле, так это бывшая у нас на борту и провалившаяся с нами лучшая группа подводного спецназа СФ, девять человек во главе с капитаном третьего ранга Большаковым. В 2012 шли с нами в Средиземку, а оказались в Заполярье, успев стать для фрицев неведомым ночным ужасом. Теперь же их послали на Ленфронт, как намекнул мне старший майор НКВД Кириллов, наш опекун от "кровавой гэбни", ответственный за нашу безопасность. Что-то будет — ждем новостей!

Капитан Василий Гаврилов. Ленинградский фронт.

Ну вот, только организовался советский подводный спецназ, в этом времени — как уже нашлась для него работа!

Именно спецназ, а не осназ — чтобы не путать, или уже по новому веянию? Наверное первое, потому что сухопутные называются по-прежнему. А мы — отдельная рота спецназначения ВМФ, подчиненная непосредственно Главкому. На практике же, постольку до адмирала Кузнецова сейчас далеко, мы пока прикомандированы к Балтфлоту, а непосредственно задачу нам ставят армейцы. Но именно ставят, а не приказывают!

Летели в общем, с комфортом — на двух Ли-2. С охраной истребителей — но "мессеры" так и не появились. Садились ночью, на аэродроме где-то севернее, уж не там ли, где после будет озеро Долгое, Комендантский, улицы Ильюшина, Планерная, кварталы новостроек? Но рассмотреть толком ничего не удалось — сразу в машины, и к месту будущей работы, даже в город не заезжали.

На юге, в Сталинграде, идет рубилово. И по сводкам, в этой истории более успешное для нас. А мы лежим сейчас на берегу реки Невы, на НП, и изучаем тот, фашистский берег.

А ведь я эти места знаю! Приезжал я сюда, в две тыщи восьмом. Друган мой здесь жил, выйдя на дембель. Дом в частном секторе, и комнату мне, на весь отпуск, в Питере якорь бросить сложнее, я жениться тогда хотел, приезжал — ну это другая история совсем, была.. На этом берегу, рядом совсем как мы лежим, такой "домик-пряник" стоял, приметный, бело-синий — а на том, справа промзона, за ней городок Отрадное, высотки, центральная площадь, Дом Культуры, а слева тот самый частный сектор, тут пешком полчаса, и станция Пелла, электрички ходят, Ленинград-Мга. А возле самой станции заводик лакокрасочный, где друг мой и работал, рядом почти, где и жил — фирма называлась "Вапа", от древнерусского "вапить" — красить; от берега Невы до самой железки, домики дачные сплошь, зелень, сады.

Сейчас, в сорок втором, там фашистские траншеи. Жилья не видно, одни развалины кое-где торчат. Далеко слева видны терриконы Восьмой ГРЭС. Нева тут не широка, метров двести, ВСС до того берега спокойно достанет. Но течение довольно быстрое. Тут нам и работать — или все же левее? А это уже от того зависит — что решим.

Задача-минимум: добыть языка. Чтоб внятно рассказал, какими силами фрицы занимают оборону по левому берегу. Поскольку вместо нейтралки вода, задача для местных считалась неразрешимой — не далее как неделю назад тут группа наша погибла, на лодке пытались ночью, фрицы увидели, и.. Хоть и темнота — а плывущий объект все равно разглядеть можно, на фоне воды, да и веслом наверное плеснули хоть раз, а слышно над водой очень хорошо.

А интересно, откуда товарищи с Ленфронта вообще про наше существование узнали? Приказ конечно был, по Наркомату ВМФ, когда нас учреждали, так там не зная, не поймешь, "рота спецназначения", да и вряд ли этот приказ широко оглашали. Я уж начинаю думать, что кто-то из товарищей с СФ своему сослуживцу или однокашнику с Балтики про наши дела на Севере рассказать мог. Или у Кузнецова кто-то решил, чтобы мы не простаивали? Ну, раз "командировка" наша по всем правилам оформлена, и Кириллов в курсе, то значит Те Кому Надо знают и согласны. А мы — очередной раз должны оправдать их высокое доверие и полученные награды. Я после Петсамо получил капитана? Да еще и к Герою представили, меня и Вальку, за транспорта, утопленные прямо в порту — сказали, вопрос рассматривается, ждем. Вот только в этом времени, чем больше тебе почестей, тем больше с тебя и спросят. И то, что обычному человеку спустили бы, отмеченному не простят — даже малейшей трусости, малодушия, не говоря уже о предательстве. А вот ждут от героев — не в пример больше.

Потому что задача-максимум: захватить эту самую Восьмую ГРЭС. И удержать, образовав там устойчивый плацдарм. Что весьма поможет нашим в скорой уже операции "Искра". В нашей истории блокаду прорвали в январе сорок третьего, а здесь?

Кстати, как я позже узнал, информацию, что мы посылали, предки и тут успели использовать. Синявино-42, попытка прорыва блокады, завершившаяся встречным рубиловом с армией Манштейна — здесь результат был в общем, тот же, неудача, но вот потери у немцев были больше, а у наших заметно меньше. Не стало для командования Ленфронта неожиданностью прибытие свежей немецкой армии из-под Севастополя, к обороне успели перейти раньше, на подготовленных позициях. Не удержались и там, отошли все же на исходные — но вот немцам за это пришлось заплатить настоящую цену.

Левее, но чуть ближе, "невский пятачок". То самое место, где легло в землю пятьдесят тысяч наших. За клочок земли, километр с небольшим в ширину, и шестьсот метров в глубину. А тут задача, вполне сопоставимая. ГРЭС, как маленькая крепость, здание с толстыми стенами, глубокими подвалами, и терриконы высоченные вокруг, как башни. И сколько же фашистов там засело? Правда, если там наши укрепятся, то их тоже оттуда хрен выбьешь..

Короче, первая задача второй никак не мешает — поскольку нужен "язык". Ну глупо просто, лезть не зная броду, "сначала ввяжемся в бой а там посмотрим", говорил Наполеон — а вы вспомните, чем бонапартий кончил? Предки говорят, "языка" с того берега тут за все время взять не могли, лишь на плацдарме — а нам выходит, надо за пару дней обеспечить?

Ладно, будем думать. Что за нас — "сухопутное" мышление, это правильно писатель Бушков заметил, явление чрезвычайно распространенное. Заключается в том, что для сухопутчика вода, это прежде всего преграда, как забор. Что это может быть путем проникновения, это в головы приходит гораздо реже. А зря!

Также — немецкий шаблон. Как бы ни смеялись, но у немцев это действительно пунктик, все по уставу и инструкции! Батяня у меня в ГСВГ служил, так он рассказывал, не знаю, байка или нет...

Учения совместные, показательные, перед высоким начальством. Упражнение: артиллеристам выехать на позицию, развернуться, поразить цель. Сначала ННА (Национальная Народная Армия) ГДР, затем наши.

Они: красиво идут! В кузове сидят — не шелохнутся, в абсолютно одинаковых позах. Выехали, встали точно на место. Офицер из кабины, вышел, рукой взмахнул, команду пролаял — айн, цвай, гав, гав! Ни одного лишнего движения, все смотрится красиво — четко пушку отцепили, развернули, сошники раздвинули, вкопали. Офицер в бинокль смотрит в сторону мишени. Гав, гав — заряжай! Гав, гав — выстрел! Недолет. Гав, гав — прицел изменить! Гав, гав — заряжай! Гав, гав — выстрел! Перелет. Офицер калькулятор достал, быстро прикинул пропорцию, на сколько поправка. И снова по кругу — гав, гав — команды — изменить прицел, заряжай, выстрел! На этот раз — попадание. На все — одна минута, шесть секунд.

Тут батя сказал — вот если в будущем научатся делать боевых роботов, они будут выглядеть именно так.

Наши — тягач вылетает из-за поворота так, что пушка едет на одном колесе! Не успели остановиться, горохом на землю, едва под гусеницы не попадая! Отцепляют все, офицер тоже, даже фуражку потерял. Еще раздвигают станины — а заряжающий уже кидает в ствол снаряд, а наводчик крутит штурвальчики, чтобы хоть грубо навести, секунду выиграть. Никакого орднунга — куча-мала какая-то у пушки, вон и водитель из кабины выскочил, тоже подбежал помогать. Сошники забивают — и одновременно меняют прицел. Орут — забили! — и сразу выстрел. Мимо — офицер в уме прикидывает, насколько влево и ближе, заряжающий подает снаряд не дожидаясь команды. Поправка, выстрел — цель поражена. Двадцать девять секунд.