Восход Сатурна (Мв-3)

Французы еще с ним придут? Значит, стадо овечек.

Но это пока. Как заметил Командир: у немцев новые разработки есть. Подлодки с турбинами Вальтера, и самонаводящиеся торпеды (правда, лишь по горизонту).

Мне тут, как командиру БЧ-5 стало немного смешно. Отчего ведь все эти лодки с альтернативными движками после войны нигде не пошли (конец двадцатого века, топливные элементы, двигатель Стирлинга — это технологии совсем другие и сейчас недостижимые)? Атомарины уже появились? Так ведь малых и средних лодок, для внутренних морей, никто ведь не отменял — отчего их строили с теми же дизель-генераторами? Да именно потому, что очень уж неудачные попытки были — я вам рассказывал уже, про нашу серию, проект А615, по прозвищу "зажигалки"? Уж если фрицы так на эсминцах с высоконапорными котлами мудохаются — ой, мама, что же у них с этими крематориями плавучими будет, если строить массово, да в руки не многоопытной заводской команды, а матросов срочной службы?

Но командиру виднее. И правильно он говорит — чтобы экипаж не расслаблялся. Короче — надо скорее готовить лодку к новому походу. Поскольку, пока мы тут и в строю — Север наш, господство на море, приди сюда хоть все четыре "Айовы" и пара американских авианосцев со всей мелочью. Наши здесь это отлично понимают, и флотские, и сам товарищ Сталин — вот почему нас и держат в боевом составе, а не разбирают погаечно для изучения.

В наше время все было не то чтобы просто — но отработано, как по накатанной колее. Есть утвержденный документ для каждой боевой части и службы — "План-график ППО и ППР ТС (планово-предупредительных осмотров и ремонтов технических средств)", где помимо что, как и когда проводить, приведен перечень необходимых запчастей и расходных материалов. Представляешь дефектную ведомость — если что из строя вышло — и понеслось. А здесь, где на берегу нет ничего, ни опыта, ни спецов, ни оборудования — что делать? Если тут атомных подводных лодок в глаза не видали — и не увидят еще лет десять?

Короче, что надо сделать за время докования, помимо регламентного ремонта? Это помимо моих обыденных забот — а их, поверьте, немало (пополнение топливом, откачка грязной воды и масла, восстановление ЗиП по возможности, планирование ППО и ППР в данных условиях — да мало ли что). Хорошо хоть заводские успели подготовиться — чем мы все тут занимались, когда готовились еще, в док? Ведь это в 2012 все было отлажено, и оборудование, оснастка, инструменты соответствующие на заводе были — по диагностике, резке и сварке и многое чего еще. Вот мы, еще когда план работ составлялся, список и приготовили — какая оснастка нужна. А местные уже думали — что есть, а что придется чем-то заменять.

И все равно, ремонтников с опытом работы с АПЛ тут нет и быть не может. Значит, работать придется нам, экипажу, хотя бы на первом этапе. И обучать заводских — иначе будет полный завал. План пожалуйста — и не предварительные наброски, а конкретно, что, как, кто ответственный.

Персонал готовить — это практически, еще один экипаж! Правда, не из моряков, а инженеров. Для ознакомления с работой "Передовой" советской техники. Тут "жандарм" с улыбкой заметил, что если не будет подготовлена замена то вам даже свадебку не сыграть и не заболеть.

Даже с погрузкой-разгрузкой проблемы. Есть краны у пирсов, но пока работают на разгрузке конвоев, не хватает места в Архангельске, часть в Молотовске разгружают. Новые делать, специально под нас — так требования озвучить, что нужно, и лучше с заделом на будущее. Ладно, нам хоть "виселица" на причале (спецкран для погрузки баллистических ракет) не нужна — наш боеприпас можно и плавкраном грузить и выгружать, но все равно дополнительная оснастка требуется. Так ведь и ее у предков нет!

Тем более, как нас обрадовали, создания нового вооружения на основе наших образцов, которые переданы, уже ведется и можно ждать, что опытную партию торпед мы получим очень скоро. Оказывается, были здесь такие работы еще в тридцать девятом, на основе парогазовой 53-39, но у нее шум глушил акустику наведения. А теперь тут срочно что-то удобоваримое из электроторпеды ЭТ-80, плюс схемотехника и чертежи немецкого "Цаункенига", плюс элементная база нового разлива (пока в основном радиолампы, но стержневые, принципиально иного типа, и керамика небьющаяся, а не стекло), плюс опыт и советы наших "регионовцев", и конечно же, вся та информация, что на наших компах нашлась. Бесспорно, эти торпеды будут все ж сильно уступать нашим фирменным, из 2012 года — так ведь это еще первый шаг! И мы будем первыми их испытывать — а после уже все лодки СФ, а может и других флотов. Кто будет учить наших предков работе с новым оборудованием? "Второй экипаж" — но если он справляться не будет тогда придется заниматься нам.

-И последнее, это уже относится к самим командирам БЧ — завершил свое выступление Зозуля — надо подготовить доклады, с которыми выступить перед командирами других подводных лодок, сейчас пока обсуждается идея "Центра обмена опытом". Те знания что есть у Вас, необходимо передать командирам подводных лодок и БЧ. Ваш опыт, несколько ... специфичен, и не все что вы подготовите можно сообщить. Привлечем подводников, которые посвящены в вашу тайну, и они уже подскажут что можно говорить, а что не стоит.

Следующие пару дней прошли спокойно, да сейчас кажется что спокойно и тихо. Разбирали часть оборудования вместе с инженерами, техниками, потом сбор всего назад и необходимое тестирование. Параллельно с этим шло обсуждение, что подготовить, что изготовить, почти у каждого нашлось, что сказать, что предложить, часто запросы перекрывались. Список всего абсолютно необходимого рос быстро. Но затем пришло протрезвление, вместе с направленными к нам местными инженерами — специалистами по тому, что можно сделать в этих условиях. И список начал таять, сначала сильно, а потом не очень, и эти простыни с объяснениями для чего эти детали нужны, и как их сделать с замечаниями инженеров, были переданы командиру.

А потом навалилась учеба, днем учили пришедших инженеров, докторов. Причем пришлось рассказывать не просто, как это работает, с этим справлялись матросы, техники. Но вот с вопросами которые задавали ученики было труднее, тут начинал вспоминать и свой курс училища, и учебный центр, и что тебе объясняли битые опытом зубры, "этого в учебнике нет", впрочем сейчас никаких учебников еще нет. На некоторые вопросы ответ получался один, указывал на плакат сделанный кем-то из матросов, в рамочке под стеклом была на белом фоне выведана аккуратно надпись "ОГВ". Такие плакаты кочевали из одного отсека в другой, их начальство как баловство запрещало. И плакат исчезал из одного отсека и появлялся в другом.

А по вечерам в аудиториях политехнического техникума собирались командиры и подводники с других лодок, находящихся в Северодвинске (таковых было пять, кроме все той же Щ-422 на заводе стояли в ремонте различной сложности К-2, К-3, С-101, Щ-402), и надо было рассказать с чем могут столкнуться подводные лодки, какие аварии, как их устранять, как тренировать команду. И надо было заранее подготовить материалы, согласовать его и уже с бумажкой с грифом для "ДСП" идти читать доклад — там и я сам выступал, и накапливал материал что представляли командиры других подводных лодок, обмен информацией шел в обе стороны. Их реальный опыт — ситуации, на которых нас учили сорок лет спустя.

Самыми трудоемкими были тактические игры, на которых обыгрывались возможные ситуации и действия подводной лодки. Обучались взаимодействовать как лодки между собой так и с надводными кораблями. Играли почти всерьез — на планшетах наносили обстановку, смоделированную на основе командирских решений всех играющих сторон. Причем естественно, каждый игрок видел сторону лишь свою.

Воскресенье единственный день когда еще можно было отдохнуть. Но и тут часто находилась работа. Вот и сейчас иду из класса домой, в квартирку выделенную для проживания, где завалюсь спать и буду думать о том что бы скорее в море. И та нагрузка в море уже не кажется такой тяжелой. Но чем больше сделаем во время этого докования, тем легче будет следующее.

Обещали за неделю до выхода из дока дать неделю для отдыха.

И слава богу, что хоть с атомными делами научные светила от меня отстали, вытянув из меня все, что показалось им важным.

Стадион Чикагского университета. 12 декабря 1942 года.

Под западными трибунами спортивного стадиона Чикагского университета имелся просторный закрытый теннисный корт — его и отдали Энрико Ферми под установку.

Реактор, который должен быть войти в историю, как сам первый, представлял собой громоздкое сооружение в несколько метров высоты, сложенное из графитовых кирпичей, брикетов урана и медных стержней, покрытых кадмием. Большинство "строительных материалов" изготавливалось непосредственно на месте, в соседних помещениях. Порошкообразный оксид урана прессовался в брикеты на гидравлическом прессе. Графитовые блоки выпиливались с помощью обычных деревообрабатывающих станков. Ученые внешне ничем не отличались шахтеров.

В знакомой нам истории, центральные блоки состояли из чистого, металлического урана, в малом количестве, по краям же был уложен оксид урана. В этой реальности, стараниями Судоплатова, было несколько не так. Еще в октябре в университете Айовы, где химик Ф. Х. Спеддинг и его группа разрабатывали процесс восстановления урана магнием, случился пожар, причем погибла вся группа, и сгорело пол-университета. Следствие определило причину — нарушение техники безопасности при работе с горючими, легко воспламеняющимися веществами. Оттого, очень много ждали от альтернативного, "плутониевого" пути.

После укладки каждого слоя кирпичей слоя поглощающие стержни осторожно извлекались, и проводились измерения. Но в отличие от той реальности, нынешняя стала необъяснимо меняться. Причиной стало, что некто в команде Ферми знал как пройдет эксперимент.

Пришлось уложить на 10 слоев больше запланированных — только тогда измерительная аппаратура показала, что при извлечении управляющих стержней в реакторе сможет развиться самоподдерживающаяся ядерная реакция.

Последние испытания начались с утра 12 декабря. Ферми, окруженный помощниками и гостями, командовал со специально выстроенного балкона запуском цепной реакции. Выдвижением регулирующего кадмиевого стержня занимался Вейл. Другой, аварийный кадмиевый стержень был поднят над самым колодцем в толще графита, и около него с топором в руках стоял Хиллбери: ему было поручено обрубить канат, державший толстый стержень, если понадобится срочно оборвать реакцию, но автоматический спуск не сработает. Группа молодых ученых, дежурившая в стороне с ведрами жидких солей кадмия, представляла последнюю линию спасения: они должны были влить в реактор содержимое своих ведер, если откажут все остальные меры безопасности.

Среди наблюдателей находились и инженеры компании, проектировавшей плутониевый завод в Хэнфорде — если испытание окончится неудачей, проект превратится в кучу бесполезной бумаги.

Ферми приказал удалить все кадмиевые стержни, кроме центрального. Одновременно он давал объяснения гостям, не отрывавшим глаз от щитов, где самописцы вычерчивали кривые интенсивности реакции:

— Как видите, цепной реакции еще нет. Но вот мы поднимаем на несколько футов последний кадмиевый стержень — кривая идет выше, счетчики щелкают громче. Но это еще не цепная реакция. Мы не торопимся. Если нейтронов станет освобождаться слишком много, все мы взлетим на воздух. Но не бойтесь, по расчету взрыв исключен.

Неизвестно, все ли гости и физики верили в надежность математических расчетов, но все заволновались, когда Ферми сказал, что подъем последнего стержня породит цепную реакцию. Теперь смотрели уже не на приборы, а на Ферми. Настал торжественный миг, Энрико вытащил последний стержень.

И тут сработала система аварийной защиты, оказавшаяся установленной, как показалось сначала физикам, на слишком низкий уровень.

— Ничего, страшного сейчас повторим, — Ферми улыбнулся, установка была приведена в исходное состояние, защита отрегулирована и эксперимент начался вновь.

Энрико, снова вытащил последний стержень

Реакция началась, но внезапно счетчики, счетчики защелкали громче. Один из ассистентов, которому было поручено следить за температурой установки, с тревогой произнес — "неконтролируемо поднимется температура в активной зоне"

Проклятый стержень не хотел вставать на место.

— Аварийная защита! — стержни аварийной защиты вошли на место, но щелканье счетчиков продолжалось.

— Температура не снижается! — от конструкции стало ощутимо попахивать горелым деревом

И тут Ферми допустил ошибку, едва не стоящую ему жизни — "Хиллбери!"

Только ждавший этой команды ученый махнул топором — "Парни! Лейте! И быстро все отсюда — кадмий это яд!"

Генерала, прибывшего через два дня, мало интересовала атомная энергия. Ему нужна была атомная бомба. Одним из разрабатываемых вариантов был обнаруженный учеными плутоний. Генерал хотел твердо знать, возможность его производства и сколько плутония нужно на одну атомную бомбу.

— Вы говорите, что у вас почти все получилось, но не хватило определенной степени точности.

— Да генерал, нам нужны более чистые материалы и более точная аппаратура. К сожалению, критическая масса в установке превысила расчетную.

— А что значит у вас, ученых, определенная степень точности? У нас, у военных, ошибка в десять процентов — много. Не хотите ли вы сказать, джентльмены, что допускаете неточность в двадцать пять — тридцать процентов?

В разговор вступил Сциллард. У этого человека "жилка уважения" к высоким военным чинам была не очень развита.

— Наша оценка верна с точностью до двух порядков, генерал.

Гровс высоко поднял брови:

— Два порядка? Как это надо понимать?

— Один порядок — десять раз, два порядка — сто раз, — хладнокровно разъяснил Сциллард.

Генералу показалось, что его вышучивают. Но он сдержался.

— Физика, кажется, называется точной наукой?

— Тоже верно. Физика — точная наука.

— А физические расчеты неточны?

— А физические расчеты неточны.

— Иначе говоря, вы мне предлагаете строить реакторы по производству плутония, существующие только в теории. И после провала уже второго эксперимента. Вы не находите, что в мире еще не существовало такого идиотского планирования?

Диверсию не заподозрил никто. Чтобы ее осуществить, надо было представлять атомные процессы лучше, чем ученые "Манхеттена" — то есть, иметь у себя более продвинутую атомную программу. А это представлялось абсолютно невероятным.

Кто сейчас в мире мог заниматься атомом? Британцы? Но они еще с сорокового года, передавали в США бесплатно, без всяких условий все свои военно-технические разработки, включая информацию и даже специалистов по своему ядерному проекту. А осенью сорок второго, в разгар "Битвы за Атлантику", находились в таком положении, что казалось бы, сама мысль чем-то не угодить дяде Сэму должна казаться им ересью.